Пока мир не расколется надвое

Фемслэш
R
Завершён
32
автор
Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
32 Нравится 3 Отзывы 5 В сборник Скачать

Пока мир не расколется надвое

Настройки текста
Примечания:
Петруха была сильной, это видели все. Её сила пугала и отталкивала, почти что кричала: «Берегись». Бэлла смотрела на большие, совсем не девичьи, руки и предполагала, что ей хватит одного Настиного хука, чтобы больше никогда не открыть глаза. Ещё она видела немой крик о помощи на дне чёрных глаз, но почему-то кроме неё никто этого крика не слышал. А он был громким — таким, что пронизывал каждую клеточку тела. В её глазах читалось: «Помоги». Петрова была красивая, и, думается Бэлле, так считала не одна она. Та была схожа на давнегретскую богиню войны, ведь и острые черты лица, придающие суровости, и подтянутое тело, не раз получавшее синяки и всегда отплачивающее вдвое большей болью, говорили сами за себя. Не тронь, убьёт. Но Бэлле на это было так-то похуй или как там говорят леди? Алмазно поебать? Ни сам вечно серьёзный вид Петрухи, ни бешеные глаза с таким же оскалом, никак не тревожили Кузнецову в том значении, в котором должны. Хотелось быть ближе, хотелось перенимать и впитывать эту бушующую энергию. Бэлла всегда была такой — что в детстве, что сейчас, её неутолимо тянуло к опасности; ко всему, что истощало ужас и смерть. Наверное, именно поэтому она хвостиком бегала за Настей, которую это, видимо, не сильно и беспокоило: пока проблем не доставляет, пусть себе бегает, чего уж. А хотелось бегать не сзади, глотая пыли и грязь. Хотелось быть рядом, достойной ей. Но, кажется, все попытки были тщетными: Настя оставалась где-то вдалеке, твёрдо стоя всё такой же холодной статуей, даже не одаривая своим взглядом. Линия, так чётко проведённая Настей, кричала о своем предназначении: «Мы не подруги, даже не приятели. Мы жрём похожее дерьмо, что даёт нам жизнь, но никогда не станем от этого близки. Ты у меня на вытянутой руке, и не пытайся подойти ближе». Это злило Бэллу, и бушующая агрессия, не находя выхода, выливалась солёными слезами в купе с истериками. Это душило девушку, заставляя задыхаться и давиться собственной никчёмностью. Казалось, пик эмоций настал: костяшки были изранены, стены побиты, а собственные крики будто до сих пор слышались издалека. Тягучая апатия накатывала тёплыми волнами, разбиваясь успокоительной пеной, давая понять, что зря всё это было. Лучше не стало, Бэлла это чувствовала, но хуже становилось, ведь такого уж точно не простят. И стыд тихо пробивался через эти волны, нашептывая: «Она всё видела. Она видела твою слабость, то какая ты жалкая. И после этого всего ты надеешься победить её?». Уже не надеялась. Спасением стала Мария Третьякова. Говоря слова поддержки, внушая веру в собственные силы, преподавательница подарила ей надежду, шанс. Ещё не всё потеряно, пока другие собирают меня по частям. Удивлённое лицо Насти — очередной пинок. Она не надеялась тебя увидеть, она знала, что ты сдалась. Да, Бэлла сдалась на один крохотный момент, но вот она снова здесь, готовая исправлять свои ошибки. Она готова бороться, доказывать себе и остальным, что заслуживает победы. Она может измениться, и никакая Петрова не остановит её. Больше не остановит. — Наплакалась дома и вернулась? — холодный взгляд обжигает, а насмешливые нотки во фразе вновь поднимают бурю гнева, но в этот раз Кузнецова не собирается молчать. Они одни, сьёмки на сегодня окончены и ничто не мешает ей выплеснуть свою злость в этот прохладный вечер. Ветер приятно холодил щёки, внушая спокойствие. — Боишься, что если я вернулась, то последний шанс на победу забран у тебя прямо из-под носа? — в голосе — чистая уверенность в своих словах, чтобы дать понять Насте: «Я не хуже». И Бэлла понимает — в яблочко, слова точно пощёчина бьют Петрову, поднимая бурю. Глаза у той будто ещё темнее становятся, а плотно сжатые кулаки слегка подрагивают от гнева. Бэлле по-хорошему сейчас бы заткнуться, прикинуться милой девочкой и уйти нахуй подальше от агрессивной, часто не держащей себя в руках, девушки. Но Бэлла на всё опасное, и острое с засохшей кровью, липнет точно банный лист — не отцепишь. Вот и сейчас блондинка лишь улыбается оскалом, загоняя когти поглубже в рассерженное, намного сильнее тебя, животное. Все инстинкты вопят: «Ебанутая, что ты делаешь?!», на что Бэлла давит улыбку ещё шире. Больше она бежать не будет. В глазах у Кузнецовой полный штиль — смотрит этим своим будто стеклянным взглядом, хуй поймёшь, что у неё в голове. Настя вспоминает, что глаза это вроде как душа человека. Тогда у Бэллы души нет, или та такая же пустая, как и глаза девушки напротив. У Кузнецовой на лбу ярко мигает: «Давай же, давай!» и Настя плохо соображает, что ей нужно делать с этой безмозглой дрянью, что так явно её провоцирует. Петрова вообще нихуя не понимает Бэллу, да и не очень то и хочется знать, что там у этой ебанутой в голове, что сейчас будто не осознаёт своего положения. Насте хочется проглотить, растоптать, сломать и, кажется, ей никто сейчас и не мешает, совести ведь у Насти давно нет. Когда рука, что с единого удара может отправить гнить под землю, ложиться на тонкую белокожую шею, сердце пропускает удар. У Бэллы мир плывёт перед глазами из-за ебаной руки, перекрывающей воздух, а у Насти будто зрение обострилось вдвое из-за адреналина, колотящего сердце, заставляющего сжимать пальцы сильнее. Сзади Кузнецовой холодная грязная стена, неприятно холодившая спину, а впереди, будто в миллиметре от неё, Настины губы и запах её шампуня для волос. На глаза накатывают слёзы, но не из-за страха, а из-за невыносимого давления на шею. Белла с удивительной ясностью понимает — ей ничего серьёзного не грозит, хоть тёмные омуты сумасшествия говорят об обратном. Настя всё же хотела узнать, о чём думает эта маленькая, ненапуганная девочка, что от недостатка кислорода с силой хватается своими ручонками об широкие плечи напротив. В голове проносится, что Бэлла всегда будет вот так вот хвататься, назло всем: дерьма ей подсунули достаточно за всю её короткую жизнь, а она всё не сдаётся — пришла на проект меняться. И ведь правда видно, что всё это не игра — Кузнецовой помощь нужна: это виднеется в её блеклых голубых глазах, что вот-вот и, кажется, потухнут окончательно. Об этом кричит вся она, что так привыкла скрываться ото всех, что теперь никто уж и не видит настоящего, разбитого ребёнка. А Настя видит. Настя всегда всё видит и замечает. И сейчас тоже ощущает из-под расколовшейся маски проблески надежды, что шепотом вопит: «Помоги мне», и это мягко отпечатывается на Настиной шее, такой же тату. Настя Бэллу понимает. Петрова ощущает своими обветренными губами всхлипы девушки, когда чуть ослабляет хватку, и через момент прижимается к пылающим устам. Она чувствует, как горит своё-её тело, что стало одним и уже не разобрать где, чья часть. Они пылают одним огнём, глотками ловят один воздух, на секунды отрываясь друг от друга, и ощущают всё одинаково остро. Руки Бэллы, что обхватили в объятии шею Насти, ощущаются раскалённым ошейником, как и собственная рука, что горит от соприкосновения с чужой нежной кожей. Хочется раствориться в этих поцелуях, перестать существовать, рассыпавшись на маленькие кусочки. Настя прижимает пылающие тело к себе, чувствуя быстрое биение своего сердца и жар ниже живота. Ближе, ближе, ещё ближе. Коснуться ещё больше, ощутить чужое тело как своё. У Бэллы в голове приятная пустота, почти сравнимая с апатией после нервных срывов. Сейчас её ничего не заботит: ни этот проект, ради которого она отбросила свою старую проклятую жизнь, ни собственные мысли, что противоречат ощущениям. Кузнецова откидывает голову назад к стене, приятно остужающая распалённое тело, когда Настины руки подхватывают её за бёдра, собственные ноги оплетают чужую талию, а горячий язык касается холодной шеи. В голове остаётся лишь одно: губы Насти на собственной шее и её горячие руки, с силой сжимающие бёдра. В голове у каждой одна мысль: «Не покидай меня сейчас, не исчезай. Пусть мир расколется надвое, а мы превратимся в пыль, но останься возле меня». Бёдрами Бэлла пытается поддаться ближе, чтобы усилить трение меж их телами, на что Настя ухмыляется, прикусывая влажную от собственных поцелуев кожу возле правой ключицы. Её рука ложиться на влажноватую спину, сильнее прижимая к себе, хотя кажется, что расстояние уже и так минимальное. Их тяжелые дыхания звучат в разнобой, создавая собственное звучание. Хочу, чтобы это продолжалось вечно. Глаза в глаза и в омут с головой. Смотри на меня, ощущай меня. Слова не нужны, не тогда, когда они — единое целое. Это их безмолвное: — Я здесь. —Ты здесь. Настя смотрит на синеву глаз напротив и отмечает, что вот, наконец, они горят, как горит и сама девушка. Ты живая, чувствуешь? Чувствую. Улыбка непроизвольно появляется на лице Бэллы, когда тёплые губы касаются её щеки, прокладывая дорожку из нежных поцелуев: чуть вздёрнутый нос, веки, трепещущие, как крылья бабочки, светлые брови, лоб с лёгкой испариной, мягкие губы. До щемящего в груди приятно. Это — всё чего ей не хватало: сильные руки, держащие так уверенно и крепко, горячее тело близко-близко и взгляд — тёмные угли — приятно прожигают насквозь. Сожги меня дотла, прошу. Соприкасаясь лбами, Бэлла слышит шепот Насти: — На самом деле я боялась, — и Бэлла слышит в этом больше, чем признание в собственной «слабости». Это безграничная искренность, это доверие, что вызывает мурашки и дрожь. И Кузнецова плавится от этого, кивая, чтобы дать Насте понять: она знает, она не осуждает, но всё равно, только из-за вредности, шепчет в ответ слегка недовольно, чем вызывает улыбку у Петровой: — Молчать не нужно было, трусиха. Настя вспоминает тот трепет, с которым взгляд её скользил по Бэлле и тот узел, что скручивался в животе от понимания того, что нельзя. Нельзя подпускать эту импульсивную, разбрасывающуюся обещаниями, девочку к себе. Девочка сердце выбросит, ведь обещания она никогда не сдерживает. И Настя отталкивала от себя настолько, насколько могла, даже видя какими глазами на неё смотрели — восхищенными и с вожделением. Голос внутри головы твердил: «Она тут ненадолго, не привязывайся, не открывайся. Не дай вырвать своё сердце». И Настя не открывалась, но привязаться всё же успела, и часть сердца всё же отдала. Поэтому, после ухода Кузнецовой, сквозная дыра в груди никак не хотела убираться, не помогала даже выкуренная пачка сигарет. Здравый смысл шептал: «К лучшему», под грудной клеткой неприятно скреблось — хотелось вновь увидеть золотую россыпь волос. Сейчас кроме них нет ничего: они одни, всё остальное массовка. Их взгляды направлены только друг на друга, теперь только так. В глазах мольба и страх, что растворяется в водовороте нежности. Они слишком долго ждали, они не могут теперь это упустить. Не переставай смотреть на меня, не отворачивайся; будь со мной. Смотри, как я горю, держа тебя за руку, гори вместе со мной, пока мир не расколется надвое, а мы не превратимся в пыль.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.