Океан в капле

Глубина дернул на себя дверь, распахивая сразу настежь, влетел в гримерку, не таясь рассматривая стоящую у зеркала девушку; на ней ничего не было, кроме белья — узких стрингов и топа, больше похожего на лифчик, из эластичной переливчато-серой ткани с фигурными разрезами и рисунком, имитирующим узор змеиной чешуи. Отбросив смоляные гладкие волосы на спину, девушка обернулась без тени смущения; узкие вертикальные зрачки в ее дымчато-зеленых глазах слегка расширились. Заторможено моргнув, она склонила голову на бок, предоставляя Кевину рассматривать ее тело, ладное, гибкое, с тонкой талией и грудью, пусть и небольшой, но задорно стоящей торчком, выставив вперед соски, так соблазнительно проступавшие через ткань топа. Живот был плоским, сквозь золотисто-смуглую кожу проступали ключицы и узкие ребра, а такие ножки, как у брюнетки, тянуло раздвинуть пошире или закинуть себе на плечи. Или развернуть девчонку спиной, чтобы нагнуть и вставить аккурат между поджарых, округлых ягодицы, которые очень приятно будет щипать или бить смачно, с оттяжкой, до алых следов. Проглотив вязнувшую на языке слюну, Кевин улыбнулся широко и открыто, как для фотосессии, и по-хозяйски захлопнул за собой дверь. Девушка снова моргнула, хлопнув длинными ресницами, но не произнесла ни слова, продолжала стоять с меланхоличным выражением лица на миленькой мордашке с пятнами искусственного румянца и тенями на веках, блестящих ярче граней диско-шара. — Прости, я не знал, что здесь кто-то есть, — нахально заявил Кевин, едва сдерживаясь, чтобы не прикоснуться к своему члену; у него так давно не было нормального секса! Жена ничего толком не умела, стеснялась, могла разве что потеребить яйца Глубины под одеялом; на что-то серьезное, вроде минета или анала, ее развести не получалось: сразу принималась плакать, запиралась в ванной и сидела там несколько часов подряд. А Кевину хотелось трахаться! Чтобы несколько часов подряд, с горячей красивой девкой, наяривая ее во всех позах и на всех плоскостях, чтобы кончить потом на лицо или на сиськи. Когда он состоял в Семерке, с этим проблем не было, женщины, как обычные, так и суперы, сами вешались на Глубину, были только рады его вниманию, не считая дурочки Старлайт. Могла бы сразу послать Кевина нахер, а не корчить из себя мученицу; не стал же он бы ее насиловать, в конце концов! Вообще, если бы Кевин знал, чем все закончится, даже не подошел бы к Энни; все равно сосать толком не умела, зато проблем из-за нее — хоть жопой жуй. Вот Глубина и давился, разгребал свалившиеся на него неприятности; если карьеру еще как-то удавалось держать на плаву, то в личной жизни был унылейший пиздец: после скандала со Старлайт и женитьбы число поклонниц изрядно поубавилось, да еще и в Общине следили, чтобы Кевин вел себя, как полагалось хорошему мужу. Да он бы и рад, готов был смириться с наличием этой тухлой сардины в своей постели, если бы она тоже хоть немного старалась. Но хуй там, эта тупая пизда и не думала что-то сделать для Глубины; пусть не плачет потом от того, что у него появились другие. Хотя, о чем речь? Конечно, эта идиотка будет реветь белугой, звонить своей мамаше, жаловаться и обвинять; нахуй ее. Кевин не обязан держаться за ее юбку, когда вокруг столько потрясных девчонок. Вроде той, что стояла сейчас напротив супера и следила за ним немигающим, как у рептилии, взглядом. Другая бы на ее месте закричала бы или принялась шутливо возмущаться, заигрывая, попыталась бы прикрыться, но брюнетка стояла, словно до нее не доходила некоторая неловкость ситуации; улыбка Глубины несколько померкла, лоб прорезало морщинкой. Вроде она была адекватная, на съемках вела себя нормально, разве что слегка шепелявила, когда говорила, однако это было забавно, даже немного мило, а уж когда модель выгибалась перед камерой, чуть ли не завязываясь в узел, Кевину штаны стали слегка тесны. Невольно представил, какой акробатикой можно заняться с ней в постели, и едва не застонал, прикрыв ладонью пах. В гримерную супер пришел, уже будучи слегка на взводе, и вид почти голой брюнетки выстрелил возбуждением, как из пушки. Кевин скрестил ноги, слегка прижав полувставший член, навалился плечом на косяк; девушка вновь моргнула, слегка поведя тонкими плечами, ожидая от него следующего шага. — Я вижу, ты не против моей компании. Может, тогда совсем разденешься? Змеи же сбрасывают чешую? Вот и ты тоже что-нибудь… сбрось. Брюнетка нахмурилась, подалась вперед, чуть приоткрыв рот, и Глубина невольно напрягся, внутренне готовясь к скандалу, но вместо этого брюнетка вздохнула и высунула язык. Длинный, раздвоенный, как у самой настоящей змеи, она потрепала острыми кончиками в сторону слегка охеревшего Кевина, после чего втянула язык обратно в рот; взгляд девушки сделался более осмысленным, лицо перестало напоминать застывшую маску, и четко очерченные губы тронула легкая усмешка. — Прош-шу прощ-щения. Так… ч-что ты там от з-змеях говорил? — А… ну, я… это… — замямлил Глубина, не сразу осознавая происходящее; такого он еще не видел, хотя съемки шли почти три дня, и все это время он присматривался к модели. Супер потер свой бок, где под одеждой скрывались чувствительные жабры, часто заморгал, потому что никак не мог подобрать слов, и завертел головой, будто что-то в окружении могло дать ему подсказку, как продолжить разговор с девушкой, державшейся удивительно самоуверенной для той, кто стояла в одних трусах перед незнакомым парнем. — Ес-сли з-забыл, где дверь, то она прямо з-за твоей с-спиной, — участливо подсказала модель и снова высунула язык под тихое шипение, родившееся у нее где-то в горле; звук вышел каким-то бархатным, щекочущим слух, язык чутко подрагивал, и воображение Кевина непроизвольно разыгралось, подкидывая ему картины того, что она могла делать с ним этим самым языком. Член дернулся, оттягивая ткань штанов, Глубина глуповато улыбнулся; он не планировал откровенно домагаться, хотел только разведать обстановку, понять, как следует действовать, однако она ведь нарочно соблазняла! Иначе, зачем дразнить таким язычком? — Слушай… а как на счет потрахаться? — прямо спросил Кевин, почесывая бритый затылок; волосы успели отрасти, не топорщились, а лежали по линии роста, и Глубина ерошил щетину, с силой вдавливая пальцы в кожу головы. Девушка отошла к зеркалу, искушая видом стройной спины и подтянутых ягодиц. — С-с кем? — осведомилась она безразлично, перебирая разложенную на столике трюмо косметику; подсветка зеркала была такой яркой, что придавала коже модели какой-то мертвенный оттенок. — Ну… со мной, — объяснил Глубина, улыбаясь ее отражению. — Я вообще не за этим пришел, но подумал: а вдруг ты не против. Ты же не против? Рыбка моя… нам с тобой так хорошо будет! Кевин шагнул к ней, забирая в горсть твердеющий член; он лежал наискось, упираясь головкой в ремень, и супер чуть оттянул, потираясь уретрой, облизнул губы от нетерпения. Брюнетка наблюдала за ним через зеркало; в ее малахитово-зеленых глазах не промелькнуло ни страха, ни раздражения, ни намека на интерес к предложению Глубины. — Это, конеч-чно, оч-чень мило. И ты милый… с-с натяж-жкой, но я не хоч-чу тратить на вс-се это время. Без-з обид. — Почему? — удивился Кевин; он действительно не видел в этом никакой проблемы. Ну, перепихнутся разок для собственного удовольствия, что такого? — У тебя что, месячные? Девушка взглянула на него через плечо. — По-твоему, это единс-ственная прич-чина для отказ-за? — Э… а разве нет? — Глубина несколько не поспевал за ходом ее мыслей; он вообще туговато соображал, особенно, когда у него стоял. — Предс-ставь с-себе. — А я представляю, — вскинулся супер, мелко подрачивая себе через штаны; колени слегка подкашивались, и он шире расставил ноги, стараясь удержать равновесие. От прикосновения собственных пальцев, трения тесного спандекса под кожей гулял жар; Кевин старался не увлекаться, надеясь, что ему все-таки перепадет; девушка деловито поправляла макияж у зеркала, будто ее совсем не трогало присутствие парня, фактически дрочащего на нее. — Представляю, как суну тебе за щеку, — вдохновленно начал Глубина, глядя на модель сквозь томный прищур глаз, — и как ты охуенно сделаешь мне минет своим отпадным языком. Детка, он у тебя такой классный! Все остальное тоже охеренное, но язычок… за него я готов возлюбить всех змей на свете! — Мнение з-змей по этому поводу ты с-спрос-сить не хоч-чеш-шь? — Так я тебя спросил. Ты… ты не слушай, что там обо мне в новостях пиздели. Это все полная хуйня. Лучше… давай сделаем друг другу приятное? Мой язык не такой обалденный, как у тебя, но я тоже кое-что могу. Кевин высунул язык, подражая девушке, гибко подергивая самым кончиком; если она будет с ним ласковой, то супер в долгу не останется. Однако брюнетку это не впечатлило. — Воз-здерж-жус-сь. — Блять, да ладно тебе?! — почти обиделся Глубина. — Не может же такая красотка быть полной сукой? Девушка заинтересованно приподняла голову. — С-считаеш-шь меня крас-сивой? — Ну, да, — Кевин с готовностью кивнул; он знал, что женщинам нравятся комплименты, но так привык не особо заморачиваться, что совсем забыл, как надо ухаживать. — Ты охуенная. В тебе все охуенное. Глядя на тебя, я понял, какие змеи пиздатые. Глубина сделал еще один шаг по направлению к модели, смотрящей на него через плечо. — Теперь ты мне отсосешь? — мечтательно протянул он. — Или мне надо еще сказать, насколько ты хороша и как сильно я тебя хочу? — Мож-жеш-шь попытатьс-ся, — брюнетка повернулась к суперу; из-за густой подводки и вытянутых стрелок, подчеркивающих ее раскосые глаза, они казались еще больше и гипнотизировали, заставляли сознание отключаться; а, может, все дело было в том, что у Кевина уже яйца поджимались от возбуждения и желания увидеть ее губы на своем члене. Тряхнув головой, Глубина набрал полную грудь воздуха, готовый покорить девушку своим обаянием, как внезапно она выгнула спину, ссутулилась, странно втянув шею в плечи. Ее нижняя челюсть опустилась, рот неестественно растянулся, и язык выскользнул меж оскаленных зубов; резцы были длиннее и тоньше человеческих. Гортанно зашипев, модель рвано дернула головой, бросившись вперед на пол шага, будто кобра; ее глаза из малахитовых стали желто-зелеными и мерцали, отражая свет. — А так? Так я тож-же крас-сивая? — издевательски хохотнула брюнетка и, содрогнувшись всем телом, вновь стала собой, безучастной, чуть надменной и совсем немного насмешливой. Поправив волосы, она усмехнулась при виде озадаченного лица Кевина и направилась к узорчатой ширме, стоящей рядом с вешалкой, слегка кренившейся из-за обилия одежды. — Поищ-щи с-себе кого-нибудь более с-смаз-зливого. А с-с меня на с-сегодня хватит муж-жиков, которым прос-сто з-захотелос-сь выебать з-змею. Только, пож-жалуйс-ста, не пытайся повторить это с-с питоном или анакондой. Они переговоров, как правило, не ведут. Глубина насупился, оттягивая в кулаке член; причем тут вообще питоны и анаконды, когда речь шла о чувствах? Кевин предлагал потрахаться от чистого сердца, однако его порыв опять не оценили; пожалуй, разумнее было забить и уйти, поискать кого-нибудь более сговорчивого; кончать в руку супер не хотел, а море было слишком далеко. Он виновато отвел глаза, словно девушка могла догадаться об его отношениях с рыбами; все было несерьезно и нечасто, хоть некоторые под водой отсасывали лучше Старлайт, но змейке-прелестнице этого знать не нужно. Несмотря на показательное выступление, девушка нравилась Кевину; за такой язычок, как у нее, простить можно было что угодно, даже сезонную линьку. — Я не хочу кого-то другого. Я хочу с тобой, — признался Глубина; модель перестала перебирать развешенные рядками платья и взглянула на супера уже сердито, коротко зашипела, стрельнула раздвоенным языком, от чего у Кевина заныло в паху. — З-заканч-чивай этот фарс-с. Мне надоело, — отсекла она беспощадно все надежды Глубины на взаимность. — Уходи. — Давай попробуем, — взмолился Кевин, — все заслуживают шанса, даже серийные убийцы! Ты что, не видишь, как я страдаю? Тебе совсем меня не жаль? — Нет, — бросила девушка; супер всматривался в ее лицо, ждал, что брюнетка снова покажет язык, но она стояла, упрямо сцепив зубы; нарочно, чтобы довести Глубину до исступления. Зачем? Ему и так хотелось только плакать и дрочить. — Бессердечная. Такая красивая и — такая жестокая, — шмыгнул носом Кевин, потирая член большим пальцем; было туго и неудобно, мышцы раскалились от притока крови, ныли, а змейка стояла рядом, и не думая одеваться, такая соблазнительная и неприступная, как мраморная статуя. У Глубины был печальный опыт: сжатые пальцы изваяния оказались слишком твердыми, холодными и тугими, супер едва не застрял; повезло, что его никто не видел, кроме Мреющего; Кевин печально вздохнул, потряхивая член в ладони через штаны. Ему не хватало Мреющего, тот был единственным в Семерке, кто его понимал; остальные все злобные, черствые ублюдки. Но змейка же не такая; не могла быть такой. Она просто стеснялась, не могла поверить в свое счастье; и почему Глубина не встретил ее, когда был частью «Vought International»? Тогда бы она точно не стала так ломаться. — Вс-се ещ-ще утверж-ждаеш-шь, ч-что я — крас-сивая? — ухмыльнулась девушка. — Ты ч-что, с-совс-сем извращ-щенец-с? — Почему сразу извращенец? — возмутился Кевин. — Я люблю секс. Хороший секс. Много хорошего секса. Глядя на тебя, у меня встает. А когда встает — нужно трахаться! Поэтому давай, иди ко мне. И… и не прячь язык — с ним ты заводишь сильнее. — Ты ебанутый, — спокойно констатировала модель, скрестив руки на груди; Глубина шало улыбнулся, дергая за язычок молнии; терпеть больше не было сил — супер расстегнул штаны и с облегчением выдохнул, когда его член вырвался из плена ткани, дернулся, совсем вставая торчком, и прижался к животу блестящей, гладкой головкой. — Видишь, милая? Это все для тебя, — заявил он, ослабляя ремень; приспустив штаны, Кевин вытащил из ширинки и яички, упругие, как пара теннисных мячиков. — У меня стоит на тебя так, что голова кружится — настолько ты охуенная! — З-за-с-стегни ш-штаны и выметайс-ся, — ощетинилась девушка; раздвоенный кончик ее языка мелькнул меж приоткрытых губ и тут же снова спрятался во рту. Глубина огорченно застонал. — Почему ты такая сука? — обиженно прогнусавил он. — Хотя бы потрогай. — Пош-шел вон. — Или поцелуй, — почти отчаявшись, заныл Кевин, — ну, рыбка… змейка! Принцесса, жемчужинка, звездочка морская… я же… я же люблю тебя! Правда! Как увидел, так сразу запал! Брюнетка тяжело вздохнула, не скрывая досады. — Ты правда красивая. Я никогда таких, как ты, не встречал. Ты… необычная, — должно быть, все это звучало не слишком убедительно, когда Глубина стоял перед ней с расстегнутыми штанами и выпростанным членом, но он же говорил искренне. Супер, как никто, понимал сомнения девушки по поводу собственной внешности, однако не видел ни одной причины для беспокойства; она действительно была охеренно привлекательной с ее вызолочено-смуглой кожей, чуть раскосыми глазами, чувственным ртом и прямым носом, который модель прямо сейчас презрительно морщила. — Ты… просто не видела ничего по-настоящему уродливого, — отважился признаться Кевин; девушка его порыва не оценила. — Не делай вид, будто з-знаеш-шь, ч-что я ч-чувс-ствую. — Но я знаю! И могу доказать! — запальчиво бросил Глубина, но, опомнившись, опустил голову, прижав ладонь к животу, держа во второй ладони член; возбуждение не спадало, стояло у супера ровно и крепко. Он был готов ограничиться простой дрочкой, лишь бы руками змейки; однако показать ей себя настоящего… посмеет ли он? Таким Кевина видела только мама, для нее он был самым лучшим и самым красивым, но Глубина прекрасно осознавал, что его жабры выглядят отвратительно. Они мерзкие, противнее морских слизней, и не понравятся ни одной девушке; после той ебанутой фанатки Кевина до сих пор мучали кошмары, но супер был уверен, что змейка не такая. Запоздало пожалев, что не удосужился узнать ее имя, увлеченный больше созерцанием ног, груди, живота и ягодиц, Кевин чуть оттянул ворот костюма; стало жарко, но от зеленого взгляда модели потряхивало от озноба. — Я… покажу, если ты пообещаешь не смеяться, — сказал Глубина; девушка настороженно моргнула, расслабившись, выпустила изо рта язык и сразу же втянула обратно. — Ты мне и так показ-зал больш-ше, ч-чем нуж-жно, — кивнула она на член супера. Кевин обиженно тряхнул головой. — Это другое! По-настоящему личное! Ты увидишь и поймешь, что я… я уродливый, — перешел на жалобный шепот Кевин; брюнетка, передернув плечами, сорвала с вешалки первое попавшееся платье. — Делай, ч-что хоч-чеш-шь. А я ухож-жу. — Не бросай меня, — попросил Глубина; почему так? Ему так понравилась девушка, пусть и не учитель года, но все же, а она отталкивала супера. Кевину было так обидно от такой несправедливости, от того, что кончать ему придется в одиночестве и в свою ладонь, что он безотчетно дернул за язычок молнии, расстегивая костюм до живота. Брюнетка пренебрежительно отвернулась, взмахнув волосами, и только напряженно дернула ногой, когда Кевин плаксиво позвал: — Вот, смотри! Убедись, какой я урод! — Ты… — гневно начала она, рывком обернувшись, но замолчала, проиграла выскользнувшим между губ языком, глядя на супера; Глубина сглотнул, дернув перепончатыми складками жабр, вздохнул, как перед погружением в Марианскую впадину, и несмело посмотрел на девушку, которая озадаченно хмурилась, комкая в руках платье. Она смешно вытянула шею, подавшись вперед, сделала шаг навстречу Кевину, сверкнув тонким браслетом на щиколотке; ему хотелось прикрыться, застегнуть костюм, чтобы змейка не видела, насколько он на самом деле безобразен, однако супер продолжал стоять, оттягивая ворот, обнажившись перед девушкой самой своей сутью. — Только не смейся, — снова попросил Глубина, — и не трогай. Пожалуйста. Они очень чувствительные. — Это… ж-жабры? — заинтересованно прошипела брюнетка; она часто моргала, пытаясь сфокусировать зрачки на теле Кевина, через каждые пару вздохов высовывала язык, не намного, трепеща только самыми кончиками. — Да, — выдохнул Кевин; как ни странно, чувства стыда и унижения совсем не ослабили его возбуждения. Вот что значит жесткий недотрах. — И… ч-что с ними не так? — спросила модель, нахмурив тонкие темные брови. Глубина зло запахнул верх своего костюма; сука. Она еще и издевается! — Ты, блять, не видишь?! Они же безобразные! Из-за них я урод! — Ты урод потому, ч-что ведеш-шь с-себя как урод, — парировала девушка, — ж-жабры тут не при ч-чем. Кевин оскорбленно надулся, подтягивая штаны. Нахуй ее. Он буквально раскрыл душу перед этой сукой, а ей все что-то не нравилось. — Ну, и пошла ты, — выплюнул супер, заправляясь; ничего, он найдет другую пизду, которая не будет столь переборчивой. С чего Глубина вообще решил, что ей есть до него дело? Змейке даже член его не понравился, а тут — жабры; это не раздвоенный язык, которым только ахегао вытворять, и не змеиные глаза. Каким же ссаным неудачником она теперь считает Кевина!.. Он чувствовал себя опозоренным, было так погано, как после смерти Стефани, только сейчас самому Глубине казалось, что это ему с размаху въебали в живот, разнесли в мясо, до вывернутых кишок. Он пытался застегнуть штаны, уместить стояк в ширинке, но было неудобно, больно и противно от самого себя, так глупо понадеявшегося, что им всерьез может заинтересоваться красивая девушка. Зато теперь модель себя должна считать просто охуенной красоткой на фоне Кевина. Девушка смотрела на Глубину, у которого на виске вспухла вена, с какой отчаянной злостью он тянул за ремень, едва не скрипя зубами от бессилия, как запахивал верх костюма с заевшей молнией, стараясь спрятать от ее взгляда подергивающие усиками жабры, отворачивался, сдавливая челюсти до желваков, и прятал взгляд. Она обреченно вздохнула, дрогнув раздвоенным языком, и подошла к Кевину, который повернулся к ней спиной. Когда модель положила ладонь ему на плечо, супер так резко шарахнулся в сторону, что едва не толкнул ее. — Отъебись. Не трогай меня. Нехуй сейчас корчить мать Терезу. — Вот и не веди с-себя как ис-стерич-чка, — отрезала девушка; взять Кевина за плечо она больше не попыталась, вместо этого погладила его по руке, чуть выше локтя, прямо над перчаткой, ласково проводя пальцами по голой коже. Глубина замер, дыша поднявшимся из морской пучины китом; не оборачиваясь, он нерешительно накрыл ладонь модели своей. Змейка не отдернула руку, позволила суперу просунуть пальцы, крепко сплетаясь с ее; это было приятно. Не так, как хороший минет, но Кевину стало немного легче. — Не виж-жу в твоих ж-жабрах нич-чего такого, — ровно промолвила брюнетка, — з-зрелищ-ще с-своеобраз-зное, но не… нас-столько уродливое, как ты думаеш-шь. — Ты говоришь так из жалости, — бросил Кевин, крепче сжимая ее пальцы, — если бы ты действительно так думала, мы бы уже вовсю задорно ебались. На диване, на столе, на полу — затрахали бы каждый угол этой гримерки! А если ты меня не хочешь, значит, я тебе не нравлюсь. — Я — не ш-шлюха, ч-чтобы раз-здвигать ноги по первому требованию. — Нет, но… секс же это здорово. Все любят заниматься сексом! — С-с малоз-знакомыми людьми, готовыми вс-сюду тыкать своим ч-членом. — Я тебя знаю. Знаю, что ты охуенная, — заявил Глубина и, сконфузившись, попросил, — только… напомни, как тебя зовут. Что-то из головы вылетело… Модель негодующе вырвала пальцы из его ладони и ощутимо пихнула кулаком в плечо. — С-свинья! — прошипела она и рассмеялась. — Приз-знаеш-шьс-ся в любви, а с-сам даж-же имени моего не з-знаеш-шь! — Я когда тебя увидел, чуть свое собственное не забыл, — смущенно хихикнул Кевин; он робко обернулся, умильно состроил брови, заглядывая в глаза девушки, которая уже не казалась такой холодной и недосягаемой, словно звезда. — Так… как тебя зовут? Скажи, и я сделаю себе татуировку с твоим именем. — Вот с-спас-сибо. Вс-сегда меч-чтала, ч-чтобы мое имя набил с-себе какой-нибудь болван с-с ж-жабрами, — фыркнула девушка и, усмехнувшись, поправила волосы, лукаво прищурив один глаз. — Меня з-зовут Мариола. Мари — для друз-зей. Но так, как ты мне не друг, з-зови меня мисс-с Гайо-с. — Я буду звать тебя своей змейкой, — промурлыкал Глубина; развернувшись на каблуках, супер, забыв о расхристанной одежде и о том, что в расстегнутом вороте видны его жабры, схватил Мариолу в объятия, прижал к себе крепко, словно спрут, уверенный, что между ними все хорошо. — В море тоже водятся змеи. Как-нибудь поплаваем с тобой вместе? Голышом. Я же теперь могу тебя не стесняться. И ты тоже можешь раздеваться при мне. Хоть прямо сейчас! Лучше сейчас. Давай немного пошалим, детка? Я… я даже не буду в тебя вставлять, если ты считаешь, что это слишком быстро, можешь просто мне отсосать. — С-с какой с-стати я буду тебе отс-сас-сывать? — Мари уперлась ладонями в плечи супера, который увлеченно подталкивал ее к дивану; девушка была босой, и Глубина чуть приподнял ее над полом, чтобы она не поранилась. — С того, что я тебе тоже сделаю хорошо. Чтобы показать, насколько ты мне нравишься. Блять, малышка! — Кевин слегка подкинул Мариолу на руках, потерся лицом об ее грудь. — Мне ни от кого так крышу не срывало, как от тебя. Нахуй мою жену, я разведусь! Сегодня же скажу, что она меня заебала, и я ухожу! — Куда это ты с-собралс-ся? Я тебя никуда не з-звала, — продолжала упрямиться модель, но Глубина был уверен, что она просто кокетничала; впрочем, в чем-то Мариола была права: если слишком сильно поторопиться с разводом, это выльется в новый публичный скандал, который окончательно похоронит карьеру Кевина. Придется действовать немного иначе, не так радикально, хотя хотелось уже сегодняшнюю ночь провести с Мари; о том, чтобы лечь в одну постель с женой, Кевин не хотел даже думать. Нахуя ему тратить свою эрекцию на эту квелую селедку, если у него появилась такая сексуальная змейка? — Можешь даже потрогать мои жабры. Только аккуратно, хорошо? Они любят нежность, и… О-о-о, детка!.. — взвыл Кевин, когда Мари просунула руки ему под костюм и накрыла теплыми ладонями бока, где располагались судорожно сжавшиеся от прикосновения жабры. Створки сомкнулись, словно щупальца перепуганной актинии, когда девушка пробежалась по ним пальцами, но усики тонко задрожали от удовольствия, Глубина едва не споткнулся, блаженно закатив глаза, пока Мариола без следа отвращения трогала жабры, которых сам супер так стыдился. Девушка взвизгнула, отдергивая руку, когда тонкие усики пощекотали ей ладонь; Кевин подался к ней грудью, подставляясь под пальцы модели. — Нет, нет, нет, змейка, продолжай. Так… приятно. У моей жены руки все равно, что ласты у касатки, а ты такая… ох, моя рыбка, — Глубина стащил верхнюю часть костюма, открываясь Мариоле полностью; она легонько ущипнула его за бок и прошлась ногтями по напряженному мужскому животу, от чего Кевин сладко поджал пальцы на ногах. — З-знач-чит, ты ж-женат… — Мой брак был ошибкой, — поклялся супер, — с самого начала это была плохая идея, но я угодил в такую кучу дерьма, что без посторонней помощи мне было не выбраться. Поэтому пришлось жениться. Но я с ней не останусь. Веришь мне, милая? Давай на этих выходных навестим вместе мою маму? Она будет рада. — Поговорим об этом пос-сле твоего раз-звода, — деловито изрекла Мари; ее ладони гуляли вдоль боков Кевина, оглаживая ребра, — я не с-собираюс-сь быть твоей любовниц-сей. — Какая любовница, рыбка, о чем ты?! Ты — моя морская лилия… да, вот так, почеши чуть левее… — Глубина зажмурился, задыхаясь выброшенной на берег акулой; Мариоле не о чем беспокоиться: после того, что между ними было, Кевин не останется с женой. Похуй на последствия; он заслужил, чтобы рядом с ним была именно та женщина, которую он хочет, а не какая-нибудь пизда, навязанная Общиной или «Vought». Кевин, тихо постанывая, притянул девушку к себе ближе; их первый поцелуй вышел немного неловким: Глубина не попал с первого раза, ткнулся губами в щеку и процеловал целую дорожку прежде, чем добрался до рта. Мари рассмеялась; в глотке у нее шипело и стрекотало, однако, когда ее губы податливо раскрылись под поцелуем, и она выпустила язык в рот Кевина, в ее груди родилось ласковое урчание.