Неоновая кома

Огни большого города мелькали в темных стеклах автомобиля, оставляя после себя только фантомные полосы гаснущего света. Эти блики растворялись на лице водителя, будто бы въедались в его грубую кожу, изрезанную тонкими зарубками шрамов. Человек в очередной раз прокрутил руль, отчего треснутое лобовое стекло взорвалось всполохами света фонарей, и включил радио. По салону тут же запрыгали веселые мотивы, слабо вяжущиеся с обликом мужчины и состоянием самого авто. Но вряд ли владельца это заботило – он весело постукивал по кожаной баранке ладонью и качал головой. Может быть, и подпел бы, да зашитый рот не слишком располагал к выступлению. Он чувствовал себя победителем, въезжающим на белом жеребце в ворота города. Тяжелое мероприятие, подпортившее столько крови клану, наконец-то увенчалось успехом, да еще и его стараниями – надоедливый комар-сбирро выбыл из игры со всей своей жалкой сворой. Его смерть открывала синьоре дорогу ко всем ее намеченным свершениям, и обеспечил это не кто иной, как ее покорный слуга. Вкатываясь на знакомую подъездную дорожку, он живо представлял себе, как матрона позволит ему вновь обрести голос, но, что более важно, станет смотреть на него как раньше – с материнской заботой и признанием всех заслуг. Больше всего на свете его унижали не грубые стежки на губах, а ее презрение. За время наказания он, к своему стыду, не достиг смирения и не привык к опале. Гробовщик жаждал восстановления своего славного имени. В ночной тиши никто не встречал его в особняке. Это было к лучшему – машина после удара о чужой бампер выглядела не лучшим образом, и киллер не горел желанием рассматривать неодобрительные мины членов дома. Сегодня должно было состояться его триумфальное возвращение, и бубнеж за спиной представлялся излишним. Уже в коридоре, ведущем к заветной комнате властной начальницы, он замялся – за витражными окнами стояла глухая ночь, и он не слишком хотел нарушать сон синьоры даже хорошими новостями. Ругая себя за поспешность, Гробовщик остановился возле стекла в галерее и выглянул на улицу. Ухоженная лужайка с парой-тройкой фигурных кустов, заливалась лунным светом и приобретала чуть сказочное голубое свечение. Лучи ночного «солнца» омывали и само окно: лицо наемника окрасилось неровным бледным мерцанием прошедшего сквозь цветной витраж света. Розовые, желтые и сиреневые ромбы делили его иссеченную кожу на островки мягкого сияния, чем-то напоминая знаменитые поля тюльпанов где-то в Нидерландах. Его отвлек шум в другом конце коридора. В других обстоятельствах мужчина бы схватился за пистолет, услужливо топорщащийся из кобуры подмышкой, но этот дом был его альма-матер, и он лишь обернулся. Во мрачной арке, своды которой поддерживала парочка изящных гипсовых ангелочков, выплыла грузная темная фигура. Этот силуэт не трудно было узнать – Лапиде направился прямо к молчаливому мафиози, двигаясь на удивление бесшумно для его огромного тела. Его вечная шоколадная тройка, шляпа и очки сменились на богатый домашний костюм: бархатная двойка цвета сливы хорошо сочеталась с атласным алым шарфиком и черными тапочками-лоферами. Едва гороподобный негр достиг визитера, он остановился и медленно выудил из кармана сигару и зажигалку. Процесс подготовки к курению занял время, но Гробовщик не пытался прервать его, просто продолжал смотреть в окно, изучая течение едва видимых в ночном небе облаков. Наконец, коридор огласил протяжный вдох, а спустя мгновение вокруг лица наемника затанцевали сизые клубы дыма, неуловимо пахнущие какао. - Sei riuscito? – спросил Лапиде. Его унылый черный взгляд вкупе с синяками под глазами создавал ощущение обманчивого равнодушия этого человека ко всему. Гробовщик посмотрел на собеседника и коротко моргнул. Он надеялся, что на этом диалог прервется, но негр неожиданно хмыкнул и с улыбкой посмотрел на свою покусанную сигару. – Intelligentemente. Non mangiare il tuo pane invano. Киллер вскинул голову, въелся озлобленным взором в профиль помощника синьоры. Снисходительный тон и этот легкий смешок ранили его самолюбие больнее, чем пущенная в упор пуля. Прошитые крепкой нитью губы изогнулись в раздражении: только синьора имела право столь надменно говорить с ним, это ее доверие он подорвал, и только. Кем бы ни был Лапиде в этом доме, его роль не давала ему права равнять исполнителя уровня Гробовщика с низшим составом клана. Он не был мальчиком на побегушках, он был мастером. Пусть и в изгнании. Видимо, краем глаза негр уловил проступившую на лице убийцы немую ярость. Закусив сигару, он дружелюбно похлопал охотника по напряженному плечу. - Tranquillo, non agitarti. È un complimento per le tue capacità. – Его тяжелая ладонь давила на чужую ключицу ровно до того момента, пока мышцы не ослабли под мнимым спокойствием. Но, видимо, мужчину удовлетворил и такой результат. Он кивнул к выходу из галереи и шепнул. - Andare. Ti chiameranno domattina. Non vogliamo disturbare il sonno della signora, vero? Разумеется, это было правдой. Как и то, что Лапиде не пустил бы наемника к своей руководительнице в столь поздний час. Ему ничего не оставалось, кроме как кивнуть и отойти от амбала. Тот не удостоил уходящего новым взглядом, только продолжил курить у цветастого окна свою ароматную сигару. Гробовщик дожидался утра в гостевой спальне. Своего угла в доме у него никогда не было – киллер был тем, кого вызывали из небытия только в моменты крайней нужды. По большому счету никого не волновало, где он обретался большую часть своей загадочной наемнической жизни. Его это устраивало – ночи в неизвестных мотелях на отшибе, переезды с места на место вслед за хозяевами, но всегда на отдалении. Таков был его удел. Гостевая спальня встретила вошедшего привычным стылым воздухом. Постель, принадлежащая всем и никому, равнодушно раскинула перед ним холодный хлопок своих простыней и подушек. Мужчина бросил на нее столь же незаинтересованный взгляд и прошел вглубь комнаты. Винтажное трюмо с большим овальным зеркалом отразило визитера из-под тонкого слоя пыли: высокая фигура в длинном твидовом пальто с невыразительной классической стрижкой темных волос выглядела до абсурдного безликой, карикатурным портретом обывателя в большом городе, способного потеряться в большой толпе еще до того, как войти в нее. Единственное, что портило этот идеальный камуфляж – уродливые стежки толстой нити. Гробовщик снял кожаную перчатку и провел пальцами по искалеченным губам. Впервые за долгое время он не чувствовал за эти стигматы стыда – их срок подходил к концу. С приятными мыслями убийца скинул пальто и уселся в кресло. Он не смыкал глаз до самого рассвета, разглядывая изменяющееся небо над городом. Синьора же проснулась, как и подобает матроне, вместе с солнцем. Неспешные утренние сборы стареющей красавицы занимали пару часов, а к завтраку она обожала выходить при полном параде. «Женщина должна быть сборником загадок, одна из которых – как ей удается оставаться прекрасной в любое время суток», - так шутила она в кругу семьи, поправляя идеальный седой локон на плече. И вот, когда женщина готова была двинуться в столовую, в ее дверь галантно постучали. Немногие могли заявиться в столь ранее время, и жизнь показала синьоре, что визиты с первыми лучами солнца в ста процентах случаев носили исключительно стоящий характер. - Войдите, - бросила она из-за ширмы, прикладывая на себя два разных атласных платья. Разумеется, после мышиного стука в помещение вошел Лапиде. Ему всегда удавалось сохранять высшую степень манерности, что больше всего ценила в людях мужа синьора. - Я с хорошими новостями, моя леди. - Будь умницей и налей себе чай, сегодня я заварила прекрасный сорт. – Удостоверившись, что в фарфоровую чашечку ударил поток воды, она спросила. – Какой цвет ты считаешь наиболее подходящим дню: красный или желтый? - Больше, чем уверен, что вам идут оба, синьора, но сегодня так облачно. Сияния солнца не хватает, вы могли бы его заменить. Женщина хрипло рассмеялась. - Ты льстец, дорогой мой. А еще совсем не разбираешься в моде. Ежели солнца нет, то и платье подсвечивать нечему. Не хочу выглядеть желтой тряпкой. – Она решительно сняла с вешалки алый наряд и через пару минут вышла к гостю. Тот развел руки в знак поражения. - Туше. Сплоховал. - Что за новости, мой друг? – спросила хозяйка, надевая на ходу серьгу с крупным рубином. Негр деловито отставил чашечку, осушенную одним глотком, и сложил ладони на колене. - Молчун вернулся. Синьора замерла посреди богатого ковра и обернулась. Ее лицо выражало необычайную детскую надежду. - Удалось? - Я думаю, для всех будет лучше, если он поделится этим сам. В конце концов, я обещал, что его полуночный доклад перенесется на утро. Если вы согласитесь принять его, разумеется. Она театрально всплеснула руками. - Наглец! Он еще спрашивает! - В таком случае, стоит его вызвать… - Лапиде грузно поднялся из кресла, но женщина прервала его, быстро нацепляя сабо на каблучке. - Это лишнее, я хочу сама сходить к нему. Проведи меня. Разумеется, едва могучая рука помощника отворила перед ней дверь гостевой комнаты, сидящий в кресле мужчина тут же подскочил вверх, как чертик из табакерки. Гробовщик не спал, дремал, возможно, но его работа не была окончена, пока он не отчитался об этом своему руководству. Выпрямившись во весь рост, киллер уважительно склонил голову в качестве приветствия. Без лишних слов синьора протянула помощнику ладонь. Секунда, и она ощутила прохладу ложащегося в руку ножа для писем. Узкий кортик сделал в воздухе вираж, как и глубокий карий взгляд наемника, прилипший к лезвию. - Ты сделал то, о чем я просила? – ее восторженный вкрадчивый голос перешел на шепот, когда кончик стилета коснулся идеальных красных губ. Гробовщик давно ждал этого момента – твердо смотря в глаза своей хозяйке, он кивнул. Мужчина постарался вложить в этот жест всю твердость и искренность, на которые была способна безгласая человеческая жестикуляция. Его едва не трясло от нетерпения, и из горла чуть не вырвалось утвердительное горячее мычание. Но он сдержался: столь позорный звук не подходил его многолетней службе. Он увидел, как радостно взметнулись ее брови, а лицо озарила столь нежная материнская улыбка, которую едва ли можно увидеть по пустому поводу. Синьора как зимний свиристель подпорхнула к нему и нежно погладила чуть колючую от свежей щетины щеку. Ножик в ее изящных пальцах взлетел на пару мгновений только для того, чтобы поцеловать своим стальным телом его изуродованный рот. Путы из нитей ослабли, и изящные острые ногти схватились за отрезанный кончик. Нейлоновая змейка поползла за легким движением женской кисти, обжигая раны трением ткани о плоть. Но он стерпел это. Все ради того, чтобы госпожа клана торжественно произнесла: - Тогда расскажи мне, как ты убил детектива Киркманна. Гробовщик медленно разлепил губы. Ссохшиеся от молчания, они тяжело разомкнули тесные объятия, язык прошелся по зубам, долгое время плотно прижимавшимся к иссушенной слизистой. Он боялся, что первыми звуками станет жалкое сипение, как надтреснутый голос глубокого старика, но его родная, давно утерянная бархатная речь с легким хрипом, словно вновь запущенный после годов простоя фонтан, потекла откуда-то прямиком из горла. - Мх… Моя машина удачно настигла их на мосту. Было небольшое столпотворение, но обошлось без лишней драмы. Оба сбирро и проблемный на дне. Синьора с видимым удовольствием закрыла глаза и мечтательно улыбнулась, словно ее главное рождественское желание только что сбылось. Правда, эту атмосферу праздника разрушил Лапиде, без лишних эмоций спросив: - Ты уверен? – вопрос моментально изменил лицо синьоры: ее глаза распахнулись, а породистые черты приобрели настороженное хищное выражение. Гробовщик почувствовал, как на его загривке встают дыбом короткие стриженые волосы. Конечно, он не был уверен. Но должен был. Он обязан был остаться там и удостовериться, что дело сделано. Но толпа, ее семейные разборки, приближение местной полиции и опасность погони, этот сумасшедший, стрелявший ему вслед – все вынудило киллера уехать как можно скорее, сохранить конфиденциальность своей госпожи. Глядя в ее глаза, настороженные и ожидающие ответа, он понимал, что обязан признать шаткость итога, но язык вновь колыхнулся во рту, напоминая, как прекрасно чувство отсутствия оков, отсутствия любого сопротивления. И он решился сделать то, что могло стоить ему жизни, но выиграло бы жалкие моменты свободы. Дни? Часы? - Да. – Соврал он синьоре, пусть и не слишком очевидно. Карие глаза с длинными накрашенными ресницами сверлили его еще пару секунд, но тут гусиные лапки морщин вокруг них разгладились, и она вновь нежно похлопала его по щеке. - Ах, мой мальчик, твои умения оказывают мне столь большую услугу. – Синьора развернулась к помощнику и протянула нож. Крошечный кинжал в его массивном кулаке выглядел даже комично. Гробовщик загляделся на эту картину и отвлекся лишь тогда, когда красное платье солнцем раскрутилось вокруг ног своей хозяйки. Женщина с каким-то сожалением посмотрела на своего человека. – Но врешь ты так же плохо, как и в день, когда тебя приняли. Лапиде. Он не пытался защититься: могучая рука негра сомкнулась на его челюсти, прочно удерживая лицо от любых попыток скрыться от нового наказания. Собрав остатки воли в кулак, убийца произнес: - Глубина и высота слишком велики, вода в ночи холодная. Им помогло бы только чудо отца небесного. Женщина равнодушно повела плечом: - В отчаливший поезд уже не запрыгнешь. Сильные пальцы сдавили скулы Гробовщика как тиски, вынуждая плотно сжатые губы раскрыться. Холодная сталь проскользнула в щель как юркая рыбка, больно толкнулась в ряд зубов, скрипнув по эмали, и двинулась глубже. Мужчина инстинктивно убрал язык так далеко, как только смог, но Лапиде стремился к другому. Лицо взорвалось болью, когда тонкий стилет для писем, направляемый жестокой рукой, то ли прорезал, то ли прорвал себе путь по полотну щеки. Широкий напористый мах расчертил ее кровавой бороздой до самого черепа: киллер знал это наверняка, поскольку в ухе эхом отдался лязг железа о скуловую кость. Темная рука отпустила раненого, и Гробовщик неловко отступил на шаг, согнувшись в пояс. Перед глазами плясали кровавые пятна, сердце глухо стучало под самым кадыком, и восстановить представительный вид никак не получалось. «Какая злая ирония, - подумал он. – Не сохранил лица ни фигурально, ни буквально». С этого ракурса ему была видна лишь багровая юбка и черные туфли женщины. Когда его взгляд заскользил вверх, там его ожидали сложенные на груди руки и утомленный взгляд на грани с разочарованием. Синьора передернулась, словно его взор оскорбил ее особу, и отвернулась к двери. Уходя из комнаты, она бросила через плечо: - Теперь тебе есть чем заняться во время личных курсов шитья. – Он замер, наконец, понимая. Лапиде бесшумно двинулся за госпожой и, судя по всему, утянул за собой абсолютно весь звук в помещении. Гробовщик остался в мрачном безмолвии, где, как метроном, на пол капали и капали алые бусины. Как приговор прозвучали последние слова начальницы. – Жду не дождусь новой вышивки, лживый наглец. И старой тоже. Дверь с грохотом захлопнулась, отрезая убийцу от внешнего мира. Синьора чинно шла по коридору, то и дело рассматривая висящие на стене полотна. Картины самых разных жанров: изящные сцены охоты, морские пейзажи и броские абстракции, - все это были предметы искусства, отобранные лично ее рукой. Идеальная коллекция, она располагалась по всему дому, сочетала несочетаемое и отражала всю суть своей владелицы. Ее муж никогда не проявлял столь достойного человеку его статуса рвения к прекрасному, что ее сильно расстраивало. Права была мама: ни один мужчина, даже самый идеальный, не без изъяна. На периферии мелькнуло что-то жирное и красное – женщина повернула голову. Как она и велела, на стене висела недавняя покупка: черное полотно с сальными кровавыми мазками масла влажно блестело под светом приглушенных ламп. В этом полумраке, не в пример стерильному белому свету выставки, нутро картины раскрывалось полностью. Бездонное черное полотно выглядело окном в тревожную неизвестность, куда зрителя старательно завлекала грязная мясная рама, сплошь покрытая шлепками краски. Зрелище пробудило в мыслях женщины воспоминание о платье в горох и беспечной улыбке. Ее губы тронула ухмылка. - Что ж, раз детектив больше не проблема, нам… - Разве? – негр остановился рядом. – Это была грязная работа. - Даже если так. Если он выжил, то сам поймет, что стоит залечь на дно. Этого времени вполне хватит, чтобы мы все переиграли. – Синьора поправила прическу и взглянула на помощника. – Я думаю, пришло время попрощаться с нашим американским партнером. Ситуация на рынке быстро меняется, ей ли не знать. Я прошу тебя заняться этим. Лапиде искренне улыбнулся одними губами и склонил голову. - Уже боялся, что вы не предложите. - Удачи, мой дорогой, - она протянула ему свою тонкую кисть, и пухлые губы тут же трепетно коснулись бледной кожи. Мужчина ушел, не прощаясь, а госпожа осталась у мрачной картины. Мысли о Хани Сельм быстро сменились думами об апероле и прошутто. Нервное утро выдалось и у женщины, шедшей по широкому холлу департамента полиции. Кэролайн зорко стреляла глазами в стороны, пока чеканила шаг к лифту. Она очень надеялась не увидеть опережающего ее почтового курьера с голубой сумкой. Но, к ее радости, на горизонте не было заметно разносчика, а потому стоило поторопиться попасть на родной этаж. Разумеется, Кастенда обнаружила секретаря на месте – Хайке всегда оказывалась на рабочем месте за полчаса раньше начала смены. Ее заботливый жених довозил «свою леди» до здания заранее, чтобы самому успевать на ежедневные тренировки. Такой режим более чем устраивал канцеляристку, а потому и в это утро девушка весело помахала начальнице рукой и сделала глоток из крошечной фарфоровой чашечки с чистым двойным эспрессо. Поравнявшись со стойкой, мэм улыбнулась. - Доброе утро, мисс Рихтер. Мне нужно, чтобы вы кое-что сделали для меня. – На лице блондинки шустро отразилось кофеиновое оживление, и начальница продолжила. – Когда придет курьер, будьте так добры просмотреть почту на наличие голубого конверта из суда. Если такой найдется, отложите его в стопочку для меня. - Хорошо, мэм, - секретарша записала просьбу на желтом стикере и наклеила его на край монитора. – Я могу еще чем-то помочь? - Нет. Все остальное в штатном режиме. – Уже убегающая Кэролайн на ходу помахала рукой бредущему мимо стеллажей в свою каморку технику. На этом диалог с руководством себя исчерпал, а Хайке застучала по клавиатуре розовым френчем. Почта разминулась с Кастендой на пять минут. Взмыленный почтальон вытряхнул из большой сумки с крылатым конвертиком ворох его менее крылатых копий и побежал к лифту как заправский марафонец. Девушка вздохнула – она вечно не успевала спросить у юноши, как его зовут, и на этот раз ее немецкое воспитание вновь засвербело где-то под сердцем. Сгребая почту в кучку, она перебрала корреспонденцию. Среди ответов на ведомственные запросы, самих запросов и многочисленных справок из медицинских центров нашлась парочка газет и бандеролей для прямой передачи Фирсу. Курьера милосердно лишили обязанности ехать на самый верх к небожителям и позволили оставлять почту начальства бюро в отделах. Так, отложив чужие проблемы в отдельную стопку, канцеляристка развернула газету «Закон и Порядок». Из разложенного листа ей на колени шлепнулось что-то плоское, и, опустив глаза, блондинка подняла на стол лазурную картонную папку. На обороте запаянного со всех сторон письма красовалось тиснение с весами и лавровым венком, а потому Хайке без лишних мыслей положила его на стопку для миссис Кей. Погружаясь в чтение газеты, она не глядя сорвала с монитора напоминание. На часах не было еще и половины десятого, а она уже успела выполнить личное поручение босса. Неплохой счет. Вскоре со стороны лифта донеслось механическое гудение и сильно приглушенный гомон. Болтовня стала слышимой, как только элеватор замер и распахнул свои стальные створки: секретарша и бровью не повела, когда холл наполнился заливистым смехом и раздраженным шипением. Не проходило ни единого дня, чтобы Салазар и Кини не начинали свое рабочее утро со столь дружеской беседы. - Я действительно уверен, что эти тако превзойдут все твои самые смелые мечты, - Фрэн размахивал руками так активно, что его кофе со льдом в полном стакане только чудом гравитации не покидал пределов своего пластикового обиталища. - Сколько раз можно тебе повторять: я не ем мексиканскую еду, не ем, понимаешь ты это или нет? – Айзек медленно качал щепотками пальцев, будто бы вдалбливая простые истины пятилетнему ребенку. - Конечно, не ешь. Где бы ты поел мексиканской еды, если ни разу не был у мистера Мартинеза? Кини остановился и устало посмотрел на напарника. - Убейся, Фрэн. Серьезно. - Знаешь, я принесу тебе, ты все равно пойдешь обедать с Хайке. О, привет, Хайке, - мексиканец весело махнул девушке и перевел указательный палец на коллегу. – Принесу. Ты не пожалеешь, амиго. - Мне не… - начал было еврей, но Салазар уже ускакал вперед, сотрясая на ходу рукой. Поджав губы, недовольный гаркнул. – Без халапеньо! Ты слышал меня? От кабинки с бронзовым стеклом донесся утвердительный хлопок в ладоши, и Айзек потер лоб. Сделав два шага, он облокотился на стойку у стола подруги и глубоко вздохнул. - Пятнадцать минут, а я уже устал от него. - Ты это постоянно говоришь, - Рихтер перевернула страницу газеты. - Вот именно. Иисус страдал меньше меня. - Расскажешь потом, что там за тако, - это было больше утверждение, чем вопрос, на что детектив тут же кивнул. - Конечно. Не отравлюсь – тебе куплю потом. Девушка улыбнулась и качнула головой на край своего стола. Там, на привычном месте стоял стаканчик с кофе. Чуть подстывший, разумеется, но Кини никогда и не пил горячего. Эта маленькая традиция распределения затрат на утренние напитки и обеденный чек сформировалась почти сразу же, как парочка сплетников спелась в шушукающийся о других тандем. Скорее всего, во всем департаменте не было ни одного человека, кости которого дуэт не перемыл бы по нескольку раз. С чувством предвкушаемого удовольствия, молодой человек перегнулся через стойку и подцепил свой стакан. Но тут пластиковая крышка подло ударила в спину и с мерзким хлопком отошла от картонного бортика. Хайке успела лишь открыть рот, но визгливый вскрик не сорвался с губ: Айзек вскинул на помощь вторую руку и успел поймать падающую тару до того, как она расплескала бы молочное море арабики по всему столу. К несчастью это действие повлекло полное падение стопок со свежей почтой на пол. Рихтер со вздохом облегчения и рукой, схватившейся за сердце, поднялась, чтобы навести порядок, но ее приятель быстро всучил ей злополучный стакан и исчез из виду. Шуршание длилось недолго: его русая голова вновь замаячила рядом, а на столешницу опустились две ровные кучки. - Прости, - кисло улыбнулся детектив и забрал свой кофе. Потерев затылок, он неловко бросил «до обеда» и зашагал к себе. Проводив его юркую фигуру в пастельных тонах взглядом, Хайке поправила выпорхнувший из укладки локон и дважды прихлопнула себя по груди. Напуганное сердце послушно унялось, а на экране компьютера что-то запиликало. Работа шла своим чередом, и к ней стоило возвращаться. Девушка погрузилась в бюрократию с головой и пропустила момент, когда мимо ее стола прошел Бенджамин Фирс, привычно забрав со стойки свою пачку бумаг. С голубым конвертом из федерального суда, который, согласно уставу, туда послушно положил исполнительный Кини. Бенджи рассмотрел свежую стопку, когда вошел в лифт. Он делал так всегда, чтобы примерно понимать фронт работ на день. Среди конвертов их прокуратуры и других ведомств его особенно заинтересовала цветная посылка из федерального суда. Сунув остальные бумаги подмышку, мужчина надорвал клапан и вытряхнул из папки несколько листов. Качественная бумага в холодном освещении подъемника будто бы чуть засветилась, но вот чем дальше Фирс читал отпечатанные буквы, тем больше свет вокруг мерк, сбираясь на эти ослепительные листы. Легкая музыка в кабине погибала, забивалась насмерть набатом шума в его голове. Бенджи не моргал и не дышал, только лишь вгрызался в текст: «Суд, в составе федерального судьи города Нью-Йорк Д. Дж. Джонатана, при участии секретаря судебного заседания П. Монтаны, рассмотрел в открытом судебном заседании ходатайство начальника отдела противодействия преступлениям против безопасности наркоконтроля и медицинской дистрибьюции, капитана юстиции К. Кастенды, о возобновлении следствия по вновь открывшимся обстоятельствам…» С каждой новой строчкой он зверел все сильнее, понимая одну простую вещь: миссис Кастенда очень искренне и с чувством солгала ему во время последнего неприятного диалога. Его прямая подчиненная, она скрыла свое участие в сомнительном с точки зрения закона мероприятии, которое только чудом прошло в суде. Результатом этого замечательного в своей наглости события, согласно бумагам в его руках, и явилось освобождение Динелли из камеры. Неудивительно, что Киркманн и Ксански забрали его – их босс выдал им карт-бланш на мероприятие. Двери лифта распахнулись, но Фирс не вышел наружу. С мертвенно-серым лицом он нажал на кнопку с такой силой, что панель из алюминия отпружинила легкой волной. Недоумевающий лифт звякнул своим электронным колокольчиком и повез мужчину ровно туда же, откуда он приехал. Несмотря на то, что в глазах начальника сверкала темными глубинами какая-то страшная мысль, на самом деле в его голове плескался только неоформленный сгусток темной материи. Этот шумящий ворох скребся по черепной коробке и, казалось, пытался выдавить глаза и вылезти через ноздри, но снаружи никто бы не мог подумать, что шагающему к кабинету Кэролайн мужчине не стоило бы доверять колюще-режущие предметы в эту секунду. Проходя мимо регистратуры в очередной раз, Фирс сгреб в охапку почту женщины, не удостоив секретаршу ни взглядом, не остановкой. Хайке это показалось странным, но удаляющаяся спина не могла никак пояснить ей происходящее. Кабинет Кастенды открылся без стука. Она уже было вскинула голову, чтобы выразить недовольство, но вид руководителя перевел раздражение на лице в эмоцию замешательства. Мужчина прошелся к ее столу и положил перед ней стопку почты. - Подумал, что вы бы хотели получить свою корреспонденцию. – Процедил он так, что Кэролайн с опаской взяла в руки разномастные бумаги и подняла на него глаза. - Спасибо, мистер Фирс, но… Не дав ей продолжить, он прицыкнул, словно что-то забыл. - Ах да, еще, полагаю, это тоже лучше передать вам, - на роскошное дерево стола хлопнулся голубой конверт с тиснением. Кэролайн замерла, едва увидела разорванную ленту клапана. Картонные зазубрины топорщились в стороны остриями пилы. Капитанша медленно подняла на него блеклый взгляд. Склоняясь над столом, Бенджи ткнул в конверт пальцем и с нажимом отчеканил: - С этой минуты я полностью отстраняю вас от руководства операцией, беру ее под свое прямое наблюдение и объявляю розыск Киркманна и Ксански на основании воспрепятствования выполнению сотрудниками заведомо неправомерного приказа. – Разумеется, она сразу же вскинулась с явным намерением выгородить подопечных, но босс не дал ей закончить. – Более того, я сию же секунду отправлюсь писать докладную записку на имя начальника департамента, в которой подробно изложу, что вы сделали, и поставлю вопрос о дисциплинарной комиссии. С меня хватит, миссис Кастенда. При всем моем уважении, я устал ждать, когда вы начнете отвечать мне тем же. Женщина хотела сказать что-то еще, даже начала, но Бен не стал тратить на это времени. Он покинул темный кабинет так же стремительно, как и ворвался в него. Жаль, что факт успешности завершения его набега на вождя местного племени не принес его душе чувства радостного успокоения. Только большую кислую обиду. Он не соврал: едва оказавшись у себя, Фирс сел за стол и открыл «Ворд». Необычайное злое вдохновение вело его руку, когда он писал длинный трактат о том, как госпожа Кэролайн Кастенда с треском подорвала его доверие и поставила под угрозу репутацию всего его бюро расследований. Как только он с чувством поставил последнюю точку, дух мщения потерял всякий интерес к своему аватару и моментально вышел из напряженного тела. Бенджамин уставился в экран пустым взглядом на пару секунд и неуверенно отмотал файл к самому началу. Вчитываясь в текст, он с трудом продирался сквозь него: формулировки выглядели столь незнакомыми, их шаблонный правильный слог и исключительная юридическая лексика казались совсем чужими. Вряд ли он смог бы написать такое, если бы не находился в тревожном состоянии души. Докладная вышла до страшного логичной и показательной. На мгновение его доброму сердцу даже стало жаль подчиненную: Кастенда ничего не смогла бы противопоставить этому разгромному обличительному документу. Но он справился с этой слабостью и зажал пару клавиш. Принтер загудел и выплюнул в лоток три белых листа бумаги. Защелкнув их степлером, мужчина рассеяно посадил на металлическую скобу наклейку с печатью департамента и вывел в окошке количество листов. Оставалось только заверение, и Фирс отогнул последний лист. Линия, на которой предполагалось поставить роспись приглашала чернила своей белоснежной чистотой, но Бенджи тупо пялился на нее и колебался. Кастенда вывела его из себя, но стоило ли поднимать вопрос о дисциплинарном слушании? Он отстранил ее от руководства и собирался лично заняться вопросом – не было ли это достаточными мерами для решения всех проблем? Бывший снайпер вздохнул – раньше, когда он работал в совсем ином подразделении, перед ним никогда не стояло столь сложных моральных выборов. Даже решения о том, стрелять ли в вооруженного человека на поражение теперь не казались ему и вполовину такими тяжелыми, как принятие шага, способного разрушить карьеру одному конкретному человеку. Он не знал, что именно руководило его мыслями, обида ли или что-то другое, но рука потянулась к «паркеру» и над нижним подчеркиванием листа в несколько движений расположился размашистый автограф. От кабинета начальника его отделял один этаж. Фирс преодолел его за пару минут. После подписания все стало легче в десятки раз. Шестерни машины закрутились неожиданно быстро для всех. Уже к обеду Кастенду срочно вызвали на ковер к императору всея полиции города, где у нее состоялось неприятное совещание. Женщина стойко выдержала испытание, но итог все равно оставался неутешительным: мистер Арнольд Смит своей начальственной рукой грохнул по столу и велел ей дожидаться окончания дня, поскольку ему предстоял «долгий день размышлений» по поводу импровизированного трибунала для ведомственной нарушительницы устава. Вернувшись к себе, она плюхнулась в кресло и помассировала виски. Это категорически не помогало, и женщина с печальным вздохом открыла ящик стола. Разноцветные жестяные крышечки приветливо заморгали ей под скудным освещением, а опущенная в ящик рука наугад вытянула бутылку. «Авиэйшн»? Она лишь смиренно кивнула. Джин плеснулся в бокал крепкой струей, разливая в воздухе аромат можжевеловой хвои. Развести алкоголь было решительно нечем, но она даже не подумала об этом, щедро хлебнув обжигающего тягучего напитка. Как только сила алкалоидов немного расслабила нервы, Кэролайн нажала на кнопку общей связи на своем настольном телефоне. Трубку снял кто-то из детективов, и Кастенда коротко призвала их к себе. Фрэн и Кини вошли вместе и молча подошли вплотную к столу. Тянуть кота за хвост мэм не стала. - Меня отстранили от ведения операции по тритию. Я надеялась, что этого не случится, но это закономерный итог. - Вот же… - почти выругался Салазар. – А как парни об этом узнают? - Фирс объявит их в розыск. В кабинете повисло тяжелое молчание. Его нарушил Айзек, приспуская очки на манер учительницы младших классов: - Он может так сделать? - Он мотивирует это тем, что они выполняют мои незаконные указания, но не ссылается на то, что я их принудила. Это делает их вовлеченными соучастниками превышения полномочий и самоуправства. - Фига! Он их до увольнения довести хочет что ли? – взмах руки мексиканца пролетел в паре сантиметров от лица Кини. Тот с неожиданной долей расстройства уронил: - Или срока. Кэролайн кивнула и опустила глаза на прозрачную жидкость в бокале. Густые потеки медленно стекали с бортиков вниз, к общей массе ароматной жижи. - Скорее всего, вас будут допрашивать, - механически начала она, - так что все отрицайте. Касательно вашей привязки к этому делу никаких доказательств нет, вот и делайте вид, что вы никогда не подозревали, чем занималась ваша начальница и старшие коллеги. Я не хочу, чтобы отдел сменился в полном составе. Ясно? Юноши неуверенно закивали, и босс качнула подбородком на выход. За их спинами раздалось клацанье кнопок телефона и едва слышные гудки. Ответа явно не было, но в дверях кабинета произошла краткая заминка и после вышедшего в коридор мексиканца внутрь просунулась блондинистая голова Хайке. - Могу я войти, мэм? – прощебетала она, переглянувшись с движущимся к двери Айзеком. - Я вам и звоню. Зайдите. – Секретарша прошмыгнула внутрь и разминулась с приятелем на пороге. Он пожал плечами и благополучно выкинул этот визит в кабинет директрисы из головы, как тут через закрывающуюся дверь долетел вопрос Кастенды. – Я что вам сказала сделать с утра? - Отложить конв… - изумленный ответ отрезало массивное дверное полотно. Детектив отошел ровно на два шага и остановился. Обернувшись на кабинет капитанши, он свел брови. Возникло то самое ощущение, что бывает, когда секундная мысль исчезает в потоке других, но оставляет за собой какой-то неуловимый липкий осадок. Голоса за дверью тем временем заговорили на повышенных тонах. Ругань женщин вернула витиеватое размышление мужчины к фразе подруги, и картинка неожиданно с щелчком встала на место. Развернувшись, Кини открыл дверь и шагнул внутрь. - … сделала! – Рихтер утвердила позицию притопыванием носком туфли, но гневную Кэролайн это ничуть не убеждало. Начальница зыркнула на вошедшего и гаркнула: - Стук! - Это я сделал. – Пропустил возглас мимо ушей полицейский и еще раз повторил. – Если вы про конверты и почту – это я виноват. Опрокинул и сложил обратно. Я так полагаю, что-то перепуталось, верно? Кастенда устало выдохнула и потерла лицо ладонями. Хайке, как спаниель на выставке, взглянула на него печальными глазами и только кивнула. - Прошу прощения. – Он уже не очень понимал, за что и перед кем конкретно извиняется, но душа требовала подвести филигранную черту под ситуацией. - Ничего, мне стоило проверить после тебя, - тихонько пропищала девушка и замяла пальцами край платья. - Выйдите оба. – Голос мэм из-под рук, неожиданно слабый для этой женщины, выдавил посетителей в холл. Стоя возле ее массивных деревянных дверей, они оба как-то синхронно двинулись по залу, сохраняя молчание. - Слушай, я… - начала девушка, но, взглянув за плечо копа, побледнела. Айзек, привыкший быстро реагировать на чужой стресс ввиду собственной хорьковатой натуры, моментально развернулся и уперся взглядом в узкую белую рубашку с тонким черным галстуком. Выше этого офисного великолепия качалась на тонкой змеиной шее знакомая восковая голова. Человек склонился к детективу, и его бездонные черные глаза словно вонзились в лицо юноши холодными акупунктурными иглами. - Мистер Кини, кажется? – процедил агент ФБР, Вонхо Хон, так, что его тонкие губы почти не поддались мимическим мышцам. – Нам с вами нужно поговорить по поводу наших общих знакомых. Он подцепил хлипкое предплечье детектива своей стальной сухой ладонью и повелительно направил к лифту. Полицейский, как укушенная черной мамбой мышь, мог только безвольно шевелить ногами. Обернувшись на Рихтер, он шумно сглотнул, а пальцы силовика медленно перебрали по светлой ткани его рубашки, будто в предвкушении приятного развлечения. Появление сотрудника федерального бюро в департаменте не было ни праздной случайностью, ни желанием самого агента. Руководство ФБР как натренированная овчарка вгрызлось в сообщение шефа полиции о ситуации с Кастендой и Динелли. Такой букет должностных нарушений и несостоятельности служак просто не мог остаться без внимания «большого брата». Участие одного из вышестоящих чинов полиции в столь щепетильном деле попахивало большим скандалом в структурах, и черные костюмы оперативно выслали своего человека обрадовать полицию, что больше проблемами Динелли и делом о тритии они не занимаются. Агент Хон, как и всегда, принял поручение с безукоризненной исполнительностью и вскоре материализовался в кабинете у Бенджамина Фирса. Кресло для посетителей напротив местного микро-шефа было дешевым и неудобным для кого угодно выше метра семидесяти, а потому азиат призвал на помощь всю свою многолетнюю военную выдержку. Балансируя своим двухметровым телом на крохотном скрипучем стульчике, он сверлил мрачным взглядом каштановую макушку Бенджи. Сидевший за заваленным офисным столом дерганный «царек» не производил на Вонхо никакого впечатления: офисные руководители среднего звена, подобные этому, навевали мужчине скуку и раздражение. Стоило признать, что в опальной Кастенде виделось чуть больше авторитарного величия, чем в этом жалком создании. Фирс же сморгнул и еще раз начал перечитывать письмо от федерального руководства. Его сложный взгляд и зарывшаяся в растрепанные волосы рука наскучили корейцу еще при первых двух ознакомлениях полицейского с коротким сообщением на бумаге, но третье пробудило внутри него волны отвращения. Федерал вскинул руку и глянул на черный ролекс: коп-тугодум украл у него уже двадцать драгоценных минут. Хон плотнее сжал челюсть, борясь с желанием вырвать у этого идиота письмо невероятной сложности и заняться, наконец, делом. Но это весьма походило на плохое поведение, а вести себя так плохо ему не разрешали дяди-начальники. - Как это возможно? - шатен поднял на визитера до того глупые глаза, что агент едва сдержал лицевой спазм. – Это все так внезапно, честно говоря. Я и не думал, что ситуация произведет настолько большой резонанс. Вряд ли у ФБР… - Бюро ясно дало понять, что оно более чем обеспокоено создавшимся положением, - отрезал Хон, теряя терпение. Длинный мужчина поднялся из своего кукольного стульчика, видимо, так напугав Фирса, что тот вскочил на ноги следом. – Я пришел сюда не просить вашего эфемерного дозволения, мистер Фирс. Я ставлю вас перед фактом. - Я знаю устав, агент Хон. Инциденты подобного толка – внутренние заботы департамента. Каким образом… - Возможно, капитан, нам стоит вместе прочитать циркуляр в четвертый раз? На две головы у нас будет больше шансов понять, что в нем написано. От возмущения начальник бюро департамента, наконец-то, молча захлопнул рот. Вонхо не без удовольствия воспользовался этой заминкой и заговорил, словно зачитывал реплики из инструктажа: - Я допрошу младший детективный состав на предмет осведомленности о последних событиях. В случае, если выявится любопытная закономерность, о данных фактах будет сообщено высшему руководству. - Вам нужен наблюдатель от департамента. Это обязательная процедура. – В последних попытках показать авторитет, Бенджамин сложил руки на груди и будто бы ощетинился. Корейцу, конечно, ничего бы не стоило сбить с него эту наполеоновскую спесь, но кабинет, полный макулатуры и посредственной канцелярии из «Таргета» итак слишком долго удерживал его в своих кривых клешнях. - Исключительно по этой причине вы можете спуститься в допросные уже сейчас, мистер Фирс. – Вонхо отвернулся и направился к двери. – У меня нет желания торчать здесь до вечера. Он не стал дослушивать блеянье сзади, поскольку бестолковый коп не мог сказать ему ничего стоящего. Все мысли агента занимали двое оставшихся детективов. Он помнил их по первому визиту в кабинет Кастенды, когда та весьма кстати согнала всех своих овец в одно стоило. Очень великодушно и недальновидно с ее стороны было продемонстрировать ему все карты в своей колоде. Анализировать двух королей, Киркманна и Ксански, для азиата было бессмысленно, их примитивные профайлы читались как книга. Первый, пусть и обладал интеллектом выше среднего, но явно страдал излишней самонадеянностью, а второй типировался как рыцарь в сияющих доспехах с ахиллесовой пятой в виде тупой бычьей упертости. Их слабые стороны в сумме не оставляли федеральному агенту сомнений в том, что долго скрываться у этих двух не выйдет. Розыск закончится со дня на день. Главной задачей себе силовик ставил вскрытие сговора внутри всего отдела. И начать стоило с самого слабого звена. «Главнокомандующие» как обычно не дали Вонхо обстоятельно подготовиться к визиту в департамент, но он привык работать в сжатые сроки. Наскоро запросив в базах сведения по Кини и Салазару, он получил чуть ли не рождественский подарок: что один, что второй следователь таили в себе приятное количество компромата. На самом деле, в их досье не было сказано ничего особенного, но парочка моментов, как подсказывало чутье агента и несколько дополнительных запросов, могли развернуться в прелюбопытнейшие беседы. Если мексиканца можно было просто запугать и завалить профессиональным блефом, то очкарик гораздо больше притягивал на себя внимание. Сахарный мальчик чуть ли не падал в обморок в кабинете Кастенды, но что-то подсказывало азиату: как раз с этим кроликом можно построить осмысленное деловое общение. Айзек Кини, казалось, относился к людям редкой породы. Истинно предприимчивой и близко знакомой с императивом «ты мне – я тебе». Хон не разуверился в своих мыслях, сопровождая крошечного юношу на нижние этажи здания. Тонкие плечи в розовой рубашке ходили ходуном. Молодой офицер пребывал в страхе перед неизвестностью, а кореец поддерживал этот настрой: отслеживал, чтобы его крупная тень падала исключительно на светлую голову, и виртуозно молчал. Мерное гудение лифта, казалось, только сильнее раздражало неспокойные нервы детектива, так что, когда они распахнулись, федералу пришлось чуть подтолкнуть полицейского ладонью – бедный птенец чуть ли не впал в анабиоз. Сизая допросная комната с железными стульями не понравилась агенту: она никак не располагала к дружеской беседе. За огромным стеклом на стене, очевидно, уже томился капитан Фирс, вероятно все еще недовольный, но его детский лепет не волновал человека в черном. Вонхо обошел стальной стол и гостеприимно указал Айзеку на прикрученный к полу стульчик. Его сухая острая кисть выглядела особенно пластиковой в рассеянном холодном свете. Следователь послушно уселся, куда сказано, и сложил руки на холодный металл: большой палец нервно постукивал по костяшке своего брата на другой руке. Первым делом юноша прилип взглядом к столу, но там его встретило отражение агента, больше похожее на посмертную маску. Перевернутое лицо исказилось в улыбке, и юноша моментально отвернулся в унылую серую стену. - Итак, - атлант опустился на обычный человеческий стул и доверительно спросил, - хотите кофе? - Нет… спасибо, - раньше, чем ответил, очкарик замотал головой. Хону было все равно, согласится тот или нет, его целью было лишь снижение уровня напряжения своего «клиента». Чтобы потом снова его поднять, разумеется. - Хорошо. Мистер Кини… - федерал будто бы задумался и спросил. – Или мне лучше звать вас Кинельбоден? - Это… - юноша прокашлялся. – Это очень старая фамилия. Моего деда. Она не имеет ко мне никакого отношения. - Разве? Согласно актам регистрации, на пару месяцев раньше вы бы могли родиться с этой фамилией. Если бы ваш отец ее не сменил на, как бы сказать, американизм? Бессмысленный генеалогический диалог он завел не просто так. Больше всего на свете Вонхо любил знать. Знать грязные тайны, но не просто сплетни, которые он считал бесполезной мусорной свалкой, а те секреты, что способны разрушить жизнь какого угодно человека по щелчку пальцев. Ныне перед корейцем разворачивалась драма в одном акте: попытки Айзека держаться в нейтральном ключе трещали по швам. Он все чаще моргал, желваки скакали на лице, видимо, рот активно сглатывал набегающую слюну. Пальцы перестали отбивать нервную чечетку – руки просто сжались в едином стальном спазме. Разумеется, этот щегол понимал, о чем говорит агент. Тщедушный русый явно относился к той категории детишек, кто проверит всех своих знакомых по базам, едва получит к ним доступ. Должно быть, он был весьма дезориентирован, когда обнаружил в файле отца отметку о замене фамилии. А потом архивную карточку, вкладку о прекращении уголовного дела… Для государственного служащего вроде маленького очкастого копа, успешно прошедшего все круги ада на комиссиях, обнаружение внезапных судимостей у близких родственников могло обрушиться сокрушительным торнадо, выбивающим из системы неугодную шестерню. Да, отец мальчишки вляпался не так сильно, но когда мелочь не могла стать основанием для внеплановой проверки? Хону была дана четкая установка на поиск заговорщиков, да и провокацию он начал исключительно чтобы мягко дать юнцу понять, что ФБР знает вещи, способные сильно ударить при отказе с ним сотрудничать, но в черной груди сам собой заворочался слизистый комок змей. Чешуйчатый клубок сердца зашипел и просил пищи. Привычно пригладив в мыслях нетерпеливых питомиц, агент шутливо вздохнул: - Как давно вы работаете в отделе? Плечи юноши опустились от видимого облегчения. Поправив очки, он ответил: - Пару лет, думаю. Я стажировался полгода. - Разумеется. – Кореец кивнул и склонил голову. - Странно, конечно. С вашим уровнем образования от вас можно было бы ожидать более высоких… амбиций. - Я ненавижу бумаги. Здесь их меньше. - Не думал, что вы юридический пролетариат. – Айзек с неожиданным вызовом посмотрел на оппонента. Видимо, сравнение с чернорабочими его задело. Он осторожно отметил: - Мне нравится полевая работа. - Похвально. «Кто, если не мы», да? - Это больше к Киркманну, - нахохлился Кини, но тут же сдулся. – Но типа того. Язык тихо щелкнул в узком пространстве челюсти – Хон перешел ко второй части наступления. - Не нравится детектив Киркманн? - Он был моим наставником. - Это не ответ на мой вопрос. - Он нормальный. В отделе все такие. - Судя по последнему внутреннему опросу рабочей атмосферы, недавно вы бы сказали диаметрально противоположное. Светлая голова вскинулась так быстро, что очки блеснули в свете парой белых бликов. - Чт… Нас заверили, что это было анонимно! - Жаль разрушать вашу веру в гуманность системы. В этом есть что-то романтичное. Но… - Вонхо сунул руку за лацкан пиджака и достал из кармашка сложенный вчетверо лист бумаги. – Я сделал выжимку ваших наиболее любопытных высказываний. - Я знаю, что я писал. – Попытался остановить его Кини, но Хон живо ощутил, как за непрозрачным стеклом нахмурился Фирс. Нехорошо было обманывать надежды локального руководства. - В одном из своих ответов вы назвали коллектив «удушливым». С чем это связано? Вам навязывают определенные действия? Возможно, принуждают к бездействию? - Нет. Я просто имел в виду, что иногда они слишком громкие и их слишком много. - Как в большой семье? - Как в маленькой семье, где все сидят друг у друга на плечах. - Говорят, в маленьких семьях как в тихом омуте, - будто бы просто так бросил Хон и улыбнулся. Айзек его шутки не оценил и медленно выдохнул, откидываясь на спинку и уводя взгляд к любимой стенке. - Продолжим. Вы оценили авторитет прямого руководителя на твердую четверку. Что заставляет вас сомневаться в ее репутации и способностях? Возникали ли у вас ситуации, когда вы испытывали сомнения по поводу решений миссис Кастенды? - Все считают, что они сделают все лучше директоров. В этом нет ничего особенного. Я уважаю мэм, она не худший вариант шефа. - Есть хуже на примете? - Список более чем длинный. - Где в этом списке располагается сержант Ксански? Судя по вашим ответам, вы вполне отдаете себе отчет, что он может в скором времени занять почетное место главы отдела. - Я нормально отношусь к Заку. - Вы имеете в виду Закарию, который, цитирую, «не принимает сторонних мнений», или того, который «требует беспрекословного подчинения указаниям»? Насколько беспрекословное подчинение вы подразумеваете? Молчание в него входит? - Я не… - Кини вздохнул и потер переносицу. – Я просто ценю того Зака, который занимается своей работой, и не лезет в мою. - И часто мистер Ксански пытается диктовать вам линию поведения? - Он этого не делает. Он просто… чрезмерно следит. Как за младшим коллегой, думаю. - Очень интересно. – Хон кивнул самому себе, чем вызвал разочарованный вздох юноши, и спросил. – А мистер Киркманн? Вы упомянули, что он ваш куратор. Какой он? Должно быть, вы много времени проводили вместе. Несмотря на его «возмутительное отсутствие координации и нарушение дистанции». - Он был моим куратором. Я понимаю, к чему вы ведете: мы коллеги, но не более того. Я сам отвечаю за себя. - Как вы думаете, к чему я пригласил вас на разговор? – кореец вопросительно приподнял бровь и наклонился ближе. - Вам интересно, кто еще замешан во всей этой истории. Это и любой дурак поймет. - Вы, очевидно, подразумеваете детектива Салазара? Емкое определение, данное вами, секунду, - перекрыв зарождающееся «нет» детектива, Хон отчетливо уронил. – «На грани некомпетентности». Оно все еще актуально? - Нет! Это не отражает нынешних реалий. - Зато я могу точно вам сказать, что эпитет «бесталанный хорек в пиджаке с подплечниками», весьма остроумный, кстати, отражает действительность почти доподлинно. Мне стоит уточнять адресата? – спросил Вонхо, но в этом не было особого смысла, поскольку он весьма красноречиво окинул взглядом стеклянную стенку и вильнул точеными бровями. Айзек закрыл глаза и медленно откинулся на стуле, руки сползли со столешницы безвольными плетями, падая куда-то между ног. Он почти полностью отвернулся от смотрового окна. Довольный собой, федерал предположил, что он примерно прикидывает, сколько времени понадобится, чтобы набор его крылатых высказываний возымел гору негативных последствий. Выдержав паузу, агент тихо начал. - Буду честен, мистер Кини, я склонен предполагать, что вы прекрасно осведомлены обо всем, что происходило и происходит в стенах вашего отдела. Вы просто проинструктированы молчать. Но, возможно, тонуть с кораблем – это не лучший выход для столь молодого и многообещающего специалиста? Брови следователя едва заметно дернулись и замерли. Хон сжался, будто превратился в пружину - бессмысленный набор мимических движений на смазливом лице имел под собой скрытую глубину. Мальчишка внимательно его слушал. На родине корейца десятилетиями учили паралингвистике – специфической науке чтения минимальных колебаний невербальных сигналов в лицах и телах людей. Долг службы сделал из него мастера во многих областях. Жаль, что каждую из них представлялось возможным с легкостью использовать для манипуляций и причинения страданий. - Подумайте. Вина вашего руководителя доказана, она не отрицала ни единого обвинения. Без сомнения, старшее звено вашего отдела будет привлечено к ответственности, но никто не в силах предсказать, какого рода ответственность их настигнет. – Хон держал ровный тон, ту самую золотую середину между шепотом и уверенным стандартом, его вкрадчивые интонации будто бы незримо раскладывали перед юнцом таблицу фактов. – Это большой скандал. Сейчас в полиции будет очень… нервно. А нервность ведет к поспешным решениям, особенно в нашей консервативной системе. Я, конечно, не говорю, что под раздачу обязательно попадут все, но в таких штормовых условиях неплохо бы заиметь, своего рода, протекторат. Кини неосознанно приложил ребро пальца к губам, отдернул почти сразу, но этот секундный жест, будто бы попытка смахнуть пылинку, сказала агенту больше необходимого: «тройка» отдела, привыкший к осторожности, с радостью завел бы протекцию. Хон представлял только два возможных исхода этой беседы, где выиграл бы от обоих, и реакция малыша вызывала в нем интерес. Не желая больше тянуть, он закончил: - Давайте поможем друг другу – вы расскажете мне правду о вашем месте во всей этой истории, а я постараюсь посодействовать сохранению вашей карьеры. - Карьеры? – очки «кошачий глаз» остро сверкнули, когда следователь повернулся к допрашивающему. – Сомневаюсь, что после нашей беседы у меня вообще получится карьера здесь. - Пф, - азиат со смешком фыркнул. – Многие имеют, что сказать о своих коллегах, и то, что вы смело о них выразились, только делает вам чести. Задумчивый юноша бегал глазами по столу, словно читал одному ему ведомые строчки. Наконец, он глянул на агента исподлобья и спросил: - Полагаете, их уволят? - Я не делаю предположений, повторяю. Гораздо важнее здесь перспективы для вас. Как быстро вы сможете подняться по лестнице без двух высших рангов перед собой? - А вы не слишком-то выбираете выражения. – Очкарик хохотнул и потер переносицу, кивнув на зеркало-окно. - Мне важно, что вы можете мне дать, и как мне уравновесить наш обмен. Честность – ценное качество в данном случае. Вежливость королей. - Точность. – Бросил Айзек, увереннее садясь за стол. Хон только искренне улыбнулся и покачал головой. Кини расценил его хорошее настроение как собственный триумф и закончил. - Точность – вежливость королей. Но вы это и так знали. Ну и я буду честен, раз уж вы просили – я ничего не знаю и знать не хочу. Мне нечего больше сказать. – Помедлив, он процедил. – Хотя нет, еще: они все, может, и капают мне на мозги, но явно не худший вариант. Юнец откинулся обратно на спинку и закинул ногу на ногу. Разговор, разумеется, пришел к логическому завершению, и Вонхо сделал пару выводов в мысленном блокноте. Все вышло выше всяких похвал. - Жаль, - Хон пожал плечами и спрятал сложенный листок во внутренний карман пиджака. – Я попытался уберечь вас от увольнения по статье. - Сначала докажите это. Гидра в груди корейца всколыхнулась, возмущенно зашипела, разбрызгивая щелочь по ребрам. Острые головы с раздвоенными языками так и просили позволить им вцепиться в дерзкого копа, наказать за непочтительное обращение. Глянув на Кини, сейчас больше похожего на раззадоренного сиамского котенка, федерал, наконец, поднялся. - Я постараюсь, в отличие от следователей по делу вашего отца. – Змеи довольно облизнулись, когда Кини, боязливым оленем вскинул огромные карие глаза на зеркальное стекло. Оставив мальчишку один на один с его семейными трагедиями, федерал вышел в темную комнату. Перед стеклом, ожидаемо, стоял Фирс: его недовольное лицо, перекошенное от злости, моментально развернулось к вошедшему. Вонхо намеревался пройти мимо, но не сдержался и остановился напротив панорамы: сняв очки, Айзек утопил лицо в ладонях. Вряд ли он плакал, скорее просто в красках представлял сцены своих грядущих комиссий. - Информация про Кини… достоверна? – сделал абсолютно бессмысленное уточнение шеф бюро. Хон растянул тонкие губы в улыбке и склонился над шатеном. - Не стоит так удивляться. Если вы почитаете личное дело детектива Салазара с открытыми глазами, то тоже найдете в нем много всего интересного. Фирс коротко и безрадостно кивнул. Окинув взглядом мужчину в допросной, будто бы мерзкого геккона в террариуме, он бросил: - Судя по всему, вы не услышали ничего полезного. - Напротив, я услышал подтверждение одной из своих самых многообещающих версий. Расплывчатый ответ вкупе с нисходящей улыбкой силовика бросил на лицо Бенджи нервное замешательство. Осторожный вопрос прошелестел в воздухе. - Вам обеспечить явку Салазара? - Нет никакой необходимости. Я узнал все, что хотел. – Улыбка ощерилась белой полоской зубов, став еще более мерзкой. – На данный момент. Ничего пояснять он не собирался – Фирс не заслуживал подобной чести. Хон плавно обогнул его и почти бесшумно направился к лифту. В длинном глухом коридоре металлический звон раздался как взрыв тактической боеголовки. Скрываясь в железной коробке с поклоном из-за своего немалого роста, он повернул голову так, чтобы видеть темный проход. И улыбнулся густому полицейскому мраку из светлой кабины, готовой взлететь вверх. *** Йан пришел в сознание как старый телевизор: рывком, с прерывистым свистом в ушах, но без особой четкости зрения. Единственное, что он смог разглядеть через смазанную запаздывающую за покачиванием головы картинку – противоборство бутылочной зелени за лобовым стеклом с тусклым желтым цветом скисшего молока. В этом и без того мерзком сочетании в невесомости парили грязные серые хлопья. Машина опускалась медленно, носом вниз, будто бы река все еще раздумывала над ее незавидной участью, взвешивая в руке. Йан, который удачно полулежал на спинке переднего сидения, протянул руку к ремню безопасности и отстегнулся. Руки тряслись так сильно, будто тело просто не успевало за несущейся галопом мыслью. Следователь шлепнул себя по щеке, а затем еще и еще, пока эта неопределенная полуболь не привела его физическую оболочку и паническую суть в подобие единого целого. Прояснение принесло с собой могильную тишину в салоне автомобиля, но и она оказалась всего лишь ширмой. Там, за железным корпусом бесконечно гудела вода. Огромное тело реки двигалось в залив, царапало металл своими гладкими боками, стучалось и просило впустить внутрь, как древний ужас за порогом старой хижины в глухом лесу. Что могло противопоставить могуществу этой тысячелетней силы жалкое творение человеческих рук? С передних сидений не раздавалось ни единого звука, и по загривку Киркманна словно потек кипяток, парализуя волю. В ногах водителя угрожающе булькнула вода, явно давая понять, что плохой каламбур про утекающее время как никогда актуален. Сжав себя в кулак, бывший блондин затряс плечо напарника: - Зак! - но Ксански только безвольно свесил голову вправо, открывая другу взгляд на залитое кровью лицо. – Черт! Вот черт! Краски отхлынули от, и без того, бледной физиономии детектива, а шестерни в голове завертелись так быстро, что он едва не отскочил назад, чтобы забиться куда-нибудь в дальний угол. К счастью где-то из-под него раздался сдавленный стон, и истерика быстро преобразилась в сосредоточенный командирский тон: - Динелли! Кончай ныть! Надо отстегнуть Зака! Человек внизу щелкнул собственным ремнем и опал на торпеду, чем потревожил сдутую подушку безопасности. Белая ткань обиженно шикнула, а на ее поверхности проявился красный размазанный румянец. В затопленном салоне еще раз булькнула вода, приняв в себя вес мужчины, и Чед без лишних слов протянул руки к своему неудачливому соседу. Первый раз он здорово промахнулся мимо защелки ремня водителя, но быстро сморгнул остатки бессознательного и буркнул: - Лови его. Замок глухо клацнул, а Ксански сильно отяжелел в руках приятеля, деятельно держащего его через сидение. Йан уже хотел вытягивать его к себе, но Чед вдруг слишком резко изменился в лице: черты решительности и какой-то внутренней силы проступили на этом лице с разбитыми губами. Дилер бросился наперерез копу, оттесняя его от белого, прижимая мощные плечи бесчувственного полицейского обратно к сидению. Йан потенциально всегда ожидал от русого предательства. Пока Закария спокойно ручкался с этим уголовником, Киркманн бдел. Слишком много всего было за душой у Динелли, чтобы допустить хотя бы минимальную возможность его истинно добрых побуждений. Но такой вероломной попытки помешать спасению лучшего друга детектив стерпеть уже не мог. С остервенением он наотмашь ударил мерзавца кулаком. Удар вышел косой, поскольку адресат находился в движении, и прошелся мимо, едва задев макушку мужчины. - Сдурел?! – вихрастая голова вскинулась, и на следователя в полнейшем замешательстве и страхе взглянули два огромных зеленых глаза. Правда, они быстро перекрывались явно более негативными чувствами: то ли обидой, то ли откровенной злостью. Опешив, агрессор стушевался и как школьник, резко отвел глаза. «Джонни, очнись, ты воюешь не туда», - назидательно прозвучал в голове мамин голос. Все еще прижимая чужое тело к сидению, Чедвик гаркнул: - Дебил, блять! Сидение его опусти! Он ранен! Рука копа разжалась почти моментально, пошла мелкой дрожью и кинулась к ручке кресла. Белая спинка со скрипом рухнула назад, открывая Киркманну вид на те самые ржавые ножницы из кармана водительской двери. Правда, теперь они весьма плотно сидели где-то в боку Ксански, окрасив белую рубашку в благородный красный цвет. С изо всех сил сжатых губ высокого все же сорвался глухой скулеж. - Дай мне пушку. – Голос будто бы прогремел где-то далеко в небе над ними, но жесткий тычок в плечо ясно обозначил его принадлежность Динелли. – Киркманн, ствол! Возможно, Йан не протестовал из-за того, что чрезвычайно переживал за друга, но полицейский «глок» почти сразу оказался в руке дилера. Тот проверил магазин, выскочил в просвет сидений и коротко произнес: - Возьми его. Встретимся наверху. Надеюсь. – И в салоне прогремел выстрел. Заднее стекло автомобиля пронзила одинокая пуля, у самого края оконной рамы. От маленькой дырочки поползли трещины, но это кружево стекла не прожило и секунды: мощный поток воды ворвался в клетку салона, сметая все на своем пути. Черная мутная жижа закрутила Киркманна, и он только крепче вцепился в безвольного напарника, ныне схожего весом с почившим автомобилем. Он не успел уловить момент, когда они оказались за пределами стремительно уходящей на дно машины, поскольку вокруг стояла кромешная тьма, а видимые источники света уже остались далеко внизу. Воздух стремительно покидал легкие Йана мелкими пузырями, в груди зарождалась саднящая боль, будто огромные гири по воле какого-то фокусника-садиста оказались прямо в его легких, заполнив собой все пространство и нагнетая дополнительный вес. Но там, наверху, светился жалкий, блеклый островок света. Он расширялся, приглашающе распахивал добрые объятия, но почему-то Киркманну казалось, что этот радушный свет постепенно угасает. И когда он практически безвозвратно потух, вода вдруг расступилась. Жадный глоток вернул мужчине все чувства разом. Огромное пространство закопченного засвеченного городом неба с унылыми серо-зелеными облаками и парой особенно ярких звезд безразлично взирало на маленького человека, который вновь обрел способность видеть. Воздух над водой пах то ли тиной, то ли какой-то гнилью, Йан мог ощутить его кислый вкус на языке, если бы захотел, но единственное, чего он искренне хотел сейчас, это выбраться из ужасающе холодной реки, скрюченными пальцами тянущей его обратно на дно. Зак не помогал – он тоже тянул его за собой в объятия глубины, и Киркманн, дико рыкнув, снова подтащил его ближе к себе. Крепкий торс друга проехался по его собственному напряженному телу, и коп осознал, что ножницы исчезли. Вполне возможно, они выскользнули при ударе водной массы в салоне машины, а может и сам спаситель неаккуратно задел их, вырывая из раны. Так или иначе, этот тревожный сигнал всколыхнул его сознание. - Динелли? Динелли! – следователь беспорядочно закрутил головой в поисках знакомой лохматой стрижки. Сердце болезненно екнуло: заиграла сущность полицейского, он просто не мог сдвинуться ни на миллиметр к берегу, пока не удостоверился бы, что с его подопечным, пусть и нежеланным, все в относительном порядке. Кроме того, он с неудовольствие признавал, что чувствовал вину по отношению к дилеру. Вероятнее всего, если оззи выжил, им еще предстоял весьма неприятный разговор на эту тему. Течение унесло их на приличное расстояние от моста, и Киркманну не оставалось ничего другого, кроме как грести к берегу. Где-то на половине пути, уменьшавшегося с улиточной скоростью, за спиной детектива послышались лишние шлепки по воде, и он инстинктивно развернулся. - Двигай ластами! – только и рявкнул Чедвик, подхватывая Зака под вторую руку. Вес немаленького утопающего очень кстати перераспределился на двух «спасателей», только вот из-за резкого освобождения рука Йана моментально начала неметь. Он поспешил последовать великодушному указанию австралийца, пока паралич не превратил его в сломанный катамаран, нарезающий сплошные круги. Они достигли берега довольно далеко от места, где старый шедевр автопрома обрушился в воду. Мост стоял на отдалении, горя служебными огнями, где-то на нем семафорили красно-синие лампы полиции, но все это слабо волновало Йана. Чед откололся от их трио на глубине полуметра и пошел вперед на шатающихся ногах, поэтому выбираться на серую гальку искусственной насыпи со стокилограммовым грузом копу пришлось самому. Правда, кидала не сильно себе помог – после пары метров по прямой его резко скосило влево, где он оказался на четвереньках в позе кающегося монаха. Киркманн героическим усилием дотащил друга до твердой земли и как можно бережнее опустил на камни. Вот только безвольное тело все равно бухнулось с таким звуком, что испуганный детектив метнулся к нему и наскоро перевернул на спину. Закинув назад мокрое и безбожно линяющее на воротник черной краской каре, Йан бегло осмотрел Зака. Рубашка из белой превратилась в кирпично-красную с темным пятном на животе. Дернув вверх мокрую ткань, он увидел несоизмеримую с объемом крови маленькую рану, будто бы Ксански просто пырнул залетный грабитель в подворотне. - Черт, Зак, держись. Только держись, - он вскинул белое лицо во множестве черных потеков тоники и туши. Динелли уже поднялся на ноги. Он вроде как бесцельно бродил кругами по камням, но нетрудно было догадаться, что он сосредоточенно думает. Наконец, мужчина глянул на своих приятелей по несчастью: Ксански, буднично белый как простыня, не подавал никаких признаков жизни, но достаточно насмотревшийся разного рода мертвецов, Чед мог с уверенностью сказать, что этот кабан еще поборется за свою, бесспорно, удивительную биографию. Киркманн же выглядел просто жалко: и без того несимпатичное лицо нынче походило на маску дэс-металиста, изборожденную множеством черных полос, нестойкий шампунь вылинял, оставив напоминанием после себя то ли голубой, то ли зеленый цвет с проблеском мышиного серого, губы на бледном лице посинели от холода. Скинув рубашку, Чед со вздохом подошел к ним и сел на корточки рядом. Рана на боку Закарии была аккуратной колотой и вроде как перестала кровоточить от холодной воды, но проверить стоило. Прицыкнув, бандит приложил к ней комок хлопка и чуть нажал. Спустя пару секунд касания на его голубой рубашке расцвела эритроцитовая розочка. - Приподними его. Вымотанный Йан еле-еле оторвал от земли тяжелого мужчину, но Чедвик исхитрился просунуть бедную тряпку под ним. Туго завязав жгут из этой подручной ткани, он глухо кашлянул в кулак и посмотрел на воду. Киркманн заметил, как на крепких загорелых руках высеялись мурашки. - Ему нужна медицинская помощь. Сейчас. - Справится. – Отрезал Динелли, даже не повернувшись. Заводясь, Йан скрипнул зубами. - Ты… - с трудом подавив ругательства, он как можно спокойнее вывел. - Я думал, ты только меня ненавидишь. Чед глубоко вдохнул, закрывая глаза, и с медленным выдохом повернулся к скандинаву. - Нас только что выследили и загнали как диких зверей. Где в Яблоке ты хочешь найти такую волшебную б-б-больницу, где нас не убьют к ебене мат-т-тери? - Я не могу потерять друга. – Прошипел детектив и коснулся плеча Закарии. Динелли такая душещипательная картина не тронула. Сотрясаясь всем телом от холодного бриза пролива, он плотно сжал губы и молча тыкнул пальцем в сторону блондина. Но слова не находились, и кислород снова и снова получал ассорти тычков. Наконец, мельком глянув на альбиноса, Динелли зябко вдохнул сквозь зубы: - Не мож-ж-жешь? Напоминаю тебе, п-п-припадочный ты ублюдок, что давеча, пока я оп-п-пять спасал вам жизни, в благодарность ты ч-ч-чуть не свернул мне челюсть. - Мне реально жаль, что так получилось! Но это из-за тебя все дерьмо вокруг нас и происходит. Ты корень наших проблем, Динелли. – Для вескости он рубанул в воздухе ладонью. - Я говорил тысячу раз, что вытащить тебя – самая тупая идея из тех, что приходили ему в голову. И посмотри на него теперь! - Если ты сейч-ч-час же не угомонишься, я буду д-д-держать твою крашеную башку под водой ст…олько, сколько потребуется, чтобы ты нак-к-конец-то пришел в себя, - без тени шутки отчеканил клацающий челюстью мафиози, глядя прямо в глаза Киркманну. – Либо повзрослей уже… наконец, либо я позвоню своим б-б-братьям из ближайшего таксофона, и мы закончим эту грус-с-стную киноленту в ближайшие двадцать минут. - Попробуй. – Огрызнулись в ответ. Чед смотрел на него лишь пару секунд, а затем просто закрыл глаза и обреченно помотал головой. Он поднял вверх ладонь, как кандидат в президенты за кафедрой, но синюшные мерзлые губы не смогли выдать пламенной речи, и ладонь просто сошлась в слабый кулак, чтобы коснуться лба. Костяшки опустились на гальку и мягко стукнули по россыпи пару раз, но внезапно рука с остервенением сжалась вокруг одного из камней и зашвырнула его далеко в реку. Вместе с далеким плеском Динелли вскочил на ноги. - Ты д…остал меня, Киркманн. – Он всплеснул руками с таким бессилием, что люди на том берегу Манхэттена, к которым он стоял лицом, должны были бы номинировать его минимум на «Золотой глобус». На секунду согнувшись и обхватив руками плечи, он повернулся. - Ты р…еально... Я… - А я могу посмотреть что-то… кроме шекспировской драмы? У кого пульт? – слабо просипели снизу, и пара мужчин грустно посмотрела на альбиноса. Тот, видимо, попытался улечься на каменную крошку поудобней, но бок высказал свое авторитетное мнение. – Ауч. - Лучше лежи спокойно. – Киркманн снова посмотрел на австралийца. – Время достать из рукава своих криминальных лекарей. - Я тебе что, расш-ш-ширенная колода «Мафии»? – оскалился дрожащий Динелли. – Это тупой Д-д-даунтаун, я… Его лицо на миг просветлело. Копы смотрели на эту метаморфозу молча, но явно ожидали ответа. - Л…адно, думаю, с нат-т-тяжкой, но один контактик у меня найд-д-дется. – Он потер шею и вновь мелко задрожал от дуновения ветерка. – Но если не выг…орит, мы украдем тебе аспирин в круглос-с-суточном, уж прости. - Ладушки-оладушки, - махнул в воздухе рукой Закария и, скривившись, стукнул по плечу Йана, тщетно пытавшегося его поднять. Подключившемуся к тяганию тяжестей Чедвику оплеухи не досталось, и трое мужчин медленно побрели подворотнями к загадочному целителю Нижнего Бруклина. Одинаковая типовая застройка двадцатого века не менялась уже добрые десять минут, и у Киркманна начало закрадываться подозрение, что Индиана Джонс вряд ли имеет целостное представление, куда именно они направляются. - Далеко еще? – наклонил голову он, чтобы увидеть австралийца из-за могучей груди товарища. - Не думаю. – От чужого тепла Динелли перестал колыхаться от озноба и теперь сосредоточенно рассматривал окружение. – Тут поменялись некоторые вещи, но… - замерев, он уставился на богато уставленное цветами окно с безвкусными занавесками в мелких ромашках. Глянув через дорогу, он вздохнул. Дом с коричневой входной дверью ничем не отличался от своих соседей, кроме, разве что, кормушки для птиц, свисающей с козырька на простой лохматой бечевке. – Ходу. На улице удачно царил мир и покой, характерный для подобных районов, где живут простые семьи не слишком большого достатка. Йан побился бы об заклад, что в каждом из окружающих их домов спало по одному ребенку до пятнадцати лет. Перебежав через дорогу, мужчины затащили Ксански по невысокой лестнице. Как только они встали на крыльце, русый отпустил копа на его тощего друга-гота и встал перед дверью. Дилер протянул руку к дверному звонку и сразу же нажал кнопку. В недрах дома раздался одинокий «динь-дон» и вновь настала тишина. Затем из глухой дали донеслось цоканье когтей по полу, какое-то маленькое животное на секунду затихло, чтобы моментально загарцевать по паркету в бешенном ритме. За цокотом скрывались тихие чуть шаркающие шаги, донесся тихий голос и шиканье. А затем дверь приоткрылась. Чедвик специально вильнул подальше за полотно, чтобы хозяин дома был вынужден открыть проход сильнее. Киркманну не очень понравился этот ход, но все стало ясно, когда оззи выглянул из-за деревянного ребра двери. - Ол… - … пошел вон, - после секундной заминки отрезал женский голос, и дверь сразу же захлопнулась. Точнее, захлопнулась бы, если бы русый не сунул в проем ногу. Шикнув, он начал. - Слушай… - Нет, - незримая незнакомка твердила это как мантру снова и снова, не давая ему вставить ни единого слова, и явно упрямо тянула дверь на себя потому, что мужчине пришлось, наконец, подключить руки к попытке проникновения. - Тут человек ранен! – сказал он на несколько тонов громче, и блондин скривился: в округе, должно быть, стало на одного спящего ребенка меньше. На секунду буддистский бубнеж смолк, и за дверь выглянула голова. Самая обычная на свете темно русая девушка, ничем не примечательная внешность которой являла собой золотой стандарт подавляющей массы жительниц штатов, круглыми глазами неопределенного цвета срисовала двух мужчин на крыльце. - Они копы. – Видимо, Чед понадеялся, что потенциальная помощь закону пробудит в хозяйке радушие и чувство долга, но та моментально гневно пихнула его в грудь. - Твоих рук дело? – злость сменилась на милость тут же, когда вместо ответа полуголый замахал руками, соскальзывая со ступеньки. Она успела поймать его за руку, выскочив из безопасной зоны в своем пижамном флисовом костюме, и Чедвик с глухим стуком схватился за дерево двери. Бедное полотно жалостливо скрипнуло на петлях. В раскрытую дверь пулей вылетел кокер-спаниель и бешено запрыгал вокруг мокрых голубых джинсов Динелли, то ли скуля, то ли пища. На отдалении опасно засветилась дорога, и девушка затолкала австралийца в коридор, а затем подскочила к висящему на Йане детективу. Машина проехала мимо крыльца тогда, когда Ксански уже опускали на широкое раскладное кресло в компактной гостиной. Сделав это, помощница бодро пошла к телефону. - Что ты делаешь? – бросился наперерез русый. - Звоню в больницу, - она схватила переносную трубку, но на ее кисти тут же сомкнулись крепкие пальцы. Борьба была недолгой – телефон быстро перекочевал к более сильному противнику, но женщина не отчаялась. Схватив с полки глянцевый журнал, она со всей своей небольшой силы хлестнула обидчика проспектом по лицу. Зажмурив глаз на пораженной стороне, он без каких-либо видимых эмоций посмотрел на нее. - Не смей меня трогать. – Она бросилась к выходу из гостиной. - Я звоню в полицию. Перекрыв ей выход, Динелли воскликнул: - Ты прикалываешься? Я сказал, что они копы! Мегера развернулась к гостям, особо подозрительно глядя на полуживого шрамированного Зака, и требовательно выпалила: - Значки. Где ваши значки? В один голос мокрые детективы обратились к Чеду, замыкая круг: - В твоей квартире. Тот жалостливо глянул на девушку, но она просто бросилась вперед в надежде прорваться в спальню наверху. Зажав ее руками, как в тисках, он вынес брыкающуюся обратно в комнату, пыхтя, когда она со всей дури пинала его по ногам. - Я буду кричать. Помогите! Пом… - продолжение потонуло под чужой рукой, и Киркманн поднялся с колен возле кресла Закарии, поскольку происходящее выходило за пределы его допустимого обращения с дамой. Но помощь не потребовалась - Чед хорошенько встряхнул пленницу и с особым проникновенным надрывом тихо рявкнул: - Оливия! Пожалуйста! Ему нужна помощь. – Она снова взбрыкнула. – Да будь же ты человеком! Воспаленный яростный взор, каким ошпарила его девчонка, заставил Йана почувствовать себя неуютно, словно он стал свидетелем чего-то не предназначенного для лишних глаз. На жалкую долю секунды ему показалось, что на этих огромных, как выяснилось, светло карих глазах проступила битая крошка слез, но она иссякла почти сразу. Женщина кольнула альбиноса одним точным взглядом. Тот смотрел в потолок, медленно моргал и крайне осторожно размеренно дышал, боясь снова отключиться. Оливия вновь посмотрела на крепко удерживающего ее Чедвика и презрительно сощурилась. Пара мгновений, и она изловчилась дважды прихлопнуть его по руке. Он разжал капкан сразу же. Женщина отпихнула его от себя и двинулась к креслу. Динелли, по большой дуге обойдя хозяйку дома, уселся на второе кресло, в углу комнаты, где высилось наборное кашпо с цветами, и затих. Жгут из героической голубой рубашки на торсе Ксански давно окрасился всеми оттенками теплого спектра. Девушка развязала мокрый узел с трудом и присвистнула, промакивая кожу офицера. Тот приподнялся, чтобы увидеть, как его дела. - Это от ножа? – она подняла голову и встретилась с лицом белого, рассеченным на лбу. Приподняв его челку, Оливия затянула как мамочка детсадовца, - у-у-у... - Почти. – Ответил Киркманн. – Ножницы. Болезный вскинул на него голову и поднял бровь. - Это вот те, которые… - Именно, - скорбно кивнул блондин. - А потом еще и вот в ту воду? – с истинным страданием спросил альбинос и получил в ответ еще более скорбный кивок. Закария закрыл лицо ладонью и откинул голову на подголовник. – Столбнячный припадок начинается через пятнадцать минут. - Для профилактики есть двадцать дней. – Мягко заметила девушка. – Но для этого вам надо в больницу. Последние слова она произнесла с жестким нажимом, в воздух, чуть повернув голову назад, где на кресле сидел Динелли. Из полумрака донесся его голос: - Просто сделай все, что сможешь. Она рывком развернулась и швырнула рубашку в него. Мокрая ткань не долетела до цели, шмякнулась об пол, оставив на светло-кофейном лаке неравномерную бурую кляксу. - Что ты хочешь, чтобы я сделала? - Пару швов? - Я анестезиолог! - Да. В операционной. - Заткнись, Чед. – Она вернулась к осмотру и аккуратно свела пальцами края раны. – Лучше просто заткнись. Будто бы почувствовав себя виноватым, самый вежливый человек на свете тихо сказал своему «врачу»: - Извините за этот ночной визит. Нам было некуда пойти. Девушка поджала губы и спросила: - Вы реально копы? Если нет – я пойму. Только не врите. - Стопроцентные, - вставил Киркманн, изучая краску на ладони, оставшуюся от касания к лицу. – Простите, мисс… - Рой. Можно просто Оливия. - Оливия. Я могу воспользоваться, не знаю, шампунем? - Конечно. Ванная за углом. Возьмите полотенце в тумбе перед дверью. – Зачитала она инструкцию, не глядя на гостя. Послушный Йан выполним все пункты руководства, но у шкафчика смутился. - Они все белые. - Ну и ладно. Это просто тряпки. – Равнодушно пожала плечами хозяйка. С сожалением вытащив полотенце, блондин скрылся в санузле, откуда скоро донесся шум воды. Бытовая обстановка, видимо, смягчила Рой. - У вас операция какая-то? - Типа того. – Белый ответил в потолок, хмуря брови от боли. - Зачем вам этот? – неопределенно качнула она плечом назад. «Этот», на удивление, промолчал. - Он знает… кое-что важное. - А-а-а, - кивок головой будто выдернул ее вверх: докторша поднялась на ноги. Дойдя до стеклянной перегородки между комнатой и малюсенькой кухней, она зашуршала пакетами и коробками. – Важное, значит. Миллион своих дружков-бандосов? Или места слета нарколыг? Ее слова явно давали понять, что кое-какие сведения о реальной деятельности знакомого у нее имеются, так что Ксански предпочел последовать примеру своего криминального коллеги. Но Оливия не смутилась. - Да можете не отвечать. Я видела новости. - Это не правда. – Неожиданно твердо отрезал русый. - И ты прямо не торговал дурью никогда? – она вышла в зал, взмахнув копной неопределенных медикаментов. - … ну, не все правда. Миловидное лицо исказилось в презрении. Присев обратно к креслу, врачиха занялась чужим ранением, и на комнату медленно опало пуховое одеяло тишины. Звонко щелкнул замок, и в гостиную медленно вошел Киркманн. На голове у него красовался прекрасный сизый подтон, очень гармонирующий с синяками под глазами. Накрыв голову полотенцем в серых разводах, он уселся на диван. В воздухе снова пронесся легкий перестук коготков – мимо софы весело пробежала маленькая собачка и попросилась на колени к австралийцу. - Белла, фу! – элементарная кличка заставила Йана улыбнуться от того, насколько незамысловатой была жизнь в этом доме. – Не подходи к нему. Жаль, что Белле мамины слова были до фени. Собака без спроса запрыгнула на желанное место и принялась самозабвенно лизать избитые руки, повиливая хвостиком. В уголке губ Чеда зародилась улыбка. Оливия неодобрительно помотала головой и перестала, наконец, теребить прокол на коже мужчины. - Вам повезло, - заговорила она, протирая руки салфеткой. – Прошло вбок, органы вроде как не задеты, кровотечения обильного не будет, если не бегать по дворам. Я обеззаражу, насколько это возможно, и наложу бинты. Но все еще настаиваю на реальном травматологе. - При первой возможности, мисс. Спасибо. После демонстрации пылкого характера, детектив на диване ожидал ответа в духе «спасибо на хлеб не намажешь», но докторша молча продолжила свою добрую миссию. Да, на ее лице читалось неудовольствие, но оно накатывало на ее округлые щечки волнами, как прибой на берегу. Под вредностью скрывалось сочувствие к человеку и большая доля ответственности за чужое благополучие. Других мыслей, кроме как «порядочная женщина», в голове копа не возникало. Идилию нарушил надсадный кашель. Испуганный спаниель подпрыгнул на месте и пулей ретировался под ноги Киркманну, когда его избранный гость быстро вскинул кулак ко рту. Выслушав духовой концерт до конца, Оливия отметила: - Вам стоит просушить вещи. Да и горячий душ был бы кстати. Кроме вас, извините. – Короткий взгляд убедился, что послание дошло до адресата. Белый грустно кивнул. – Я уйду наверх, гостиная будет в вашем распоряжении. Одеял, к сожалению, нет. Но пару пледов откопаю. - Вы очень добры. – Больше констатировал факт Киркманн. – Мы в долгу. Неопределенно гукнув, спасительница последний раз затянула узел перевязи и встала. - Все. Если отлежитесь ночь, есть вероятность, что сможете уже завтра ходить почти самостоятельно. – Она наклеила на порез на его голове пару коротких пластырей на прощание и пошла на кухню, зевая на ходу. – Я поставлю чайник. Газовая конфорка со щелчком зажгла несколько танцующих капель огня, и вскоре старенький пузатый носач с подкопченным дном разразился свистом на весь этаж. Оливия вынесла его в комнату вместе с тремя кружками, которые удерживала в руке как заправская леди Октоберфеста. Закинув в каждую пакетик бюджетного чая, она разлила кипяток и раздала напитки. Чедвик оказался за бортом чаепития, поскольку третья чашка ушла на кухню вместе с хозяйкой. Похлопав шкафами и дверцей холодильника, Рой вынесла гостям пакет хлеба, бутылку «Хайнца» и сотейник. Кружка в ее руке, видимо, поделилась митозом: теперь их было две. Кастрюлька оказалась на столе, и притянула на себя все внимание. Как черный ящик «Боинга», она сулила невероятные открытия, и снятая крышка выпустила на волю запах чего-то холодного и жирного. - Наггетсы, - резюмировала девушка, тыкая в них пальцем на ходу, - думаю, вам не помешало бы. – Она в пару шагов покрыла расстояние до Чеда и вслепую протянула ему теплую кружку и зажатый меж пальцев пакетик антигриппина, все еще общаясь с полицейскими. – Вряд ли вы ели… что-то. Дилер лишь вскинул брови и безмолвно забрал лекарство, глядя на нее снизу вверх. Едва чашка перекочевала из рук в руки, Оливия потеряла к нему всякий интерес и направилась к лестнице. - Доброй ночи, - донеслось откуда-то из разрыва между этажами. Киркманн дождался хлопка двери над ними и открыл, было, рот, но Динелли поставил почти пустую чашку на пол и быстро скрылся в ванной. Никаких особых исследований, чтобы понять, что он скрылся от разговоров, было не нужно. - Спорим, она жертва его дерьмового поведения? – шепнул блондин и выудил кусок курицы из миски. - Лучше сделай мне бутер, - Зак потер глаза и хлебнул чая. – А то я усну голодный и буду злой с утра. - Ну а если серьезно, - размышлял Йан, поливая хлеб кетчупом, - больше никаких мыслей о происходящем не возникает. - Я не в настроении сплетничать. – Отрезал Ксански и требовательно протянул руку. Получив заветный скудный сэндвич, он расправился с ним в пару укусов и заявил. – Раздеться помоги. - Интересная намечается картина… - И носки. С лица блондина схлынула улыбка. Сделав такое лицо, словно ему попался очень кислый мандарин, он вздохнул. - Что ж... - Уже не так интересно? - Гораздо более трагично. Стоя с мокрыми вещами посреди комнаты, Киркманн задумался, куда их можно повесить. Обдумывая вариант с единственной металлической вещью в комнате – карнизом, он чуть не подпрыгнул, когда со стороны лестницы раздался лязг и грохот. Рывком развернувшись, он увидел мисс Рой с сушилкой в обнимку. Сзади шумно вдохнул Зак, и высокий коп быстро шагнул в сторону, скрыв фигуру друга от хозяйки. - Ой, простите. Я просто подумала, что было глупо с моей стороны ее не достать. Вот. – Она протянула конструкцию мужчине, но тот с улыбкой пожал плечами и качнул занятыми руками. Шикнув, она хлопнула себя по лбу ладонью. – Ну дура, нет. Секунду. Девушка немного поборолась с болтающейся во все стороны алюминиевой доской в рейках, но женская рука сломила металлическое сопротивление. Напоследок Оливия воткнула в розетку вилку и щелкнула тумблером. - Она электрическая. – Как на презентации спорткара, она взволнованно указала ладонью на чудо техники. Правда поняв, что сушилка выглядит максимум удовлетворительно бывшей в употреблении и не заслуживающей подобного ажиотажа, докторша совсем смутилась. – Вот. Да. Кхм. - Класс. – Между людьми в коридоре возникла неловкая заминка и мисс Рой вспыхнула нервным румянцем. - Я пойду. Еще раз доброй ночи. – Сжавшись, она стрельнула глазками на пустое кресло у цветов и быстро взбежала к себе, где закрыла дверь. Выдохнув, блондин повернулся назад: там напряженный Закария как Прометей на классических полотнах удерживал плед в самых уязвимых местах. - Ты в трусах, монахиня, - фыркнул Киркманн и кинул вещи на рейки. Ткань вздохнула паром и повисла в блаженстве. - К счастью. И все же. – Плед развернулся в воздухе, и из-под него донеслось только «доброй ночи». Пошутить еще Йан не успел, поскольку по размеренному дыханию понял, что кое-кто чрезвычайно устал. Стянув собственные вещи, он повернулся к сушилке и краем глаза заметил голубую тряпку на полу. Красивая рубашка Чедвика знавала лучшие дни, сейчас больше похожая на половик в хирургической. Галстук с камушком потерялся, судя по всему, еще на берегу, когда Динелли снял ее, чтобы наскоро перевязать чужого друга. Присев над ней, коп подцепил ворот двумя пальцами и поднял ее над полом. Снизу натекла приличная грязная лужа, и Йан без лишних мыслей вытер ее своей собственной бело-черной от краски офисной рубашкой. Теперь оба предмета в его руках носили в своих волокнах человеческую кровь. - Придется выкинуть. – Заметил сзади русый в аналогичном блондину одеянии. – Ни одна химчистка не возьмется. Сидящий на корточках поднялся во весь рост и протянул вещь хозяину. Дилер не взял ничего из протянутой руки, только равнодушно пробежался взглядом сверху вниз по фигуре копа и вдруг кивнул: - Мощно. Через забор лазил, дружелюбный сосед? Разумеется, он имел в виду уродливый шрам, тянущийся изнутри бедра полицейского, рассекающий плоть вглубь, поперек артерии. Отметина досталась Киркманну на работе, и он не слишком любил обсуждать ее во всех неприятных подробностях. Коп отвернулся так, чтобы скрыть зазубренную змею рубца от чужого взгляда. - Хорошая шутка. Я смотрю, развезло от парацетамола? Динелли на это измученно вздохнул, дернув бровями вверх. - Я просто спросил. - Я просто ответил. Они простояли молча с минуту. Вновь окинув взглядом ковбойскую тряпку, Йан опустил руку. - Как на разных языках, ей богу. - Сухопарый русый мужчина на ходу поднял с дивана одно из оставленных докторшей покрывал и накинул на плечи. Крепко укутавшись в теплый кокон, он опустился в свое кресло. - Извини. – Неожиданный тон детектива, полный раскаяния, привлек его внимание. Йан повесил на жерди обе вещи и произнес. – Я правда благодарен за то, что ты сделал. И до этого. И в первый раз, в принципе. Просто выходит, что я конченный идиот, а это тяжело признать. И обидно. С этими словами он улегся на диван лицом к спинке и затих. Глядя ему в спину, Динелли задумчиво покусал губу. Это сумбурное извинение имело определенный вес, но все же оставляло после себя некоторое горькое послевкусие, как некачественный тоник в бокале дорогого вермута. Списав это на то, что коп вообще не часто выдает подобные тирады вслух, Чед вздохнул и закрыл глаза. К мужчине на диване долго не шел сон, и он сам был тому виной. Порхая вокруг него, как неуловимый комар, дремота никак не могла продраться сквозь черепную коробку, воспаленную сумбурными откровенностями с преступником. Никогда в жизни следователь не думал, что его восприятие жизни может претерпевать такие стремительные и кардинальные изменения. В этом безумном водовороте событий он полностью отдавал себе отчет только в одном: смертельная усталость от этих сейсмических перемен почти сбивала его с ног, но каждый раз происходило что-то такое, что не позволяло хотя бы на минуту присесть и обмозговать произошедшее. И вот, едва на голову группе свалился внезапный приют, рефлексия выбила плечом двери подсознания и просто заставила Йана смотреть себе в глаза. Динелли, если задуматься, не просто не сделал ничего дурного за эти сумасшедшие дни. Важнее оказывалось то, чего он сделал хорошего. Для человека его пошиба тот факт, что Киркманн спокойно мог посчитать «ценные вклады» дурного ковбоя на пальцах одной руки даже с переходом на вторую, было воистину удивительным результатом. На секунду у следователя закралась очень, очень радикальная мысль – может статься, что Чедвик не такой уж и мерзопакостный изворотливый гад. Додумав эту идею, офицер поежился. Абсолютно невозможно. Ни в коем случае. Ни единого шанса. Картина мира блондина всегда четко разъясняла: он хороший и ловит плохих. Все без исключения жулики, пойманные славным детективом нарко, представляли из себя либо отбросы человечества, окончательно потерявшие любое достоинство, либо истинные сосуды зла, сознательно избравшие путь склонения более слабых во мрак. Если первых ему было хоть немного жаль, то вторые вызывали исключительно отвращение. Динелли был эталонным вторым. Йан ловил его несколько лет. Дилер имел абсолютно все рычаги противодействия следствию, знал это и активно пользовался этим. Небожитель от мира уличной наркоторговли, он стал самой длительной головной болью в карьере следователя и откровенно глумился над бессилием закона перед его связями и, как ни странно, смекалкой. Оценивая его со стороны во время ночных бдений над кипами протоколов и вещдоков, временами полицейский психовал в своем офисе и бросал эти исписанные листы прямо в стеклянные стенки с криками «сукин сын» или чего поострее. Чед работал так чисто и быстро, что большая часть базы против него строилась исключительно на косвенных уликах, не способных убедить даже самого ленивого судью на процессе. Следователь лез на стенку от злости: он снова и снова вызывал проходимца на допросы по одним и тем же основаниям, и тот приходил на них с доброй улыбкой, как самый послушный самаритянин. Его не за что было задерживать и просто нечего ему предъявить. Час бесполезного трепа – и Динелли снова уходил из офиса Киркманна свободным человеком, блеклым подозреваемым, пока за его спиной вновь и вновь трещали сломанные в тисках пальцев карандаши. Он не просидел в камере ни единого дня и едва не перешел в ранг свидетеля, чем чуть не вызвал у блондина инсульт. Пока Киркманн как безумный в шапочке из фольги кричал в кабинете Кастенды, что проклятый австралиец виновен абсолютно во всем, тот получал максимум штрафы за неправильную парковку и продолжал заниматься своими темными делами. Йан ненавидел его всеми фибрами души и грезил моментом, когда сможет стереть эту мерзкую улыбку с тонких язвительных губ. А потом он попался, и Йан возненавидел его еще сильнее – Чедвик обзавелся адвокатом под стать себе, ушлым и невероятно въедливым. Они не старались развалить дело, напротив, содействовали раскрытию, но следователь все равно оставался в дураках. Они не признали вины ни за что больше, Киркманн не смог вменить русому ни одного эпизода сверх того, что Чед позволил себе вменить. Великодушно, он снизошел до бедного работяги и подарил шанс прикоснуться к подолу своих шелковых одежд, купленных на деньги мафии и своих зависимых клиентов. Ковбой смеялся над ним, над его бессонными ночами и тяжелыми месяцами работы. Йан научился прощать уголовникам любое к себе отношение, но не подобное: Динелли вел себя с ним, как с посмешищем. Осуждение этого Неуловимого Джо должно было стать триумфом Киркманна, его «золотым расследованием». Но все, что он чувствовал во время поздравлений – неполноценность, словно получил утешительный приз. «Отмучался», - так сказал ему Зак, и никакое слово в человеческом языке не могло ярче охарактеризовать суть победы над торгашом. Йан изо всех сил пытался оторваться от собственной предвзятости и оценить Чедвика Динелли как человека, отдельно от их безобразной личной истории, но терпел неудачу за неудачей. Единственное, что он успевал уловить до собственных программных сбоев в морали так это то, что либо у оззи была настолько короткая память, что он напрочь забыл, сколько галлонов крови попортил детективу, либо он просто не придавал этому никакого значения. Этот мужчина, как мотылек, жил одним днем и не оглядывался на вчера. Киркманн не понимал таких людей, они жили в ином мире. Динелли был родом из сумеречной зоны нравственности, где категории истинного и дозволенного размывались слишком сильно. Это мысленное ралли утомило следователя в конец. И только-только он начал проваливаться в забытье, как наверху глухо упало что-то увесистое. Следом сразу раздались торопливые шаги и бормотание. Ручка двери скрипнула, босые ноги тихо прошлепали по дощатому полу и начали считать ступени скрипучей лестницы. Оливия вышла в гостиную на цыпочках, проскользила мимо головы Йана и скрылась за разделительной стенкой. Он успел увидеть в ее руках кружку, правда, без ручки. Крупные квадраты разноцветного стекла тускло подсветились светодиодной лентой под ящиками кухонного гарнитура, высветили длинноволосый силуэт с растрепанной кичкой на голове. Докторша начала рассматривать чашку и, видимо, ее отлетевшую рукоять, грустно вздыхая. Киркманн уже хотел вновь закрыть глаза, но за спиной зародилось новое движение. Динелли вышел к хозяйке дома. Йан и очень удобно, и весьма неловко торчал из-за спинки дивана с отсутствующими подлокотниками с обеих сторон сразу и просто не рискнул шевелиться. Нежеланный спектакль начался почти сразу: Рой повернулась к подошедшему, готовая что-то сказать, но тот просто поставил к раковине свою собственную чашку. Пухлые губы девушки закрылись. Зато слово взял мужчина. - Ну, - он неопределенно ткнул пальцем в сторону раковины. – Спасибо. Заболеть было бы некстати. - Она не отвечала, просто отставила на столешницу разбитую кружку. Чед повернул ее сколом к себе. - Это можно склеить. Найдется суперклей? – в ответ он вновь получил только молчание и, судя по всему, немой укор. Но сдаваться не планировал. – Слуш… - Чед, что тебе надо? – она произнесла это так вымученно, что Киркманн не сразу узнал за этой интонацией подбитой птицы недавнюю бойкую помощницу. – Иди спать. - Я просто… - Просто что? Вежливый? Хочешь помочь? Мой герой… - в голосе мелькнул вялый сарказм. - Как насчет просто исчезнуть, как ты сделал это тогда? Еще не забудь номер сменить - в прошлый раз отлично сработало. Динелли будто бы опешил и брякнул: - Ничего себе ты. Пять лет прошло же. Вроде. Она осеклась и будто бы отклонилась назад. Губы заметно поджались, но сильная леди вновь взяла себя в руки. - Ты такая свинья. Просто невероятно. - Эй! Я предупреждал, что у меня непростая жизнь, - взмахнул он ладонью, но она только тихо шлепнула по ней. - О да, непростая! Жизнь эгоистичного, манипулятивного, - Олив вбивала каждое свое слово в его грудь жестким тычком пальца, - равнодушного и бессердечного мудака. Ты никогда не был командным игроком! Только командующим. Тиран! - Не делай из меня Синюю Бороду. - Ты сам прекрасно с этим справлялся, бестолочь. С тобой как цыганская лотерея на ярмарке: случайные крохи призов и сплошное разводилово. Взял бы пример со своего брата, в конце концов! – она шикнула это с праведным гневом и внезапно добавила, схватив его чашку. – Ты не допил! - Там горький осадок. – Отмахнулся Динелли. - Это и есть основное лекарство! – Оливия гневно плеснула туда воды из остывшего чайника. – А ну пей живо! Что-то прорычав, как раздраженный пес, он залпом хлебнул воду. - Довольна? - Я была бы довольна, если бы ты никогда не возвращался в мою жизнь! – девушка всплеснула руками, по-детски вытянув их по швам, но эта злость рассыпалась по ее плечам болезненной печалью. Рой уселась на край столика и протерла глаза рукавом. Замявшись, Чед хотел коснуться ее плеча, но она вывернулась, и его пальцы поймали лишь воздух. - Не надо. – Она в каком-то отчаянии тихо сипнула. – Поверить не могу, я едва заново научилась жить без тебя, балда ты окаянная, а ты снова приперся. Еще и не изменился почти, козел. А по телеку был как другой человек. Даже легче стало тогда. - Тюремная качалка творит чудеса. – Она приструнила его неуместный юмор взглядом. - Я звонила тебе пятьдесят четыре раза, думала, что-то случилось. Черт, в голове не укладывается, что ты свалил только чтобы свалить. Вот так просто. Даже без вонючей записки на салфетке. После двух лет отношений, Чед! Что с тобой тошно было, что без тебя, что ты за человек такой? Тебе и стараться не надо, чтобы больно людям делать, природный талант просто. Ты вообще хоть примерно представляешь, что такое любовь? - Конечно. - Я говорю о любви к другим, а не к себе драгоценному. - Я люблю свою семью. – Уверенно ответил он. Олив посмотрела на пол, шмыгнув носом, и с печальным смешком, словно вспомнила что-то забавное на похоронах, заявила: - Ты любишь их только потому, что они дали тебе жизнь, о которой ты мечтал. А с бедной студентки мед-фака из северной глубинки Миннесоты нечего взять, можно выкинуть, как наиграешься. - Я не… Она перебила его, вскинув голову: - Ты знаешь, что мне сказал Калисто про тебя на одном из ужинов? – он выжидательно замолчал и Рой просто ответила. – «Он хороший». Я засмеялась тогда, не сдержалась. Из-за того, что он не знает, как ты себя ведешь. А потом уже с ужасом поняла, что это было не вслух. А тут, - она постучала пальчиком по лбу. – В голове. Потому что вслух я сказала: «Он не хороший, он лучше всех». Как пластиковая кукла. Вот что ты со мной сделал. – Еще раз вытерев глаза, соскочила со стола. – Хочется надеяться, что ты правда любишь хоть кого-то. Иначе мне тебя жаль. Она хотела пробежать мимо, но он мягко поймал ее за руки. Кисти медленно и ненавязчиво, но все уверенней скользнули по ее коже, к локтям. Первым порывом она, очевидно, хотела вырваться, но что-то большее, чем его сбитые руки, удержало ее, плечи просто опустились. Он едва заметно, на крошечный миллиметр придвинулся ближе, чуть склонился к ней. - Нет, Чед, - очнувшись от наваждения, докторша все же попыталась оторваться от него, но он воспользовался этим, и пальцы сжались в замок уже у нее на пояснице. Она глухо стукнула его по плечу костями ладони. – Пусти. Так будет лучше. - Кому? – нос едва коснулся ее волос, вычертил короткую линию. - Мне. Оставь меня в покое. – Но он без зазрения совести продолжал сокращать дистанцию, спускался все ближе к чужому лицу. Вдруг их разделил ее резкий рывок, хрупкую фигуру словно отбросило током. Оливия остановилась напротив него, словно не до конца понимая, что произошло, а затем трясущимися руками провела по лицу вверх и зарылась пальцами в волосы. Йан услышал только тонкий всхлип. - Ну что я тебе сделала? – наконец выдавила она из себя между короткими рваными вдохами. – За что? - Что не так? – вполне искренне с долей раздражения спросил Динелли, и Киркманн подавил жгучее желание его ударить. – Мы всегда… - Нет никаких нас, Чед! Я изо всех сил стараюсь убедить себя в этом все эти годы, понимаешь ты или нет? Господи, я месяц назад первый раз на свидание сходила! И все равно постоянно, как дура, его сравнивала с тобой. Ты понимаешь, что ты наделал? Но он молчал. Детектив не видел его лица, но по ее реакциям предполагал, что осознанием и не пахло. Оливия задышала ровнее и ультимативно вывела: - Завтра вы уйдете. Я больше не могу тебя видеть. Мне жаль, что я вообще тебя встретила. Ночная медсестра вышла из кухоньки быстро, потирая лицо на ходу, и не заметила бдительный взор Киркманна. Зато от Чедвика Йан спрятаться не успел. Блондин не стал и не хотел ничего выдумывать – просто выдержал взгляд глаза в глаза. Вполне вероятно, между мужчинами произошел невербальный обмен мыслями, но надежды на то, что темный донжуан распознает осуждающий сигнал, не оправдались - русый улыбнулся будничной ухмылкой: - Бессонница? - Есть немного. - Бывает. – Пройдя мимо лежащего, дилер, с досадой сбил улыбку. «Теперь еще и это, мало поводов было», - подумал он и дернул плечом, будто стряхивая прилипчивый мусор. Кресло приняло его к себе как родного. Он вряд ли мог припомнить место для сна более удобное, чем это старое скрипучее чудовище. Закрыв глаза, мужчина тут же отключился. Ночь опустошала чашу часов за чашей, и небо, будто чувствуя ее скорый уход, стыдливо приподняло темное полотно своей чадры у самого горизонта. Неумолимое солнце бросилось в просвет своим телом, но не смогло вылезти – оно лишь подсветило мрак, перекрасив его в дымчатый серый. Земля уже начала новые сутки, но люди на ней тысячелетиями отказывались подчиняться. Динелли проснулся в абсолютной тишине. На разложенном кресле поодаль крепко спал Ксански, да и Йан наконец-то провалился в какое-то подобие отдыха. Глядя в мертвую комнату, Чед отчетливо расслышал стук пластиковых стрелок дешевых часов наверху. Из-за неудобной позы во рту все мерзко слиплось, более того, парацетамол оставил после себя характерную химическую горечь на языке. Попытка снять его зубами только сильнее разбередила рецепторы и заставила мужчину скривиться. Дело явно нельзя было решить без воды, и без особого удовольствия дилер поднялся. Возле дивана он специально глянул на Киркманна. Тот и правда спал, подрагивая во сне светлыми ресницами. Чедвик не особенно понял, с чего вдруг решил уделить блондинистой особое такое внимание, но для себя утвердил, что возможная слежка просто его раздражала. Без лишних глаз добравшись до кухни, он поднял чайник и взвесил на руке. Пара глотков воды заплескалась в медных стенках, и русый вылил ее в стакан. Мутный осадок как маленькая метель завихрился в прозрачной воде и рассыпался на обильный снегопад известняковых хлопьев. Осесть он не успел – желание человека отбить мерзкий привкус оказалось сильнее. Стало легче, но теперь во рту словно скрипел песок, и Динелли со вздохом согнал побольше слюны и зябко перемялся с одной ноги на другую – по полу засквозило утренней прохладой. Он замер на одной ноге, как цапля на болоте, и медленно опустил вторую на плитку. Холодная керамика уколола стопу, принявшую на себя вес тела. Со стаканом в руке дилер развернулся и медленно выглянул из-за дешевого витража. Абсолютно ничего в комнате не изменилось за минуту его отсутствия. Тихо выдохнув, он поставил в раковину мутное стекло и наугад вытащил из подставки кухонный нож. Удовлетворенно глянув на попавшийся вариант для разделки мяса, он заложил руку за спину и крадучись вышел к лестнице. Тишину здесь нарушала только мерно гудящая сушилка и случайные звуки большого города, доносящиеся из приподнятой фрамуги открытого окошка в конце узкого прохода. Осторожно переступая по старым доскам, Чед дошел до поворота в классический читальный уголок, где старики обычно ставят кресло-качалку и низкую полку с паршивыми бульварными романами. Только с этого расстояния стал различим легкий шелест страниц. Русый крепче сжал рукоять ножа за спиной и просто шагнул в закуток. У Оливии не было кресла-качалки, зато была подвесная плетеная качель, похожая на кружевную каплю, свисающую с потолка на мощном стальном крюке. Но остальные атрибуты читальни имелись: узкий стеллаж с разноцветными томами стоял в зоне доступности вытянутой руки, как и круглый стеклянный столик на витых кованых ножках белого цвета. По окну весело струилась вниз декоративная гирлянда-шторка, отключенная от питания. - Давно ждешь? – бросил оззи, унимая дрожь. - Уходить собирался, когда ты встал. - Уходить? - Хотел сообщить Калисто. Он не здесь. Казимир перелистнул очередную страницу и поднял на вошедшего водянистые голубые глаза. Он не сказал больше ни слова, возможно, рассчитывая на то, что разговор начнет беглец, а может просто не считал нужным вообще что-либо говорить. Чед тоже решил промолчать – с немцем всегда лучше работали взгляды, чем банальная речь. Наконец, мафиози отложил книгу на столик. На белой обложке красовалась цветная клякса и заголовок «Ешь. Молись. Люби», что как-то не совпадало с обычными литературными вкусами среднего Динелли, предпочитавшего упаднических Кафку и Хэмингуэя с редкими золотыми проблесками Фитцджеральда. Хотя вряд ли он правда читал романчик – в этом чулане было еще слишком темно, чтобы разглядеть буквы. - Положи нож, Чед, - просипел брат, перебирая корешки книг на полке пальцами и изучая их с наклоном головы. – Поранишься еще. - Еще чего, чтоб ты меня им и пришил? – съязвил русый и нервно перехватил пластик рукояти. Он выскальзывал из мокнущих пальцев. Человек в кресле ничего не ответил, продолжая изучать вкусы хозяйки. На закинутой на другую ноге покачивался из стороны в сторону лакированный черный ботинок. Мужчина никуда не торопился. Подмышкой расстегнутого пиджака оззи заметил ремень портупеи: рукоять пистолета торчала из кобуры как голова ядовитой змеи, готовая выпрыгнуть из норы в любой момент. Вряд ли у него оставался какой-то выбор. Поджав губы, дилер выложил на полку с настольной лампой свое слабое оружие и вздохнул. - Только давай быстро, ладно? Я знаю, ты можешь, когда хочешь. Каз необычайно выразительно для него посмотрел на сводного брата. - А я не хочу. Под его холодным, как могильная плита, взглядом Чедвик поежился. Стало особенно неприятно молчать и, просто чтобы занять рот, он задал вопрос, на который и без того представлял ответ: - Как ты нашел нас? - Ты приводил ее домой. - Не ее одну. - Трех, - прошелестел Казимир. – Я всех запоминал. Следил. Из них только эта доктор. - Это суперстремно, Каз, - неодобрительно отметил дилер, видимо в надежде, что фраза сработает как команда «фу», но немец просто коротко закатил глаза. - Не моя прихоть. Отец велел. Чедвик в удивлении изогнул бровь. - С чего это вдруг? - Надеялся тебя женить. Хоть на ком-то. Но здесь нет шансов. – Безаппеляционно прошипел ночной гость. - Кто бы говорил. – Огрызнулся мужчина в пледе и сложил руки на груди. Казимир же самым машинным тоном на свете ответил: - Отец скажет – женюсь. – Голубые змеиные глаза на миг погрузились в себя, и Каз сменил тему. – Калисто сломал нос. Чед сразу сжался и по-настоящему болезненно вздохнул. - Я видел. Как он? - Со сломанным носом. - Злится? - Злится? Он думает, что ты умер. – Мужчина отвел глаза в угол, так что не видел выражения болезненного смирения, возникшего на лице у брата. Высматривая что-то в белой стене, средний Динелли добавил. – Я только подумывал, что ты умер. А оказалось, нет. – Он вновь посмотрел на Чедвика. – Это хорошо. - Сам хотел? Немец в замешательстве свел брови. - …умереть? Повторив за ним жест, Чед неуверенно уточнил: - Убить… меня. Морщинка над переносицей мафиози разгладилась. Он сел в кресле свободнее, уткнувшись локтями в колени, и отрицательно махнул головой. - Нет. Тебя отец прибьет. Когда со сбирро набегаешься. – Чуть помолчав, он вопросительно глянул на русого исподлобья. – Не набегался еще? - Честно говоря, еще бы побегал. - Это зря. Рядом с Киркманном сильно рискуешь. Второй вот нормальный, но лежачий. - Что ты имеешь в виду? – что-то во фразе показалось младшему очень странным. - Видно, что ранен. Не напарник, балласт больше. - Нет, я про… - Киркманн? На него охотятся Пинцеретти. – Увидев то, как поползли наверх брови Чеда, Казимир напрягся. – Ты не знал? Вас сбил в воду их человек. – Ответа не было, и Каз проверил контакт. - Чедвик? - Погоди. – Прогудел из-под ладоней на лице брат. Через минуту он развел руки как створки окна и спросил. – Зачем вы нас преследовали? Блондин поднялся и подошел к окну, где все явственнее светало. - Отец сказал послать к тебе парней для переговоров, пока ты не сболтнул чего лишнего полиции и не бросил тень на клан по поводу этой новой химии. Парни не успели, люди дона Августо штурмовали вас раньше. – Немец тер друг о друга руки, пока мерно подшептывая, как старый патефон, вещал информацию, от которой у австралийца медленно отказывали ноги. – Когда нам доложили, отец дал добро на то, чтобы забрать тебя силой, вытащить из конфликта. Мы не успели. Точн… - Зачем Пинцеретти Киркманн? – перебил оззи. Старший брат не повел и бровью, тут же переключаясь, как телевизионный канал. - Слышали, что он профи и взялся за дело. Он мешает. - Получается, «светяшка»… - увлеченно размышлял русый. На немой вопрос брата Чед отмахнулся, - забей, этот новый наркотик – их товар? - Они как акулы, чувствуют слабость отца. И им всегда… - …нравился Нью-Йорк, – закончили братья одновременно и затихли, глядя друг на друга. Первым сдался дилер: метнувшись к брату, он порывисто обнял его, утыкаясь в плечо лицом и сгребая пальцами дорогую ткань костюма. Проклятый ком в горле все никак не хотел уходить без слез, вынуждая его без конца нагнетать воздух в легкие, чтобы оттянуть рыдание: Казимир был бы не рад мокрому, а может и липкому пиджаку. Чед заранее знал, что эмоциональная отдача немца сравнима с манекеном для бокса, но сейчас это не имело особого значения – он искренне радовался возможности видеть его без страха получить нож в печень. Сейчас, по крайней мере. - Блять, я реально думал, что вы хотите меня вальнуть, - еле выдавил он из себя. - Хотим, конечно, иногда, но не так же. - Казимир терпеливо выносил елозящего на груди сводного. Помятый, избитый, едва не утонувший в реке Чедвик изо всех сил старался не плакать, хотя, зная его, средний Динелли был вполне готов и к такому. По разумению немца, австралиец всегда был слабаком. Его можно было бесконечно учить стрелять и драться, но когда возникала реальная ситуация, где нужен был стальной хребет, Чед вечно выходил из нее как дворовая псина - приходилось тратить на его ранения и лечение время и деньги. Он не бегал от трудностей, но бороться с ними сил у загорелого весельчака не хватало. Порода была не та. Теперь же его брат довольно сильно похудел с момента их последней встречи, высох и окреп, поэтому его трясущиеся острые плечи и ключицы ощутимо били по ребрам, но он парадоксально казался каким-то еще более жалким и хрупким. Его легко было сломать при желании, и чужая семья едва это не сделала. Хотела забрать. Чеда привел в дом отец, очевидно, он был ему нужен. А потом русый как-то стал нужен всем остальным. Никто не смеет забирать у Динелли то, что им нужно. Сверля взглядом стену напротив, Каз сильно сжал челюсть и сощурился. Всего лишь одной рукой он смял плед на шивороте брата в кулаке и чуть притянул его ближе к себе. Сверху чихнула собака, заставив обоих поднять головы к потолку. Наконец, Каз посмотрел в окно и шепнул: - Светает. Поехали. – Он отступил на шаг, размыкая связь. – Вещи есть в багажнике. Инстинктивно австралиец подался следом, но скорость его как-то быстро сошла на нет. Казимир, приподнявший створку окна, застыл в ожидании. - Я должен им объяснить. И остальное. – Махнул дилер рукой в гостиную. – Такая была сделка. Передай Кали привет. Подумав о чем-то своем, блондин в костюме едва заметно кивнул и вылез во двор. Дождавшись, когда он исчезнет из виду, Чед защелкнул окно и медленно сел возле него на корточки, прислоняясь лбом к подоконнику, - ноги больше его не держали. А в пыльном окне все поднималось и поднималось солнце. Все еще невидимое, оно мерцало величием сквозь толщи облаков над своим телом, подогревая их пушистые тела. Динелли подумал, что рассвет должен быть роскошным и пожалел, что не встречает его из своей высотной квартиры. Кроме него, пустота в тайном жилище дилера волновала еще одного человека – Мендоза провела целый день как на иголках, а от друзей не было никаких вестей. С того момента, как мужчины попросили ее отогнать машину детектива, прошли целые сутки, и все это время она беспокоилась о том, что загадочная семья смешливого торгаша может следить за ней. Она понятия не имела, как должны выглядеть настоящие мафиози теперь, поэтому без конца представляла себе нуарных героев из старых фильмов с этими несуразными автоматами с дисковым магазином. Осторожно двигаясь по квартире, Вэл избегала подходить к окнам – боялась, что за каждым кустом только и ждет, как бы выпрыгнуть с пушкой такой черно-белый бандит в шляпе. Она забрала автомобиль ранним утром. Подъезжая к месту на своем скутере, женщина представляла, что влепится лицом в черно-желтую ленту оцепления, а какой-нибудь огромный бугай-коп выставит перед ней широкую ладонь со словами «кыш, чудище», но на улице уже не оказалось ни следа полиции, кроме старика в замызганной теплой куртке. Бездомный самозабвенно рылся в мусорном баке, выуживая из него пустые банки и бутылки. Смерив залетную незнакомку подозрительным взглядом, дед отвернулся от нее, закрывая заветную урну своим необъятным ватником. Кое-где на тротуаре возле дома, где стоял «Шевроле» Киркманна, валялись осколки стекла. Подняв голову, коронерша увидела несколько разбитых окон. По спине пробежал холодок, будто пресловутые мафиози все еще могли быть здесь, но она все равно медленно подкатилась к высокой серебряной машине. «Тахо» привычно откликнулось на электронный ключ и приветственно мигнуло лампочками фар. Валентайн чуть успокоилась и слезла с мопеда. Подойдя к машине, она дернула за ручку почти на уровне ее груди и вдруг остановилась, переводя встревоженный взор на любимую «Веспу». С ужасными подозрениями, девушка обошла машину и встала возле заднего бампера. Дверь снисходительно открылась: багажник гордо покоился на высоте полуметра от земли. У маленькой докторши не было ни единого шанса запихнуть своего малыша туда без сторонней помощи. Ведомая панической мыслью, она обернулась на старика, но тот стратегически ретировался к еще более дальней мусорке и старательно рылся в ней на предмет полезных находок. Подумав, Вэл откатила мопед в соседний проулок и, перекрестив его, закрыла для верности старой коробкой. Разумеется, картонка из-под микроволновки вряд ли укрыла бы от криминальных обывателей холеный скутер, но вера в чудо оставалась сильна в докторше даже в сомнительных кварталах. Сев за руль, она шумно вздохнула и вставила ключ зажигания. В голове как напоминание мелькнул образ друга, размышляющего о бомбе, и девушка замотала лысой головой. Со словами «была не была» и каплей пота на виске она резко провернула ключ. Машина тут же взревела и завелась. Никакого взрыва не последовало. - Дебил, - буркнула Вэл и подровняла под себя сидение. Ехать на настройках блондина она не могла - не доставала ногами до педалей и не видела ничего из-за руля. «Шевроле» занял собой всю подъездную дорожку к зеленому коттеджу Мендозы. Как голливудская звезда, скрывающаяся от папарацци, она быстро выскочила из машины и взбежала на родное крыльцо, затянув на ходу капюшон шнурками. Входная дверь захлопнулась за ней громко, разнеся эхо по всему спальному району. Прислонившись спиной к двери, Валентайн замерла, прижимая к груди свою сумочку-рюкзак. В доме стояла мирная тишина, и судмедша глубоко вздохнула, машинально поднимая ногу, чтобы снять кроссовок с мерцающей подошвой. К камуфляжу она подошла ответственно - оделась в самые невзрачные вещи в шкафу – красный худи и черные джинсы в зеленых разводах отбеливателя. Весь день после важной миссии наполнился терпеливым ожиданием. Еще разок скатавшись на метро в многострадальный переулок, она с радостью нашла мопед на оставленном ему посту и укатила его домой, где и провела свой нервный выходной за поеданием мороженого с кетчупом, то и дело поглядывая на экран телефона. После утилизации сим-карты в этом не было никакого смысла, но выработанный годами рефлекс современного человека упрямо прорывался наружу, вынуждая ее без конца подхватывать мобильник и класть его обратно со вздохом. Промаявшись до самого вечера, она, наконец, вскочила с дивана и вылетела на улицу. Отсутствие ясности и новостей от друзей тянули из нее жилы, и Валентайн прекрасно представляла себе кислые лица копов, когда вновь появится на пороге их нового «штаба», но, в конце концов, мистер Динелли сказал, что она тоже вляпалась в эту историю. Значит, на обиженных воду возят – она имеет полное право на вход в тайное логово. На секунду представив себя в костюме Робина, она улыбнулась и завела жужжащий мотор мотоцикла. Место с миллиардом неоновых вывесок и табунами ночных гуляк радушно встретило гостью кутежом и гедонизмом. Девушка привычно остановила мопед напротив знакомого клубного здания. Очередь из желающих посетить «Бурлеск» тянулась хвостом на добрый десяток метров, и недовольно заерзала, когда Вэл решительно прошла мимо ждущих проверки к вышибале. - Hola, крепыш, - махнула она рукой и с хитрым лицом приложила руку к губам стенкой от остальных людей, будто бы они могли слышать ее в уличном гвалте. – Ты знаешь, куда я. Спайк утвердительно кивнул, но тут же почесал массивный затылок. - Это да, но они не возвращались. Проходите, - впустил он в широкие двери девчонку в вульгарном, но дорогом платье. Шутовство вмиг стекло с лица докторши. - Когда они уехали? - Сам не в курсе, но ребята, кто на камерах сидит, вроде сказали, что рано утром сегодня. При мне никто не возвращался. – Он отвлекся на проверку паспорта. – Проходите. Уж не знаю, где они. Девушка нервно почесала голову, и та обиженно швырнула ей одну дельную мысль, только бы та отстала. - Можно одолжить твой телефон? Я хочу сделать один звонок. Охранник без вопросов вытащил неожиданно маленький для его ладони аппарат, передавая его в чужие руки. Вэл отошла чуть подальше от очереди и открыла поле набора номера. Очевидно, здесь не было ни одного из тех телефонов, что ей требовались, но экстренная ситуация требовала экстренных мер. Медленно тыкая на экране цифры, она то и дело стирала их, силясь вспомнить правильную последовательность. Наконец, когда ряд чисел стал относительно похож на смутные воспоминания, Валентайн нажала «вызов» и затаила дыхание. Гудки тянулись так долго, что она уже успела увериться, что вспомнила все неправильно, но тут в трубке что-что щелкнуло, и по ту сторону динамика раздалось серьезное: - Детектив Салазар, слушаю вас. - Привет, Фрэн, - облегченно выдохнула коронерша. – Это Мендоза. - О, Валентайн, - голос потеплел. – Что с твоим телефоном? - Ничего, я буду менять номер. – Пнув с тротуара окурок в водосток, она продолжила, скрестив пальцы. – Ты случайно не в отделе? - Еще да, а что? Она молча послала благодарственный поцелуй кому-то в небе. - Ты не мог бы дать трубку миссис Кей? Это срочно. С его лица сползла улыбка, она почти это почувствовала. Вместо ответа на вопрос протяжно раздался шумный то ли вдох, то ли выдох. - Фрэн? - Я должен проверить свои записи. – Он резко замолчал. Послышались размеренные шаги. Зная его, девушка терпеливо ждала. Что-то было не так. Наконец, раздался звук, отдаленно похожий на закрытие двери, и Салазар коротко резюмировал. – Дело труба, novia. - Что случилось? - Фирс написал на мэм служебку, ее отстранили. - Maldito sea! - тихо выругалась она и боязливо обернулась, опасаясь, что кто-то все-таки может ее подслушивать. Но очереди инстамоделей и Спайку было все равно, что там на уме у девчонки в нищенском худи. - Ага. Ладно это, но буквально сразу же приперлось ФБР. Теперь они тут главные и ворочают, что хотят. Киркманн и Ксански в розыске. - Что за дурь! За что? - «Очки» думают, что у них сговор с мэм. Их подозревают в превышении и самоуправстве. Это все, что нам сказали. - Их тоже отстранили? - Официально нет. Но у мэм и у них обшаривают офисы. – Он помолчал. – Да и у нас с Айзеком тоже. - Вы тут вообще не причем! Фрэн ответил не сразу. Где-то на фоне об стол стучал карандаш. - У нас другое. Все… Все очень сложно. Может статься, федералы добьются зачистки отдела в полном составе. – Грустный тон резко сменился на торопливый. - Cagada, мне нужно идти, извини. Она не успела ничего возразить: в ухо требовательно побежали гудки. Опустив руку с погасшим телефоном, Вэл растерянно посмотрела на «Бурлеск». Уходящий в небо шпиль здания угрожающе нависал над ней, как огромная гильотина из арматуры и стекла. Молча вручив Спайку смартфон, она перебежала дорогу, напугав водителя красного кабриолета. Щегол что-то прокричал, но в ушах докторши били огромные заводские наковальни, скрежетал чугун и полыхало пламя. Она думала лишь об одном - в движение пришли громадные государственные машины, а маленькие Киркманн и Ксански были где-то далеко от нее, ничего не зная об этом. Происходило что-то очень нехорошее.