Святая земля не свята ни в пиру, ни в бою, На ней не найти ни Эдема, ни даже Сезама, Но Маленький принц покидает планетку свою, Как, будь он большим, покидал бы свой каменный замок. Он держит руками обрывки священных границ, Стоит, каменея, в потоках стремительной жижи, И небо над ним опускается ниже и ниже, И черные тени ложатся у впалых глазниц. Олег Медведев — «Маленький принц»
«У нас перемирие!» И солдаты двух армий замерли в нерешительности. Все звуки битвы, даже стоны раненых и умирающих, постепенно стихли, и на дюжину мгновений этой страшной неестественной тишины показалось: сейчас отмахнутся, отвергнут возможность сложить оружие, и небеса снова утонут в кровавом кошмаре. Без приказов, командиров и знамен. Просто потому что ярость, с которой ангелы и демоны, серафимы и ученики, драконы и субантры прежде рвали друг друга на части, не могла испариться в один момент. С вершины холма широкая песчаная лощина, где армия Мальбонте дала последний бой объединенным силам Цитадели, просматривалась как на ладони. Щерилось копьями наспех возведенное укрепление — полевой лазарет. Оборону держали демоны, ангелы в своих светлых, похожих на медицинские халаты одеждах оказывали помощь. В смертельной судороге корчился на земле морской дракон, крупный, почти в два раза массивнее Лоя, способный одним ударом мощной лапы перебить позвоночник лошади. Длинный темный хвост по-змеиному изгибался кольцами, беззащитное брюхо исполосовали когти субантр, левое крыло отрубили почти у основания, а правое, сломанное и разорванное, вхолостую загребало ржавый песок. Чуть в отдалении, у подножия каменистой гряды, неподвижно лежал юноша-ангел в латном доспехе — три тяжелых дротика смяли, прорвали нагрудник как лист фольги и задели сердце. В сиянии багряной луны дорожки крови из уголков рта выглядели черными, а время застыло, словно улыбка на мертвых губах. Чей-то клинок целился в обнаженное горло, кто-то резал пальцы об острие копья, у последней черты пытаясь отодвинуть смерть, выдернуть ее из собственной плоти. Каждую из этих миниатюр навсегда вырезали, вытравливали, выжигали в памяти каленым железом, но соединить их в единое батальное полотно никак не удавалось. Рассудок наивной художницы, девочки-с-Земли отчаянно сопротивлялся. Рука со свитком, порывисто вскинутая к небесам, сама собой медленно опустилась. Вики прикусила щеку изнутри и крепко сжала свободную ладонь в кулак, чтобы ногти впились в кожу — так сильно хотелось закричать: «Пожалуйста, хватит!» Война закончилась. Демон высшего ранга, в своей демонической ипостаси больше напоминавший алого быка, чем человека, с коротким рыком швырнул на песок булаву. Архангел, уже готовый отразить удар, опустил каплевидный щит. Когда Вики всей душой поверила, что воля самого Шепфа, Его новые законы, Его благодать, покаяние и прощение ничего не стоят для этих забытых, озлобленных детей, война закончилась.***
Первое знакомое лицо, которое выхватили из толпы уставшие, воспаленные глаза, принадлежало Ости. — Ну, надо же! Ты все-таки выжила, Непризнанная, — с привычной насмешкой заметила она, едва только ступни Вики коснулись сухой растрескавшейся почвы. — Удивительно. Два рослых ангела, переносившие тяжело раненного товарища на куске плотной ткани, обошли их по широкой дуге, как прокаженных. На левой скуле Ости медленно зарубцовывался длинный порез. Легкая куртка исчезла, и полные обнаженные плечи покрылись гарью и копотью; сквозь прореху в широких бриджах багровела сухой корочкой ссадина на колене. Наверное, Вики разглядывала ее слишком долго и пристально, и слишком свежа была в памяти недавняя стычка за Камень преткновения. И молчание затянулось почти неприлично — потому что Ости вдруг смутилась, нервным жестом дернула вверх лямку короткого топа и спросила чуть громче и раздраженнее: — Что? И тогда Вики обняла ее. Секундный порыв, импульс, полуосознанная тяга к привычному и потребность в живом тепле — будто чья-то властная сильная рука толкнула в спину, и Вики покорно раскрыла объятия. Гладкие темные волосы Ости пахли кровью и горьким дымом, и, кажется, из-за сдавленных ребер ей было больно дышать. Зашипела как рассерженная змея, когда ладони Вики сомкнулись в замок чуть выше ее поясницы, но отстраниться даже не попыталась. И яда в ней словно бы не осталось ни капли. — Что он теперь сделает с нами? Робкий, озвученный шепотом вопрос ударил как разряд тока. Вики не нужно было объяснять кто «он» и кто «мы». Ости сражалась за школу, ненавистный ей Совет и старые порядки до последнего. Пожалуй, если бы абсолютно каждый воин Цитадели проявил в бою такую же стойкость и верность принципам, армия Мальбонте попросту не дождалась бы возвращения своего лидера с «агрессивных переговоров». На скале, куда их вывел портал из убежища Шепфа, Мальбонте уже не было. И Вики понятия не имела, где он: может, организовывал большой временный госпиталь, или отдавал приказы субантрам, или перетаскивал раненых наравне с простыми солдатами. Мальбонте некого было искать среди выживших и некого оплакивать среди мертвецов, и едва ли кто-то во всей лощине искренне хотел видеть его прямо сейчас. Под бесконечным кровавым рассветом почти каждый ощутил горечь утраты. И никого здесь не утешила бы речь о прекрасном новом мире, а Мальбонте, судя по выражению лица в момент прощания с Создателем, не очень-то горел желанием такую произносить. Он был жив и, милостью Шепфа, даже цел. Вики могла вычеркнуть одно имя из мысленного списка потерь, и не искать его среди израненных, изломанных тел в бурой пыли. Какое, в самом деле, великое счастье. — Ничего. Ости отступила первой и выжидательно смотрела на нее в упор, и промолчать было никак нельзя. И пусть еще на Земле Вики крепко выучила, что врать плохо — честное «Откуда я знаю?» прозвучало бы совсем паршиво. — Мальбонте не хочет бессмысленной резни. Никто из нас не хочет. Будут реформы, перемены. Равновесие. Новый Совет. Ты боролась за то, что считала правильным, — Ости демонстративно скривилась, но мысль нужно было закончить. — И тебя не посмеют за это судить. Просто теперь мы заключили мир. Я должна ему доверять, убеждала себя Вики. Нет, не так. Он не обещал милосердия каждому несогласному, каждому усомнившемуся, каждому врагу. Но я должна в него верить. Верить, что «мне не нужны бесконечные реки крови» в итоге будет равно «прекрасный новый мир не начнется с массовых казней». Верить в рациональность и великодушие мужчины, чувства к которому ослепляют — и о котором я на самом деле почти ничего не знаю. Что мне еще остается теперь, кроме этой веры? Выбор сделан, мосты сожжены, Рубикон далеко позади. — Или ты права, или завтра нас всех скормят субантрам, — разом успокоившись, почти буднично заметила Ости. — Или завтра нас скормят субантрам, или нами будет править чудовище из детских сказок и Непризнанная Уокер. Выбор из двух зол, и непонятно, с какой стороны меньшее. Внутренний монолог о вере и доверии зажевало словно кассетную пленку. — …прости, что? Теперь Ости изучала ее взглядом как преподаватель — группу нерадивых студентов перед экзаменом. Как ученый — сомнительную гипотезу. Как зрелая, умудренная опытом женщина — девочку-тинейджера, отчаянно краснеющую перед первым особенным свиданием. — Надеюсь, оно того стоило. Понравилось? — Понравилось что, Ости? «Понравилось», слово-то какое. Здесь, в филиале Ада на Небесах, в эпицентре агонии сотен прерванных жизней Вики и вспомнить уже не могла, когда ей хоть что-нибудь действительно нравилось. — Делить постель с монстром, который чуть нас всех не угробил. Растерянно помотав головой, Вики даже огляделась по сторонам: нет, они по-прежнему находились на поле боя. В двух шагах позади, лицом вниз и неестественно вывернув правую руку, лежала мертвая демоница; немолодой ангел тянул за собой волокуши с искалеченным, глухо стонущим собратом. А Ости, давясь едкой, злой иронией, всерьез спрашивала про секс с Мальбонте. — Это важно сейчас? — Да, — прозвучало неожиданно твердо и требовательно. — Послушай… Раздражение мешалось с истерическим весельем, облегчение вытеснялось усталостью, страх — отупелым безразличием. От нервного напряжения давно стучало в висках, протесты сбивались в кучу, и Вики пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы выцепить и хотя бы на полминуты удержать в сознании один из них. Самый важный, самый искренний. — Послушай, я-то уж точно никем не собираюсь править! Об этом они с Мальбонте тоже не говорили. Попросту нечего было обсуждать. Ости улыбнулась, криво и неприятно. — Да как тебе это в голову?.. Хотя ладно. Ладно. Давай забудем. Я видела Мими, она… Чуть не погибла, пытаясь отомстить за отца. — …она, кажется, отключилась. Упала с большой высоты. Ничего об этом не знаешь? — Нет. Словно полностью утратив интерес к разговору, Ости дала еще пару односложных ответов на сумбурные, беспорядочные вопросы, затем просто перестала на них реагировать. Вики ощущала ее пристальный взгляд между лопаток почти до самого полевого лазарета. У Энди была «шапочкой» забинтована голова, но носилки с телами он таскал все равно. Иногда замирал на несколько мгновений, молча сражаясь с тошнотой и строгим мысленным приказом возвращая поплывшей картине мира четкость. И снова упрямо шагал вперед. Вики так ему и сказала: будь другом, засунь свой сексизм туда, где солнце не восходит, если тебе можно поднимать тяжести, то и мне уже-полгода-как-мертвой девочке хуже не станет. И на некоторое время ее существование снова сделалось почти сносным.***
Мир перевернулся вверх тормашками, но сумерки по-прежнему сгущались над лагерем Мальбонте чертовски внезапно. Раненых разместили в жилых бараках — к счастью, битва началась не на «улицах» маленького, стихийно разросшегося городка, а у внешнего периметра, и быстро сползла в низину. Примерно две дюжины бессмертных остались ухаживать, в основном ангелы. Не все из них обладали навыками целителей, но и не все пострадавшие нуждались в квалифицированной помощи. За полдня в лазарете Вики насмотрелась таких чудес регенерации, что даже начала немного верить во «все образуется и будет не хуже, чем раньше». Мальбонте вновь попал в поле ее зрения незадолго до полуночи. Устроив себе жесткое кресло из пустых деревянных ящиков и битого жизнью одеяла, в котором дыр было больше, чем шерсти, Вики медитировала на одинокую, почти прогоревшую свечку. И из последних сил старалась не задремать под ровное, чуть хрипловатое дыхание своих пациентов. Густая тень в тамбуре вдруг выпустила длинный протуберанец, обрела объем, четкую форму и тяжелую поступь. — Тебе нужно отдохнуть. Несколько десятков бойцов Цитадели и примерно столько же мятежников отправились в столицу. Люцифер, встретивший перемирие с парой синяков и цистерной нерастраченной ярости, взмыл в небо едва ли не первым. В лощине Вики увидела его лишь мельком, и подойти ближе не хватило духу. Когда Люцифер к чему-то очень стремился, остановить его было нереально. И если перед отлетом он сам не нашел ее и не попытался завести беседу — значит, не очень к этому стремился. — А я ничего не делаю. Просто сижу тут на случай, если вдруг одному из них, — круговым движением кисти Вики очертила небольшую комнату с шестью лежанками, — нужно будет позвать нормального доктора. Мальбонте замер на самой границе тусклого теплого сияния, и Вики уставилась на его колени как на подлинник «Жидкого времени». Плечи и шею тянуло почти до онемения, и сложно было поднять голову. Физический труд успокаивал, внешняя боль неплохо гасила внутреннюю. Сделав для пострадавших солдат все возможное и немножко сверху, Вики ощущала себя так, словно легла под асфальтоукладчик — зато могла не думать ни о чем серьезном целую ночь. Очевидная выгода. — Я пришлю кого-нибудь, чтобы тебя сменили. — Эм. Ну, суть вообще-то была как раз в том, чтобы я сидела здесь, пока «кто-нибудь» отсыпается. И, кстати, это было моя собственная инициатива. Никакого давления. Замолчали надолго. В потоке лениво текущих сквозь изможденный разум мыслей мелькнула догадка: кажется, Мальбонте тоже понятия не имел, как теперь вести себя с ней. В их неловких отношениях война, агитация и общность социальных взглядов стали едва ли не главными двигателями прогресса. Убеждать Вики в собственной правоте и человечности было, вроде как, уже не надо, а для непринужденной бестемной болтовни или комфортной тишины они еще недостаточно друг к другу притерлись. — Можем пропустить ту часть, где ты подтыкаешь мне одеяльце и читаешь вслух «Сказки Матушки Гусыни». Потому что, знаешь, все правда в порядке. Просто посиди со мной, если хочешь. С трудом опираясь на слабые, почти негнущиеся руки Вики немного сместилась к краю ящика и выразительно похлопала по укрытым серой тканью доскам. Сверху раздалось скептическое хмыканье: Мальбонте явно оценил готовность «кресла» выдержать еще двести фунтов развитых мышц, не считая крыльев. — Окей, ты прав. Можем немного погулять. Кассандра все равно собиралась делать ночной обход. Подожди, я предупрежу ее. Кассандра была ангелом и самым опытным целителем из тех, что остались в лагере. Вики общалась с ней почти целый день, но так и не поняла, на какой стороне Кассандра сражалась. Теперь это, наверное, не имело большого значения. Выходя из душной, лишенной окон хижины с жестяными стенами, Вики подсознательно боялась снова увидеть в небе красную луну. На площадке, где прежде выставляли длинные обеденные столы, теперь жарко горел огромный костер. Оттуда тянуло жженой резиной и еще чем-то резким, химическим — совершенно не тот букет ароматов, который ожидаешь почувствовать на облачном острове. Зато ночь выдалась ясной и звездной, а луна — высокой и бледно-желтой, самой обыкновенной. Мальбонте шел чуть впереди, уверенно обогнул небольшую арену для тренировок. И лунный свет так серебрил его волосы, что если бы Вики очень хотелось на время вычеркнуть из памяти теорему «Бонт не был полноценной личностью» — сейчас это было бы проще простого. — Дыру просверлишь. — А? — Не смотри так напряженно, — не оборачиваясь, Мальбонте коротко дернул плечами. — Или не убеждай, что все в порядке. Вики вдруг вспомнила, как его жилище, вполне благоустроенное (по меркам повстанческого лагеря) и даже по-своему уютное, зацепило взрывом в самом начале сражения. Кажется, теперь новоявленному божеству, повелителю всех демонов и прочая, прочая, прочая тоже было негде спать. — Завтра остатки войска займут Цитадель. Пора предстать перед нашим народом, — равнодушное «ага», увы, ни на дюйм не сбило его драматично-пафосный настрой. — Мелкие стычки неизбежны, Старая ангельская аристократия не откажется от своих привилегий просто так. Чем дольше я здесь прохлаждаюсь, тем выше вероятность полноценного мятежа. — Угу, понятно. — И если Шепфа не собирается лично растолковать своим детям, на каких условиях у нас заключен мирный договор, придется это сделать мне. Почти наверняка будут жертвы, Вики. Нынешний Совет необходимо сместить любой ценой, и добровольно сложить полномочия я им уже предлагал. — Ага. Я не очень сильна в математике, но, вроде как, от нынешнего Совета остался один серафим, — последние несколько футов Вики так старательно изучала неровную каменистую тропу под ногами, что почти уткнулась носом в плечо резко замершего Мальбонте. — Уф, извини!.. Кстати, ты уверен, что этому последнему не перегрызли горло сегодня? Или он мог просчитать ближайшие карьерные перспективы и податься в бега. Кто знает? — Скоро выясним. В любом случае Цитадель сейчас не самое спокойное место. И не самое… приятное. Тебе не нужно туда лететь. Вернешься в школу вместе с другими учениками. Я свяжусь с тобой, как только разберусь в ситуации. Все же он вынудил Вики вскинуть голову и встретить его взгляд. В шейные позвонки будто пару гвоздей вогнали. Бегло осмотревшись, Вики приметила другую маленькую хижину с жестяными стенами — внутри не горел свет, и дверь была приоткрыта. — Ага. Зайдем на пару минут? Уже схватившись за скрипучую створку, Вики вспомнила про способность улавливать чужую энергию. Вот только сосредоточиться и правильно настроиться на окружающий мир в ее нынешнем состоянии все равно не вышло бы. Так что отсутствие в хижине других гостей пришлось определять по старинке: дробным стуком в стену и вопросом «эй, есть кто живой». С везением Вики Уокер это вполне могла оказаться темница, ее личное королевство кошмаров. Но с потолка не свисали цепи, внутри не было вообще ничего: голый проржавелый пол и стены из спаянных металлических листов. Может, разгадка крылась в его почти сверхъестественной проницательности, может, просто Мальбонте сам сейчас хотел совершенно того же. Он не поинтересовался, зачем Вики внезапно понадобилась пустая комната, не добавил ни слова к рассказу о своих планах. И как только щель между тяжелыми створками вновь сузилась до приемлемых трех-четырех дюймов, развернул Вики за плечи к себе лицом и поцеловал — жарко, голодно, почти яростно. У них почему-то именно так всегда начиналось. И в первый, и во второй, и в третий раз Мальбонте словно бы ждал сопротивления. Как если бы Вики должна была вот-вот опомниться и оттолкнуть его. Пытался получить хоть что-то, хотя бы иллюзию страсти и взаимности. Через пару минут, когда даже до Шепфамалума в его разрушающемся мирке, наверное, доходило, что желания полностью обоюдны, Мальбонте так же стремительно успокаивался. Ласки становились сдержанными, аккуратными, трепетно-нежными. Всего сутки назад Вики до дрожи завела именно властная нежность, неожиданное ощущение безопасности. Она могла еще тысячу раз уверенно повторить «да, я на твоей стороне, не сомневаюсь и осознаю последствия», но испуганная девочка внутри отчаянно хотела доказательств, каких-то гарантий, что принятое решение не разрушит ее жизнь окончательно. И Мальбонте отвечал ей каждым движением, каждым поцелуем: ты можешь мне доверять. А потом жизнь слетела в кювет быстрее, чем ее машина со скользкой дороги. И неважно, что в этой второй катастрофе вины Мальбонте уже не было: он предупреждал и даже неоднократно. Просто теперь Вики нуждалась совершенно в другом. Когда Мальбонте прервал поцелуй — наверняка хотел уточнить, в самом ли деле она хочет заняться любовью прямо здесь, сейчас и вот так — Вики призналась, чеканя каждое слово: — Можешь вырвать мне крылья. Опять. И ноги заодно отрезать. Я все равно за тобой поползу. В Цитадель, в Ад, куда угодно еще. Слышишь? В какой-то момент ей почудилось, что голос, низкий, злой, совершенно незнакомый, абсолютно точно не ее собственный, доносится откуда-то снаружи. Или жестяные стены объясняют Мальбонте, что Вики Уокер теперь не может его оставить. — Пока я смотрю на тебя, ты живой. Я отвернусь, и сразу случится что-то ужасное. И будет этот… этот момент, когда все уже рушится, и я пытаюсь успеть, но ни черта, понимаешь, ни черта не успеваю! Пусть Вики ничтожно мало знала о нем наверняка, без догадок и предположений, одно она помнила точно: Мальбонте не терпел к себе жалости, не терпел намеков на его слабости и просто на дух не переносил, когда над ним тряслись как над маленьким болезненным ребенком. Но прямо сейчас Вики было плевать на все это с крыши башни, в которой его ангельская половина проспала три тысячелетия. Прямо сейчас Вики категорически не хотела быть удобной и приятной, не хотела нравиться. Царапала короткими ногтями его спину над поясом туники и укусила за нижнюю губу, мешая ярости утихнуть по привычному сценарию. Сейчас Вики, прежде всего, хотела быть услышанной. — Что они могут мне сделать? — очень серьезно спросил Мальбонте, мягко поглаживая ее по волосам. Попытка воззвать к разуму была заранее обречена на провал. Разум Вики уже пылал в огне панических видений-воспоминаний, бился в агонии, снова и снова возвращал ее в проклятый райский сад, где Вики недавно едва не лишилась всего. Абсолютно всего, даже смысла бороться за собственное выживание. — Не знаю, что они могут сделать. Не знаю, что могу сделать я. Маме не понадобились вообще никакие силы, чтобы закрыть меня своим телом от брошенного меча. Все, этих знаний мне достаточно. Проникающего снаружи лунного света хватало, чтобы различать контуры лица напротив: высокие резко очерченные скулы, тяжелую нижнюю челюсть, сжатые в линию безупречные губы, выразительный изгиб бровей. — Мне не нравится, к чему ты ведешь, Вики. — А мне плевать, что тебе не нравится. Скрывая совершенно неуместный ком в горле, она снова прижалась к нему, потянулась за поцелуем. Дернула в стороны грубую ткань туники на плечах, бездумно упрашивая горячечным шепотом: «Давай, пожалуйста, сейчас, мне это нужно». Мальбонте, наверное, тоже было нужно. Как бы ни думали о нем в Цитадели или даже в его собственной армии, он был живой мужчина, едва ощутивший хоть что-то, кроме боли, ненависти и одиночества — и потому совсем юный и невозможно чуткий. Отзывчивый будто зеркало. Содрав с себя тонкую блузу как слой отмершей кожи, Вики прогнулась в спине, коснулась губами основания мощной шеи — раз, другой. Без колебаний расстегнула пояс черных брюк, одним быстрым, дерганым движением: даже не поняла, какая именно там была застежка. Мальбонте за это время разобрался с ее собственными бриджами. Гладил, слегка сжимая, обнаженные груди, скользил ладонями вниз до поясницы и возвращался обратно. Мысленно Вики кричала на него: ну почему ты не можешь сделать мне больно, когда так нужно, ты же умеешь делать больно — пусть даже у меня с самого начала получалось лучше. Но все, что ей оставалось — впиваться ногтями в широкие плечи, выгибаться и тереться, чтобы толчки внутри были резкими, глубокими, грубыми. Потом, кое-как приведя одежду в порядок, они снова вышли на узкую темную дорогу между бараками, и вот там Вики осознала в полной мере: ей не стало легче. Буря была близко, в воздухе уже пахло озоном. — Я не хочу как Ади, — тихо и просто сказала она. — Не будешь мстить? — Не хочу жить только памятью о мертвых. Ответ получился быстрым, ровным, уверенным, словно, произнося первую фразу, Вики уже готовилась к пояснениям. И лишь после до нее в полной мере дошел смысл вопроса. — Кому мстить? Мальбонте промолчал, даже не стал пожимать плечами, как если бы они обсуждали очевидные для всех вещи. Опять повел куда-то в темноту. Порывистым, четко рассчитанным как бросок кобры движением Вики схватила его за запястье, с силой дернула, пытаясь одновременно остановить и развернуть на себя. С тем же успехом можно было попытаться сдвинуть гору. — Кому мстить, Мальбонте? Почти идеально круглая стареющая луна отражалась в его расширенных зрачках. Зубчатые тени от ресниц трепетали как крылья бабочки. Истерика поднялась волной цунами — высоко-высоко. А потом накрыла Вики с головой, рухнула на плечи и прибила к земле. Она зажала себе рот кулаком, но это ни капли не помогло: рыдания сливались в протяжный тоскливый вой, который почему-то никак нельзя было заглушить. Так кричала Мисселина над еще теплым трупом Геральда, так кричала Мими, когда демон Мамон проиграл свой последний бой. Кому я должна мстить, спросила бы Вики снова, если бы только могла теперь говорить. Кому мне мстить, если это я сделала выбор — десятки, сотни выборов, к половине из которых ты вообще не имеешь никакого отношения. Кому мстить, когда фундамент моих самых чудовищных, самых жестоких ошибок выстроен моими собственными руками? Заложенный нос быстро перестал улавливать запахи хвои и речки, под щекой ритмично билось о ребра чужое сердце. Второй пункт в коротком списке неоспоримых фактов о Мальбонте гласил: он ненавидел слабость в принципе, в самом себе — в первую очередь, но и в других тоже. И прямо сейчас Вики рыдала у него на груди, цеплялась за одежду как потерпевший кораблекрушение — за плавучие обломки, просила на выдохе: помоги, помоги, успокой меня, сделай мне больно, пожалуйста, не уходи. И сдавала нервному срыву крепость за крепостью, и никак не могла с собой справиться. Если бы Мальбонте оттолкнул ее теперь, приняла бы это безропотно, как естественный ход вещей. Огромные темно-алые крылья сомкнулись за ее дрожащей спиной, словно тяжелый бархатный занавес.