Новая русская сказка

      Андрей Андреевич сидел за диваном, тупо глядя в мерцающий экран телевизора. Тот уже давно был сломан и показывал по всем каналам лишь помехи. Но Замай настолько привык, что рябь глаза не раздражала.       Хан икнул, потом почесал затылок и запустил руку в штаны. Чесалось просто невероятно, ибо он уже два дня не вылезал из-за своего дивана, даже поссать элементарно. Наверняка живность уже завелась в диких джунглях. С великим трудом пробравшись сквозь дебри, пальцы наконец достигли своей цели. Замай начал чесать свою главную заботу, будто в казино колоду. На секунду показалось, что одним делом сегодняшним меньше, но не тут-то было: Андрей с ужасом понял, что не может достать из своих штанов даже не хуй — свою волосатую, как лобок, руку. Ошеломлённый данным казусом, киргиз замер в раздумьях. Может, там действительно завелась живность, которой так страшился Молодой Бишкек? Он потянул руку вверх, вбок и даже вниз попробовал, но нет. Заросли тернового кустарника никак не хотели упустить свою добычу в виде пальцев Андрея. И тут-то мужчина запаниковал по-настоящему. Он явно почувствовал, что его дремучий лес не то что руку держит, он обвивает многострадальные пальцы лишь сильнее. Замай поднялся из-за дивана в полный рост, вылез и плюхнулся на пол лужицей, прямо под испорченный телевизор, парящий над полом. Но, надо сказать, летающая техника Андрея Андреевича не столь сейчас заботила. Он хрипло закричал, захрипел, зарычал и снова попытался освободиться из плена своей промежности. Хан всегда верил: все его волосы внизу — лишь шутки и сказочный норвежский лес. Но сейчас он столкнулся с реальностью. Андрей вроде и поднялся, и отряхнулся, но мысли о живом междуножье его нещадно трепали. Он всё никак не мог собраться. «Сегодня придёт Слава, новый трек писать. Это издёвка свыше или карма реально?» — сидела в голове Замая мысль, схожая с заголовком канала Рен-ТВ. Вдруг он заметил анальную смазку на столе, возгласив: «Господи, блять, может, ты моё ебучее спасение от этого живого дерева или что там, нахуй, вообще?». Молодой Бишкек впервые за месяц начал беспрерывно рыдать, несмотря на то, что схватился за единственное спасение — смазку. Слезы по щекам катились градом, рука в штанах уже начала пульсировать, а взбесившиеся лианы все крепче стягивали пальцы. Но, когда штаны стали потихоньку намокать, Андрей прекратил плакать и побледнел даже. «Ну вот и всё, это чудовище, погубившее мир в моей душе, жрёт мою руку, и сейчас я умру от потери крови прямо на этом полу. Телевизор наебнётся мне на голову, ведь когда-то сила притяжения победит то, что происходит с моей жизнью. Когда Слава придёт ко мне, он увидит, что моя голова лежит в разных углах этой комнаты, потому что её размазжил тяжестью дьявольский ящик, а сам я так и останусь с рукой в штанах. Караул нахуй!» — пронеслось в голове, и Андрей второй рукой аккуратно стал стягивать штаны, желая проверить, всё ли в порядке с конечностью. Длинным языком утирая свой засопливший нос, как однажды ел козявки рэпер Баста, Андрей начал кататься по полу. Только спустя час он хорошенько спустил штаны, сразу же ужаснувшись: его пространство между будто бы кавказских ног было буквально захвачено терновой пустотой, и рука совсем не виднелась в ней. «Сука! Тут смазка-то нихуя не поможет! Оливковое масло… Да никакое, блять, не поможет!» — поймал себя Замай на мысли, как режиссёр гаражных порнофильмов. Его даже перестало смущать, что он то поднимался, то снова падал на пол. Киргиз чувствовал себя выебанной девчонкой из Тик-Тока под грустную песню Пирокинезиса. Хан совсем потерял связь с реальностью, всматриваясь в бездну, которая таила за собой только хуй. А через мгновение звонок в дверь и истерика: «О-о-ох, бля-я-ять, Слав, ну нахуя?». Десять минут андерграундный Гуф старательно делал вид, что его нет дома, но Слава не первый день знает старика. Машнов неустанно звонил и барабанил в дверь, но теперь вся эта какофония звуков напоминала Андрею вальс Бастон. Просто прекрасно! Он лежит на полу, без штанов, в одной руке всё ещё тюбик с анальной смазкой «Антихайп», а вторая рука вообще хуй знает где. Ага, хуй-то точно знает! Замай, всхлипывая, поднялся на ноги и упёрся задницей в мерцающий телевизор. Дьявольский ящик в ту же секунду растворился в воздухе, осыпавшись на пол горкой пепла, цвета помех. Легендарная пыль и рядом не стояла! Замай покачнулся, но всё-таки на ногах удержался. Языком почесал ноздрю, потом вытащил козявку, как из пещеры волхвы новорожденного Христа, и проглотил всё это дело с громким, довольным звуком. Стало легче, и даже слёзы обратно в глаза всосались. Андрей Андреевич аккуратно положил смазку с лого Антихайпа обратно на стол, но та оторвалась от поверхности и зависла в воздухе. Киргиз мотнул головой и подтянул рукой штаны, болтающиеся ссаной тряпкой где-то в районе колен. Ладно, с летающими предметами он разберётся как-нибудь потом. Сейчас не к спеху. Вальс Бастон, воспроизводимый Славой за дверью, стал громче. — Братишка, открывай, я тебе покушать принёс! — донёсся глумливый голос из подъезда. — Сейчас открою. Обязательно открою, Слав! Только ты не падай в обморок, хорошо, роднулька? — хрипло проорал в ответ Замай и поковылял в прихожую.       Андрей очень медленно открывал дверь. Отпирая все семь замков бункерных ворот своей квартиры, он так тихо молился, что его даже Бог не мог услышать. «Что ж ты, сладкий, такой старый стал, а?» — тем временем витала в воздухе вокруг Славы мысль. Когда распахнулись двери, будто свадебные, улыбка Машнова быстро спала на пол, но, благо, он её поднял: Слава абсолютно не мог понять, почему у Андрея рука в штанах, почему тот так виновато смотрит, и старался не подавать смущённого виду. — Это ты меня так рад видеть? — неловко усмехнулся Гнойный. — Эта шутка бородатая, как мой хуй. Проходи давай, быстро только, а то уставился на меня в коридоре, — твёрдо ответил Молодой Бишкек. Слава быстро пролетел в комнату, мимо пепла и смазки Антихайпа, встав в стойку смирно и желая всё-таки узнать, что происходит с Замаем. — Слушай, не обращай внимания на это дерьмо, — Хан опустил глаза вниз, а потом поднял их на Машнова: — ферштейн, мелкий? Слава очень долго и очень пристально смотрел на Замая. Его взгляд скакал то к промежности друга, то к его лицу. Спустя минуту Машнов всё-таки воспроизвел человеческую речь, чему Андрей ужасно обрадовался, опасаясь, что Слава вообще забыл как говорить. — Ты чё, упоротый? — мужчина улыбнулся, но только одним уголком рта. Замай тут же стал судорожно вспоминать номер скорой, испугавшись, что друга долбанул инсульт. — Ты чё, упоротый? — повторил Слава. — Нет. — Тогда вынь руку оттуда, будь так добр. — Я не могу, — виновато пробурчал Андрей себе под нос и опустил голову. — Как это? — опешил Слава. — Я же сказал тебе забить! — Ты ёбнутый, что ли? Как забить? У тебя рука в штанах, дядь! Вынь ёбаную руку! — Да не могу я! — заорал Андрей, нервы которого наконец сдали. Машнов в испуге тут же попятился назад. — Прости меня дурака, — проговорил Хан, как Нагиев, понимая, что переборщил, — сегодня не выспался. Глаза Славы неожиданно для него самого моргнули. — Ну, твой сосед снизу, видимо, точно не выспался, раз идёшь на такие крайние меры… — как можно аккуратней сказал он, стараясь не раздражать друга. — Да, именно так. Чай будешь? Кофе, может?       В голове хабаровчанин вопрошал: «Какой, в пизду, чай? Какой кофе, блять? Правда, что ли, упоролся чем-то?». Пока Хан отвлёкся на незакрытую смазку, зависшую над его левым плечом, Машнов со скоростью читки Эминема оглядел гостиную на наличие каких-либо веществ, чтобы убедиться, но, кроме непонятного пепла, на полу вместо телевизора, он ничего не приметил. Всё вроде как обычно, но сопливый нос, красные, как не почёсанное вовремя очко с геморроем, глаза и рука в растянутых штанах не давали мужчине покоя.       Закрыв наконец-то многострадальную лимитированную анальную смазку от Антихайпа, Замай вернулся с вопросительным взглядом на Вячеслава, ожидая ответа на заданный вопрос, о котором Гнойный сам уже забыл. — Что? — Слава уставился в ответ, но взгляд тут же сам собой опустился к промежности Андрея, и Машнов всё-таки не выдержал: — Ёб твою мать, Замай! Это не прикольно! Вынь эту чёртову руку из своих чёртовых штанов уже! Хан открыл было рот, но ничего не сказал. Слова будто бы застряли в горле. — Андрей? — Я не могу, — совсем тихо прошептал киргиз и свободной рукой прикрыл глаза, чтобы Машнов не увидел слёз. Теперь уже Слава открыл рот и застыл в шоке. Замай плачет. Андрей Замай плачет! Плачет, а у самого рука в штанах! — Объясни, что происходит, — твёрдо и уверенно произнёс хабаровчанин, а после добавил уже мягче: — Всё хорошо. Просто скажи мне. — Я не знаю… — всхлипывая, промямлил Замай и высунул язык, без стеснений вытирая сопли, капающие из киргизского носа. — Я не знаю как объяснить, Слав. Я сам толком не понял. Машнов скривил лицо, наблюдая за длиннющих языком Хана, и за тем, как этот самый язык ловко забирается в ноздри, но решил не заострять на этом внимания. — Слушай, я всё пойму. Перестань плакать, и пойдём к тебе в комнату. Хорошо? Андрей кивнул, не убирая ладони от лица и всё ещё пытаясь скрыть слёзы, хотя и ежу понятно, что Машнов всё прекрасно видит.       Пройдя через две одинаковые комнаты и кухни, будто во дворце Антихайпа, они сели за стол в третьем помещении, которое было обвешано фотографиями Фаллена. Слава немного скуксился, затаив обиду на своего любовника, и стараясь не смотреть на запачканную простыню. Замай же громко всхлипывал, нещадно для ушей Гнойного. Вдруг неожиданно наступило затишье, словно время остановилось. Андрей перестал рыдать, вернув свой язык в рот, и засмотрелся на глаза Машнова. Киргиз увидел в них спасение от этого горя, но не об этом сейчас думал. Наступила минута молчания, будто ветерана убили на Дне Победы. Всё внутри Хана горело, пылало по-заводски, его трубы заполнил огонь. Съеденные сопли всё же дали о себе знать: Андрей Замай без задней мысли заблевал Владимира Путина от русского рэпа с головы до ног и упал в обморок. Машнов, шокированный этим, и совсем не понимая, что творится, взял того, чья жизнь была раньше попсее Басты, на свои испачканные руки и положил в кровать с блёстками, после этого сразу же убежав в ванную.       В ванной Машнова встретил голый Виктор СД. Слава поздоровался с ним, прошёл мимо и быстро разделся. Витя молча завис где-то под потолком в позе йога, плавно шевеля в воздухе шестью руками. Слава снова взглянул на него. — Очисти тело своё, о, странник! Да будут чисты твои помыслы и сердце! — густым голосом прогудел Виктор СД и закатил глаза, блаженно улыбаясь. Слава кивнул и показал ему средний палец. Филосов-Виктор всё равно ни черта не видит. Но СД неожиданно посинел и обернулся Шивой, а после исчез в вентиляционной шахте. Слава пожал плечами, хмыкнул и включил воду. Кран страшно заурчал, а потом излился белой мутной струёй. — Что за хуйня? — пробормотал Машнов. — Это грудное молоко тысячи девственниц, — ответил обиженно Виктор из вентиляции. Гнойный поднял голову. Из-за решётки торчал лишь огромный красный глаз Садиста. — Спасибо за информацию, — Слава сложил руки молебном жесте и раскланялся, шаркнув по кафелю босой ножкой. Благодаря молитве Машнова, полилась обычная вода. Виктор-философ, когда увидел крепкий, как сладкий петушок, хуй Славы, стал облизываться, вспоминая свою последнюю ночь с Ницше. СаДист, мутировавший из-за соплей главного киргиза всея Руси, с тоски по старому другу решил уползти из жилища Хана. — Блять, говорил же Андрею, что ему нужна домработница, но нет, тараканов надо завести, — пробурчал Слава. Быстро отмывшись от поганой священной рвоты, он вернулся в комнату к Замаю. Тот как раз начал очухиваться и тут же вздрогнул от задумчивого вида своего любимого друга, появившегося в комнате. Киргиз не понимал, что предпримет теперь хабаровчанин. — О, ты проснулся, — заметил наконец-то открытые глаза братца Гнойный, — вот теперь-то можно и кофе хлебнуть. За ним ты мне и объяснишь, что у тебя всё-таки случилось. — Слав… — Давай вставай, чертяка ты старый, нам нужно поговорить, — совершенно нетерпеливо произнёс Машнов. Замай поднялся с кровати, оперевшись о пятно. Случайно. Он понимал, насколько неприятно наблюдать Славе эту комнату. Груз обиды на самого себя стал тяжелей, чем каспийский, но нужно было срочно объяснять барду случившееся.       Осев в одной из кухонь, Машнов неспеша делал кофе себе и другу, харкнув в потолок, чтобы Виктор-философ не возвращался. — Ты нахуя это сделал? — недоумевал Андрей Андреевич. — У тебя тут такие тараканы, не поверишь… — затянул слегка взбодрившийся хабаровчанин. — Ладно, поебать на них, давай уже объяснюсь тогда, — торопил к разговору своего друга по любви, виновато опустив голову, Молодой Бишкек. — Удовлетворить себя не успел, пока я отмывался? — попытался кольнуть Слава. — Дурак… — Ладно, говори уже. Хватит Лёху Медь за бушлак тянуть. — Она застряла, — собравшись с духом, быстро выпалил Замай и уставился на мужчину честными глазами хохлёнка. — Застряла? — переспросил Машнов. — Застряла. Я… Да не важно, в общем, я не могу её вынуть. Там такая растительность — жуть.       Пока Андрей сокрушительно качал головой, Слава шокировано на него вытаращился. Даже Виктор-Шива под потолком не столь поразил его, сколько рассказ друга. Хотя на самом деле парящий в воздухе СД был Машнову и не в диковинку вовсе. Этим его не удивишь, а вот рука… — Что, совсем никак не вынуть? — тихо спросил наконец Слава. — Совсем никак, — так же тихо ответил Андрей. — Ахуеть! — Ага. — Так, — хабаровчанин встал из-за стола и подошёл к поникшему другу. — Не переживай, сейчас мы освободим тебя! А ну, снимай портки! — Ты че, ебанулся в конец? Уже не ты, а мозг стал птичьим пеплом? — вопрошал самый вырезаемый мц склонившегося над ним мужчину. — Это твой телевизор стал птичьим пеплом, старик, я в своём уме, — с лёгкой агрессией подметил Машнов. — А ты до сих пор свои штаны всё снять не можешь. «Что ж за бред…» — в мыслях Андрея висела единственная сопля, которые он, с этого момента, проклинал. Киргиз встал из-за стола и прошмыгнул за хабаровчанина, чтоб не смущаться его присутствия. Медленно снимая портки уставшей рукой, Замай засел в раздумьях: как отреагирует на это междуножье теперь его истинная любовь жизни? Думы заполнялись образами уходящего навсегда Машнова так плотно, что Молодой Бишкек не выдержал и, наконец скинув растянутые треники, упал на колени. Слава, обладая хорошей реакцией, успел подхватить потрёпанного Андрея и поставить на ноги. В следующую секунду хабаровчанин ужаснулся: — Это что за хуйня у тебя между ног? Ёб твою-то мать, Андрюша… — вглядывался в бездну Слава с такими глазами, что они успешно могли бы выпрыгнуть и отправиться в путешествия по джунглям киргиза. — У меня была такая же реакция. — Рука где-то там, среди…? — Да, рука где-то там. И с этим надо что-то делать. — Не ссы, Андрей Андреевич, прорвёмся! — воспрянувший неожиданно духом Слава нагнулся, а потом и вовсе встал на колени перед Замаем. — Так-с, посмотрим-с. Он схватился за то, что осталось от руки киргиза выше локтя и с силой потянул. Ничего не произошло. Андрей лишь тяжело вздохнул и хотел было уже заплакать. Сопля вытекла из его носа и шмякнулась на макушку Славе. — У тебя птицы тут ещё помимо тараканов, что ли? — Машнов тут же поднял голову и удивлённо воззарился на друга. — У меня тут сопли. Андрей снова высунул язык и потянулся к мокрому носу. — А ну, не сметь! — Слава крепко перехватил киргиза за длинный язык. — Хватит! Наелся уже. — Извини, — покорно промямлил Молодой Бишкек. — Короче, поступим так… — Слава отпустил язык Хана Андреевича и потянулся руками к чересчур волосатому паху. — Слава, осторо… — А-а-а-а, — завопил Машнов, а потом рассмеялся, — да успокойся ты, блять. Я шучу. Он смело засунул руку в заросли диких роз Андрея, пытаясь нащупать канувшую в бездну постиронии конечность. Даже язык от усердия высунул. — О! Нашёл! — заорал он вдруг, а Замай подпрыгнул на месте и скрестил свои брутальные ноги точно Волочкова. Не успел Молодой Бишкек и слова молвить о том, что Слава ошибся конечностью, как тот потянул эту самую конечность на себя со всей дури. А дури, надо сказать, в типичных хабаровчанинах обычно больше, чем в любом россиянине. Когда на свет показалась головка, а затем на пол шлёпнулся длинной сосиской чужой хуй, Слава разочарованно поднял взгляд на друга. — Бля, не то. — А ты действительно Воровская Лапа, Славка, — засмеялся киргиз. — Помолчал бы, я в твоей игре с тузом не новичок.       Машнов без устали копался в заросшей клумбе, но там и не за что было особо ухватиться: одни ветки да листья с садами миллионов алых роз, которые он отличал от хуя лишь по бутонам. Слава уже собирался, как в любовь, броситься с головой, но Замай решительным, полным уверенности в одном единственном, что оттуда будет практически невозможно выбраться, взглядом отговаривал барда. В глазах Молодого Бишкека застыл айсберг, который с лёгкостью смог потопить Титаник готовности Гнойного. — Ты думаешь…? — Браток, я знаю, у меня вообще-то там рука, блять, и не только! — истерично вскрикнул Андрей. — Да, ещё и член Светло, — постарался Карелин чуть принизить пыл своего друга. — Что ж ты такой неугомонный, а? — спросил киргиз отвлёкшегося от дела хабаровчанина. — Это я неугомонный? У меня в лобковых волосах нет чужого хуя! — крикнул обиженно Машнов, не в силах терпеть столько Фаллена у Замая. — Об этом я с тобой потом поговорю… — Потом я тебе телевизор буду покупать, Андрюша, — ухмыльнулся Путин от рэпа, но резко смешок сменился удивлением.— Погоди-ка, что-то нащупал. Андрей напрягся, прислушиваясь к своим ощущениям, и с восторгом понял вдруг, что он чувствует свою руку. Вернее, он чувствует пальцы Машнова, сжимающие его пальцы. В голове сам собой возник знаменитый кадр из Титаника и Замай улыбнулся. — Слава, это она! — Кто? Маргарет Тетчер? — съязвил в ответ Машнов. — Нет, блять, Слава! Ты нашёл руку мою! Слава, ты молодец! Попробуй распутать теперь. Машнов кивнул в ответ и запустил в кустистый сад самого вырезаемого мц уже вторую свою оглоблю. Сморщив лоб и доверившись своим ощущениям, он начал колдовать на ощупь. Но тут глаза его почти буквально выкатились из орбит, и Машнов дёрнулся назад. Андрей испуганно посмотрел вниз. — Слава, что? — Блять, бля-я-ять! — Машнов дёргался изо всех сил. — Оно меня схватило! Андрей в ужасе наблюдал, как Слава краснеет от натуги, и сердце пропускал удар за ударом. Это был конец. Если Гнойный не сможет вырваться из лап неведомого зверя, то они навсегда останутся… Нет! Только не это! Замай решил взять ситуацию в свою руку: он уверенно поднялся со стула и рванул в гостиную, в которой до сих пор была смазка. Слава, прокатившись по полу двух комнат, остался в полном шоке. Бард переставал чувствовать свои руки, еле ощущая пальцы Молодого Бишкека. — С тобой всё в порядке, гений, блять? — неистово возмущался, волочась с лапами между ног друга, Машнов. — Нет, погоди, сейчас поймёшь! — предпринял Замай попытку успокоить неописуемо удивлённого Славу. — Ты мне сейчас объясни, иначе… — не успел договорить хабаровчанин, как киргиз резко встал, осматривая комнату для гостей. Андрей забыл, где он точно оставил смазку. Кажется, она висела в воздухе, но уверенность в этом была крайне мала. Вдруг вентиляция содрогнулась. — Блять, снова он, — поднял глаза к потолку Слава, валяясь между ног Замая. — Съебал же вроде. — Кто? — не понял Андрей. — Философ твой банный. Замай посмотрел вверх, где уже как ни в чём не было зависал в воздухе Виктор-Шива. — Э, слыш, Витёк! Отдай смазку! — заметив в одной из шести рук философа тюбик, прокричал Хан. — Каков ныне Бог? — перебрасывая из рук в руки тюбик, проговорил СаДист. — Какой Бог ещё, нахуй? Я перед тобой стою, отдай тюбик! — нервно крикнул Андрей. — Неправильный ответ, сын мой. — ответил Виктор, закатив глаза. — Да какой же ты… — хотел было дерзить киргиз, но, заметив, что у Шивы выпала фотография Фридриха Ницше с нарисованным поверх сердцем, он сдержался, уверенно продолжив: — мёртвый Бог! Глаза Виктора выкатились из орбит и подобрали фотографию, вернув на место должное. Он не был удивлён и молча отдал смазку. После этого СаДист стал песком и вылетел вихрем в открывшееся окно. — Слав, ты мне объяснишь, что это за говно? — Ты выход со своим тюбиком из этой ситуации сначала мне объясни. На это Замай молча залил себе в нос и в рот анальную смазку от Антихайпа. Снова затишье. Вместо двух зрачков Хана образовались растянутые анусы, из которых рекой полилось средство из тюбика. Бездна растворилась, рука Андрея вновь была свободна. — Охренеть! — выпалил Машнов глядя на свои руки, которые тоже освободились. Вместо ладошек были два волосатых ануса с щупальцами, которые отдалённо лишь напоминали пальцы рэпера. — Это ж я теперь могу… У-у-у, бля, — Слава быстро стянул с себя джинсы и охватил член ладошкой. Он аккуратно просунул головку в очко правой руки и начал остервенело вбиваться в собственную преобразившуюся конечность. — О-о-о, — застонал хабаровчанин, и в этот же момент Андрей засунул в его открытый рот свой хуй. — Раз такое дело, — проговорил Замай с отдышкой и подался вперёд, просовывая член в рот друга глубже, — то надо праздновать освобождение на полную катушку. Слава поперхнулся, но тем не менее стал отсасывать хер Андрея Андреевича, параллельно насаживая ладонь с анусом на свой член. Гланды Машнова ласкали хуй Замая грубо, как салфетка. Бард до сих пор был обижен на волосатого рэпера за Фаллен. Но, заметив не особую удовлетворённость Хана, Гнойный стал уверенно, нежно полизывать его стручок, как бы извиняясь за столь сильное огорчение, и начал свободной второй рукой щекотать пятки своего верного друга, в котором ещё есть порох. Слава положил Андрея на диван, неожиданно для киргиза, начав набирать темп в минете, как бомжиха по версии Вероники Степановой, и захватил своим наручным анусом полностью ногу Молодого Бишкека, будто Панин в свои лучшие годы. Старик не знал, какую реакцию подать: смеяться, плакать, радоваться? Он не понимал, какие эмоции сейчас бурлят в хабаровчанине, чтобы на них ответить. Андрей Андреевич дал свободу воли для друга, просто наблюдая и получая удовольствие. Тем временем Машнов проглотил своим наручным анусом ногу киргиза уже до колена. Внутри очка было тепло и влажно, как подметил для себя Замай. Он стал медленно подаваться бёдрами навстречу Славе, который уже мотал башкой с неимоверной скоростью. Андрей громогласно застонал, и в этот момент Гнойный заглотил его ногу анусом полностью. Замай открыл глаза, испугавшись на секунду за конечность. — Слава, ты только не… Свет выключился. Или в глазах потемнело? Киргиз почувствовал себя в каком-то коконе. Тёплом, противно-липком, как будто… Андрей всё понял. — Слава выпусти меня сейчас же! — Хан поднял голову, глядя вверх, где мышцы ануса уже медленно смыкались. Свет в конце этого тоннеля становился бледнее с каждой секундой, пока не превратился в чёрную дыру космоса. Замай горестно разразился фристайлом, а потом чихнул и исчез.