Вишнёвая тень

Совершенно ничего не подозревая о планах старшей сестры, Бруно вернулся в свой флигель. Тело приятно ныло от физической нагрузки, и даже ступеньки уже не казались таким жестоким испытанием. Да и в голове покой воцарился – то, что доктор прописал. Хотя, конечно, благодаря Джульетте, доктора в Энканто как-то себя изжили. Пожалуй, самое время заняться обжигом тарелок. – Касита, – окликнул виллу предсказатель, встав возле высокой дюны, – Поможешь мне вытащить печь для обжига, или мне брать лопату? По насыпи прошла дрожь, и из песка показалась труба, а затем и вся печь. Кривоватая, но Бруно сделал её сам и очень этим гордился. Сбоку даже осталась памятная керамическая табличка с отпечатками на память: его собственным и лапками его сестёр. Бруно с нежностью приложил руку к оттиску: – Однако, с тех пор я вымахал, а, Касита? Вместо ответа добрый дух виллы стряхнул нанос песка и со старого кострища, обложенного осколками неудачных предсказаний. Это была идея Джульетты: «Они такие красивые! Не выбрасывать же». – Благодарю, – предсказатель оглянулся на «любимую» лестницу, – Жаль, с лифтом так не выйдет. Не жалеешь ты меня, Касита. Бруно уже успел спуститься вниз с грудой тарелок, вазой племянницы и кружкой Антонио, как в дверь постучали. Осторожный стук. Не Мирабель. – Да? –от с опаской окликнул неведомого посетителя Бруно. Из стены песка вынырнул Агустин, прижимающий к груди свёрток крафтовой бумаги. – Не упади! – предупредил мужа сестры Бруно, но поздно: тот уже ехал по дюне лицом вниз. Благо, сам Агустин знал о своей неуклюжести и загодя отбросил пакет в сторону. Бумага всё же надорвалась, и наружу показалось горлышко бутылки. – Я принёс вино, – объявил отец Мирабель, вставая и отряхиваясь, – Привет. Не занят? – Печь раскочегариваю, за ней нужен глаз да глаз, но если ты согласен никуда не отходить, можем душевно посидеть, – вежливо предложил Бруно, пытаясь догадаться, зачем понадобилось спиртное. Новоселье отметили, на любовном фронте Долорес помолвки пока нет. День рождения у кого-то? Нет, ложная тревога. У Джу будет ещё ребёнок?! Не-е, тогда Алма устроила бы шумиху на весь Энканто. Да и Агустин выглядит не радостным, а скорее… растерянным? Хотя от ребёнка в таком возрасте можно выглядеть как-то так, но чутьё подсказывало Бруно, что дело в ком-то из уже имеющихся детей. А именно в Мирабель. Ну всё, понеслось. Так, спокойно. Ничего не было, кроме вазы, которая сейчас отправится на обжиг. Это было… затмение, и всё. И больше такого не повторится. Тут и говорить не о чем. – У тебя есть штопор? – тем временем спросил Агустин, воюя с пробкой. – Да, должен быть. – Далеко? Бруно без комментариев вознёс глаза на громаду лестницы. – Ясно, тогда обойдёмся, – мужчина начал расковыривать преграду столовым ножом. – Ты это… внутрь пропихни. Пробку. Поверни нож тупым концом и осторожно ударь. – Давай ты, – от греха подальше отдал ему бутылку Агустин. – Давай, а то я перед Джу не оправдаюсь, – усмехнулся Бруно, ловко открывая хранилище алкоголя. – Рукастый ты, – восхитился Агустин, – Почему ты так и не женился? – Это сложно, когда сеньориты разбегаются от тебя врассыпную, – предсказатель поворошил угли, закрывая заслонку печи. – Мирабель от тебя не убегает, а значит, ты хороший человек. – Мне лестно это слышать. – Как нос, кстати? Не болит? На секунду Бруно вернулся в сцену с лепкой. Всё. Отныне удар мяча будет казаться ему карой небесной. Замечательно. – Вроде уже прошёл. – А стаканы… – муж сестры снова беспомощно огляделся и неловко усмехнулся, – Придётся пить из горла. Не побрезгуешь? – За десять лет жизни с крысами осталось мало вещей, которыми я бы брезговал, – ухмыльнулся Бруно, садясь по-турецки, – У тебя и еда тут. – Да, Джульетта передала. Это уже не первый ужин, который ты пропускаешь. Сильно занят? – Я не привык много есть. И за столом поговорить не мастак. – Вот как, понимаю… Кхм, мне крайне неловко об этом спрашивать, но… Насколько близкие у тебя отношения с моей дочерью? Услышав этот вопрос, предсказатель сделал глоток побольше: – Ну… какие… Достаточно… близкие, пожалуй. А что? – Она делится с тобой секретами? Рассказывает о чём-то своём? Бруно нахмурился:. – Если честно, не задумывался. Мне думается, Мирабель общается со мной так же, как и со всеми остальными. Мы просто… сблизились, поскольку кажемся семье… странными. Вместо пламенных речей о том, что предсказатель не прав и семья Мадригаль дружна как никогда Агустин лишь кивнул: – Это мне понятно. Но и ты меня пойми: мы с Джульеттой волнуемся. Мирабель ещё очень молода. – Даже если я всё же приношу несчастья, к твоей дочери они не прилипнут, поверь мне на слово. – Как грязь к солнечным лучам. – А? – Это такое выражение, – Агустин тоже отпил вина, поморщившись, – Ты угощайся… Я что пришёл. Поверь, мне в новинку о таком говорить. Такого в моей жизни ещё не было. Да и в твоей, наверное, тоже. – И даже в моей? – Бруно снова сделал глоток вина, отчаянно надеясь заснуть раньше тщательного допроса и в итоге не почувствовать, как его будут убивать. – Да, я это… Короче, Джу кажется, что Мирабель влюбилась. Сознание Бруно ловко увернулось от цепких лап алкоголя: – Мира влюбилась? – Да, все признаки налицо. Она то дерзит, то плачет, то краснеет неизвестно от чего, и мы подумали, что там какая-то сложная ситуация. (Энчилала. Глоток вина) – Джульетта предположила, что её избранник старше. (Ещё вина) – Дочка постоянно с тобой, и мы подумали… (Отрубись уже!!) – …может, ты знаешь, кто это? Бруно икнул, чувствуя, как его глаза отозвались всполохом дара. Вечерело, и на пустыню его комнаты тоже опускались сумерки. – Понятия не имею. Мне она ни о ком не говорила. – Вообще? – Вообще. – Чёрт, – Агустин тоже отпил вина, задумчиво покачивая бутылку, – Погоди-ка. – Что? – Джульетта дала мне не то вино. – В смысле? – Это не молодое вино, должно быть, она по ошибке нащупала что-то из запасов Алмы. – Глянь этикетку. – Сейчас-сейчас, – Агустин неловко пододвинулся к свету печи, подслеповато щурясь, – Бог ты мой. Это же… Это был год, когда родилась Мирабель. – У-у… – Бруно протёр лицо ломаным движением, – Отличное вино. Удачный был год. – Алма взбесится. – Ещё как. – Она хотела оставить его Мирабель на свадьбу, – грустно протянул гость. – Мы опередили события, – Бруно понял, что сил у него осталось только на более-менее внятную речь. За 10 лет затворничества его организм отвык от алкоголя, и теперь сообщал об этом резким опьянением. – Похоже на то… И что делать? – Давай допьём. – Ты ч-что? – кажется, Агустин тоже попали в ловушку градусов, – Это вино на свадьбу моей дочери! – Тогда давай выпьем за её здоровье. – А это идея! За мою девочку! – муж сестры сделал глоток, а затем залихватски сунул бутылку в руки шурина, – На! С тебя тоже тост! – За… за лучшего человека из всех, кого я знаю. За Миру. Кто-то будет дьявольским везунчиком, – на полном серьёзе произнёс Бруно, тоже делая глоток. – Ты ревнуешь, что ли? – к Агустину неведомыми путями прибрело игривое настроение. – К кому ревную? – К её ухажёру. – Нет у неё никакого ухажёра. – А чего она тогда такая дёрганая? – Да крысы сказали про гнездо. – Про какое гнездо?.. Бруно, эй. – Что? – Какое гнездо? – Гнездо? Они взглянули друг на друга и захохотали. Кажется, спиртное без труда расправилось с обоими. – Что скажет Алма, когда нас увидит? – запричитал Агустин, пока его собутыльник встал с насиженного места, каким-то чудом вспомнив о керамике. – А что, мы когда-то ей нравились? – Вроде нет, но ты же… ик! Её сын. – Я разочарование, а не сын. Ни к селу, ни к городу. – Ну не, – Агустин встал следом и полез обниматься, – Ты хороший. – Хороший… Ха! Хороший, мам! – Бруно и сам не понял, что почти проорал эту фразу, – Мам, я в хлам! Рифмуется!! – Мы оба в хлам, – муж сестры неловко похлопал его по плечу, – Слушай. Женись уже, а? – На ком? – На ком хочешь. Детей заведёшь. Мирабель будет с ними нянчиться. – А разве так можно? – мысли предсказателя путались. – Если… ик! это твой человек, то почему нет? – Потому что нельзя. – Чего нельзя? – Вообще ничего. И нет в Энканто счастья. – Так убеги. – Убежать? – Ага. Через ущелье. Бруно уставился на собеседника мутным взором: – С кем? – А с кем хочешь, – устав стоять, Агустин вальяжно развалился на песке. – Даже если она меня моложе? – Пф! Что такое возраст? Любовь – вот что главное! – жилистый указательный палец мужа сестры вознёсся вверх, – Ты её любишь? – Я… – предсказатель взглянул на собственные руки, как наяву чувствуя переплетение их с Мирабель пальцев, – Я не знаю. – Ну что значит «не знаю»? – Агустин стукнул кулаком по песку, – Либо «да», либо «нет». – Да. – Что «да»? – Люблю, но… не уверен, что так, как… должен любить. – Бо-о-оже-е-е, – муж Джульетты закрыл глаза ладонями, – Как же с тобой сложно! – Мне и самому с собой сложно, – невесело усмехнулся Бруно, не ожидая, что его собеседник сейчас вскочит, вцепившись ему в плечи: – А погнали гадать! Ты же у нас предсказатель! Ну дава-а-ай, разочек! Я ничего-ничего не скажу, обещаю! – Ладно, будь по-твоему. Что будем спрашивать? – А давай про ту тварь, которая шарится по Касите? Бруно знал, что нельзя соглашаться на такое: продвинутый транс истощал его, в данном случае организовав предсказателю провалы в памяти. Последнее, что помнил Бруно за этот вечер – пламенный монолог Агустина, уверявшего Джульетту, что он ещё «трезв как стёклышко» и искренне недоумевающего, почему ему не разрешают взять в комнату нового друга: увесистый горшок с кактусом. Проводив собутыльника, сам предсказатель отдал команду ногам и случилось чудо: они доволокли его до бункера, после чего Бруно забылся сном без сновидений.