Глава 1
10 января 2022 г. в 23:36
2016
У них осталась только одна фотография его отца. Нет, если посчитать все-все – то три, но только одна из них висит в холле, где и встречает Уилла каждое утро. Он видит, как иногда глаза матери наполняются слезами, видит, как ее взгляд мечется между этой фотографией и лицом сына. Она никогда не говорит «Ты так похож на своего отца», но Уилл и так это понимает.
Когда у него появляются первые школьные фотографии, он берет одну из них и подносит к снимку отца. Сходство очевидно: темные волосы, крупный нос (который мать называет «выдающимся» или «заметным», но Уилл не совсем согласен с такими определениями). Уилл высокий – в пятнадцать лет в нем уже пять футов десять дюймов. Он перерос мать летом перед седьмым классом. На фотографии его отец тоже заметно возвышается над матерью. Сказать по правде, если бы они не выглядели настолько увлеченными друг другом, то казались бы довольно нелепой парой.
Большинство родителей его друзей с трудом выносят друг друга – насколько Уилл, конечно, может об этом судить. В самом лучшем случае им удается демонстрировать холодное равнодушие. Он не знает, было бы это верно в отношении его родителей, останься отец с ними. Почему-то ему кажется, что нет. Очевидно, что любовь, которую испытывала к нему мама, не увяла за пятнадцать лет, минувших со смерти отца. Значит, выдержала бы и пятнадцать лет семейной жизни.
Его мама никогда не ходит на свидания, а он никогда не спрашивает ее об этом (еще чего не хватало!). Но иногда он слышит, как она обсуждает это с бабушкой и каждый раз говорит что-то в духе «Сомневаюсь, что смогу полюбить кого-то другого». В раннем детстве Уилл думал, что это мерзко и сопливо, но теперь это кажется ему очень, очень грустным.
Сегодня вторник, а по вторникам мама допоздна работает в больнице, поэтому еду готовит он. На ужин – макароны с сыром и немного перележавший в холодильнике салат. На прошлой неделе они ели яичницу. Кулинарный репертуар Уилла довольно узок, но про его маму можно сказать то же самое: они заказывают еду на дом как минимум пару раз в неделю.
Мама наваливает себе целую тарелку салата и умещает рядом одну небольшую ложку макарон. Уилл – ровно наоборот. Они едят за стойкой на кухне. В столовой есть стол, но он зарезервирован для воскресных обедов с бабушкой и редких гостей по праздникам. К слову о праздниках: Уилл ждет-не дождется, когда станет достаточно взрослым, чтобы под благовидными предлогами увиливать от необходимости ездить на семейные сборища к дяде Биллу.
– Я подумываю пропустить последний год учебы, – говорит Уилл, помешивая ярко-оранжевые макароны вилкой. – Мне хватит баллов, чтобы выпуститься на год раньше. И я к тому же заработаю баллы за дополнительные занятия и углубленку.
Она улыбается. Он любит ее за это: многие родители психанули бы, услышав нечто подобное от своего отпрыска, но она всегда воспринимает его слова всерьез и всегда ему доверяет.
– Хочешь попутешествовать?
– Может быть, поработать год. Заработать денег на колледж.
Выражение ее лица меняется.
– Тебе необязательно это делать, милый, – мягко говорит она.
Уилл ерзает на стуле.
– Я просто хочу помочь.
– Понимаю, но это необязательно. Ты можешь поступить куда угодно. Если хочешь поработать год – пожалуйста, но твое образование в колледже считай уже оплачено. Поверь.
– Мам, я же знаю, сколько ты зарабатываешь, и знаю, как дорого здесь жить. – Он проверял стоимость аренды их кондоминиума в Интернете. Не говоря уж о том, что он с самого детского сада занимался индивидуально по всем предметам.
Она вздыхает и кладет вилку на стол.
– Уилл, твой отец оставил нам большую сумму денег.
Он догадывался, что у них должны быть какие-то накопления, но ему все равно не понять, каким образом они могут покрыть четыре года учебы в Стэнфорде.
– Сколько?
Мама никогда ему не врет и никогда ничего не замалчивает.
– Его семья была очень обеспеченной, и он оставил нам все, что имел. После того, как я продала недвижимость… В общем, у нас есть несколько миллионов долларов, Уилл. Тебе не нужно беспокоиться о деньгах. Никогда.
– О… – говорит он, и сейчас это его единственная мысль. Но впечатляющая цифра весь вечер крутится у него в голове, а многие вещи наконец находят объяснение. Дорогие летние программы, отдых в Европе и Азии, тот факт, что он ходит в школу с детьми сенаторов и послов. У некоторых его одноклассников родители тоже врачи, но, как правило, оба. Причем один из них – обязательно анестезиолог.
Вот и еще один кусочек головоломки: его отец был богатым. Это хоть что-то меняет? Что-то, не считая всего его будущего? Несколько миллионов долларов. Ну что ж. Миллионов так миллионов.
Тем же вечером, спустя пару часов, Уилл заходит на кухню, чтобы чем-нибудь перекусить. Чайник включен, и он слышит, как мама говорит по телефону в своей комнате. Ее голос за дверью звучит приглушенно, но до него отчетливо доносятся слова:
– Я все еще скучаю по нему.
Уилл досадливо закрывает глаза.
Отец никогда не был для него живым человеком. Он так и остался выцветшей фотографией, именем, которое всегда произносили грустным шепотом. Все, что Уилл знает о своем отце, он знает от других людей. Все, что у него есть, – это искаженный, преломленный через восприятие других портрет.
Через несколько минут мама выходит из комнаты. Ее глаза блестят.
– Уилл? Почему ты не спишь?
Он показывает ей свой наполовину съеденный тост с арахисовым маслом.
– Проголодался.
Ее взгляд смягчается.
– Ты вымахаешь футов до восьми, малыш.
– Мне хватит и шести, – говорит он, откусывая от тоста. – С кем ты говорила?
Чайник начинает свистеть, и она наливает им по чашке ромашкового чая. Потом добавляет ложку меда в чашку Уилла и размешивает его.
– С другом твоего отца.
– С Байерсом?
Она кивает.
– Мам, ты же понимаешь, что он давно уже твой друг? – Это всегда его раздражало. Отца нет в живых дольше, чем Уилл живет на свете. А эти парни – до сих пор друзья его отца, а не ее собственные. Какой абсурд.
Она смотрит на него печальным взглядом.
– Это просто привычка, Уилл.
– В детстве я думал, что ты выйдешь за Байерса замуж, – с ухмылкой вспоминает Уилл.
Она смеется.
– Правда?
– Да. Он казался таким милым, умным… чистеньким. – Особенно если сравнивать с Лэнгли и Фрохики. – Мне казалось, он хорошо тебе подходит. У него никогда не было девушек, а у тебя… – Он спотыкается на полуслове и замолкает.
– Уилл, – неуверенно говорит она, – ты переживаешь, что я никогда… никогда не…
– Конечно, нет, – торопливо заверяет он. – Просто… Нет, я имею в виду, что ты, конечно, могла бы! Для этого же есть «Тиндер» и все такое.
– Думаю, я для такого старовата.
Он пожимает плечами.
– Мама Паркера так познакомилась со своим парнем.
– Ну да. – Она обхватывает ладонями кружку и выдыхает сквозь идущий от горящего чая пар. – Уилл, я знаю, что тебе трудно это понять. Может, если бы я встретила кого-то по душе, все сложилось бы иначе. Но я… я никогда и не хотела никого искать. Твой отец был…
Уилл буровит взглядом столешницу.
– Я понятия не имею, какой он был, – тихо говорит он. – Я не скучаю по нему, мам. Я никогда его не знал. – Она прикусывает губу, и Уилл понимает, что задел ее чувства, но она ничего не говорит, просто ждет, пока он соберется с мыслями. Еще одно чудесное качество его матери. – И он даже не знал о моем существовании. – От тоста остается только корочка, и он начинает ковырять и пощипывать ее, рассыпая по столу крошки. – Мам, ты говорила, что он оставил все нам – деньги, дом. Но это не так. Он ведь не знал обо мне. Он оставил все тебе. – Уилл слышит со стороны, как сдавленно звучит его голос, и ненавидит себя за это.
– Ты правда так думаешь? – По ее тону кажется, что его слова разбили ей сердце.
– Конечно, – бормочет Уилл. – Так и есть.
В ее глазах блестят слезы. Это он заставил ее плакать. «Ну ты молодец, – думает он. – Придурок». Но мать убирает прядь волос с его лба, как будто он все еще маленький ребенок, и вопреки всему он сразу чувствует себя спокойнее.
– Правда бывает такой разной, милый, – говорит она.
– Да брось, мам.
– Он был бы так счастлив, если бы узнал. И он бы гордился тобой. – Она обнимает его, и Уилл кладет голову ей на плечо, хотя ему крайне неудобно сделать это из-за разницы в росте. – Ты любознательный, и прилежный, и добрый. Чего еще можно желать от ребенка?
Уилл мотает головой.
– Ты не можешь этого знать.
– Тогда, боюсь, тебе придется поверить мне на слово.
Ее пальцы теребят золотую цепочку у нее на шее, и этот знакомый жест вдруг заставляет его спросить:
– Ты поэтому ни с кем не встречаешься? Потому что думаешь, что он где-то там, наверху, смотрит на нас?
Уилл все еще ходит в церковь на Рождество и Пасху, потому что знает, как расстроится мать, если он не пойдет. Но верить он перестал давным-давно. Если вообще когда-нибудь верил.
– Не стоит трактовать это так буквально, – говорит она и сразу меняет тему: – Уилл, я не хочу, чтобы ты за меня переживал, хорошо? Переживать – моя работа. А твоя – сдать завтра на отлично тест по физике.
Он недовольно стонет.
– Ты же сказала, что достаточно быть любознательным и добрым!
– И прилежным, – напоминает она.
– Ладно, – говорит Уилл с полуулыбкой. Они вместе убирают остатки своего ночного перекуса. Внезапные приступы желания навести чистоту он определенно унаследовал от матери. Когда все убрано и помыто, он желает маме спокойной ночи.
– Спокойной ночи, дорогой, – говорит она, и он неожиданно замечает, какой усталой она выглядит. Даже ее силуэт кажется дрожащим и нечетким, размытым по краям.
– Все нормально, Уилл?
Он долго думает. И наконец отвечает:
– Я знаю, что ты не любишь о нем говорить. Но мне кажется, иногда бы стоило.
Мама кивает.
– Конечно, я могу говорить о нем. – И после секунды раздумий поправляется: – Я могу попробовать.
– Ты очень его любила, – говорит Уилл и сам пугается своей наглости: он никогда не произносил подобного вслух. И никогда не слышал таких слов от матери.
– Да, – признает она. От него не ускользает перемена в ее голосе. – Знаю, что тебе неприятно слышать это, Уилл, но когда-нибудь ты поймешь.
После того, как она ложится спать, Уилл долго стоит в темноте кухни, глядя на закрытую дверь ее спальни и фотографию на стене. Всего два кадра – и целая история потерь.
Он чувствует себя предателем, когда тихонько шепчет:
– Надеюсь, я никогда не пойму.