***
Сяо выглядит измученным ровно настолько, насколько был измученным в самую-самую первую встречу Барбатоса с ним. Ну, в ту, что на Тростниковых островах. Правда, Венти не решается сказать это вслух и не только, потому что он пообещал и звука не издавать при адепте. Кажется, он осунулся и ссутулился больше — по крайней мере, раньше его идеальной осанке мог позавидовать абсолютно каждый. Ну, кроме Моракса, тот вообще будто палку проглотил и ходит, никогда не сгибаясь даже на миллиметр. Под прекрасными глазами залегли ужасные (для сердца Венти) круги, да и сам взгляд был какой-то потухший, безжизненный, даже радостные солнечные блики не решались игриво пробежаться по золотистой радужке. Якша будто посерел, выцвел, стёрся и теперь ходит безжизненной тенью, ещё больше пугая жителей своего города. Барбатос на это может покачать головой и безмолвно помахать ладошкой. «Привет, Сяо.» Сяо вздрагивает, цепляясь взглядом за барда, как за спасательный круг. Щурится, глядя в уставшие, грустные аквамариновые глаза, непривычно молчаливую, но такую ласково-печальную улыбку. Вроде всё также, но адепту кажется, что сейчас перед ним не Венти. Кто-то другой, одинокий и забытый. — Привет, — спотыкается на полуслове, встречаясь с удивлённым взглядом барда, — Венти, — сглатывает ком в горле, и неловко отворачивается. Барбатос озадаченно склоняет голову вбок, слегка приоткрыв губы. А Якша хоть и рад, что не видит сейчас архонта, но его лопатки зудит от слишком пристального внимания. — Что? — не выдерживает, вздыхает, оборачиваясь, втыкает остриё Нефритового коршуна в землю. Складывает руки на груди, нервно передёрнув плечами. А Венти отскакивает назад, подняв руки в примиряющем жесте, испуганно улыбается и торопливо застёгивает рот на замок — напоминает об уговоре. Сяо хочет закатить глаза. Вместо этого он мрачнеет ещё больше: — Ты вроде как, — ёжится от холодного порыва ветра, — должен на вопрос мой ответить, — Барбатос напряжённо застывает, — как собираешь отвечать, если молчишь, как рыба? Бард открывает рот, хмурится. Закрывает. Смотрит удивлённо и обиженно одновременно. Он тут старается, молчит изо всех сил, а Сяо снова недоволен, ну что такое. — Если, — выходит тихо и хрипло. Венти откашливается, — если придумал вопрос, задавай, я отвечу, — переводит свой измученно-выжидающий взгляд на адепта. Якша снова вздыхает и хватается за копьё. Злится сам на себя. Он столько всего хотел сказать. Столько всего скопилось за пять лет, которые Барбатос благополучно проспал. Ему даже обидно было немного. Вот так просто лёг и уснул, забыл обо всех проблемах, отмахнулся от них, как от надоедливой мошки. Проще говоря, сбежал. А Сяо так не мог, он не могущественный архонт, который может разом забить на все свои обязанности (то бишь Барбатос), а всего лишь адепт. И он так просто от проблем убежать не имел права, как бы не хотел. Поэтому… поэтому он столько всего хотел ему сказать, когда в следующий раз увидит. А как только увидел его — измученного, сонного, недовольного и явно расстроенного, то все слова словно испарились, упали на дно души и покрылись пылью. Якша смог лишь выдавить из себя короткое «привет» с обжигающим язык «Венти» в ответ на небрежный взмах рукой архонта. — Я не придумал… — сжимает ладони в кулаки. Ловит непонимающий взгляд Барбатоса, — вопрос… ещё не придумал. Венти легко и беззаботно пожимает плечами: — Ну, как придумаешь, обязательно сообщи, — и ободряюще улыбается. Будто бы это поможет Сяо, будто бы это не вызовет волну ещё большей боли и почему-то тоски. — Тебе не обязательно, — поджимает губы, понимая, что сам себе противоречит, — молчать постоянно. «Просто поговори со мной.» Бард на это лишь задумчиво кивает головой и без слов идёт дальше. Якша задыхается. — Венти, — когда архонт уже обгоняет его, Сяо понимает, что ему хочется кричать. Но кричать на архонта… он не может. Даже если этот архонт — Барбатос, самый безответственный в мире раздолбай. Бард разворачивается на пятках, вопросительно поднимая брови. Склоняет голову вбок, окатывает якшу с ног до головы волнами печали, разочарования, одиночества, усталости — адепт не впервые видит архонта таким уязвимо-грустным, но отчего-то в груди всё равно болит, — ты… я… мы… — хмурится, путается в словах, отступая на пару шагов назад. Разговоры всегда были слабой стороной Сяо. Особенно разговоры с Венти. — Сяо, — бард перебивает, улыбаясь своей самой нежной из возможных улыбок, — всё хорошо. Якша думает, что ни черта не хорошо.***
Бард устало всматривается в угасающе-вечернее небо. В лилово-персиковые оттенки, медленно наливающиеся иссиня-чёрной мглой, в пушистые, бледно-золотистые облака, плывущие куда-то вдаль. Венти хотелось бы так же: легко, кучеряво, плавно и по небу, далеко-далеко, за самый горизонт, где до него не достанут мысли и переживания. Но Барбатос не облако и даже, к сожалению, не ветер, тот лишь повинуется ему, сгоняя непослушные листья с мыса Веры, кружа их в теплой вьюге и завлекая за собой в неведомые никому игры — лёгкие и приятные, шелестящие красными и золотистыми оттенками осени. — И почему я подумал, что сон поможет мне успокоить мысли? — спрашивает в никуда, устало болтая ногами над морской бездной. Действительно, почему? Может, потому что архонт думал, что, проснувшись, сердце его, уже уставшее остервенело биться и болеть, наконец-то успокоится? И фантазия перестанет подкидывать самые невероятные сцены с их, о архонты, они правда это сделали, поцелуем? И душа перестанет метаться от желания прийти, схватить за плечи, тряхнуть со всей силы и снова поцеловать, потому что это нечестно? Нечестно, что якша сам (Венти до сих пор не уверен, что ему не приснилось), сам! сделал первый (скорее финальный) шаг вперёд. А потом сам же сделал сто таких же назад, пока не добежал до Ли Юэ. Архонт не стал его догонять по двум причинам. Первая: если бы он это сделал, то не выдержал бы и снова наломал бы дров (возможно, шуточки про постоялый двор Ван Шу перестали бы быть уже просто шуточками). Вторая: Сяо сам всё за себя сказал. Сяо ушёл. И потом не пришёл. Ни через день, ни через два. А когда Барбатос, отчаявшись, решил его проведать, то застал покрасневшее и испуганное лицо якши (которое растворилось в тёмной дымке уже через секунду) и недоумевающее Моракса. В общем, Венти решил просто лечь спать, да. Надеясь, что ему станет лучше, да. Правда, он и предположить не мог, что его разбудит Чжун Ли, хиличурлы бы его камнями закидали, так ещё и сразу отправит на фронт — воевать с Сяо и собственным сердцем. Только, как оказалось, адепт был не особо настроен с ним воевать, но Барбатос решил не вникать. Пусть тот уже свыкнется с произошедшим, пять лет всё-таки прошло (он перестал шугаться и краснеть, бард считает это маленьким шагом к победе), да и Венти не будет его тревожить. Чем бы не руководствовался Сяо, когда просто ни с того, ни с сего его поцеловал, узнавать Барбатос не будет. Страшно услышать то, что окончательно добьёт его и без того разбитое сердце. — Что, неужели придумал вопрос? — Венти поворачивает голову, ласково улыбаясь то ли самому адепту, что неуверенно стоит в паре метрах от него, то ли ветру, что нежно огладил щёки и игриво взметнул косички, словно подбадривая. Сяо молча подходит. Молча садится рядом, не плечом к плечу, как в тот ужасно-развратный раз, а подальше, чтобы сохранялась возможность дышать и не пьянеть. А воздух опять начал искриться и тяжелеть. Поворачивается корпусом к барду, впиваясь в него нечитаемо-мутным взглядом. Золотистой крошкой проходится по лицу, всего лишь на мгновение (а хотелось бы на вечность) задерживая взгляд на побелевших губах, Венти на это отзывается гулким стуком упавшего к ногам сердца и кротким вздохом растерянности. — Придумал, — медленно моргает, и снова тащит на дно своих невероятно красивых глаз. Возможно, Творец Гор придумал свою янтарную тюрьму после того, как столкнулся однажды взглядом с Сяо. Ведь эффект тот же — застреваешь без единой возможности вздохнуть, шевельнуться, выбраться и так, пока кто-то добрый не разрушит эти оковы или пока якша не отвернётся, раздражённо цокая языком. Сейчас не отворачивается. Венти не хватает воздуха. — Ну так, — правда, старается не обращать внимание на слегка прищуренный, почему-то предвкушающий (что?), внимательный взгляд адепта, — задавай, — облокачивается на ладони, подставляя лицо последним лучами заходящего солнца, — ещё чуть-чуть потянешь, и мы снова проводим тут закат. Как выяснилось, это не очень хорошо на нас… — запинается, почувствовав, как температура воздуха подскочила на пару градусов, — влияет, — и прикусывает себе язык за излишнюю болтливость. Сам же не хотел напоминать, и что в итоге? — Ты меня любишь? — Венти чувствует, как руки внезапно перестают его держать. Нет, тот не падает на землю, всё-таки кое-как умудряется совладать с собой, изумлённо оборачиваясь к адепту. Тот смотрит серьёзно и с животной, безумной надеждой — точно не шутит. Венти сглатывает ком в горле и нервно посмеивается. Любит? Он его? Что за…? А потом в голову почему-то бьют свежие, весенне-летние воспоминания: потерянный Сяо с проклятым мячиком в руках, раздраженный Сяо, что только что стукнулся затылком, но всё равно поймал Венти и теперь глядит обозлённо-обиженно и до одури мило, торжествующий Сяо с лентой в руках, а потом растеряно-расстроенный, всё ещё с лентой в руках, но уже такой неважной и ненужной. Бьют его неосторожные шутки, язвительные насмешки, его дикий безумный взгляд, затопляющий золотой рекой всё вокруг, и губы, что так бесцеремонно и до дрожи в руках приятно заставляют сердце не биться, а грохотать в груди так, что грозы Райден на второй план уходят. Конечно, любит. От осознания становится и легче, и тяжелее одновременно. — Люблю, — пожимает плечами, соглашаясь легко и непринуждённо, будто ему не пришлось вырывать эти слова из своей груди и бросать к ногам опешившего адепта. Венти украдкой глядит на него. Он, что, серьёзно спрашивал это, ожидая услышать в ответ «нет»? Вот же чудной, бард даже тихо посмеивается. Барбатос не задаёт встречного вопроса — не имеет права, они же всё-таки поспорили, как дети малые. Просто спокойно, расслабленно наблюдает, как Сяо расправляет плечи, как-то облегчённо выдыхая, как внезапно двигается ближе, прижимаясь уже к нему плечом, так робко, будто боязно (что вообще, это точно Охотник на демонов?) заглядывает в аквамариновые глаза: — Я тебе соврал, — и выдыхает, покрываясь румянцем. — Чего? — Венти непонимающе моргает, на всякий случай отклоняясь подальше. Ну, мало ли что? — Соврал, — адепт хмурится и тянет барда обратно на себя, тому даже страшно становится, — на самом деле ты выиграл спор ещё, когда мы играли в первый раз. Венти ещё пару раз непонимающе моргает. Потом смеётся. Облегчённо и заливисто, опираясь рукой о коленку сжавшегося и смущённого адепта. — Тебе настолько не хватало моей болтовни, что ты, — вытирает слёзы с уголков глаз, ласково улыбаясь, — решил признаться, что я выиграл? Сяо серьёзно кивает. Венти удивлённо распахивает глаза. — Ты чудо, — выносит вердикт, прижимает запястье к своим губам, чтобы спрятать яркую улыбку. Не помогает, Сяо всё равно слепнет. Помолчав и зачем-то кивнув самому себе, добавляет, — я знаю. — Тогда зачем признал поражение? — адепт хмурится, вскидывая свои возмущённо-янтарные глаза на архонта. — Потому что не хотел тебя… принуждать? — спрашивает Венти, пожимая плечами. — Моей целью было не заставить тебя признаться в том, что тебе было весело, — хитро щурится, глядя на якшу, — хотя это, конечно, весьма приятное дополнение, — смеётся, легко и непринужденно. У Сяо в груди распускаются цветы, — а просто показать тебе, что веселье не грех, и даже ты иногда можешь расслабиться. Рад, что у меня получилось. Сяо молча пилит его недовольным взглядом: — Задавай. — Что задавать? — бард приподнимает одну бровь. — Вопрос, — в янтарных глазах Венти читает: «ты что, глупый?». — Ну я понял, что не ответ, — дразнится, откидываясь спиной на траву. Смотрит на растерянного Сяо из-под опущенных ресниц и не может сдержать хитрой, лисьей ухмылки. Вот по чему он действительно скучал, так это по шуткам над вечно серьёзным Сяо. — Ты выиграл, поэтому задавай вопрос, — якша набирает полной грудью терпение и медленно выдыхает. — А, — бард стреляет заинтересованным взглядом в адепта, — а ты специально сначала выбил из меня признание в любви, и только потом сказал, что на самом деле проиграл? Не знал, что ты такой подлый и жестокий, Сяо, — Сяо краснеет с ног до головы и кидает сердитый взгляд на Барбатоса. — Задавай, — упрямится. — Но у меня нет к тебе вопросов, — дразнящая улыбка растекается по лицу, пока Венти искрит, пылает своим хитрым, сейчас-я-тебе-отомщу-за-все-мои-страдания взглядом. Сяо нависает над ним, упираясь ладонями в траву около плеча Барбатоса. — В смысле нет? — разбито, почти шёпотом, барду даже стыдно становится, когда он видит мелькнувшие искры страха в драгоценном янтаре. Но раз уж он начал дразнить, то надо уже идти до конца. Никто не говорил Сяо, что с Венти будет легко. — Ну, — делает непонятный жест рукой в воздухе, — нет вопросов. — Почему? — если якша заплачет, Барбатоса можно будет считать самым ужасным архонтом на свете. — Потому что я знаю ответы на все свои вопросы. — Нет. — Что нет? — Не знаешь. — Сяо, ты на что-то намекаешь? — Венти приподнимается на локтях, вопросительно вскидывая одну бровь. Ждёт, что якша отскочит, как ошпаренный, но, нет. Тот остаётся на месте, скорее наоборот замирает, как статуя, снова поглощая всего барда своим тягуче-золотистым взглядом. — Не намекаю, — хмурится, обиженно поджимая губы, — раз нет вопросов, — усилием воли отворачивается, — тогда я пойду. — Стой, стой, ну почему ты такой злюка, о архонты, — бард хватает Сяо за руку прежде, чем тот успел бы исчезнуть. Думаю, не стоит говорить, как у него испуганно сжимается сердце, — сядь, сядь на место, вот так, да, у меня всё же есть один вопрос, только ты должен пообещать, что не будешь меня бить, хорошо? — Венти устраивается рядом с якшей, осторожно усаживая его перед собой и на всякий случай, схватив того за запястья. Адепт даже не сопротивляется. — Не буду бить, — кивает, смотрит так настороженно (чувствует засаду) и, о архонты, так доверительно, что Венти захлёстывает волной восторга. — Хорошо, — Барбатос удовлетворённо улыбается, — Ты выйдешь за меня? Сяо широко распахивает глаза от шока. Венти смотрит так невинно, что даже сердиться за очередное дурачество не получается. Адепт открывает рот, но тут же закрывает, заливаясь краской до самых кончиков ушей. В итоге, молча кивает, низко опустив голову. Теперь отходить от шока нужно Барбатосу. Тот аж закашливается. — Ты пошутил? — нет, Сяо хотел, чтобы его голос звучал сердито. Сер-ди-то. А получилось почему-то расстроенно. Венти отчаянно машет руками и мотает головой, пытаясь откашляться. — Нет, то есть, — сипит, — да, но нет, — нервно смеётся, — я не ожидал, что ты ответишь, но я не шутил. Сяо удивлённо моргает, глядя на красного Венти, что прячет своё лицо в ладонях и что-то невнятно бормочет себе под нос. — Венти, — хмурится, — Венти, — Барбатос не отвечает, — Венти, — осторожно обхватывает запястье барда, тянет на себя, вынуждая открыть своё смущённо-напуганное лицо. — Что? — испуганно лепечет, — только не злись, я не хотел тебя дразнить, я просто. О архонты, Сяо, это вообще-то ты должен был сгорать от стыда, а не я, — возмущается, отчаянно взмахивая руками. Якша спокоен, как удав. Смотрит на всё это и почти смеётся. — Венти, — архонт замолкает, выжидательно глядя на серьезного (как обычно) адепта, — я люблю тебя. Барбатос снова что-то бормочет себе под нос, пытаясь спрятать лицо в ладонях. Сяо не позволяет. — Ну нет, — бард хныкает, пытаясь вырвать свои руки, — прекрати так делать, это нечестно! Я должен вгонять тебя в краску, почему ты такой спокойный?! Нечестно, Сяо, когда ты стал таким… разговорчивым, пусти, Сяо! — Венти, — якша устало вздыхает, прерывая поток почти что бессвязных слов, — я люблю тебя, — и снова это почти заставляет Венти умереть. — Прекрати! — уже возмущённо пищит бард. — Почувствуй себя на моем месте, — мрачно отзывается Сяо. — Клянусь, если ты ещё раз это скажешь, я… — Венти расстроено хныкает, снова дёргая руками. Безрезультатно, — я превращусь в помидор. И меня потом Бланш продаст в своей лавке. Твоего любимого архонта продадут и потом нашинкуют в салат. Представляешь? Ты этого добиваешься? Такой ты желаешь мне учас- Договорить ему не дают. Не то, чтобы Венти был против. Наоборот, он даже как-то облегчённо, расслабленно выдыхает в поцелуй, осторожно высвобождает запястья и сразу же притягивает адепта ближе к себе. Путается пальцами в изумрудных волосах, те пересыпаются шёлком, мягко щекоча кожу. Сейчас ему не кажется, что он падает, да и кровь не бурлит, вскипая от напряжения. Напротив, сердце трепещет, будто тает, а по телу разливается нежное, ласковое тепло, окутывает в мягкий плед душу, позволяя ей раствориться в сильных, но таких осторожно-заботливых, дарующих опору, возводящих воздушные мосты по дороге к счастью руках якши. Сяо не кажется, что он задыхается. Венти для него словно глоток свежего воздуха, глоток пьянящего удовольствия и щемящей душу нежности, любви, заботы. Ему хочется просто растворить его в себе, дышать им, жить им. Жить с ним. Так он и поступит. И всё равно даже, если Барбатос будет против. И почему-то в душе играет давно забытая, но такая знакомая мелодия. Её весёлые звуки весело, задорно скачут, вместе с заведённым сердцем, уносят в сумасшедший танец. Сяо позволит Венти увести его за собой, даже если домом им будет открытое небо, а пищей сладостные ноты его волшебной лиры (и поцелуи!). Хоть на край света, лишь бы с ним. Не думаю, что Венти особо против. — Что, прямо-таки выйдешь за меня? — когда Сяо отстраняется, бард опаляет его губы горячим дыханием, а на лице расцветает улыбка, которую можно буквально почувствовать, и от этого по коже бегут мурашки. Не отворачивается, не пытается спрятать лицо. Якша тоже не прячется. И не бежит. — Так я же поймал мяч, — кивает, прижимая Барбатоса ближе к груди, утыкается носом в макушку. И счастливо выдыхает. И на сердце так легко, и душа поёт. Венти что-то неразборчиво бормочет ему в плечо. Поднимает голову, прислоняясь лбом к его лбу. Прикрывает глаза, ласково пройдясь кончиками пальцев по щекам. Сяо дрожит. — Ты просто нечто. Я так сильно тебя люблю. Клянусь, я напишу о тебе песню. Нет, сотни песен! Каждая моя песня будет о тебе, ясно? Я больше не дам тебе сбежать. И сам не буду. И вообще- — Венти, — Барбатос распахивает глаза, сталкиваясь с бездонными, чернильными зрачками, затопившими весь его прекрасный янтарь. Нервно сглатывает. — Теперь мы точно должны сходить на постоялый двор Ван Шу, — хихикает, коротко целуя Сяо в уголок губ. Его взгляд темнеет. — Тогда, — и воздух тяжелеет. И снова пахнет безумием, — пошли. — Что? — Венти испуганно ойкает, когда его затылок встречается с уже остывающей без тёплых, греющих солнечных лучей землёй. — Сяо? В смысле? Сяо! Ладно, ладно, пошли. Прямо сейчас, иначе я буду весь в земле и случайно превращусь в Моракса. Ты же не хочешь, чтобы я превратился в Моракса, да? Поэтому слезь с меня, и мы пойдём, куда угодно, и будем делать, что за- — Венти. — Иду!