Охота на лис

Интегра не знала код от отцовского сейфа, но она хорошо знала своего отца: дядя Ричард перебрал всё, от дня её рождения до даты смерти мамы, но папа никогда не зашифровал бы сейф с личным оружием чем-то, что относилось к его семье. Десять лет спустя Интегра скажет: отец под конец жизни стал пацифистом. Не разделяю подобных убеждений, но могу их понять. Интегра улучила минутку, когда в кабинете не осталось ни охраны, ни самого дяди Ричарда. «Кромвель», цифрами заменены буквы, простенький шифр. Просто на всякий случай. И обойму за горловину носка. Пистолет она заткнула за пояс юбки сзади, и он больно упирался ей в поясницу, давил на позвонки, из-за него ткань давила на живот и спереди. Было сложно дышать. Поэтому она испытала облегчение, когда выхватила пистолет в подвале. Машинальное знание, подсмотренное в тысяче фильмов, прочитанное в сотне книжек, направило её руку: она стреляла, не зажмуривая глаз, с крохотной дистанции, и отдача отбросила её на три шага назад, выбила из сустава плечо, обожгла болью поверх раны, оставленной дядиной пулей. Выстрел отгремел столь чудовищно громко, что она не услышала криков дядиных охранников. Звон эха под низкими сводами подвального коридора перемешался с криками: её собственным и дядиным. Рана была смертельной, вне всякого сомнения, но смерть эту она несла не сразу: разрыв лёгкого, пневмоторакс, травмы внутренних органов, спровоцированные ударной волной от пули, травма позвоночника в районе поясницы, где вышла одна из пуль — всё из деловитого описания патологоанатома сразу после вскрытия. Интегра стреляла наверняка, очередью. Уже падая от отдачи, она продолжала жать на спусковой крючок впустую, щёлкая ствольной коробкой в потолок. За шумом и эхом произошедшей трагедии Интегра не услышала многажды повторенный вопрос, обращенный к ней. «Мисс, вы в порядке?» Открывая огонь, Интегра понимала, что ей никак не выжить. Она не могла перестрелять всех охранников дяди Ричарда, да она и не целилась в них. У её ярости была лишь одна цель. Всех остальных перебил Уолтер, подоспевший почти к самой кульминации. Он же тряс её, ощупывал, о чём-то спрашивал, даже бил по щекам. Интегра, вцепившаяся в рукоять пистолета, не видела его. Пошатываясь, она неловко встала, стряхнула движением здорового плеча руки Уолтера с себя и подошла к изрешеченному выстрелами дяде. Попади она в горло или в печень, он умер бы мгновенно. Или если бы она задела оба легких. Но нет, разброс попаданий был огромным, и в основном — в живот. Она смотрела на него сверху вниз с недоумением: ей казалось удивительным, что этот перемолотый выстрелами человек какую-то минуту назад внушал ей такой ужас. Одна из пуль чиркнула его по щеке, вырвав кусок челюсти вместе с зубами. Утробный, гулкий стон шел из глубины его груди, мешаясь с бульканьем крови и сипом. И у неё не осталось для него ни одной пули. Впрочем, даже если бы они были… — Мисс, — услышала она осторожный голос Уолтера за своей спиной, — я мог бы… — Нет, — всхлипнула Интегра, утирая нос, — нет, не надо. Пусть. Его агония, Интегра засекла по его же наручным часам, продлилась почти восемнадцать минут. Она сама закрыла его глаза и сама назвала штабному патологоанатому время смерти. В тот момент в голове её безостановочно звучал голос отца: «Когда ты окажешься в смертельной опасности и не сможешь защититься сама…» Пожалуй, именно в тот день она уверилась, что дверь в подвал, где хранилось некое смертельное оружие, ей открыть не доведётся никогда.