— И это позволяет тебе чувствовать себя лучше? — Это не даёт мне почувствовать себя еще хуже.
Многие знают меня как принца лжи или зла, Локи Лафейсона, Одинсона — в общем как меня только не зовут, хотя на самом деле у любого моего имени уже давным давно дурная слава вне зависимости от того, какое из я буду использовать, даже когда я помог предотвратить апокалипсис в Мидгарде и Асгарде. Итак, как же я пришел к выводу, что ненавижу свою жизнь? А все очень просто. Я ненавидел Асгард, Тора, отца, который им для меня не был, и в итоге себя. Теперь я был обречен на целую вечность сидеть взаперти в темнице собственного дома, который перестал таковым являться. Теперь у меня по сути и дома не было. Никогда не думал, что моя жизнь будет настолько жалкой. Хотя с самого начала своего пути, с того момента, как Один спас меня в тот злополучный день, я уже был обречен на этот исход. По крайней мере все окружающие, включая приемных родственников, говорили мне это или молча верили. В любом случае это уже неважно. За столько лет существования все, казалось бы, важные вещи утеряли для меня всякий смысл. Все вокруг ненавидят и презирают меня, так в чем причина не отвечать им взаимностью? Если эта ненависть скрасит мои последующие несколько тысяч лет жалкого существования, почему бы не воспользоваться этим? Как и обещал Тор, после возмездия и победы над Малекитом я возвращаюсь гнить в свою камеру, но, к моему счастью или нет, последней волей моей матери была «свобода действий». Конечно же, никто не хотел выделять мне дюжину личных охранников, шикарные покои, как было раньше, с видом на Райский сад, джакузи, бассейн и прочее, что считалось хотя бы подобием свободы. Слишком много для одного жалкого недобога, который ничего ни для кого не значит. У Одина был какой-то пунктик на тему контроля всего, что его касается и нет. Поэтому мою новообретенную свободу тоже надо было ограничить. Именно по этой причине я скован в наручники уже не помню сколько. С виду отличный аксессуар, и это было бы действительно так, но у него было несколько весомых отличий от обычных оков, какими меня раньше сковывали. Эти в сто крат дряннее. Во-первых, я не мог уйти дальше Гладсхейма, иначе меня просто превратили бы в ледяную глыбу эти самые наручники и я бы благополучно занял свое место в зале поверженных антагонистов; во-вторых, любой удар о что-либо считался за агрессию и опасность, поэтому за это хлестало током, так что у меня уже глаз дергался (это, видимо, дополнение от Тора). В-третьих, самое главное их бесячее свойство помимо непробиваемости — по словам Одина, они спадут с меня, когда я перестану представлять потенциальную угрозу Девяти Мирам, включая Асгард. Ну не смешно ли? Я уже пришел к выводу, что это случится тогда, когда я кони двину, чего все так долго ждут и даже не стесняются говорить об этом вслух. Но не раньше, не позже. Но, несмотря на весь мой смех, шло время, а мои запястья (да и лодыжки, к слову) по-прежнему были скованы искусными золотыми наручниками, которые даже не поскупились отделать драгоценными камнями, что только утяжеляло мое передвижение. Иногда даже в мою голову прокрадывалась мысль, что отрубить себе конечности не самая плохая идея в сложившейся ситуации. В конце концов хочешь жить — умей вертеться. Единственным плюсом во всей этой ситуации был тот факт, что я мог свободно разгуливать по дворцу, кроме оружейной и зала с артефактами, и заниматься всеми не запрещенными мне делами. Первое время развлечений было по горло, но вскоре я пересмотрел все нарисованные картины в замке до мелочей, приготовил все блюда из найденной книги рецептов, пока меня не выгнали с кухни, выучил имена всех слуг и стражи, а после настала смертная скука, и даже книги из огромнейшей библиотеки Одина не скрашивали мои серые, нет, черные будни. Хорошая жизнь, не правда ли?***
Не помню, что это был за день. Вторник что ли? Среда? А может, вовсе суббота. Какая разница? Время придумали люди, чтобы измерять прожитые года, у нас такого понятия и вовсе нет. Мы просто живем очень, очень… очень долго в общем. У нас тут все дни как один. В Асгард прибыли Ваны — семья морского бога Ньерда. Каждые четыре тысячи лет Ваны встречаются с Асами, чтобы закрепить наш, точнее их союз еще на такое же количество лет. Типа доверяют друг другу, войну не разожгут и нож в спину во время нее если что не вгонят, но все вокруг знают, что это обыкновенная формальность. До этого Один с братьями навещал семью Ванов, когда их отец, Бер, был еще жив, а до этого он со своим братом… Короче говоря, это давняя традиция, сложившаяся задолго до нашего с Тором рождения. Царские дела меня уже давно не касались, если вообще когда-то такое было, так что знать о прибытии каких-то трех типов вообще не моя морока. Мне не надо было наряжаться, соблюдать манеры и приторно улыбаться, типа я рад их всех видеть. Не рад вообще. Столько лет я безропотно делал это, что сейчас не было никакого желания быть любезным с кем-либо. Я бесцельно бродил по дворцу, надеясь никого не встретить. Коридоры в Гладсхейме выглядели как музеи в Мидгарде: высокие потолки, витражные окна, колонны, искусно обработанные лучшими божественными архитекторами, натертый до противного блеска мраморный пол и много золота, очень много золота. Здесь же каждое второе здание такое. Я нарезал круги вокруг мраморных фигур каких-то великих богов, доныне неизвестных мне, родственников Одина и Тора, пытаясь использовать иллюзии, чтобы повторить их забавные лица, но браслеты блокировали мои способности даже на этом уровне, и это просто выводило меня из себя. Даже немного развлечься не дают! Я громко чертыхнулся и пнул ногой мраморного Бера. Конечно же, больно было только мне. В конце, точнее, в начале залы послышались приглушенные голоса, которые я сразу же начал игнорировать. Абстрагирование — лучшее, что я могу выбрать в моем положении. Да и откровенно говоря, плевать я хотел на каких-то проходимцев. Тут постоянно ошиваются то какие-то Мстители, то ребята из Йетунхейма или Свартальфхейма, то земная девушка Тора — в общем все, кому не лень, уже были здесь. Небольшая группка богов направлялась в мою сторону, но не ко мне, а в тронный зал, где уже, ясное дело, ждали Тор, Один и остальные многоуважаемые боги за большим обеденным столом, пышущим изобилием разных вкусных блюд, черт их побрал. Меня, конечно же, не позвали. Четыре охранника шли позади трех малознакомых мне богов, но, судя потому, что у двоих из них было одинаковое лицо — настолько одинаковое, что сложно было отличить, кто из них какого пола, — я понял, что это дети Ньерда — Фрейя и Фрейр, а третья девица мне была вообще незнакома. Белобрысые близнецы даже взглядом меня не наградили, не то что сухим приветствием, что и следовало от них ожидать. Манерам учат всех богов, вот только надменность идет в комплекте с ними. Уж я-то знаю. Волей-неволей, столько лет подчиняясь жестким негласным правилам, ты привыкаешь смотреть на всех свысока, даже на близких. Такова участь всех богов, если они хотят оказаться в высшем свете. Хотя куда уж выше. Итак, Фрейя и Фрейр медленно проплыли мимо меня, оба разодетые в белые наряды, прошитые золотыми нитями, словно ангелочки, а ведут себя не лучше меня. Только я хотя бы вид не делаю, что святоша. Фрейя шла во главе клина и о чем-то тихо разговаривала с братом, шедшим справа, а он, как болванчик, только кивал ей в ответ. Слева шла девушка в золотом шелковом платье в пол. Рукава были длинными и широкими, но ее довольно грациозные плечи оказались оголенными, выгодно подчеркивая изящное очертание ее ключицы, в яремной впадине которой покоилась золотая подвеска шарообразной формы. Признаться, на своих родственничков она не очень походила: на плечи сыпались волнистые светло-рыжие, слегка темнеющие к корням волосы, в которые были вплетены цветочки, а на лице были мелкие веснушки, хотя это редкое явление для божественных существ. Ни родинки, ни веснушки, ни прочие изъяны не были нам присущи. Это считалось у многих уродством. Глаза ее были не светло-голубые, а какие-то коричневатые, и она почему-то улыбалась. В общем была полностью в противовес двум своим спутникам. Я уж задумался, не фрейлина ли она какая-нибудь, но вряд ли. Во-первых, одета слишком хорошо. Во-вторых, идет с Ванами на одном уровне. Прислуге такое непозволительно ни при каком уровне близости. В-третьих, Фрейя обращалась к ней, называя ее «сестрой». Вдруг она резко остановилась, так что мне пришлось немедленно куда-то деть взгляд, пока меня не заподозрили в заговоре, нападении и прочей чуши, в которой окружающим не лень подозревать меня. Богиня слегка наклонила голову, с любопытством глядя на меня своими сверкающими глазами, а потом, чего я совсем не ожидал, изящно сделала книксен, слегка улыбнувшись. — Добрый день, Локи, — из ее уст это прозвучало не так отвратительно, как бывало раньше от остальных. Я молча посмотрел на нее чуть ли не истеричным взглядом. Как минимум я должен был тоже поздороваться, а как максимум — еще и поцеловать ее руку. Не получив от меня никакой реакции, даже негативной, Фрейр одернул ее, будто она сделала что-то непростительное, а Фрейя фыркнула в ответ, но ничего не сказала. — Хватит позориться, Юн . Он того не стоит. Она мигом вытянулась и, бросив на меня тот же короткий доброжелательный взгляд, последовала за братом размеренным шагом. Под конец я расслышал едва разборчивое: «Что в этом такого, Фрейр?» Странная богиня, ей-богу, очень странная…