POV Эльза
Проснулась я сегодня очень рано. После вчерашних танцев всё ещё болели ноги, но меня волновало другое... Мне было страшно. Очень страшно идти на публику и там танцевать!
Я вновь по привычке нащупала телефон левой рукой и посмотрела на время. Четыре утра. Хах, круто меня, конечно, колбасит. То второй час дня, то четыре утра! Замечательно.
К слову, спать не хотелось совсем. На самом деле, меня очень тянуло на улицу. Хотелось выйти, подышать свежим воздухом, сходить на пруд, искупаться... Что-то меня сегодня тянет на какую-то романтику. Мне кажется, или это так на меня танцы повлияли?
В общем, как бы там оно ни было, я решила собираться на купание. Больно уж давно мне хотелось поплавать в одиночестве, рассекая водную гладь аккуратными движениями. Раньше я просто обожала купаться! Это было моей самой сильной страстью — аквапарк и речка, текущая не очень далеко от дома. Анна, наоборот, не очень любила купаться, ей всегда было холодно, страшно или что-то подобное, но я вечно вытаскивала ее на такие прогулки, и в итоге ей всегда нравилось.
За долю секунды я выпрыгнула из ночнушки, позволяя гладкой ткани скользить по коже. Она неприятно обволокла тело, и мне сразу вспомнился клуб, мужики и тот придурок, который решил, что я его. Нервно поведя плечами, будто отгоняя от себя те тяжелые, грузные воспоминания, я одела на себя широкие шорты ниже колена и огромную, мешковатую и сильно закрывающую попу футболку. Думаю, с собой нужно взять полотенце, купальник и расческу для моих "любимых" обвисших волос. Всё это я кое-как запихала в сумку и, быстро выбегая из номера, громко хлопнула дверью.
На самом деле, я в шоке с себя. Я давно не чувствовала себя так... Свободно, что ли? Ничто не сковывало моих действий, и я просто мчалась навстречу легким потокам ветра. Моё сердце переполняла какая-то ребяческая радость, заставляя его приятно биться в груди. По всему телу бегали мурашки, а волосы были раскиданы по плечам и то и дело лезли в лицо от сильного ветродуя.
Раньше я очень любила дождь, ночь и утро. Для меня это было самое волшебное время, когда можно было с головой погрузиться во вдохновение и уплыть куда-то далеко-далеко в свои фантазии. Помню, когда ещё всё было хорошо, и мы не знали о болезни Анны, я мечтала о том, как мне будет четырнадцать лет, и как парень будет усыпать мое лицо сотнями поцелуев любви. Я смотрела в окно, прямиком на звезды, и думала, что эти звезды будут освещать нам дорогу, когда мы будем сбегать из дома, чтобы тайком увидеть друг друга. Мое тело дрожало, когда я думала о том, как прекрасна будет моя жизнь, появись в ней такой человек. И я рисовала его портреты: как у себя в голове, так и на бумаге. Обычно это был брюнет с офигенными голубыми глазами, мягкой улыбкой и небольшими ямочками на щеках.
— Кто это? — часто спрашивала мама, видя новое изображение у изголовья кровати.
— Мой будущий муж, а что? — важно спрашивала я. — Я знаю, что он будет выглядеть именно так. Почти, как наш папа.
— Глупенькая, — целовала мама мою макушку. — Дело не во внешности, а в душе. Как бы красив не был парень, никакая красота не заменит его доброты, любви и заботы.
Глаза предательски защипало. Я и правда была глупенькая. Я думала, что все парни созданы для любви. Что каждый из них хочет, как и я когда-то хотела, цветов, свечей, романтики. Но... Им нужно не это. Им нужно подчинить, разрушить жизнь и просто иметь. Грубо, жестко, не думая ни о чем.
Смахнув слезу, я побежала еще дальше. Легкость, охватившее тело на пару секунд, тут же ушла, и я чувствовала, как все тело вновь погружается в серую массу, в которой я тону-тону-и-тону...
Почему-то все мои мысли всегда сводятся к одному. Хотя, это и логично. Самая больная, самая важная и самая жесткая вещь в моей жизни. Я почти всегда думаю об этом. Я чувствую, что это было со мной, даже если мои мысли заняты совсем другим. Это как проклятие! Я не знаю, как это еще объяснить. Но это так. Это вечно со мной. Это часть меня. Ужасная, большая, та, которую я хочу вырезать. Я хотела бы, как все нормальные девочки, мечтать о парне, щенках, любви, украшениях! Я хочу быть нормальной! Но это невозможно. У меня другие ценности. Разве шарахаться от каждого мужика — это нормально? Разве чувствовать страх от прикосновений — это нормально? Разве не уметь доверять — это нормально? Разве... разве разучиться любить — это... это нормально?
Холодный ветер задул издалека. Значит, совсем близко водоем. Это лишь из-за массивных, кустовых деревьев, кажется, что тут ничего нет. Раздвинув ветки руками, я словно попала в Нарнию. Тут была большая полянка, и не было ни души. Всё искрилось от только что вставшего солнца. Как красиво-то! Ох, чудесно!
Водная гладь искрилась в лучах солнца, смешно побулькивая и пеной прибиваясь к берегу. Воздух здесь был влажным, и ветер дул сильнее. Для начала я решила собрать волосы в пучок — мама и Анна говорят, что если еще и оставить несколько прядок волос у лица, мне будет вообще шикарно. Но сейчас я хочу это сделать, чтобы волосы не мешали мне плавать, а самое главное... Чтобы они не скользили по моей спине, создавая ощущение, что кто-то нежно гладит мои лопатки!
Признаться честно, я не люблю купаться в одежде. И в купальнике тоже. У меня сразу такое ощущение, что меня кто-то трогает. Одежда становится такой мокрой и скользкой, что, когда я рассекаю воду руками, она ездит взад-вперед и создаёт ужасно неприятные ощущения. Поэтому, я и предпочитаю купаться голой. Будто я в душе.
Ох... Даже и не знаю. Если кто-то придет, то это будет ужасно. Особенно если какой-то парень! Даже думать об этом не хочу. Да и если девушка, тоже. Хотя, сейчас только четыре утра, кто не спит-то? Да и у всех конкурс... Если я немного окунусь, поныряю, поплаваю, то, наверное, ничего не случиться.
Но ведь я и тогда думала, что ничего не случиться. Не случилось, блин... Так, ладно, использую старый метод: если в течении пяти минут тут пролетит птичка, я буду купаться голой, как мне удобно, если нет, то в купальнике, как безопаснее.
Я включила экран телефона и стала ждать. Раньше я тут никогда не была и поэтому не знаю — летают тут птички или нет. В любом случае, случайностей не бывает, и всё, что делается — всё к лучшему. Ага, звучит, как бред. То есть, изнасилование — это к лучшему? Очень смешно! Ха-ха, Эльза, ты противоречишь сама себе!
На самом деле, я правда верила в это. Верила в то, что случайности — не случайны, а всё, что происходит в жизни — всё к лучшему. Не знаю, что заставляло меня в это верить, раз произошли такие вещи, но это шло из детства, откуда-то из прошлого, в котором я даже не помню себя. Но это было. И это было, как аксиома. Как то, что нельзя оспаривать. А почему — я не знаю.
Пока я думала, над головой пролетела чайка. Большая, жирная. Как будто ее кто-то регулярно кормит. Я облегченно вздохнула — здравый смысл говорил мне, что всё равно никто сюда не придет. Половина пятого утра. Речка. Холодно. Конкурс. Какой дурак сюда заявится?
Я быстро разделась, снимая с себя всё, в том числе и нижнее белье. На своё изуродованное тело смотреть не хотелось, поэтому я быстро прыгнула в воду. Обожаю прыгать бомбочкой — сразу столько красивых брызг! Жаль, что я их не вижу. Уверена, они были красивые.
Вода была прохладной, но я быстро привыкла к ней, думая о том, как же хорошо просто сходить утром и искупаться. Тревожные мысли будто смыло, и я решила просто запечатлеть момент. Здоровский момент. Самый лучший за последние несколько лет...
Вдруг, сквозь шум воды я услышала голоса. Мужские. Голоса. Они приближались. Ближе, ближе, ближе.
Я слегка высунула голову и, не протирая глаза руками, взглянула вдаль. Пепельноволосая макушка. Рядом с ней идут еще какие-брюнеты.
«Неужели это Иккинг, Юджин и Фрост!?» — с ужасом подумала я.
В голове пронеслись маты. Вот чёрт! Что это такое!? Почему мне всегда так не везёт!? Я набрала побольше воздуха и нырнула под воду. Жаль, что я забыла, что она прозрачная. Прозрачная, как стекло. И что в ней все видно.
— Слышь, где удочки? — спросил парень. — Я что, зря вчера червей копал?
— В рюкзаке, я же сказал! Что ты вечно такой душный? То забываешь, то переспрашиваешь?
— Замолчите! Достали, оба!
Воздух кончился, и мне пришлось вынырнуть. Подойдя поближе, я поняла, что что-то здесь не так. Это был не Джек, Иккинг и Юджин. Радовало, конечно, но всё же ситуация была ужасной. Дура-дурой. Вот честно.
К слову, они больше были похожи на деревенских парней. Тех, которых мама раскормила пирожками, а потом отправила на рыбалку. Логично. Утро, рыбалка, улов. Пришли за рыбой, а выловят меня. Круто. И тут меня, кажется заметили.
— Смотрите, кто это тут у нас купается? — с издевкой спросили они. — Да еще и голый такой? М?
По спине пробежали мурашки и дикий ужас.
«Бэд-бои...» — пронеслось в голове.
Мне стало страшно. Все тело окутало в какой-то ужас, в какой-то кошмар, в какую-то лихорадку.
— Тут что тебе, нудистский пляж? — ехидно спросил второй. — Слышь, парни, го спрячем ее одежду, а потом посмотрим, как она будет ее искать?
По моим щекам потекли слезы. Спрячут одежду? Они... они издеваются, да?
— Не надо, — тихо прошептала я. — Пожалуйста, умоляю, не надо!
— Ха-ха, смотрите, какая телочка. Не надо ей. Васька, прячь.
Я с ужасом смотрела, как толстый парень прячет все мои вещи в сумку, беря в руки мои трусы. Прикрыв глаза, он блаженно их нюхает.
— Ананасом пахнет, — улыбнулся он. — Понюхайте?
***POV Автор***
Эльза отшатнулась. Несмотря на то, что она была в воде, ее все-равно откинуло куда-то назад. Конечности больше не могли быть напряжены от их вечной, ужасной тряски, и девушка периодически погружалась под воду. Сквозь ее толщу и ужасного, всецелого звона в ушах, она слушала какую-то крик и ругань. Ее вещей, как и парня, унесшего их, уже не было видно. Да и вообще она не видела ничего. Казалось будто она спит. Будто сейчас ей не хватит воздуха, она задохнется и просто очнется в своей кровати, думая, что ей приснился ночной кошмар. Еще один. Такой же пустой и незначимый. Ох, как же она глупа... Время не учит ее ничему. Или так и должно быть? Она не знает.
«Не буду я выходить отсюда...» — решила девушка, но словно в такт ее мыслям, она услышала голос парня:
— Если не выйдешь через, м-м-м, — и он дорого-богато посмотрел на свои золотистые часы. — М-м, ну, например, через час, то парни позовут всю деревню, а потом мы насильно выволочем тебя из воды. Так что решай: ты только наша, или на тебя будет смотреть тысячи взоров?
Эльза выругалась, распуская свои не очень-то длинные волосы. Впервые за всю неделю, девушка пожалела, что она не такая же счастливица, как и Рапунцель — ведь у той была такая шевелюра, которой можно было прикрыть все места, так еще столько же и останется. А у нее лишь так — лохмотья какие-то до середины спины.
Девушку тошнило. Она вспомнила тот самый вечер. Она ощущала своим животом это мерзкое чувство наполненности, когда он сделал первый, грубый толчок. Все мерзко аукнулось, и Эльза содрогнулась от подступающей тошноты. Она не знала, что она чувствовала: страх, ненависть или стыд. Наверное, все смешалось в одну кашу, заправленную старыми ощущениями. Они оживали, да так ярко, что было похоже, словно мертвецы вылазят из гробов — сохранившиеся и идеально дошедшие до сегодняшнего дня. Было плохо. Тошно. Ужасно. А еще и этот голод, этот вчерашний дурацкий прием пищи. Лучше бы она ничего тогда не ела!
На ней точно какой-то крест. Ужасный, жуткий крест. Крест, который зовут: танцы. После или перед танцами всегда что-то происходит. Такое ощущение, что она клеймована. Будто сам Бог поставил на ней это пятно, когда она впервые улыбнулась солнечному свету. Эльза Разенграффе. Девочка, у которой все проблемы в жизни из-за танцев. Танцев, которые являлись ее страстью. Танцы, которые она любила. Танцы, которыми она когда-то просто жила.
Обматывая почти что белыми волосами свою грудь, девушка глотала слезы и сопли. Почему это все происходит именно с ней? Почему вся ее жизнь похожа на бред? Почему она, такая тупая, не подумала одеть купальник? Никого нет, четыре утра! Люди не вымерли, Эльза. Какая, к черту, чайка? Черт.
Больше волос не осталось. Придется идти так — закрывая все своими же руками. Как же она ненавидит себя. Как же она ненавидит их. Какая же она тупая. Какая же она дура, идиотка, кусок резины. Как она хочет себя убить. Как же. Она. Хочет. Это. Сделать!
Все чувства врываются в черную дыру. Все друзья растворяются в боли, Джек остается в какой-то другой реальности, родители — на другой планете. Это не про нее. Третий, третий раз она меняет не страницы, а сами книги. Третий раз у нее будет другая жизнь. И с каждым разом — все хуже и хуже. Она не хочет этого знать. Она не хочет жить по этой третей книге. Она не хочет. Она не может. Она не будет. Она хотела остаться в первой — с Анной, родителями и счастьем. Но она смирилась с болью. Теперь она не хочет в ту, первую жизнь. Для нее родная эта, вторая. Та, в которой друзья. Та, в которой Джек. Та, в которой, возможно, все могло бы наладиться. Если бы... если бы не они.
Почему у нее все не так, как в книге? Почему сейчас не может явиться Джек с битой и раскидать их всех? Почему не может прийти Мерида и Рапунцель и утешить ее? Почему никто не может взять и помочь ей? Она... Она же больше никогда не будет такой. Никогда больше не будет Эльзы. Ни первой. Ни второй. Ни третей.
Плевать. Если она выйдет сейчас — голая и забитая, она все равно не будет чувствовать это, если умрет. Если она сможет пробраться на кухню, где лежат ножи, она больше не... Она больше не будет этого знать. Больше не будет этих мыслей. Удел слабых. Да. Она слаба. У нее отняли все. Снова. Они унизили ее, как последнюю вещь. Она для них — как развлечение. Как и для того ублюдка. Она для всех никто. Они не знают, что у нее есть чувства. Противные, гадкие мужики! Кто вообще придумал этих уродов?
Но Джек... Эльза вздохнула. Фрост, как и его друзья, были исключением. Они были нормальными, и она это знала. Только... Неважно. Все равно все неважно. Ее жизнь кончилась сегодня, когда она пошла на этот водоем.
Все, что не делается — все к лучшему. Наоборот точно так же. Почему она в это верит? Не знаю. Но... Если так — значит, это ее судьба. А раз судьба, значит, ничего страшного.
Девушка медленно плывет к берегу. Ей все равно. Пусть хоть снова изнасилуют ее — она никогда больше не будет с этим жить. Хах. А как же здорово ей было сегодня утром. Кто бы мог подумать, что та девушка, что бежала сюда утром, вспоминая детство, сломается вновь?
Ноги касаются холодных камней. Они обжигают ей ступни. Медленно поднимается из воды, почти не чувствуя стук сердца. Ей честно плевать. Не так плевать, чтобы показать, какая она крутая, а просто плевать. Плевать, как спокойно. Плевать, как... просто как плевать. Оставшись по пояс в воде, она уверенно делает шаги вперед. Она не помнит. Она не понимает. Все это уже не про нее. С этого момента начинается ее новая жизнь. Только... Точно ли не заканчивается?
А девушке пофиг. Пофигу на шепот, смех и взгляды. Она не знает, где эти ублюдки спрятали ее одежду, да ей и не надо. Она медленно выходит из воды, ни разу не запнувшись о камень. Будто, она готовилась к этому всю свою жизнь. Ноги не чувствуют мягкой травы, как и она сама больше не чувствует ничего.
Медленно пройдя вперед, она замечает свою сумку, подвешенную на высокую ветку. Лезть на дерево? Размечтались. Она поднимает с земли палку и, протягивая ее вверх, снимает сумку с дерева. Ну вот и все. Парни, не увидев ни стыда, ни страха, ни боли, разочарованно выдыхают.
— Черт, — ругается пепельноволосый, показавшийся сперва Эльзе Джеком. — Вася, что ты так плохо спрятал?
Но девушка просто одевает футболку и шорты, даже не трогая нижнее белье. Она уходит. Медленно и грациозно. Словно выиграла в каком-то крутом матче. Если бы. Так плохо ей было давно. Или никогда. Даже после изнасилования, она не чувствовала такого унижения. Теперь же это смешалось вдвойне.
Она решила — она не будет танцевать.
Она решила — ее скоро не будет здесь.
Она решила — она порвет со всеми друзьями.
Она решила — она пойдет по уделу слабых.
Так проще.
Так лучше.
Так легче.
***POV Джек***
Я вскочил, когда на часах оставалось минут пятнадцать до пяти. Хотелось было лечь спать, но какая-то тревога давила не сердце. Было такое ощущение, что у меня только что что-то украли. Я взял сумку, тревожно смотря на парней, но все они спали. В сумке тоже было все на месте. Но что-то было не так. Я это чувствовал. Я чувствовал, что у меня что-то украли. Что-то важное. Что-то ценное. Что-то необходимое.
Тревога не давала мне покоя. Я не мог даже сидеть — словно шило в попу вставили. Все было в каком-то тумане. В какой-то дымке. В чем-то странном. И в чем-то страшном.
Какой-то кошмар. Наверное, стоит подышать воздухом. Конечно, стоило бы поспать, но я лишь зря потрачу время. А сейчас на улице еще свежий, легкий воздух. Думаю, должно отойти.
Я тихонько прикрыл прозрачную дверь корпуса. Свежий воздух ударил мне в лицо, буквально сбивая с ног. Но вопреки ожиданиям, чувство тревоги нарастало, и мне стало до невозможного тошно. Будто кто-то взял ложку, залез в мой живот и все хорошенько перемешал.
Я сел. Прямо на землю. Сел, держась за голову. Она сейчас лопнет. Сейчас лопну я. Сейчас...
— Здравствуйте, — услышал я чей-то голос. Он мне не понравился. Казалось, что это шла пьяная вожатая, которая обкурилась, напилась, переспала со всеми парнями в корпусе, а сейчас шла к себе.
«Вот продажная баба. Только такие и пошли», — пренебрежительно фыркнул я, рассматривая свои ногти. Смотреть на нее, а тем более что-то отвечать, не было никакого желания.
Но, подойдя ближе, девушка меня узнала. Крикнув мое имя, я отшатнулся. В голове промелькнула мысль:
«Я же с такими бабами продажными не дружу. Откуда она меня знает? Пора делать ноги...»
И тут я случайно поднял голову. Не знаю, привычка у меня такая — всегда смотреть на собеседника. И тут меня реально шарахнуло током.
— Эльза!?
Это была она! Это была Эльза! Живот прихватило еще сильнее, и я увидел слезы на ее глазах.
— Боже, Эльза, что случилось!?
Я хотел было обнять ее, но она зло отпихнула меня, прошептав что-то типа:
— Ублюдки. Вы все — мерзкие ублюдки. Ненавижу вас. И тебя, Фрост, тоже ненавижу. Чтобы вы сдохли со своими пошлыми желаниями.
И разрыдалась еще сильнее. Ее лицо было исковеркано каким-то страхом и ужасом. И меня резануло. Резануло по живому. Либо она знает, что я ее видел, либо...
... Либо снова произошло что-то ужасное.
Мне стало мерзко с себя. Я и правда ублюдок. Ублюдок со своими желаниями. Ублюдок, который не отвернулся, а смотрел. Ублюдок, который обидел ее. Идиот...
По моим щекам тоже покатились слезы. Я... я люблю ее.
