Город Иных. Дримкор

Комната отдыха, что находилась на двадцатом этаже, имела панорамные окна, открывала вид на мегаполис. Мартин выпросил у Греты парочку настольных теннисов, за которыми он часто играл с остальными. Даже Эльза изредка могла позволить себе поиграть вместе с ним, хотя она всегда делала вид, что она не особо любит подобное. В дальнем углу красовался бильярд и настольный хоккей. В основном в них играли мальчишки, но и я была не прочь отвлечься от рутины и проблем, поэтому вместе с Мартином приходили сюда, чтобы выяснить, кто из нас выиграет очередной спор. Длинный мягкий диван карамельного оттенка стоял почти возле окон, чтобы можно было сидя наблюдать за жизнью города. Когда мы пришли туда вместе с Баксом, обнаружили, что единственный, кто там находился - Эскиль. Я не решилась к нему подойти, поэтому рыжеволосый оказался рядом с ним на диване. Парень пил какую-то жидкость медного оттенка из прозрачного широкого стакана. Я тихонько подошла сзади, томно ожидая, пока Мартин вдоволь наболтается с ним. Шатен сидел расслабленно, запрокинув ногу на ногу и раскинув одну руку по спинке дивана, завалившись на неё спиной. Стоило мне подойти, как я тут же почуяла запах алкоголя. — Мало того, то ты говнюк, так ещё и заядлый алкоголик, распивающий алкоголь посреди белого дня, — не удержалась я от комментария, услышав в ответ лишь кроткую усмешку. Мартин вмешиваться и не собирался, но находиться между двух огней приходилось. Наши мелкие перепалки продолжались уже несколько дней пребывания здесь ясновидца. — Тебе вообще стоит так много пить? Или ты своего будущего не видишь? Хотя, собственно, зачем? Ведь и так предельно ясно, что ожидает большинство алкозависимых, в число которых ты входишь. Эскиль лениво взглянул на Бакса: — Она всегда такая дотошная? — Всегда. — Чёрт, - ясновидец передёрнул плечом. — Придётся смириться. — Я вообще-то стою рядом и всё слышу. — Тогда услышь ещё и это: мне всё равно, что ты думаешь. Мои щёки загорелись от такого нахальства, поэтому я взмахнула рукой, заставив стакан в его руке опрокинуться на него, разливая алкоголь на его прекрасную клетчатую рубашку. Совсем немного, чтобы вылилось не всё. Эскиль, похоже, не ожидал этого, но вовремя удержал стакан в своей руке, крепко взявшись за него до побеления костяшек. Он вскочил и обернулся, вскинув руки в сторону. — Ну и какого хера? — вид его был совсем не дружелюбным, возмущённым. — Занимательное наблюдение, — начала я, ощущая, как на лице появляется улыбка. — Когда ты пьян, ты не предвидишь такие мелочи. Твоя реакция заторможена, и для меня это очевидный плюс. Могу сделать, что угодно, а ты даже не успеешь это увидеть в своих видениях. Шатен шумно втянул воздух носом, выдохнул, а затем резко, залпом осушил стакан. — Вообще-то, этот бурбон очень дорогой, чтобы просто так выливать его мне на одежду. — Правда? - я наигранно удивилась. — Как жаль, что мне всё равно. — Вы двое, — начал бегло Мартин. — Просто что-то с чем-то. Я умываю руки. Бакс встал с дивана, направляясь к бильярду. Я проводила его взглядом, но затем заметила ехидное выражение Эскиля. В его серых глазах проскользнула усмешка. — Да что опять?! — вспылила я, топнув ногой. — Бедная маленькая девочка. Извини, но вам с ним не по пути. Меня словно пригвоздило к полу. Он шутит? Он серьёзно только что посмел увидеть моё будущее и будущее Мартина, чтобы вывалить на меня эту неприятную информацию?! — А ты, когда пьян, ещё более противен, — ответила я. — Я не живу надеждами, Ребе. И тебе не стоит. — Сколько раз повторять, не называй меня так, — прошипела я. Клянусь, мне хотелось ударить его по его морде, или же с помощью телекинеза пустить в ход что-то действительно тяжёлое. Например, этот прекрасный диван. Прямо в него. Прямо так, чтоб мебель придавила его к полу, и он, вымаливая прощение, просил меня освободить его. И чем дольше я смотрела на его расплывающуюся улыбку на лице, где правая сторона из-за этого покрывалась ещё большими морщинками из-за шрамов, тем сильнее во мне кипела бурлящая необъятная злость. Как можно испытывать нечто подобное к малознакомому человеку? Как можно испытывать ненависть, наблюдая за его улыбкой? — Не стоит этого делать. Пожалей диван, милая, — мягко проговорил Эскиль, но один уголок рта всё её был выше другого. Его забавляло выводить меня. Определённо. И его забавляла моя реакция на то, что он, чёрт возьми, предвидит всё, что я собираюсь сделать. Собираюсь, будучи просто представляя это в мыслях! Как такое возможно?! — Ты не просто ясновидец, да? — я изогнула бровь, унимая свои нехорошие эмоции. — К сожалению, просто ясновидец, — бросил он, хватая бутылку бурбона, стоящую на тумбочке рядом с диваном, а затем покинул комнату отдыха, оставляя после себя запах алкоголя и духов. Мартин уже ютился возле бильярда с ещё одним парнем, с тем, с кем обычно проводил время за компьютерами. Я не решилась присоединиться, видя, что Мартину было вполне себе хорошо и без моего общества. В груди потяжелело и заболело. Эскиль ведь не мог соврать, чтобы просто задеть меня? Он сказал это так, будто это и впрямь...правда. Неужели, мне с Баксом и правда не по пути? Но с кем же тогда?

***

POV Автор. Эскиль уже много лет скитался по городам один. Не раз бывал за границей, не раз бывал в морях, пытаясь представить себя моряком или даже пиратом. Но всё было совершенно не то. И он вернулся в свой родной город, в котором когда-то родился. Грэйв-Порт практически не изменился, но численность жителей заметно увеличилась. Увеличилось и число автотранспорта: новомодные машины, рассекающие по дорогам без бензина, как это было раньше, блестели на солнце до идеальности отполированные, изгибы кузова были плавными, и все они были бесконечно похожи друг на друга. Прежнему разнообразию приходил конец. И он, несомненно, завидовал тем, кто вырос в нулевые, девяностые и даже восьмидесятые. Он всё это очень обожал, мог часами рассматривать старые журналы, газеты, фотографии, картинки в интернете, слушать старую музыку, которую он слушал с таким удовольствием, словно и сам жил в то прекрасное время. Любовь эту в нём развила мать. Отца у него и в помине не было. Точнее, был, естественно, иначе бы и не родился, но в его жизни его совершенно не было. Даже мама никогда не упоминала о нём, никогда не говорила, как его звали, кто он по профессии и жив ли он вообще. Эскиль и не пытался его отыскать — раз мать решила не связывать свою жизнь с его отцом, значит, что он, вероятнее всего, недостойный и плохой человек, бросивший свою женщину одну с младенцем на руках. Однако, как бы то ни было, Эвелин Вольфстейн и сама когда-то оставила его. Просто ушла, дав каких-то глупых напутствий, типа "Будь храбрым, будь мужчиной, проживи эту жизнь лучше, чем я, и никогда...никогда не бросай любимую женщину, особенно если узнаешь, что она забеременела". Ему тогда было всего пятнадцать. О каких женщинах могла идти речь, когда тебе всего пятнадцать и ты — пубертатный подросток, мечтающий о какой-никакой свободе, и уж точно не мечтающий о семье, о проблемах? Конечно же, всё это он считал глупостью. И то, что он мог видеть будущее — тоже. Но вышла загвоздка — он не увидел её уход. Уход своей матери, что оставила в нём след и неисчерпаемую любовь к старой музыке, той атмосфере, в которой жила она сама. И фотографии, которые он хранил в коробке глубоко в шкафу, закидав её всяким барахлом и вещами, он всё же изредка пересматривал. Пересматривал, чтобы оказаться с матерью в те моменты вместе. Ощутить, словно он жил в то время, дружил с ней, веселился с ней, грустил с ней, оберегал и поддерживал. И уж точно он бы сберёг её от непонятного мужика, что обрюхатил и сгинул, словно его и не было. Именно таким он и не собирался быть. Он не стал бы. А о судьбе мамы так и ничего не узнал. Она просто ушла, сказав, что так он будет в какой-никакой безопасности. И что теперь — не известно. Потому что, оказывается, не всё будущее он может предвидеть. Не всё и не каждого. По крайней мере, будущее своей единственной любимой женщины он увидеть не сумел, не смог, как бы не старался. Просто...видимо, на некоторых людях стоит защита, блок. На людях...на простых людях. Не на Иных. Потому что Эвелин не была Иной. Но имела эту защитную чёртову оболочку, чтобы просмотреть, будет ли она в порядке, куда она пропала и...жива ли она. И из этого следовало другое — он был Иным, а значит, его отец был таким же. Охмурил обычного человека своими чарами и сбежал, как трус. И, к сожалению, он остался совсем один: ни сестёр, ни братьев. Лишь другие Иные, которые пытались подобрать его, привязать к себе. Грета. Мартин. Эльза. Даже чёртова Натали, что вешалась на него каждый раз, как только встречалась с ним. Эскиль привык быть один, а потому отказал три года назад Грете в том, чтобы присоединиться к их небольшой семье. Семья. Так она и говорила, когда рассказывала, как они дружны, хоть бывает и ссорятся. И она не успокоится, пока не увидит среди своей семьи его. Он не мог понять, почему эта женщина так им увлеклась. Смотрела на него с такой теплотой и щенячьим восторгом. Да, он ясновидец, коих на свете можно было пересчитать по пальцам одной руки. Да, он был единственным известным из всех, кто существует. Потому что он был уверен, что на Земле есть ещё парочка таких, как он. Но преследовали, почему-то, только его. И не толька шайка Греты, но и шайка Урсулы. При воспоминании лишь её имени у Эскиля пробегали мурашки и прошибало ледяным потом. Однажды одна из её последователей поймала его, действовала ему на нервы и пыталась влезть в голову. "Мозгоправы" — так они назывались среди таких, как он. Но он выстоял, смог противостоять, и был удивлён этому не меньше, чем девица. Кажется, её имя Матильда. Единственная её сила заключалась в том, чтобы пробираться в сознание человека, пытаясь рыться в памяти, а иногда и делая попытки стереть, изменить их. Изменить и самого человека, его характер, привычки, всего его. Полностью. Но Эскиль не пускал её в своё сознание, а затем смог и сбежать, приложив её головой об пол. Потому что с такими по-другому было нельзя. Они не жалеют тебя — и ты не жалей. Он скитался долго, запутывал следы, пока им не надоело бегать за ним. Он понял это, когда нападения и слежка прекратились. И осел в родном городе, в Грэйв-Порте, сняв первую попавшуюся квартиру-студию. Прежние сбережения были потрачены, ему пришлось устроиться обычным грузчиком, ведь силы в нём было гораздо больше, чем в человеке такого же телосложения. Именно это могло послужить и защитой, ведь просто видеть будущее — не что-то крутое. Он, порой, завидовал тем, кто имел способности, вроде пирокинеза, телекинеза, тем, кто умел управлять природными стихиями и так далее. Чем-то материальным, тем, что может нанести огромный урон врагу. А вот что он? Просто видеть глупое будущее? Да что за херня? Почему ему досталась самая скучная способность из всех, даже не смотря на то, что она балансировала с невероятной силой, не присущему обычному человеку, просто чтобы смочь защищать себя? Глупость какая. Чепуха. Полная хуйня. Даже то, что он не поддался Матильде, что мог сделать не каждый, не успокаивало. Терзало. Ему эта способность и вовсе, порой, была ненавистна. Какой от неё прок? Как можно спокойно жить, зная, с кем ты заговоришь в следующую минуту? Как можно жить с особым интересом, когда знаешь, стоит ли сейчас переходить дорогу, или лучше не стоит, ведь вот-вот в тебя может влететь несущийся автомобиль, а ты просто можешь сделать шаг назад и предотвратить это? Как это может быть крутым? Как это может приносить пользу? Ведь гораздо интереснее, когда ты не знаешь, что тебя может ждать и с кем ты можешь пересечься, когда не знаешь, что человек может сказать на то или иное твоё слово. Он предлагал Грете забрать способность, но она категорически была против. Она могла поглощать их либо на время, либо навсегда. Ни тот, ни другой вариант его не устраивал. Что от него, тогда, останется? Он ведь...без видения будущего...никто? Никто. Абсолютно никто. И ему до безумия нравилось ощущать, что он нужен другим. Потому что...потому что одиночество сжирало изнутри. Потому что единственная, кому он был, как ему казалось раньше, нужен — ушла, забрав с собой всю свою любовь. А теперь он пуст. Был пуст, пока не ощутил тревогу. Пока что-то не потянуло его в торговый центр. Это что-то притягивало, как магнит. Манило, как пчелу к бутону цветка. Тянуло, как нить, привязанная к запястью. И он не понимал, что происходит, но своему чутью доверился. И очень удивился, когда на экране смартфона обозначилось имя той, кто клялась забыть о нём. Той, кто пообещала обратиться к нему только в самый крайний момент. Грета. Он не видел её три года. И голос её совсем не изменился с тех пор. Ну, конечно же, Пожирательница душ, как он её прозвал в своих мыслях, но никогда бы не озвучил это вслух, не старела. — Я знаю наш уговор, Эскиль, — прозвучал её голос на той стороне "провода". — Но ты очень нужен мне. Сейчас. Моя дочь в опасности. Её подставили. Он нёсся по длинным коридорам сквозь толпу, вслушиваясь в голос своей старой знакомой, кого-то высматривая. Нет, он даже не знал, как её дочь выглядела. И откуда, вообще, блять, взялась эта дочь, если у неё никогда не было детей. Тогда-то она и сказала её имя. Ребекка. Порой, ему не обязательно видеть человека, чтобы увидеть будущее. Достаточно просто знать имя и кто он. Достаточно просто представить, что он контактирует с ним. Достаточно просто...План созрел сразу, как только он увидел перед собой полицейского. А затем и ещё одного неподалёку. Изветвления будущего строились сами собой, но исход был одним — эту самую Ребекку поймают. И он даже знает, в каком направлении та сбежит, когда её фотография появится на всех экранах. Просто видел её русые короткие волосы и покрытое лицо веснушками. Образ был отдалённым, будто видел её во сне, и не смог рассмотреть получше. Изображение в голове было туманным, будто лёгкая дымка витала перед ним. Действовать нужно было незамедлительно - тогда-то он и окажется вместе с ней в полицейском участке. Он видел. Он знал наверняка. Его поймали сразу при попытке стащить у какого-то парня дорогущий смартфон. Так, чтобы полицейский точно увидел это и как Эскиль попытается сбежать. А потом они быстро очутились на эскалаторе, движущемуся вниз, на второй этаж. Тут-то он и увидел туманное изображение из своей головы намного чётче. Фотография той самой дочери Греты пестрило повсюду. Люди вокруг оборачивались, удивлялись, и только лишь он, заключённый в наручники, ухмыльнулся. Особенно, в тот момент, когда девушка лихо пыталась проехать по движущейся ленте, но Эскиль обратил на это внимание полицейского, чтобы он девчонку не упустил. Она упала прямо возле него, потирая ушибленные места. У иномарки благородно стояла Эльза, которую он не видел так же на протяжении трёх лет. Она заметно выросла, стала женственнее, его даже слегка укололо то, что он когда-то невзначай бросил, что она ему не подходит и они вместе быть точно не могут. Потому что он знал, что кто-то другой должен появиться в его жизни. И ведь забавно, что это и впрямь произошло. Не смотря на то, что Эскиль сказал, что вовсе не обидчив и слова Ребекки ни коим боком его не обидели — это была ложь. Эти шрамы, которые он получил в детстве, всегда его раздражали. Он был уверен, что никто не примет их, никто не полюбит из-за этого уродства, ведь даже мать, порой, морщилась, смотря на лицо сына. Она винила себя за это, а он...а он просто не мог смириться. Но они были частью его, об пластических операциях и речи не шло — кто-то, обязательно, примет его таким. Наверняка. И уж лучше пусть он увидит что-то настоящее, нежели то, как все восхвалят его прекрасное идеальное лицо и тело. Он живёт с этими шрамами почти с самого детства, несколько похожих есть и на плече и груди, с той же правой стороны. Пожар, в котором он оказался, повредил лишь правую сторону. Он тогда был ещё совсем ребёнком, не умеющим толком разговаривать, а потому и сила его была...необузданной, непонятной. Ему снились лишь изредка сны, которые он не мог трактовать и объяснить. Он, просто-напросто и составлять предложений не мог. Из-за силы и лечение было не столь длительным, а ожоги, сошедшие всего за пару недель оставили некий след не только на теле, но и в памяти. Каждый раз, стоило ему увидеться с Ребеккой, как тут же всё превращалось в какую-то войну между ними. Девчонка оказалась буйной, не умеющей унимать и контролировать вспышки агрессии и другие свои эмоции. Он и сам таким был когда-то. Сейчас, в двадцать один год, было интересно наблюдать за такими личностями. Лишь одной фразой он доводил девушку до невообразимых эмоций. Как глоток воздуха. Ну как же он мог так просто ответить Грете на вопрос, какого хера он так легко согласился, каким образом очутился в самом нужном месте в самое нужное время? Что он скажет? "Извини, Грета, твоя приёмная дочь будет моей женой?" Он и сам не верил в то, что увидел, когда только их взгляды встретились впервые. Это ж надо было такому случиться? И зачем он только поплёлся в этот торговый центр, доверяя своему чутью? Но он сразу понял, что она не примет его. Потому что она намекнула ему про его шрамы. Нет, конечно же были те, кто плевали на это, но они обязательно просили выключать свет. Он прекрасно понимал почему. И те, кому можно было просто заплатить - им и так всё равно, главное получить деньги и свалить. Это вообще нормально, в двадцать один встретить человека, с которым должен будешь прожить всю оставшуюся жизнь? Это так...странно. Неловко. Невероятно. Непривычно. И это, всё же, очень нелепо и...чудно. Как можно знать, что вот он — твой человек, и ничего к нему не испытывать? Ни любви, ни страсти, ни даже симпатии. Симпатия, к слову, всё же была...небольшая. Частичка. Крупица. Славные у неё веснушки были. И глаза - синий лёд. Такой же лёд, как у него самого, но ярче, будто в этом льде отображалось небо. А вот у него этот лёд и впрямь был ледяным. Такого цвета глаз он не видел ни у кого ни разу. Пугающие, холодные, пустые... — Давно ты куришь? — голос Эльзы вернул его из пучины мыслей. Он был возле дома, теперешнего дома, не решаясь вернуться туда. Блондинка была ниже на голову, но усердно выпрямлялась на своих высоких каблуках, чтобы хоть как-то поравняться с ним. Но это было бесполезно. — Года два, — нехотя ответил шатен, делая очередную затяжку, а затем достал пачку сигарет и протянул открытую пачку ей. Он знал, что она курила. И она, кивнув в знак благодарности, приняла его "подачку", а затем достала зажигалку из кармана брюк. Уже вечерело, жара спала и было действительно...приятно. Свежий воздух обдувал открытые участки кожи приятной долгожданной прохладой, листья на деревьях колыхались, издавая шум, а вдалеке пролетали машины. Газон вокруг был действительно обширным, даже своя парковка имелась, помимо той, что была подземной. Удивительно. — Сегодня Бекка, на удивление, психованнее, чем раньше. Что у вас опять случилось? Серьёзно? Почему только он имел отношение к её охуенному настроению, меняющемуся так быстро, что привыкнуть к этому до сих пор было трудно? — Ты уверена, что причина - я? Может, у неё ПМС или что-то типа того? Не знаю я эти ваши женские штуки, — Эльза в ответ так расхохоталась, что он распахнул глаза и посмотрел на неё, начиная размышлять, что мог сказать какую-то глупость. — Потому что она сказала, что "Эскиль просто невыносим", — процитировала она, выдыхая дым. А он лишь ухмыльнулся. — Блять, как будто она выносима. — Скажи, с ней всё будет...нормально? — парень вновь опешил, внимательно наблюдая, как у блондинки появляется на лице какая-то необъяснимая печаль, — Ну, там, в будущем..? А он лишь замер. Замер, потому что что-то явно было не так. Что-то, что он не мог увидеть. Именно сейчас он понял, что какая-то херь мешала ему увидеть. Он просто знал, что она когда-нибудь станет...Нет. Не станет. Этому не бывать. Зря Эскиль вообще согласился остаться с ними. Зря он повёлся на свои видения. Зря он пытается высмотреть в Ребекке хоть что-то, что ему может понравиться. Не нравилось. Ни капли. Только если изводить её - вот это да, нравилось. И сказать кому-либо об этом нельзя. Ни Грете, ни Эльзе, ни особенно Ребекке. Никому. Потому что...потому что мало ли что. — Ты помнишь, как я рассказывал, что есть некоторые Иные и даже люди, которые защищены от меня? Я не могу сказать, будет ли у Ребекки всё хорошо. Не буду врать — что-то мешает мне увидеть. Я бесполезен. Я могу предвидеть не всё в этой жизни, Эльза. И это убивает меня. Значило ли это, что кто-то, кто имеет защиту от его способностей, появится в жизни девчонки? Несомненно. Будет ли он рядом в этот момент? Будет. Потому что это — его судьба.