Бесконечное чувство

      Отчего так светел и прекрасен мир?              Кто придумал ветер, кто утро для нас сотворил?                    Кто зверю помог научиться ходить, а птицам — летать и петь?                          Кто смог снежинки смастерить?       Их непросто разглядеть, ведь это все работа фей!              Нам невидимых героев. И лишь первый смех младенца дарует им жизнь порою...              В комнате, где спит малышка, таинственно мерцает свеча: пламя отбрасывает на стену причудливые блики, и они скачут по лепесткам нарисованных ромашек, перепрыгивают с цветка на цветок словно бы стайка блуждающих светлячков. Малышка следит за ними неотрывно взглядом — да, сегодня она, пожалуй, гораздо активней, чем обычно, никак не хочет засыпать. На дворе глубокая ночь, по углам и за массивным дубовым шкафом давно уж собираются пугающие тени, но девочке вовсе не страшно, ведь у нее есть эти крохотные блики на стенах, и ей кажется, будто, сидя на цветах, они перешептываются между собой, тычут пальцами в ее резную детскую кроватку и улыбаются, приветствуя новорожденное существо. Губы малышки сами по себе расплываются в ответной улыбке. Да, вот так, осталось совсем чуть-чуть! «Ну же, постарайтесь для нас хорошенько», — шепчут огонькам чьи-то вкрадчивые голоса, и девочка тоже их слышит. Она не разбирает слов, не разбирает смысла, но на душе у нее так спокойно.       Сквозь приоткрытое окно в комнату проникает дуновение холодного зимнего ветра, и свеча чуть было не гаснет. Блики на секунду меркнут, разбегаются прочь от ветра. Девочка перестает улыбаться.       «Ну нет, так дело не пойдет», — молвят сердито голоса. — «Нужно им помочь».       В комнате раздался тихий звон: то переливы маленького, хрустального — точно журчание серебристого ручейка — колокольчика прилетели вслед за попутным ветром. Над кроваткой малышки порхают золотистые огоньки, что-то сыплется ей на лицо, мелко-мелко; щекочет легонько розовые щечки.       «Ах, вот сейчас! Сейчас произойдет!»       «Что? Что произойдет?»       «Разве ты сам не видишь? Чудо — это настоящее чудо...»       Девочка снова улыбается, протягивает к огонькам свои крохотные ручки, пытается неуклюже поймать. Один огонек подлетает к ней совсем близко и целует ласково в нос. Девочка чихает. А затем... затем... Она вдруг начинает смеяться: по-настоящему, как умеют смеяться одни только дети! Первый смех младенца яркой вспышкой озаряет комнату, и свеча горит — все ярче и ярче, все ярче и ярче. А на стене танцуют блики: счастливо, бурно, восторженно. Ведь сегодня особенная ночь. Сегодня родилась фея...              Когда лик луны смотрит в наши сны              И вот грядет весна,                    Фонари горят, птицы крепко спят,                          А феям не до сна.       И детский смех распахнул настежь приоткрытое окно, опрокинул стоящую на подоконнике вазу. И разбился на мелкие кусочки хрупкий драгоценный фарфор, а в нем — искрится на острых гранях отблеск первого смеха. Но нет: это все не то. «Нужно что-то более подходящее, что-то утонченное, что-то... А! Вот же». Букет чудных тигровых лилий рассыпался тут по всему подоконнику, летит, одинокий, у самого края, так и просится на свободу. «Идеально!»       И хватает ветер охапку душистых огненных цветов, и швыряет бутоны прямо в окно: дальше, дальше, летите как можно дальше. И ведет их за собой эхо детского смеха, звучит разноцветными переливами в каждом лепестке, в каждой золотой прожилке. Увы, но долететь смогут не все. Кажется, парочка лилий уже отстала: не выдержали, приземлились устало на заснеженную крышу. Других занесло куда-то совсем уж далеко, они потерялись и скользнули испуганно в чужое окно; еще несколько покачиваются мерно на воде, убаюканные плеском редких волн. Но вот он — самый отважный из всех, самый трепетный и самый любознательный. Этот цветок не желает останавливаться, напротив! Он хочет знать: что же встретит его там, прямо за линией необъятного горизонта? И ветер мягко подхватывает его, поднимает высоко-высоко в небеса — прямо ко второй звезде справа. «Ну а дальше ты сам. Лети, лети скорей и никуда не сворачивай! Мы ждем тебя».              Песни их просты, а в руках цветы,              Не властен там Морфей.                    Так они поют и чутко ждут       Появления новых фей.              Когда бутон тигровой лилии показывается наконец в деревне и тишину жаркой чарующей ночи разгоняет детский смех, в маленьких домиках фей повсюду загорается свет. Они спешно натягивают одежду из разноцветных листьев и шелковистых цветочных лепестков и летят к Древу волшебной пыльцы. Но среди прочих фей есть и такие, чей сон в ночи подобные этой оказывается невероятно чуток, и они уже тут как тут — спешат к нему на всех порах, ищут его, терпеливо ждут.       — Ну-ну, осталось пролететь самую малость — верно, кроха? — На ладонях феи быстрого полета искрится и мерцает волшебная золотая пыльца. — Поди устал, наверное? Дорога все-таки дальняя, путь неблизкий. Ну ничего. Дай-ка я тебе немного помогу. — Мужчина взмахивает руками, и ему подчиняется ветер: ласковое теплое дуновение — то дыхание самой Нетландии. Ветер несет бутон прямо к дереву — такому огромному, что его, должно быть, видно отовсюду, со всех уголков этой сказочной страны. Поверхность его усеяна сплошь янтарными прожилками: хитросплетением узловатых вен и пульсирующих жидким золотом артерий. И там, расположившись на шляпке исполинского гриба-трутовика, собралась уже вся Долина Фей. Все до единой — они встали охотно посреди ночи и прилетели сюда, ведь они ждали этого целый год! Ждали появление новой феи.       Тигровая лилия приземлятся аккурат в центре гриба, и к ней уже летит хранитель пыльцы: рыжий, голубоглазый эльф с россыпью очаровательных веснушек на лице и плечах. В руках у хранителя старинная хрустальная чаша, полная доверху золотистых искр, и он щедро посыпает ими лилию. Пыльца оседает на огненных, испещренных маленькими черными пятнышками лепестках, и у фей от восхищения так и перехватывает невольно дыхание. Каждый из них думает: «Много-много лет назад меня точно так же принес в нашу долину попутный ветер, и я точно так же появился на свет из цветка; до чего же удивительна моя жизнь! Много-много лет назад все меня ждали, как ждем теперь мы появления новой феи...»       Один глаз его красный, другой — зеленый.       Когда пыльца наконец рассеивается, а на месте цветка оказывается юная новорожденная фея, все остальные видят: перед ними юноша, и до чего же он хорошенький! Волосы у него темные, чернее самой ночи, глаза большие, разноцветные. За спиной трепещет слабо пара острых полупрозрачных крыльев, да только он, похоже, их пока что не осознает — еще слишком рано.       Юноша поднимает голову, оглядывается несмело через плечо и вздрагивает всем телом. На него глядит сотня — нет, целая тысяча пар любознательных глаз. Феи подаются нетерпеливо вперед, машут ему руками, смеются, выкрикивают: «Привет! Привет! Мы так рады тебя видеть». Они повсюду. Кто-то сидит на шляпках древесных грибов, кто-то устроился прямиком в цветах, кто-то прячется среди листвы, скачет ловко с ветки на ветку. Юноша застенчиво улыбается и произносит:       — Эм… привет?       В толпе раздается прерывистый шепот. «Королева! Сюда летит королева Отоме», — слышится отовсюду радостный гомон, и слова их пронзает яркая вспышка. На площадь опускается величественно маленький блуждающий огонек, а вместе с ним еще один и еще; они собираются неподалеку целой стайкой, сплетаются друг с другом воедино, и, окутанная мягким желтоватым светом, перед народом предстает сама королева: в золотой искрящейся мантии, сотканной не иначе как из пыльцы волшебного древа, и с мерцающей короной на голове. У королевы темные глаза, прямо как две непроглядные бездны, что развернулись где-то там вдали, на самом краю звездной вселенной, и иссиня-черные волосы, однако властительница фей отнюдь не выглядит, по их мнению, угрожающе; морщинки вокруг рта и глаз выдают в ней женщину опытную, если не сказать и вовсе — мудрую. Она добродушно улыбается новоприбывшему.       Вслед за королевой появляется и ее немногочисленная придворная свита — министры осени, лета и весны, их можно различить по характерным нарядам. Пышногрудая голубоглазая женщина в длинном платье из листьев красной розы (от нее так и веет жаром полуденного солнца и ароматом спелых фруктов) и миниатюрная блондинка с цветочной накидкой и хрустальными подснежниками в зеленом венке машут энергично руками, приветствуют толпу; мрачный темноволосый мужчина с редкой проседью на коротко стриженных висках, в рыжевато-коричневом одеянии — то бишь Министр Осени — держится от них подчеркнуто на расстоянии, прячет лицо в тени своей широкополой шляпы.       — Приветствую! Добро пожаловать к нам в Долину Фей, — вкрадчиво произносит королева. Она протягивает юноше руку и помогает ему встать; вокруг становится так тихо, что можно расслышать, как шелестят негромко полы его накидки — лепестки тигровой лилии ниспадают свободно аж до самого пола. — Как ты себя чувствуешь? Дорога была неблизкой, а испытания, что ждали тебя на пути — и того хуже. Надеюсь, проблем с этим не возникло?       — Да. То есть нет! То есть... Со мной все хорошо, спасибо. — Юноша неловко переминается с ноги на ногу и краснеет.       — Что ж, давай тогда проверим твои крылья. Ты позволишь? — Королева обходит юношу по кругу, кладет руки у основания его крыльев, осматривает их, а затем проводит ладонью вдоль причудливых спиральных узоров — к самому кончику, — и крылья отзываются на ее прикосновения радужным сиянием, потихоньку оживают. Юноша чувствует по всему телу небывалый трепет; чувствует, как собирается между лопаток и расползается вдоль позвоночника, к ноющей пояснице, к плечам живительное тепло — какая-то странная, не знакомая ему энергия наполняет собой каждую мышцу, гудит беспрестанно у него под кожей, точно стая танцующих светлячков, бурлит в его жилах. — Хорошо, очень хорошо, — продолжает королева. Юноша поворачивается к ней лицом, и она вновь протягивает ему руку. — А теперь… попробуешь взлететь? Только медленно, без резких движений: не нужно геройствовать в первый же день.       Юноша сосредотачивается, пробует неспешно взлететь; крылья у него за спиной дрожат, он ощущает смутно их силу, лишь жалкий отголосок того, что умеют они на самом деле. И в этот миг тело его отрывается плавно от земли — легкое, как пушинка. Королева по-прежнему держит его за руку, ведет осторожно за собой. Она вдруг прокручивается грациозно вокруг своей оси, и юноша летит вслед за ней, смеется. А затем отпускает ее руку...       Крылья несут его высоко-высоко над землей, он взмывает аж до самой дальней ветки, на которой сидят, притаившись, другие феи, делает пару кульбитов прямо налету, в воздухе, и приземляется благополучно на ноги — туда, где только что стоял подле королевы. Юноша так рад, он тяжело дышит, легкие горят огнем, но чувство первого полета так прекрасно, что, охваченный им с головы до пят, он далеко не сразу вспоминает о предостережении королевы. Юный эльф краснеет, опускает пристыженно уши и смотрит ей в глаза, но властительница фей все так же добродушно улыбается ему. Она переводит взгляд куда-то за спину юноши, глядит пристально, не моргая, затем взмахивает привычным движением рукой, и позади него вырастают по кругу шляпки светящихся грибов. К ним подлетают феи: одна за одной, эти крошечные хрупкие фигурки отделяются бесшумно от цветов, листиков и веток, а затем становятся все ближе и ближе, все четче и ясней. Каждая из них что-то несет в руках. Вот смуглая темноволосая девушка в цветочном платье из листьев подсолнуха, она сжимает в ладошках клубочек яркого света и опускает его застенчиво на одну из шляпок. А вот мужчина в фиолетовом приталенном костюме (вероятно, это листья кислицы — многолетнего травянистого растения, чем-то напоминающего клевер), его лицо кажется юноше подозрительно знакомым; он рассыпает на светящуюся шляпку обыкновенный песок. Сперва может показаться, что это лишено всякого смысла, но мужчина вдруг как-то странно шевелит пальцами, и песок собирается вдруг воедино, крутится быстро-быстро, пока не образуется в конечном итоге маленький смерч. Юноша смотрит завороженно, переводит взгляд то на мужчину, то на шипящий песчаный вихрь, и взрослый эльф отвечает ему на это самодовольной улыбкой.       — Но... что все это значит? — Юноша поворачивается растерянно к королеве, не особо-то и понимая, что тут вообще происходит.       — Это дары фей, — произносит вкрадчиво женщина. — Тебе пора узнать, кто ты есть на самом деле. Ты должен копнуть глубже и разобраться — разобраться в себе. Ты готов?       — И как мне узнать, который из них мой? Ведь я совершенно не разбираюсь в дарах!       — Не переживай. Ты все обязательно поймешь, — она жестом приглашает его подойти к волшебным дарам поближе.       Юноша переминается робко с ноги на ногу, смотрит сначала на королеву, потом на дары, шумно тянет пресыщенный игристой пыльцой воздух и наконец решается. Он подходит боязливо к светящимся грибам, сначала просто изучает, смотрит на них издалека; за спиной его слышится ободряющее «смелей, смелей!» Юный эльф решает последовать этому совету и делает несколько торопливых шажочков по направлению к миниатюрному вихрю — среди прочих даров он интересует его, пожалуй, больше всего. Сначала осторожно: вот так, по чуть-чуть, медленно-медленно. Затем уже гораздо уверенней, шаг за шагом, пока не оказывается в паре сантиметров от гриба. Юноша протягивает к этому чудовищному катаклизму в миниатюре свои руки, все ждет, что сейчас должно произойти какое-нибудь чудо, но золотистая шляпка вдруг ни с того ни с сего гаснет, и песок с тихим шелестом осыпается на пол. Эльф испуганно отскакивает, затем поднимает голову и смотрит прямо туда, где в скоплении причудливых фиолетовых цветов сидят немногочисленные феи быстрого полета; взгляд его цепляется за того мужчину — он выглядит слегка разочарованным.       — Пожалуйста, не останавливайся. Продолжай искать свой дар, — мягко велит ему королева. Эльф нервно сглатывает подступившую к горлу тревогу и молча идет дальше.       По левую руку от себя юноша замечает парящую капельку: то дар водных фей. Он подходит несмело к следующему грибу и протягивает в очередной раз руку, но капелька от его прикосновений лопается, и брызги летят во все стороны, орошая собой накидку из тигровой лилии. Плечи эльфа заметно опускаются. Он плетется уныло к следующему грибу-пьедесталу...       Королева сжимает под мантией напряженно свои длинные изящные пальцы. Момент инициации новорожденных фей всегда был для вечно живущей хозяйки этих земель несколько волнительным — и неважно, как много принятых даров повидала эта мудрая женщина на своем веку, сколько неокрепших крыльев разбудила она своими прикосновениями. Каждый такой миг она переживает словно бы впервые: страх перед неудачей и горечь жестокого разочарования, что чувствуется явственно на языке, передались невольно и ей самой. Но вот юноша проходит мимо пьедестала с парящим над грибной шляпкой... молотком? Эльф смотрит на эту причудливую конструкцию из увесистого скругленного камня, изогнутой палки и жгутов и решает, впрочем, надолго подле непонятной штуковины не задерживаться. Он проходит мимо, заинтересованный куда сильней парящим чуть поодаль цветком. Среди ветвей и листьев раздается торопливый шепот. «Ты гляди, ты гляди! Ну кто бы мог подумать, верно? Это просто чудо!», — слышится отовсюду. Юноша понимает, что в их глазах он сделал что-то немыслимое, и потому инстинктивно оборачивается. Странный молот воспарил сам по себе над землей и движется теперь прямо к нему...       «Мастеровая фея! Он мастеровая!», — рокочет непрерывно толпа.       Юноша протягивает к молоту руки, крепко хватает его за массивную рукоять, и та вдруг начинает вибрировать. Молот сияет до того ярко, что свет, рвущийся каскадом наружу, заливает собой всю округу и слепит даже тех фей, что сидят высоко-высоко на раскидистых ветвях могучего Древа Пыльцы. Королева беззвучно выдыхает. У новенького, должно быть, очень редкий дар, говорит она про себя. До чего же ярко запылал он в этом году! Хозяйка леса спешит поздравить нового члена их дружной общины с прошедшей инициацией.       — Идите к нам скорей, мастера! Давайте все дружно поприветствуем нового члена вашей гильдии... Ичиро, — улыбнувшись ему в последний раз, королева исчезает; распадается точно так же, как и пришла, на множество блуждающих огней и растворяется в ночной мгле. Таинственная и неуловимая, точно далекая звезда на чернильном небосклоне. И как только властительница Долины Фей пропадает окончательно, подхваченная внезапным порывом ветра, новоиспеченного мастера тут же окружает восторженная толпа.       — Пропустите, пропустите... Да пропустите же вы! В сторону, эй! — Кто-то протискивается энергично сквозь кольцо плотно сомкнутых крылатых тел. Поначалу разглядеть загадочного незнакомца весьма трудно, вокруг теснится столько фей, что голова у Ичиро идет кругом, но зато юноша прекрасно слышит его высокий звонкий голос — неизвестный беспрестанно возмущается.       Так, сквозь толпу протискиваются двое: щуплый невысокий юноша с короткой стрижкой и его полная противоположность. Тот, что поменьше, идет напролом, расталкивает бесцеремонно ни в чем не повинных фей и громко ругается, не преминув блеснуть красным словцом; высокий следует прямо за ним. Когда они оказываются совсем близко, Ичиро видит — их волосы темные, цвета самой ночи, а глаза, как и у него (успел рассмотреть свое отражение в той зачарованной капле, прежде чем она лопнула), разноцветные. У одного синий, у другого золотисто-желтый, но роднит их друг с другом цвет сочной зелени: любимый оттенок природы, знамение для всего живого. Цвет, который с гордостью носит гильдия мастеров.       — Ух ты, надо же! Сабуро, ты оказался прав — мы с ним так похожи! Гляди, у него этот глаз красный (до чего же насыщенный оттенок, право слово), а другой совсем зеленый. Прямо как у нас! Вернее... не прям чтобы полностью. Мой-то глаз желтый. Но все же! — Долговязый вырывается решительно вперед и тут же оказывается рядом с Ичиро; подлетает к нему так близко, что, кажется, он вот-вот протянет руку, и кончики его пальцев коснутся лица шокированного эльфа. Впрочем, предположение это оказалось не так уж далеко от истины — парень действительно потянул к нему руки, намереваясь, видимо, заключить новенького в объятия, но его вовремя остановил тот другой эльф, поменьше.       — Джиро, сейчас же прекрати это безобразие! Ну сколько можно повторять: кидаться без всякого предупреждения к другим феям, пускай даже из лучший побуждений — я понимаю, ты хочешь обняться — как минимум некрасиво, и как максимум странно, — важно изрек парнишка. Даже для мира фей он выглядел… чудно: низкорослый, большеглазый, нескладный, как подросток, но до чего же важный! Ну прямо деловая колбаса, подумал Ичиро.       Короче говоря, на фоне друг друга эти эльфы выглядели на редкость волшебно, если не сказать и вовсе экзотично. Тот, что повыше — вроде бы, Джиро? — казался в сравнении гораздо старше, но то лишь внешне: судя по его манере кидаться на всех с объятиями, вел он себя, как ребенок. Сабуро, его неизменный спутник, производил впечатление этакого голоса разума в их дуэте; маленький, щуплый — да, он уступал Джиро и в силе, и в росте, но зато в поведении, в безукоризненных его манерах чувствовался характер, жесткий и волевой. Если вдуматься, общего меж собою у них действительно было мало... чего не скажешь про их внешность. «У них разного цвета глаза. Прямо как у меня!», — Ичиро сразу это заприметил.       — Позвольте представиться, — откашлявшись, торжественно (видать, долго репетировал) произнес «младший». — Меня зовут Сабуро. А этот неотесанный увалень — Джиро. Приятно познакомиться. Мы родом из гильдии мастеров: трудолюбивых фей-изобретателей. И, судя по моим наблюдениям, мы с вами...       — Мы с вами братья! — горячо воскликнул Джиро, пожимая ему руку.       — Братья? Но как это возможно? — до того обескураженный этим заявлением Ичиро даже не стал противиться его чересчур энергичному рукопожатию.       — Хватит меня перебивать! В конце-то концов, дай мне нормально ему все объяснить. — Сабуро вклинился аккурат между ними, крылья его несколько подрагивали от раздражения. Эльф решительно отпихнул своего друга в сторону и повернулся к Джиро спиной, заслоняя Ичиро от непрошенного внимания. — Прошу прощения за это маленькое недоразумение. Я продолжу? Спасибо. Так вот, как я уже говорил, на то указывает определенный перечень специфических факторов: вы этого пока не знаете, но у нас, живущих в этой сказочной долине фей, есть поверье — на родство укажет безошибочно цветок. Вы явились к нам сюда в обличье тигровой лилии. Мы с Джиро тоже появились на свет благодаря лилиям! Я трубчатая желтая лилия, он — пятнистая кудреватая. И посмотрите, мы все так похожи меж собой! Да к тому же вы, как и мы с Джиро, пробудили в себе талант мастеровой феи: скажете, это просто совпадение? Что ж, я тоже так думал... пока в долину не принесло Джиро. Поверьте мне, я тогда тоже немало удивился, ведь это большая редкость — встретить среди множество других цветов похожий. Но факты говорят сами за себя. Мы вас так долго ждали! Я был в том абсолютно уверен: мы с Джиро не одиноки, нас всенепременно должно быть трое. И глядите-ка — я не прогадал! Ох, что же это я, где мои манеры? Позвольте мне как следует поприветствовать вас! Добро пожаловать в семью, братик Ичиро. Мы так рады!       — Ну разве они не прелесть? — наблюдая за воссоединением счастливого семейства издали, произнесла Министр Весны, обращаясь к своей немногословной спутнице, Министру Лета. Прячущийся в тени древесной листвы эльф (Министр Осени редко участвовал в разговорах, но зато все и всегда слышал) в ответ на это замечание ласково улыбнулся.       Один его глаз серый, другой — зеленый.       Министра захлестнули воспоминания. Когда-то давным-давно промозглый осенний ветер принес в эту долину и его. Принес уцелевший в ту холодную пору бутон тигровой лилии...       — Идем, идем скорей! Мы покажем вам, где живут мастера. Все уже небось заждались! — Джиро схватил его за руку и потянул в сторону: туда, где забрезжил на горизонте долгожданный рассвет.       Они провели его через Долину Фей — от Весеннего Сквера до угодий благодатной Осени. С высоты их тренировочного полета Ичиро видел цветущие луга и сады, горный водопад и кристально чистый ручей; видел целые поля спелых золотистых колосьев и пожелтевшие листья на деревьях, видел подсолнухи, сосновый лес, окутанные туманной дымкой вершины неприступных гор («Туда нам, увы, нельзя», — коротко пояснил Сабуро, так, впрочем, и не объяснив ему главного: почему?) и тенистую вечнозеленую рощу. Город мастеров располагался внизу: на изумрудном лугу, между разросшимися корнями старого дуба. Солнце к тому моменту давно встало, и там, внизу, среди крошечных домиков и густой зелени, уже вовсю кипела жизнь.       — Вот, здесь мы живем и работаем, — опускаясь на вымощенную гладкими камешками дорожку, произнес Джиро. — Глядите, там у нас мастерская (он указал в сторону полости, образовавшейся прямиком под корнями тысячелетнего дерева, откуда лился мягкий желтоватый свет), дальше вон почта — мы доставляем наши изобретения по всей Долине Фей! А дальше жилые дома. Знаете, вам несказанно повезло: вы будете нашим соседом!       Его потащили к старому, поросшему бархатистым мхом пню, вокруг которого то и дело сновали трудяги-феи. Издалека он мог сойти за пчелиный улей: кора его, точно сотами, оказалась испещрена крошечными дырочками, а феи напоминали собой пчел; и лишь оказавшись достаточно близко Ичиро понял — то были не «дырочки», то были самые настоящие окна! Феи превратили рассохшийся пень в уютный домик.       — Вот, прошу вас, заходите. — Сабуро любезно распахнул перед ним дверь, сделанную из высушенной шляпки тыквы, пропуская Ичиро вперед. Внутри оказалось тепло и сухо; от «первого этажа» и до самого верха тянулась спиральная лестница — колония древесных грибов, растущих полукругом. — Вы будете жить на самом верху, аккурат над комнатами Джиро. Обязательно заходите к нам в гости, когда освоитесь! А, и не стесняйтесь заглядывать ко мне, если вам что-нибудь понадобится. Мои апартаменты находятся чуть ниже, вам лишь нужно спустится на пару этажей и постучать в дверь с желтыми цветами.       — А вокруг моей двери растет еловая гирлянда! — вклинился Джиро. — Там даже шишки есть. Правда, они совсем крохотные: большие сюда бы не влезли.       Так, Ичиро провели на самый верх, где в конце площадки ждала его неприметная одинокая дверь (признаться, он даже немного расстроился, мол, как это так, где же цветы, где шишки и причудливые гирлянды, откуда это все это берется; надо сказать, профессия мастера виделась ему до сих пор смутно...). «Располагайтесь, теперь это ваш дом!» — улыбнулись ему Джиро и Сабуро, открывая перед ним дверь. Внутри приятно пахло деревом и чем-то смолянистым, хвойным. Комнаты оказались просторными, яркими, хорошо обставленными. Вот круглый стол посередине — очередной древесный гриб, но только с плоской шляпкой; вот поросший цветущим мхом диванчик, вот шкаф в стене и пара стульев без спинки. Слева и справа виднелись две неровные арки — проходы в другие комнаты.       — Отдохните пока, но, когда будете готовы, навестите нас в мастерской. Мы будем вас ждать! — коротко попрощавшись, Джиро и Сабуро ушли, прикрыв тихонько за собой дверь. Ичиро наконец-то (правильней даже будет впервые) остался наедине с самим собой. Потоптавшись растерянно у самого порога, юноша все же заставил себя сдвинуться с места; пересек решительно комнату и уселся на мшистый диванчик.       Для одного утра событий было, пожалуй, многовато, но — вот чудо! — усталости он совсем не чувствовал. Напротив: атмосфера этого места заряжала Ичиро какой-то особой, живительной энергией. Ему нравилось в Долиней Фей, нравилось быть мастером, пускай собственные таланты пока что оставались для него настоящей загадкой, нравилось воображать себя частью дружной семьи мастеров, нравилось в этой уютной квартирке. Всего каких-то пару часов назад королева сказала ему: «Не переживай, скоро ты все поймешь». Ну что ж... «Чем раньше, тем лучше, верно?» — рассудил Ичиро, вставая с дивана и направляясь к платяному шкафу.

⦁ ⦁ ⦁

      Джиро и Сабуро плели корзину из тоненьких ивовых прутьев, когда он, перемахнув с одного корня на другой, опустился рядом с ними. Ичиро переоделся в типичную для всех мастеров одежду: свободные, хорошо скроенные бриджи с карманами и жилетку, сотканные из мягких зеленых листьев.       — Вы сейчас заняты? Чем я могу вам помочь? — спросил он, распираемый желанием как можно скорей приступить к делу. — Быть может, у вас и для меня найдется работенка?       — О, конечно! — радостно воскликнул Сабуро, чуть было не вплетя пальцы Джиро вместе с очередным прутиком, за что, разумеется, тут же получил по рукам. — Не так давно нам с Джиро поручили доставить партию готовых товаров феям, работающим на просторах Весеннего Сквера, но из-за того, что мы все это время были заняты подготовкой к вашему появлению, возможность сделать это нам до того не представилась. Знаете, вы ведь появились в самое непростое и удивительное для всей Долины время — время подготовки к весне!       — Весне? Что такое весна? — несколько растерявшись, уточнил Ичиро.       — Да, весна! Феи теплых времен года летают каждые три месяца на Континент, к людям, и сменяют одно время года другим. Звучит здорово, не так ли? Так вот мы, феи-мастера, — самые важные звенья в этой цепочке! Мы помогаем им своими изобретениями, создаем их методично день за днем, год за годом, и доставляем по всей долине. Сегодня нам нужно навестить Весенний Сквер: думаю, нас там уже заждались. Джиро, ты ведь починил телегу, правда?       — Конечно починил! — тут же обиженно отозвался «младший». — Все, как ты просил. Можем ехать хоть сейчас.       — Чудесно! Думаю, втроем у нас получится не только развезти товары по всей долине, но и успеть к завтрашнему дню с партией новеньких, добавочных товаров! А заодно и покажем вам, чем занимаются другие феи. Поверьте, все это — скука смертная. То ли дело мастеров! Вот где настоящая жизнь... — и он уже не слушал, что говорят ему Ичиро и Джиро в ответ; Сабуро погрузился в философские, наполненные лирическими отступлениями и бесконечной преданностью размышления, прославляющие работу мастеров, а пальцы его между тем все продолжали плести любовно корзину...       Впрочем, ради предстоящей их вылазки корзину эту все равно пришлось бросить в мастерской. Они погрузили в телегу из половинки зрелого каштана и пуговиц несметное множество товаров и двинулись в путь. Пейзажи вокруг сменяли друг друга ненавязчиво, монотонно: лес, в котором жили мастера, находился аккурат между владениями Осени и благоухающей Весны, и чем дальше они углублялись в сторону последней, тем насыщенней становились цвета, появлялись бутоны незнакомых ему растений, повсюду витал сладкий цветочный аромат.       — Погодите, кажется, мы заблудились. Джиро, притормози! — вынырнув из-за кучи сваленных в беспорядке диковинок, прокричал Сабуро; сидящий на козлах «младший» послушно натянул вожжи, приговаривая «стой, Чеддер, стой; хороший мальчик», и запряженный в телегу мышонок тотчас же остановился. — Никак не могу разобрать... Вот здесь, мы же в прошлый раз сворачивали на перекрестке вправо? Джиро, погляди ты: я что-то никак не припомню дорогу. — Эльф протянул брату начерченную на тоненьком листике карту.       — Хм-м... Может направо, а может и налево, кто ж его разберет. Как тут все путанно! — бормотал Джиро, всматриваясь напряженно в извилистые линии на карте. Ичиро в их дела не встревал, он все же пока что недостаточно хорошо знал эту долину.       Над головой промелькнула стремительно пара вытянутых острых крыльев: кто-то пролетел в паре метров над ними и скрылся за высокими стеблями цветов.       — Может быть, лучше спросим дорогу? Вот он, кажется, быстро летает; наверняка он должен знать, как нам выйти на правильную дорожку, — увидав другую, не мастеровую фею, предложил Ичиро, но его, кажется, никто не слушал: Джиро и Сабуро с головой ушли в изучение карты. «Думаю, ничего плохого не случится, если я хотя бы попытаюсь», — рассудил юноша, улизнув тайком от своих «братьев».       Он вспорхнул на распустившийся полевой цветок и попытался вновь отыскать незнакомца взглядом: силуэт в фиолетовом виднелся довольно далеко, их разделяла по меньшей мере дюжина таких же цветов. Полететь туда означало нарушить благоразумное предостережение Сабуро: «не отходить в незнакомых местах от нашей телеги», но с другой стороны выбора у них как такового, считай, не оставалось, поэтому Ичиро все же рискнул. Темное фиолетовое пятно вскоре начало приобретать очертания: то был высокий статный эльф в приталенном костюме из листьев кислицы, и чем больше он смотрел на него, тем больше становилась уверенность — они уже где-то встречались. Только вот... где? Ичиро никак не мог вспомнить.       — Привет! — Миг, и юноша оказался аккурат за спиной эльфа, так что бедный аж вздрогнул всем телом, и золотистый вихрь пыльцы, круживший над очередным цветком и, по-видимому, повиновавшийся движением его тонких изящных пальцев, вдруг распался. — Ой, извини. Наверное, я помешал тебе? — столь безрассудная импульсивность, побудившая его вторгнуться без предупреждения в чужую работу, напугала даже самого Ичиро, поэтому, заметно стушевавшись, юноша подался инстинктивно назад, опасаясь, как бы его, чего доброго, не захлестнуло волной бурных эмоций. Однако незнакомец лишь устало вздохнул и молча повернулся к нему, окидывая мастерового пристальным, немного сердитым взглядом. Эльф оказался стройным, подтянутым и темноволосым — внешность вполне себе привычная для всех фей. Но кое-что все же заметно выделяло его среди других: глаза. Цвета чего-то такого невиданного, что ему доселе было незнакомо, однако кое-что Ичиро все же знал точно — это что-то наверняка блестит и переливается на солнце оттенками глубокой благородной зелени. Прямо как глаза этого эльфа.       — Ничего страшного, это просто вихрь цветочной пыльцы. Часик-другой, и он осядет снова обратно — тут-то я его и соберу. Прости, мне показалось, или ты хотел у меня что-то спросить? — вкрадчиво произнес мужчина.       — Да! Мы тут с братьями развозим товары по долине, но здешние тропинки так извилисты и, кажется, верный путь нам самостоятельно не найти. Ты не мог бы подсказать нам дорогу? Мы ищем Весенний Сквер, нас там очень ждут. — Все то время, что Ичиро говорил, взгляд собеседника продолжал хищно обшаривать его с ног до головы, так что эльф непроизвольно поежился; казалось, он чувствует этот взгляд глубо-глубоко внутри, всем своим нутром.       — Погоди-ка... да я тебя помню! Ты новенький, да? Мастеровый. Ичиро, верно? Не сочти за дерзость, но я тот, кто привел тебя в долину — встретил на границе бутон тигровой лилии; это мои ветры направили тебя сюда, прямиком к священному древу, — настроение загадочного собеседника резко пошло в гору, он, кажется, даже повеселел.       Он выудил из кармана какой-то странный предмет, расправил его и деловито водрузил себе прямо на нос. «Это называется очки, — пояснил мужчина, заметив пытливый взгляд Ичиро. — Они для зрения нужны. Приходится снимать их, когда я летаю».       — О, неужели? — протянул неуверенно юноша. — А как это — «направили»?       — Видишь ли, дорогой мой, я фея быстрого полета. Мы управляем попутными ветрами, собираем на цветах душистую пыльцу, гоним вслед за собой облака, грозы и метели и, конечно, летаем быстрее всех. В наши обязанности входит и сопровождать до места проведения церемонии будущих фей. Ах, как жаль, что ты попал не к нам! Я так надеялся на скорое пополнение в наших рядах. Меня зовут Джуто. — И незнакомец протянул ему руку; пальцы его действительно были тонкими, изящными, а ладонь — мягкой и ухоженной, явно неприспособленной к тяжелому физическому труду. Благо, Ичиро не растерялся и довольно энергично ответил на рукопожатие. — Так, значит, вы потерялись, да? Что ж, я с радостью покажу вам короткую дорогу. Тут до Весеннего Сквера рукой подать: должно быть, вы где-то неправильно свернули — так бы уже враз туда добрались.       — Кто тут у нас остался? Хм, посмотрим: Джакурай, Джиро, Джуто, Джуши, Доппо... А, вот и ты! Я как раз тебя повсюду ищу, — где-то за спиной юноши послышался голос; низкий и раскатистый, он был подобен грому, что настигает спокойствие и тишину летних дней в час обманчивого затишья.       Ичиро порывисто обернулся и увидел, как спешит к ним, перескакивая временами с цветка на цветок, рослый, широкоплечий эльф в темных коричневых штанах и расстегнутой жилетке на голое тело. Через плечо у него была перекинута сумка: отсюда не видно, но, кажется, сделана она из грубой кожи, надежная и прочная — такие обычно берут с собой в путешествия. А в руках он держал такой же продолговатый тоненький лист, на котором была начертана карта Джиро и Сабуро. Когда эльф приблизился, Ичиро смог рассмотреть его получше: крепкое телосложение, выдающийся рост, короткая стрижка, рыжий — нет, почти что персиковый оттенок волос. Лицо эльфа показалось ему сперва каким-то грубоватым, суровым, но в глазах оного искрился располагающий к себе огонек, и это его заметно смягчало. Щеки и плечи сплошь усеяны россыпью золотистых веснушек; ах, до чего же прелестно солнечные блики играли на этих чистых капельках лета: жгучего, благодатного, цветущего — как оно есть. До чего же необычная внешность! Ичиро было подумал, что этот эльф, должно быть, тоже из мастеровых, но цвет одежды его изрядно смущал, ведь мастера носят с гордостью одежду сочного зеленого цвета и только.       — Доброе утро, Рио. Никак, спешишь раздать скорее всем пыльцу? — поздоровался его новый знакомый легко и привычно: наверное, они часто друг с другом видятся.       — Ты, как всегда, прав, — улыбнулся рыжий ему в ответ. — Я разнес уже больше половины мешочков, но тут пришел твой черед, и мне сказали, что ты сейчас работаешь на цветочных полях, верховодишь воздушными потоками. Ну я и полетел сюда, да только найти тебя долго не мог. — Мужчина говорил неспешно, тягуче, с томным придыханием, растягивая время от времени гласные на свой особый, характерный манер. Он потянулся затем к дорожной сумке, достал оттуда перевязанный грубой бечевкой мешочек — очередной сложенный замысловато листок — и протянул его Джуто. — Вот, держи. Это твоя порция на весь следующий месяц, но так как феям теплых времен года предстоит скоро лететь на Континент, я решил добавить каждому чуточку побольше. Надеюсь, хватит.       — Спасибо, Рио. Не представляю, что бы мы без тебя делали! Мои запасы как раз почти исчерпались.       — Не благодари: я лишь делаю свою работу. — Он хотел было уже лететь дальше, но тут взгляд его голубых глаз («До чего же необыкновенный цвет! — подумал Ичиро. — Прямо как небо или горный василек, или... ну, не знаю; я пока что мало смыслю в цветах») пал аккурат на Ичиро. — М? А ты у нас кто? Из мастеровых, как я погляжу. Что-то не припомню, чтобы видел твое имя в списке. Дай-ка взглянуть, — и Рио полез копаться в своем длиннющем списке, бормоча себе под нос имена каких-то не знакомых ему фей, идущие, по всей видимости, в алфавитном порядке.       — Меня зовут Ичиро, я...       — Ты разве не помнишь его? Не помнишь, как самолично окропил этой ночью бутон тигровой лилии пыльцой? Это ведь наш новенький! — вмешался в разговор Джуто. Рио призадумался; кажется, некоторые вещи действительно напрочь вылетели у него из головы, но тут он, к счастью, вспомнил, и лицо его радостно просияло.       — Верно-верно, — подтвердил он. — Бутон огненной тигровой лилии, ну что за редкость! Припоминаю. Кажется, тебя и впрямь забыли внести в список, но вот держи, я отдам тебе свою, не начатую порцию. Впредь не забывай следить за количеством оставшейся пыльцы. Обычно я разношу феям их порции самостоятельно: мне частенько приходится мотаться туда-сюда между Весной и Летом. Но если вдруг что случится, приходи к Священному Древу — там живут и работают хранители пыльцы. Буду рад видеть тебя у нас в гостях. — Рио протянул ему точно такой же мешочек, какой отдал Джуто; «Тяжелый», — взвешивая его на раскрытой ладони, подивился Ичиро.       — Рио, ты сейчас летишь к Весеннему Скверу? Если так, присоединяйся к нам — Ичиро и его братья заблудились, они везут поделки мастеровых фей из Летней Долины; я согласился проводить их и показать дорогу. — И пока юный эльф был занят разглядыванием своего неожиданного приобретения, Джуто мягко напомнил о себе и вернул их диалог, так сказать, в нужное русло.       — Брат! Куда ты пропал? Мы всюду тебя ищем! — откуда-то из-за цветка вынырнул и приблизился к ним торопливо Джиро, одарив собеседников Ичиро не то подозрительным, не то ревнивым взглядом; справедливости ради, феи быстрого полета ему никогда не нравились.       — О, не волнуйся: я всего лишь отлучился на минуточку, и встретил здесь же Джуто. К счастью, он согласился показать нам правильную дорогу. Вы уже разобрались с картой? Знаете, как нам проехать? — Юноша ответил ему беззаботной улыбкой.       — Сабуро говорит, мы слишком поторопились, вот и проскочили развилку, — буркнул пристыженно «младший». Какой позор! И это все на глазах у выскочки из быстрого полета, думалось ему.       — Верно говорит. Придется вам теперь разворачиваться и ехать назад. Впрочем, я все равно полечу с вами: мне, так или иначе, нужно было лететь в Весенний Сквер. — Джуто сверкнул игриво на юного эльфа своими ядовито-зелеными глазами и полетел неспеша вперед. Затем через пару метров вдруг остановился и бросил задумчиво через плечо. — Рио, ты ведь с нами?       — Да. Да, конечно!       С появлением в группе провожатых карта резко сделалась понятнее, и Сабуро не упускал ни единого случая, дабы козырнуть своими «всеобъемлющими знаниями»: дескать, ну вот, вот же он — поворот у тюльпанового поля, как я и говорил; вот и развилка на пересечении четырех троп, вот заросли чертополоха, вот начинается цветочная дорожка перед Весенним Сквером — все, как он и говорил! С картой он теперь ни на секунду не расставался...       Телега неспешно трусила по ухабистой, поросшей редкими клочками травы дороге. Джуто и Рио летели немного впереди, сдержанно переговариваясь между собой; оба изредка оборачивались и спешили ободрить скучающих мастеров, приговаривая то и дело — «потерпите, тут уж немного осталось, до Весеннего Сквера рукой подать!» Ичиро все никак не мог усидеть на месте, он постоянно вскакивал с места на краю телеги и подлетал к своим новоиспеченным знакомым, а то и вовсе перегонял их, улетая далеко вперед. Появление других фей, таких как Джуто и Рио, необычайно взволновало его, юноше все не терпелось взглянуть на представителей других гильдий, разузнать побольше об их талантах. Перспектива стать в ближайшем времени полноправным мастером заставляла его трепетать всячески от предвкушения, но природное любопытство вместе с тем тянуло инстинктивно в сторону других, неизведанных им областей, таких как, например, таланты прочих фей. На посвящении юноша о том даже не задумывался: ну поставили перед тобой кучку светящихся грибов с дарами и поставили, все равно выбирать особо не приходится. Теперь же, познакомившись с феей, чей дар впечатлил его до глубины души, Ичиро подмывало встретиться как можно скорей с обладателями еще каких-нибудь даров.       Вскоре замаячил на горизонте и Весенний Сквер: устланная лепестками неувядающих цветов дорожка привела их в низину, где росли на берегу кристально чистого озера пушистые, разодетые в кроны из мелких нежно-розовых соцветий деревья. Как объяснили Джиро и Сабуро, Весенний Сквер — это скорее перевалочный пункт, этакое место встречи, куда стекаются по обыкновению все феи теплых времен года, нежели полноценный городок, подобный тому, в котором живут мастера. Здесь можно было сделать небольшой привал и отдохнуть в тени раскидистых деревьев, пополнить запасы, провести время за легкой непринужденной беседой и наконец просто укрыться от суеты волшебной долины. Сюда же в первую очередь тянулись и мастера — так было проще сбагрить товар. Оно и неудивительно: стоило только их телеге очутиться в поле зрения других фей, как их тут же окружили со всех сторон желающие обзавестись поскорей всевозможными диковинками мастеров.       Одеяния в толпе пестрели всевозможными оттенками радуги: вот красновато-розовые платьица и костюмы садовых фей, вот лепестки подсолнуха и семечки вместо головных уборов у фей света, вот грубые, но зато крепко скроенные одежды фей животных. Все они толпились вокруг телеги и выкрикивали наперебой свои пожелания: «Где тубы для хранения радужных полотен? Вы ведь их привезли?», «Феям животных нужны новые кисточки — нам совсем нечем красить подрастающих бабочек!», «Корзины! Больше корзин!»       — Что такое туба для хранения радужных полотен? — спросил Ичиро у светловолосого неугомонного эльфа света, что прижимал к себе как дитя малое долгожданную игрушку свою диковинку. Кажется, его зовут Хифуми...       — Как? Ты не знаешь? Их же мастера делают — ну, то есть вы, — изумился эльф. Ичиро смущенно потупился и отвел взгляд.       — Я в том смысле, для чего они нужны? Вы там радугу храните, что ли?       — Верно. Потому-то феи света называют их частенько «радужные рожки». — Хифуми улыбнулся ему какой-то особой, покровительственной улыбкой, и на душе у Ичиро сделалось вдруг так тепло и покойно, точно само солнце, это величавое небесное светило, обогрело его душу золотыми своими лучами. — А, ты, должно быть, новенький, — догадался наконец Хифуми. — Тогда давай я лучше тебе все покажу. Мы, феи света, как правило, делаем это не сразу: обычно приходится ждать грозы. Но сейчас можно и помощью фей воды заручиться, благо, их тут много собралось.       Для чего ему понадобилась помощь вышеупомянутых фей Ичиро так до конца и не понял, а существование пресловутых законов физики ему и подавно ни о чем не говорило, однако, стоило лишь блондину взмыть туда, где застыли, нанизанные, точно бусины, умелыми пальчиками фей и эльфов воды капельки живительной влаги, как вдруг крылья его взаправду налились всеми цветами радуги. Он пролетел несколько метров, оставляя за спиной пестрый след, описал пару кульбитов, затем вернулся к самому началу и легким движением руки схватил радугу за хвост. Мастеровые феи оказались правы: все семь цветов скользят меж пальцев эльфа света точно шелковое полотно, и с той же легкостью, с какой струится плавно, неторопливо, словно бы тоненький ручеек, настоящий шелк повинуется его движениям и сама радуга. Хифуми закручивает цветастое полотно вокруг пальца, козыряет перед всеми разноцветным вихрем, что танцует на самом кончике и направляет наконец радугу в чудесный рожок: она помещается там вся, без остатка — ну прямо-таки изобилие цветового спектра под закрученной накрепко крышкой. Увиденное до того впечатлило юного мастера, что его собственные крылья благоговейно затрепетали; ему даже почудилось на миг, он ощутил на самых кончиках жгучее прикосновение радуги — да, именно так, жгучее! Ведь наверняка красный цвет нестерпимо жжется, подумал юноша. «Интересно, не больно ли ему прикасаться к ней? Какая она — эта радуга наощупь?»       — И что ты будешь с ней делать? — восхищенно допытывался Ичиро, когда эльф возвратился к нему с полным до краев рожком.       — Отнесу на Континент, разумеется! Весной нам таких понадобится много, — весело, без какой-либо утайки отвечает Хифуми и, попрощавшись, улетает в компании другого, вечно хмурого и недовольного садового эльфа с красными волосами и парочкой новеньких плетеных корзин в руках.       Телега вскоре опустела, и диковинки в ней растаяли на глазах: мастерам предстоял обратный путь. Казалось бы, что здесь трудного — просто следуй обратно по проторенной дорожке, всего-то! Только вот... они снова потерялись. На сей раз уехали в сторону владений Осени.       Склонившись над многострадальной картой, Джиро и Сабуро попросту теребили этот несчастный листок туда-сюда и громко спорили, силясь перекричать друг друга, однако смысла в том, если честно, было не очень-то много — правильной дороги не знали оба. Им пришлось ненадолго остановиться: их мышонок совсем выдохся. Сейчас он лежал неподалеку, свернулся блаженно калачиком и задремал, пригревшись в лучах редкого солнечного света, пробивающегося время от времени сквозь кроны пожухлых деревьев. Телегу, в свою очередь, пришлось остановить на самом краю неровной, то уходящей стремительно вглубь леса, то вздымающейся, скачущей вверх-вниз непроходимыми кочками и рыхлыми, коварными ямами тропы.       Ичиро вдруг почувствовал какой-то необъяснимый холод: оголенных плеч его коснулось дуновение зловещего, морозного ветерка, налетевшего непойми откуда. Юноша обернулся и увидел, как в просветах между стволами высоченных деревьев мелькает что-то серебристое. Перед глазами его сразу же возник расплывчатый, неясный образ — воспоминание. Раннее-ранее утро, Джиро и Сабуро летят вместе с ним прямо у самой кромки облаков, показывают долину. Вот они цветущие луга, вот золотистое море спелых колосьев... Ичиро замечает вдалеке окутанные морозной дымкой горы, но Джиро и Сабуро не дают ему приблизиться, говорят: нам туда нельзя! Строго-настрого запрещают. А ведь похожее серебряное марево юноша видел там, на вершинах далеких гор. Если подумать, братья так и не объяснили ему, почему им не стоило лететь туда. Ровно как не пояснили они, что же находится за пределами осеннего леса...       Как и в прошлый раз, Ичиро ускользает от братьев бесшумно; просто взмахивает крыльями раз-другой, летит медленно, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Джиро и Сабуро кажутся до того поглощенными спором — кто же из них все-таки прав? — что сбежать от них становится проще простого. Убедившись, что никто за ним так и не последовал и что маленький его побег в очередной раз остался без внимания, Ичиро прибавляет ходу: крылья несут его промеж иссохших деревьев и опадающих мерно листьев, несут навстречу неизвестности. Впереди слышится какой-то зловещий рокот; чем ближе он к границе владений осени, тем громче становится неясный шум, что-то вроде непрекращающегося нарастающего шелеста. Лицо и руки его вдруг снова обдает зверским холодом; Ичиро выныривает из тени молчаливого, точно заколдованного, леса и оказывается на берегу; становится ясно — все это время шумела река, очертившая собой границы двух словно бы параллельных миров.       Ичиро стоял как завороженный и смотрел: бурный поток разрезал своей природной мощью земли Долины Фей, очертив четко два противоположных друг другу берега — один здесь, другой там, далеко за пределами этой ревущей махины. Имелся тут и своеобразный мост: когда-то, много-много тысяч лет тому назад, неведомая сила повалила навзничь старое дерево, перекинув его тем самым через реку. Дерево это со временем изогнулось причудливой дугой, вросло в землю с обеих сторон и превратилось в самый настоящий мост. Но удивляло юного эльфа вовсе не это. Земля по ту сторону таинственного леса сверкала и переливалась чистой белизной, и не было там ровным счетом ничего — все белым-бело! Ичиро видел макушки хвойных деревьев, укутанных снежным покровом точно роскошными мехами, видел, как тонет в снегу долина, как простираются совсем рядом — до них рукой подать! — силуэты неприступных гор. Так, прямо перед ним раскинулась одинокая и ужасающая своей неземной красотой вотчина Зимы...       Холод, господствующий на той стороне, ощущался даже здесь — время от времени порывы непредсказуемого ветра подхватывали целые горсти пушистых снежинок и гнали их на другой берег, унося далеко вслед за собой, вглубь безмолвного, но все же такого теплого осеннего леса. «Что будет, если я перейду на ту сторону? Джиро и Сабуро говорили, это запрещено... Неужели там настолько опасно? Не верю!» — оторвавшись легко от земли, Ичиро вспорхнул на самый край моста и неспеша приблизился к границе. Одна половина дерева была покрыта обыкновенной шершавой корой, другая устлана снежным ковром. Невидимая черта, разделившая между собой Осень и Зиму, чувствовалась даже в самом воздухе: юноша протянул к ней задумчиво руку, и пальцев его коснулся обжигающий холод, заструился стремительно к плечу; костяшки покусывал настоящий, прежде незнакомый ему мороз. Эльф инстинктивно потянулся к нему, подался вперед всем своим трепещущим от любопытства телом и уже готов был нарушить взаправду мнимую границу, как вдруг мир перед его глазами враз почернел — стало невыносимо больно. Ичиро потерял равновесие, начал испуганно пятиться назад и в конечном итоге упал на спину. Он так и не понял до конца, что же с ним такое приключилось, но тот, кто это сделал, о поступке своем ничуть не сожалел. Подумаешь! «Ишь ты, какая цаца выискалась. Ничего-ничего! От моего „коронного“ еще никто не умирал. Максимум ломали носы». В лицо юному мастеру прилетел снежок…       — Эй, ты! Границу пересекать строго-настрого запрещено! Совсем рехнулся, что ли?! Или у вас, теплокровных, страх напрочь перед весной отбило? — Вслед за грубым раскатистым голосом послышались тяжелые шаги: кто-то шел ему навстречу по мосту.       Ичиро осознал происходящее далеко не сразу; первым делом отдышался как следует, тряхнул досадливо головой, избавляясь от остатков рыхлого снега на своих волосах, и только потом встал. Перед собой он увидел юношу... нет, даже не так — мужчину. Тоже с крыльями, тоже, по всей видимости, из эльфов; не сказать, что в нем кардинально что-то отличалось — руки-ноги, голова на месте, тело мускулистое, крепкое, но вместе с тем он словно бы выделялся, особенно на фоне других виденных им фей, чем-то таким незримым, тайным.       Волосы, брови и ресницы незнакомца белели точно снежный покров на вершинах далеких гор, глаза же, напротив, пылали цветом закатного огня; черты лица резкие, грубоватые — но до чего же он все-таки красив! Отличала его и одежда: тоже из листьев, как и подобает всем феям, но листьев, покрытых серебристой изморозью, так что приталенный его костюм казался сотканным изо льда. Впрочем, не сказать, что незнакомец одевался тепло — плечи и руки открыты, штаны не достают до щиколоток; на воротнике драной безрукавки виднеются перья, да и только. Ни меха тебе, ни какой-нибудь теплой накидки, чтобы закутаться. «Неужто ему и впрямь не холодно?»       — Язык проглотил, м? Ты откуда такой самоуверенный взялся, что прешь в Зимний Лес без оглядки? Что, крылья лишние отрастил или знаешь, где новые взять? Совсем уже охамели там у себя, в тепле. Жить, я тебя спрашиваю, надоело, что ли?! Ну-ка вали откуда пришел! — продолжал яриться незнакомец; брови его сдвинулись грозно к переносице, мужчина сложил демонстративно руки на груди и насупился.       — Жить? Но я всего лишь хотел перейти на ту сторону... Разве я не могу этого сделать? — полюбопытствовал невинно Ичиро, не обращая на угрозы злобного эльфа ровно никакого внимания.       — Ты совсем тупой?! Ясно же как день — перейдешь границу и тотчас же замерзнешь на той стороне, теплокровный ты болван! Или... погоди-ка. Ты что, новенький? Вот же... — глаза незнакомца недобро сверкнули, мужчина цокнул звонко языком. — Не собираюсь я тут с тобой возиться! Пускай тебе все на той стороне объясняют. Запомни главное: феям теплых времен года запрещено пересекать границу с Зимним Лесом. Ровно как и мы не ходим на ту сторону, понял? Таков закон. Просто соблюдай его и все будет хорошо. — Незнакомец круто повернулся на пятках и собрался было улететь, но тут Ичиро метнулся вперед и схватил его за плечо; ладонь тотчас обожгло холодом.       — Постой! Я хочу знать: почему феям нельзя пересекать эту границу? Мы же сейчас с тобой разговариваем... На той стороне может быть опасно? Тогда почему ты живешь там? — юноша буквально накинулся на мужчину с вопросами, опасаясь, что тот возьмет и просто улетит, оставив его любопытство неудовлетворенным. Только вот сам эльф этот его порыв чрезмерного «дружелюбия», кажется, не оценил: мужчина сбросил порывистым движением плеча руку Ичиро и грубо втолкнул того обратно, на теплую половину леса.       — Хочешь знать, что произойдет?! — тотчас же взвился он. — Тогда смотри и смотри внимательно: то же самое может произойти и с тобой, если и дальше будешь вести себя как последний идиот!       Незнакомец толкнул его снова и пересек беспрепятственно границу; сделав пару размашистых шагов, остановился. Поначалу ничего такого не происходило: они просто стояли и смотрели друг на друга — Ичиро непонимающе, растерянно, незнакомец грозно. Как вдруг, спустя всего каких-то пару минут, крылья мужчины подернулись неестественной рябью, содрогнулись пару раз и опали, точно пожухлые лепестки вымученных солнцем цветов: так оно, в сущности, и было.       — Твои крылья! — воскликнул испуганно юноша. — Они... они...       — Они тают, — глухо отозвался незнакомец, вытирая тыльной стороной ладони выступившие на лбу капельки пота. — Крылья зимних фей не предназначены для высоких температур, в тепле они сразу же захиреют. А твои — замерзнут и растрескаются. Потому что ты фея теплых времен года: лета, весны и прочей вашей шушеры. А я фея низких температур. Мы ведаем одним-единственным временем года — зимой. Зато другим это не под силу, только нам. Запомни: феи, живущие на теплой стороне, и феи мороза никогда друг с другом не пересекаются и точка! Ради всеобщей же безопасности. Иначе потеряешь крылья, и это — навсегда! Сломанное крыло никогда больше не восстановится, так вот! — И он вернулся обратно, в свой благодатный холод. Крылья его сморщились, стали похожи на мокрую раскисшую жижу, но стоило вечному холоду окутать их, как они вскоре постепенно распрямились и вернули себе форму, и даже покрылись белесым инеем. Незнакомец пару раз тряхнул ими: кажется, все в порядке; заструилась, окропляя сугробы под его ногами, волшебная золотая пыльца.       — Как... как тебя зовут? — пораженный до глубины души, вот и все, что смог произнести Ичиро.       — Саматоки, — был ему ответ. — Все? Ты закончил с любезностями? Тогда будь добр, сделай мне одолжение: убирайся подобру-поздорову. Вали-ка ты лучше в свою теплую долину и не возвращайся. — Он снова круто развернулся на пятках, намереваясь уйти как можно скорей на своих двоих в чащу зимнего леса; лететь ему пока что было нельзя.       Ичиро лишь печально вздохнул. Похоже, юному эльфу и вправду не оставалось ничего другого, кроме как повернуть назад и вернуться пристыженно к их телеге. И он правда готов был это сделать: развернуться, опустить бессильно голову и, наконец, молча удалиться. Но тут в душе юноши поднялась настоящая буря, чувство несправедливости клокотало в нем на пару с всепоглощающим, необузданным желанием — желанием оказаться на той стороне.       — Нет, погоди! Должен же быть какой-то выход! Какой-нибудь... ну, не знаю, средний вариант? Да стой ты, не уходи! — Ичиро кинулся было опять к мужчине, но в этот раз повезло ему куда меньше: он поскользнулся с непривычки на мерзлом снегу, ноги его неуклюже разъехались, и он покатился кубарем, повалив следом и нерасторопного эльфа, который угодил лицом прямо в сугроб — глубокий и рыхлый. Все тело юноши обдало тотчас холодом: да, вот теперь он точно оказался на противоположной стороне. Саматоки утробно зарычал...       Мужчина вскочил, тряхнул прямо как дикое животное головой, отчего волосы его распушились еще сильней, чем было, наскоро привел себя в порядок и, о-о-о, надо же — от злости щеки его покраснели, на белесой коже проступил до того яркий, сочный румянец, что он сделался похожим на алый диковинный цветок, распустившийся прямо посреди этой вечной мерзлоты.       — Ты что, совсем с головой не дружишь?! Я перед кем тут вообще распинаюсь? Сказал же: твои крылья замерзнут, если сейчас же не уберешься! — Саматоки рывком подскочил к распластавшемуся на снегу эльфу («До чего же больно и вместе с тем пробирает кожу холодом! Кажется, я и вправду вот-вот замерзну...» — пронеслось у него в голове), схватил его за шиворот и потащил обратно, к границе. Только вот, стоило мужчине вытолкнуть Ичиро на теплую сторону, как он вдруг прыгнул на обескураженного эльфа с ловкостью паука-скакуна, обвил его торс всеми руками и ногами, вцепился судорожно в плечи и, довольный, произнес:       — Видишь? Мои крылья в полном порядке! И мне совсем не холодно... ну, почти. Разве что самую малость.       Они замерли прямо у края границы. Их тела обволакивал по-прежнему безжалостный зловещий холод (по крайней мере, так думал Ичиро: в силу их особого дара, зимние эльфы не шибко-то и страдали от этих пресловутых низких температур), с разницей лишь в том, что крылья юноши остались торчать на теплой стороне — извернулся так извернулся! Выдохнув облачко сизого пара, Ичиро улыбнулся; и пускай крыльям его действительно ничего не угрожало, Саматоки явственно почувствовал, как дрожит он вопреки бахвальству всем своим телом.       — Да у тебя зуб на зуб не попадает! Нет, ну точно рехнулся, — обхватив юношу покрепче обеими руками, мужчина сделал пару опасливых шажочков к границе, пересекать которую ему вовсе не хотелось. Что это вообще было? Поди разбери их — этих теплолюбивых феечек... — Так лучше? — мужчина провернул все тот же нехитрый трюк: прошел немного вперед и остановился аккурат посреди границы; так, чтобы крылья остались на морозной половине.       — М-м, да, ты прав, так гораздо лучше. Спасибо. — Ичиро почти что замурлыкал от удовольствия, так опалило его показавшееся неистовым жаром тепло благодатной осени; он весь растекся и поплыл в объятиях морозного эльфа, пускай кожа его и оставалась до сих пор холодной. Да чего уж там греха таить, Саматоки тоже понемногу забылся: прикрыл блаженно глаза и вдохнул запах форменных зеленых одежд — от новенького пахло чем-то цветочным, пряным, как пахнут осень, лето и весна вместе взятые. Подумать только! Как много солнца, должно быть, видела сегодня эта жилетка, как милостивы и ласковы к ней его смертоносные лучи! И сейчас он прислоняется к ней щекой...       — Погодите-ка, с какой это стати я вообще с тобой ношусь?! Хочешь замерзнуть — так пожалуйста! Только границу больше не пересекай и меня заодно в покое оставь. Слышишь? Отпусти меня, живо! — Мужчина очнулся столь же внезапно и порывисто, сколь впал до того в беспамятство. Ичиро стыдливо повиновался ему.       — Не пытайся следовать за мной: на сей раз я тебя вытаскивать отсюда не стану. Твои крылья замерзнут, а я и глазом не моргну! Знай себе пойду дальше, и хоть стой ты, хоть падай — не стану помогать! А там уже сдохнешь ты посреди леса в муках или выберешься на теплую сторону без крыльев, решай сам. — И он в который раз обернулся к лесу, намереваясь покинуть этот чертов мост с чертовым приставучим новеньким. Благо, крылья его уже достаточно окрепли, так что он без особого труда расправил их и улетел, оставив после себя лишь неровную дорожку из волшебной пыльцы. Ичиро проводил его тоскливым взглядом, дождался, когда тот скроется окончательно в заснеженной чаще, потоптался немного на мосту и, в конце концов, сам улетел.       Когда он вернулся к телеге, Джиро и Сабуро продолжали оживленно спорить: похоже, за время его недолгого отсутствия их взаимная неприязнь разгорелась еще сильней, и они напрочь позабыли о том, с чего вообще начался этот спор... Так-то оно даже к лучшему: Ичиро вернулся никем не замеченный; выскользнул тихонько из-за деревьев и опустился перед телегой в тот самый момент, когда братья внезапно смолкли и обернулись к нему. Ичиро сделал вид, будто ему стало скучно, и он решил поиграть с мышонком, который к тому моменту, по счастью, уже проснулся и был занят умыванием.       — Прости, что заставили так долго ждать, братец, но этот болван никак не желает меня слушать! Я ему говорю: нужно свернуть на перекрестке к полям. А он все продолжает мне упрямо талдычить: «через лес правильно, через лес!» Ну вот поехали мы через лес, и что дальше? Сильно нам это помогло?! Ох, ладно, не хочу даже это обсуждать. Как там Чеддер? Хорошо себя чувствует? — рассорившись окончательно с «младшим», Сабуро театрально вздохнул, повышая как бы невзначай голос, так, чтобы Джиро (который, впрочем, и так сидел разобиженный на козлах) прекрасно все слышал.       — С ним все хорошо. — Ичиро неловко улыбнулся, борясь отчаянно с приливами жуткого стыда: перед всеми покинутым мышонком, перед братьями — за то, что в очередной раз убежал от них без предупреждения и ослушался, перед тем незабываемым эльфом...       Домой он вернулся каким-то странным: не то расстроенным, не то беспокойным. Джиро и Сабуро пытались расспросить его, что же с ним сталось, почему он вдруг так резко поник, но Ичиро лишь мрачно отшутился и улетел к себе, в свою маленькую, полупустую квартирку.       Ночь и впрямь показалась ему какой-то беспокойной: он все лежал без сна, укутавшись с головой в тяжелое лоскутное одеяло и вспоминал произошедшее на мосту. Что-то упорно не давало ему заснуть. Быть может, это невиданность зимнего леса манила его юную мятежную душу последовать за собой... А, быть может, это просто глаза того эльфа прочно засели в памяти: красные, как гроздья рябины на снегу, красивые, как распустившийся на могиле ликорис...       Гонимый отсюда прочь — прочь от навязчивых мыслей и летней духоты, — Ичиро встает, одевается и выскальзывает бесшумно на улицу, летит, сам того до конца не осознавая, к границе. Ночь сегодня бесконечная, тихая: в небе ни одной тучки, луна точно указывает ему игриво правильную дорожку, серебрит под его ногами каменистые тропы. И вот он уже стоит на мосту, глядит задумчиво в чернильную темноту заснеженного леса, слушает, как шумит по-прежнему бурная река, но перейти на ту сторону так и не решается.       — Саматоки... — зовет он его тихонько по имени. — Ты здесь?       — Здесь, — откуда-то из темноты доносится голос: хрипловатый, но спокойный, почти что бесстрастный. — Ну и зачем ты, спрашивается, приперся? Тебе что, не спится? Или это у тебя шило в заднице разыгралось? — Он выступает из темноты и поднимается неспешно к нему на мост, в глазах его читается откровенная насмешка.       — А ты? — не растерялся Ичиро. — Сам-то пришел...       — Я границу патрулирую. Работа у меня такая — следить, чтобы всякие придурки вроде тебя себе крылья и ноги, чего доброго, не переломали. Так че, ответишь на мой вопрос? Никак, границу опять перебежать вздумал? — Мужчина ехидно скалится.       — Нет. Нет, я просто... — Ичиро стыдливо потупился, взгляд его бегал растерянно туда-сюда, точно смотреть в глаза Саматоки — непозволительная роскошь.       — Что — просто? Только, прошу тебя, давай без этой вашей сопливой хрени в стиле: «я просто хотел тебя увидеть», «ты не выходишь у меня из головы» и так далее. — Саматоки делает шаг вперед, протягивает руку (пальцы его тотчас обдает жаром) и хватает юношу властно за подбородок, заставляя на себя посмотреть. А Ичиро в ответ краснеет и молчит. Потому что так оно, в сущности, и было...       — Ну я не то, чтобы прямо хотел, скорее... скорее…       — Тихо! Слышишь, сова где-то рядом ухает? — Саматоки резко наклоняется к нему и делает вид, будто прислушивается. В лесу и правда слышится какой-то странный звук, не то плач, не то беспокойный крик. Хлопают чьи-то крылья, трещат под тяжестью мерзлого снега ветки. — Пора возвращаться, — шепчет он вкрадчиво и наклоняется еще ближе. Ичиро подается неосознанно ему навстречу, закрывает глаза и...       — Брат, проснись! Уже так поздно? Пора ложиться спать. Хотя ты, конечно, и так спишь... Сабуро, может не стоило его будить? — над ухом раздается беспокойный голос брата.       Парень нехотя открывает глаза: вокруг него привычная гостиная, сам он лежит на диване, в руках у него какая-то книга, рядом неустанно маячит Джиро.       — М, что? Я заснул? — Ичиро смотрит растерянно на книгу, потирает сонно глаза и наконец выпрямляется, потягиваясь.       — Да, ты почитать после ужина прилег и заснул. Мы решили тебя до поры до времени не трогать, думали, ты и сам проснешься, но сейчас уже почти двенадцать. Не знаю, может, и не стоило тревожить тебя, но я решил, тебе лучше подняться наверх и отдохнуть как следует. Ты же не злишься на нас, правда? — протянул неуверенно младший.       — Нет-нет, все нормально. Спасибо, что разбудил, я сейчас поднимусь наверх. Вы тоже идите, завтра вставать рано, — зевая, произносит он, и Джиро удаляется послушно наверх, шлепая босыми ногами по деревянному полу.       — Мда, приснится же такое. — Ичиро потирает лицо ладонью, смаргивает окончательно дремоту и смотрит вдумчиво на обложку книги: какие-то непонятные феи, чары, цветы... «Откуда здесь вообще эта книга? Что-то я ее не припомню», — ставя загадочный томик не пойми чего на полку, думает парень. Ситуация, впрочем, повторяется: сон этот никак не выходит у него из головы, и он мучается чуть ли не до самого утра без сна и без ответов на свои вопросы.       

⦁ ⦁ ⦁

      Зеленая футболка неприятно липнет к телу. На улице нестерпимая полуденная жара, и парень мчится со всех ног домой под этим палящим августовским солнцем. А ведь у него было запланировано на сегодня столько дел! Но вместо этого он провалялся с той чертовой книгой до рассвета, забыл включить все свои будильники, проспал благополучно до самого обеда и теперь вот отдувается за свою халатность если не кровью и слезами, то, по крайней мере, потом: бегает как ошпаренный по магазинам, носится с тяжеленными пакетами, и нет его мучениям ни начала, ни конца, ибо дел впереди — непочатый край.       Он стоит на светофоре, ждет, когда загорится на том конце зеленый и проглядывает время от времени длиннющий список покупок, когда знакомый до дрожи в коленях голос точно возвращает его в тот сон:       — Ишь ты, как далеко забрался! Неужто границу дозволенного собрался нарушить?       Ичиро вздрагивает всем телом и оборачивается: позади него стоит Саматоки и дымит вульгарно сигаретой; ноздри щекочет неприятно резкий запах табака.       — Скорее ты бродишь там, где не следует. Тебе не жарко, нет? — Парень смотрит на его белоснежную рубашку, пускай и расстегнутую чуть ли не до самой середины, драные джинсы и ботинки и начинает обливаться потом — сам-то он в коротких шортах и рубашке разгуливает. Саматоки в ответ лишь усмехается, и неясно: то ли его это замечание и вправду позабавило, то ли...       Мужчина вдруг переводит взгляд на футболку Ичиро, губы его презрительно кривятся.       — Дурацкий цвет, — произносит он, хватая парня за воротник и притягивая к себе. Противиться ему Ичиро толком не может: в обеих руках у него по два тяжеленных пакета, и тратить драгоценные приобретения на эту хамоватую рожу он вовсе не собирается, хотя двинуть ему бутылкой молока и десятком куриных яиц ой как хочется. Парень напрягается всем телом, готовится, по меньшей мере, к очередной порции бестолковых угроз, но Саматоки лишь доверительно наклоняется к нему — как тогда, во сне! — и шепчет:       — Пахнешь летом, весной и осенью вместе взятыми — как цветы... Нет, цветы и пряности. Радуйся, — гангстер отпускает его и как-то странно, не то горько, не то мрачно усмехается. — Радуйся, что сейчас тепло. Я вот от жары хочу сдохнуть, — и он уходит: просто уходит, докуривая невозмутимо сигарету; растворяется постепенно в толпе прохожих, как растворился тогда среди вечной мерзлоты и хвойных деревьев.       На светофоре горит давно зеленый, но Ичиро просто стоит на том же самом месте и беспокойно мнется. «По закону жанра я должен сейчас проснуться — теперь уже по-настоящему». Да? Он зажмуривает крепко глаза, считает нервно до десяти и ждет. А вокруг него все продолжает сновать толпа любопытных прохожих, и сигналят непрерывно автомобили, и на светофоре опять красный...       Саматоки был прав — жарко.       До чего же на улице сегодня жарко.