***
— Ты слышал? — Слышал о чем? — Ну, о математике! Слухи, сплетни, шум и прочие звуки разносились по классу. Все говорят обо всём и о каждом, распространяя правду и откровенную чушь. Обычно говорят, что девчонки очень болтливые, но в школе для мальчиков, где учился Шотаро, не было такого парня, который не был бы готов к бурному обсуждению девчонок из соседней школы или собственных одноклассников. Вот и сейчас Осаки сидел, разомлевший, сонный и очень довольный за своей партой и клевал носом, когда вернулся из туалета, где пробыл большую половину урока. — О какой математике? — вяло подключился к беседе Шотаро, роняя растрёпанную голову на парту и прикрывая глаза. — О каком, — поправил одноклассник, подпирая свою исключительно красивую голову. Ну, конечно, теперь краситься стало очень модно и всё молодое поколение стало в этом преуспевать, не обращая внимание на гендерные стереотипы. Шотаро это тоже нравилось. Он любил лёгкий макияж, потому что это давало возможность выглядеть симпатичнее, а ещё добавляло ежедневной рутины, во время которой парень мог расслабиться и отпустить все тревожные мысли, просто глядя на себя в зеркало и крася губы любимой помадой. Ярко-красной, он научился пользоваться ей так искусно, что его пухлые красивые губы выглядели почти естественно, но был заметен растушеванный алый цвет, ведущий вглубь рта. Раньше старшеклассник не пользовался помадой, по крайней мере не такой яркой, но ему пришлось пересмотреть свое отношение. Шотаро вновь попытался улететь в свои прекрасные, расслабленные мягкие мысли, но одноклассники не давали этого сделать. — Да ты шутишь, Осаки! Уже месяц ходит слух, что математик с кем-то спит! — понизил голос парнишка и склонился ниже к парте. Глаза Шотаро резко распахнулись, но он быстро взял себя в руки и снова прикрыл их. — Ну, человек свободный, может себе позволить, почему бы и нет? Завидуешь что ли? — фыркнул Шотаро, и расслабился. Мало ли что говорят. Каждый человек с кем-то спит. — Ага, конечно! Он спит с учеником, понимаешь? С кем-то из нашей параллели, а учитывая то, что школа для мальчиков, положение дел очень интересное. Мне так странно думать о том, что это может быть кто-то из нашего класса… Расслабленное состояние со старшеклассника слетело, он весь напрягся. Это было уже не весело. Слухи ползли подобно змеям и останавливаться не собирались. Одноклассники продолжали обсасывать личную жизнь учителя математики весь следующий урок, а потом и во время обеда, который казался Осаки пыткой, потому что к собственным одноклассникам добавились и ребята из других классов. — Так вот… — один из парней параллельного класса хотел что-то сказать, но взгляд его вдруг наткнулся на Шотаро. — Осаки, ты что, помадой пользуешься? Она размазалась, будь осторожнее, когда ешь. Шотаро тут же прикрыл рот ладонью, понимая, что одноклассники смотрят на него странно, ведь сами не заметили эту деталь в друге. Он ещё не приступал к еде. Нервно сжал палочки и молча начал запихивать в себя рис из своего бенто, нарочно создавая небольшой лязг, который побудил остальных начать обед. — Математик вообще все границы переходит, бесит меня, скотина, — в сердцах ругались коллеги по несчастью из другого класса. — Он знаете, что сегодня сделал?! — Что? — одновременно спросили все, кто сидел за столом, кроме Шотаро, который нашёл очень интересным стол, а потому упёрся в него взглядом. — Он вышел из класса, сказал, что возьмёт какие-то там свои методички, дал нам самостоятельную, над которой можно всю ебучку разбить — сложная до пизды! — яростный шёпот влетал в любопытные уши, а у Осаки в горле пересохло. — А сам съебался! Его полчаса не было, а под конец урока пришёл, весь растрёпанный, запыхавшийся, зато спокойный, как удав, даже самостоятельную не собрал, змей, сказал, что это была тренировка перед контрольной. — Да сегодня вообще день странный, — согласились почти все за столиком. — Кстати, Шотаро, а ты не видел математика? Ты же во время того урока тоже… О, Боже! — почти вскрикнул одноклассник. — Что? — Да быть не может!..***
На телефон пришло сообщение, которое Шотаро на свой страх и риск открыл прямо во время урока биологии. Это уже стало обыденностью, к которой парень всё никак не мог привыкнуть. Да, это он был тем самым школьником, о котором ходило так много слухов и который спал с новым учителем математики, и эта тайна не то чтобы сильно его тяготила, но он правда мог влезть в большие проблемы. Как и сам учитель, который, признаться, был очень горяч. Накамото Юта пришёл преподавать в их школу в этом году и сразу положил на него глаз, потому что Осаки Шотаро был очень хорош собой. Они оба были такими. Шотаро никогда не забудет взгляд учителя Накамото, когда тот впервые зашел в их класс и увидел его. Красивого парня в белой рубашке без форменного пиджака, потому что осень выдалась тёплой, и с этой красной помадой, так хорошо и искусно растушеванной по пухлым губам. Осаки сидел за первой партой, вплотную к учительскому столу, за который тут же сел Юта и вперился долгим взглядом внимательных чёрных глаз прямо в его собственные. Это немного пугало по началу, но скоро Шотаро научился нагло улыбаться в ответ и не отводить взгляд, потому что он не был трусом и принял эту игру. Математик оценил, потому что улыбаться стал ещё довольнее, чаще обнажал свои зубы. Но убивал Шотаро, конечно, его язык. У учителя Накамото была странная привычка, может, нервная, а может он специально это делал, но он никак не мог успокоить свой язык, которым иногда неосознанно проводил по своим зубам, внутренним сторонам щёк, слегка в них толкаясь и создавая абсолютно непристойную картину. Замечал это, казалось, один только Осаки Шотаро, и пытался не краснеть. У учителя и губы красивые были, их он тоже часто облизывал, заставляя ученика на первой парте утыкаться в свою тетрадь и пытаться дышать глубоко и спокойно. Не срабатывало, потому что Накамото Юта смотрел целенаправленно на Шотаро, улыбался хитро, указывая на ошибки, но оценки намеренно завышая. Сердце парня биться чаще начинало теперь не только на математике, но и при виде учителя Накамото в принципе. Он не понимал, что с ним творилось, пока не наткнулся на учителя Накамото в магазине недалеко от школы. Это было после занятий, в вечернее время, так что школьник имел удовольствие видеть учителя в обычной одежде, не классическом костюме, а в свободной чёрной рубашке и джинсах. Учитель выглядел даже лучше, чем обычно, как какая-то модель, а ещё Шотаро всегда добивал пирсинг преподавателя, который был виден, когда тот собирал довольно длинные чёрные волосы в хвост. Тогда Шотаро едва смог поприветствовать математика, а вот Юта оказался куда более разговорчивым. — Не бери этот, он не свежий, — махнул рукой учитель в сторону сэндвича в упаковке, на который нацелился Шотаро, как всегда голодный после тренировки по футболу. — А, да, спасибо, учитель, — Осаки слегка поклонился, покорно убирая продукт обратно и грустно высматривая что-то другое в надежде найти, чем забить урчавший живот. — Только вот я думаю, что ты все же возьмёшь его, когда я уйду, верно? — верно предположил Юта, а Шотаро поймал себя на этой же мысли. — Пойдём-ка, я тебя угощу обедом. — Учитель, мне неудобно, — потупил голову, когда Накамото подтолкнул младшего в сторону выхода из магазина. — Брось это, Шотаро, всё нормально, я бы не предложил тебе, если бы сам этого не хотел. И не называй меня учителем в неформальной обстановке. Просто Юта, — позволил старший, зачесывая рукой волосы назад, чтобы они не лезли в его глаза. — Ладно, хорошо, спасибо большое, у… — Шотаро под внимательным пронзительным взглядом смутился и тут же исправился. — Спасибо, Юта. — Пойдём, Шотаро. Мы же с тобой можем быть друзьями, это не запрещено, — хмыкнул Юта, все ещё чувствуя неловкость парня, который даже шёл слегка позади старшего, но никак не в ногу. Это немного раздражало. — Что скажешь, можем быть друзьями? — и улыбнулся ну просто невозможно. Во всяком случае, Осаки чуть на месте не рухнул, когда Юта развернулся лицом к нему, а за ним было солнце. Тогда Шотаро начал немного понимать, почему его сердце на самом деле так бешено заходилось. Друзьями они перестали быть на следующем же празднике, когда они договорились пойти вместе на вечернюю ярмарку. Юта не ожидал, что в центре города он встретит своего, так называемого друга, в кимоно. Молодой самурай в красивом мужском кимоно. Это Юта не выдержал. А потому снял его с Шотаро, пока тот смотрел на него этими большими влажными глазами, затуманенными странным, непонятным чувством, которое мучило обоих слишком долго. Юта понимал, что он творит нечто непристойное и ужасное, он ведь был учителем, но то, как мягкие традиционные одежды соскальзывали с белых красивых плеч его ученика не оставили ему ни одного шанса. Да и сам Шотаро был не против, иначе он не сидел бы на бёдрах своего учителя, не кусал бы его уши, поставив себе цель перебрать языком каждое украшение. Пути назад уже не было, и друзьями они тоже больше не были, но это их вполне устраивало. Они не собирались расставаться, скорее оба ждали, пока Шотаро выпустится из школы, но кто же знал, что их внезапная шалость закончится вот так и что красная помада младшего всё же доведёт Юту до беды. Шотаро в тот день вышел из класса, шепнув соседу по парте, что плохо себя чувствует, а сам направился в туалет этажом ниже, где его уже ждал самый любимый учитель. — Заходи, — кабинка распахнулась и Шотаро оказался быстро втянут внутрь исключительно маленькой каморки с унитазом внутри. — Ты сумасшедший, — Шотаро ахнул, когда Юта помог ему встать так, что его ноги оказались широко раздвинутыми по обе стороны от унитаза, а юркие руки учителя уже расстёгивали форменные школьные брюки и ремень. — Юта, если нас поймают, будет скандал… Договорить Юта не дал. Он схватил парня за подбородок и заставил откинуть голову, чтобы столкнуться губами. Привкус красной помады дурманил, заставлял старшего с остервенением кусать яркие красивые губы, которым так шло быть припухшими и зацелованными. Штаны плавно спускались ниже по крепким бёдрам школьника, увлекавшегося футболом. — Тогда сделай так, чтобы нас не поймали, — Накамото усмехнулся, спуская к коленям младшего уже трусы. — Как всегда прекрасен, — совсем тихо, едва слышно шепнул он. — И как всегда готовый… — Ты же хороший учитель, — хмыкнул нагло Шотаро, облизывая уже припухшие губы. — У тебя точно не будет неприятностей? — Пока ты рядом, я всегда в опасности, а теперь тихо, ты ведь не хочешь, чтобы мы задержались здесь дольше, чем нужно? — И сам языком по ушной раковине Шотаро провёл, вызывая толпы мурашек по спине и рукам младшего. С трудом Юта приспустил свои собственные брюки и бельё. Он давно был возбуждён. С утра он думал о своём мальчике и снимал напряжение перед самым выходом на работу, но ему это мало помогло, потому что Шотаро мелькнул перед ним незадолго до начала урока, с этой красной помадой и неряшливыми волосами, которые захотелось сильнее взъерошить. — Расслабься, малыш, — Юта уже пристраивался к влажному входу, смазанному из маленького пакетика, упаковка которого компрометирующе выглядывала из кармана пиджака Юты. Хорошо, что он был извращенцем и всегда носил такие вещи с собой. Сильная рука Накамото придерживала Шотаро поперёк талии, чтобы тот не завалился, хотя младший надёжно упёрся руками перед собой в холодную стену, выложенную белым кафелем. Первый толчок заставил обоих вздохнуть несдержанно и замереть. Они не были близки две недели, и уже очень сильно хотелось. Смазка капнула из члена Шотаро прямо в унитаз, а сам он опустил голову вниз, глядя на свою белую рубашку, которая мялась под рукой Юты. Собственный член стоял крепко, слегка дёргался в нетерпении и заставлял верить в реальность происходящего. Это было безумием. Он и его учитель математики трахались в туалете посреди занятий. Шотаро выпустил тихий хнык, когда Юта медленно, но сильно толкнулся. Его рот тут же оказался зажат венистой ладонью. Младшему оставалось только глаза прикрыть и выводить языком на коже какие-то узоры, вынуждая Юту пропихнуть внутрь два пальца, с которыми играть было куда интереснее, чем просто с ладонью. Заниматься сексом в туалете — самая неудобная вещь в мире, по мнению Шотаро, но это не значило, что от этого он не получал удовольствие. Юта был хаотичным, он обожал устраивать американские горки и замедляться до такой степени, что почти вообще не двигался, а потом резко разгоняться и заставлять кричать. И этот раз исключением не был, потому что старший резко замер, толкаясь медленно и мелко, выходя всего сантиметров на пять. Шотаро уронил голову себе на грудь и приготовился плакать и умолять, как это обычно с ним бывало, но учитель сам начал двигаться быстро и резко, заставляя опасаться того, что ноги скоро просто оторвутся от земли. Шотаро почти кончил, адреналин в крови и частые хаотичные удары по простате почти заставили его с криком излиться, но дверь вдруг громко бахнула и оба застыли, оттягивая оргазм. Около раковин послышалось шуршание одежды, тихое ворчание и гул воды. — Глупые дети, — чертыхался кто-то, а у людей в туалетной кабинке глаза расширились. Юта всё ещё находился в Шотаро, оказывая давление на простату, а мышцы начинали стремительно затекать. — Маленькие неандертальцы, неужели нельзя смотреть под ноги и не бегать? Оба узнали этот голос. Директор школы стоял прямо за дверью их кабинки и, судя по звукам и ворчанию, отмывал свою одежду от следов обеда, которые оставили младшеклассники, врезавшиеся в мужчину. Шотаро чуть с ума от страха не сошёл и молился, чтобы директор вышел, потому что внутри него всё ещё находился Юта, который только крепче, кажется, становился, потому что был извращенцем и любил такие каверзы. Именно поэтому Шотаро даже не удивился, а скорее возмутился и проклял Накамото, когда шаловливая рука математика опустилась на член Осаки, требовавший внимания. Ноги подкосились и младший подавил в себе желание захныкать жалостливо. Он лишь сжал бедра, пытаясь убрать руки со своего члена, но длинные тёплые пальцы уже сжали крепко головку, а сам Юта, пользуясь шумом воды и старых труб, пару раз толкнулся слабо вплотную по самому чувствительному месту младшего. Шотаро часто задышал и почти испустил стон, как на его рту усилилась хватка. Юта совсем осмелел, это стало для него прекрасной игрой на выживание, поэтому он продолжил толчки, которые заставляли глаза закатывать и пытаться дышать тихо и поверхностно, чтобы не выдать себя. Рука на члене смелела, гладила головку плотнее, кругами обходила полностью, распределяя предэякулянт и задерживаюсь на уретре. Это было слабое место Шотаро, буквально запрещённый приём, потому что это всегда заставляло его почти мгновенно кончать в сочетании с хорошим ударом по простате. — Я вам покажу, я вас всех запомнил, — продолжал ворчать директор около умывальника, придирчиво осматривая себя в зеркале. Если бы директор школы знал, что творится в кабинке туалета прямо за его спиной, он бы не был так спокоен. Прямо за его спиной Шотаро только что сжался вокруг Юты и сотрясся всем телом, тихо кончая в руку старшего. Стоило только члену в последний раз дернуться, как пытка продолжилась, потому что Юта не кончил, потому что он не получил свое, а это было не в его правилах. Толчки возобновились с новой силой, когда младший слегка расслабился после головокружительного оргазма. Если бы не рука на его лице, он бы точно закричал, потому что сверхстимуляция его убивала, Юта его убивал, а ещё его сводил с ума страх и адреналин. Какой-то кусочек сознания Осаки даже хотел быть пойманным. Шотаро до ужаса хотелось посмотреть на лицо директора, если бы он сейчас открыл дверь и увидел, как ученика трахает учитель прямо под его носом. Однозначно тогда вся школа бы узнала, что слухи правда не врут. По ощущениям прошла целая вечность, а на деле учитель Накамото кончил через пять фрикций, плотно сжав в своих руках Шотаро. Они оба успокоились и замерли, слабо улыбаясь. — А это ещё что такое происходит?! На этой фразе директора и учитель, и ученик посмотрели друг на друга и почти поседели, но потом мужчина стремительно вышел из туалета и с громким «что за беготня по коридорам во время занятий?». Шотаро и Юта выдохнули спокойно, а математик вышел медленно из расслабленного тела и отмотал туалетную бумагу, чтобы протереть своего мальчика. Поговорить они толком не успели, потому что конец урока был не за горами, у Юты остался целый класс в кабинете, а Шотаро выглядел, мягко говоря, не очень презентабельно. Это был странный, сумасшедший день, но они бы оба соврали, если бы сказали, что им не понравилось. — Увидимся после уроков, — шепнул Юта, пригладив волосы и чмокнув в последний раз Осаки в губы, на которых почти уже не было помады. — Обязательно, учитель Накамото, — хмыкнул Шотаро, глядя на себя через зеркало и пытаясь понять, как привести себя в порядок. Он закинул руки на шею Юты, притянул к себе поближе и прошептал куда тише в самое ухо. — Я полон желания отомстить Вам за эту проделку. — Буду ждать твоего реванша с нетерпением, — Юта улыбнулся. — Но не забудь, что завтра у вас контрольная по моему предмету. — А я думал, что только что заработал себе сто баллов? — Осаки вздёрнул игриво брови и большим пальцем стёр немного своей помады с уголка губ мужчины. — Пока что ты отработал только половину. Сегодня вечером добьёшь. — Баллы или тебя? — засмеялся тихо Шотаро, поправляя рубашку преподавателя. — Приходи в кимоно… — этот шёпот остался в голове Шотаро и никак не желал покидать его. И как теперь он мог думать о чём-то другом?***
— Слухи-то не врут! — произнёс один из старшеклассников другому, когда они увидели в магазине через пару улиц от школы уже знакомую парочку. — Ага, и не говори, но я не думал, что это именно Шотаро! И ведь молчит! — Конечно, молчит. И правильно делает, — фыркнул парень. — И ты молчи. Это их личное дело. — А если расскажу? — хитро спросил другой. — Будешь крысой и изгоем, я тебе клянусь. — Да ладно, ладно… Пусть ебутся себе, кто ж против-то…