Аллодоксофобия

      Бакуго кинул сумку рядом с креслом, и, злобно зыркнув на тихо ойкнувшую Очако, вальяжно расположился в нём. Шатенка быстрым шагом засеменила по лестнице наверх, а Кацуки, вздохнув, удобнее уселся в кресле. Не то что бы выходные дома действительно были изматывающими для него, вернее будет сказать, эти два дня, ему явно не хватало немного свободы. И, о чёрт, ему точно не хватало грёбанного курения. Курение — для идиотов и полных мудаков. Так он решил ещё давно, но, кажется, сейчас он действительно уже не мог прекратить. Вроде бы, в этом виноват какой-то парень из его средней школы, в какой-то из дней он, со слишком счастливым выражением лица, притащил пару сигарет, которые, по его словам, умыкнул из сумки матери пока она отвлеклась. И, о чёрт, Кацуки не мог разрушать свой образ и отказаться от предложенной. И в следующий раз. И потом опять. А в следующие пару недель, при любых негативных эмоциях, первая мысль которая мелькала у него в голове, — покурить. Ссора с матерью, — первый выброшенный в урну окурок. Ёбанный Мидория Изуку, — второй. Какой-то мудак, о лицо которого так и хотелось потушить сигарету, — третий.       Курят либо идиоты, либо на голову больные люди. Он не относил себя ни к одному типу. Он бросит. Немного позже, но бросит. К его превеликому счастью, спутником его причуды был извечный запах дыма, так что, родителям плевать. Хотя, даже если бы они узнали, какое им должно быть до этого дело? Он подтянул сумку поближе, и зашарил рукой там, в поисках хотя бы одной, завалявшийся на дне раковой палочки. Пусто, конечно же. Всё что осталось от прошлой покупки, сплошь измятая и изорванная упаковка. С лестницы вновь послышались шаги, и Бакуго вернул сумку на прежнее место. Очако Урарака, опять. Она, со слегка нахмуренными бровями, и слабо алеющими щеками оглянулась по сторонам, и, вновь заметив его, тихо вздохнула, и опустилась в соседнее кресло. И чего ей неймётся?       — Прости что беспокою, — бормочет слишком неуверенно. Раздражает. — Ты не знаешь, — она резко дернулась, повернувшись к нему. — Что происходит с Изуку? — Кацуки поморщился. Мидория-Мидория-Мидория, ему то какое дело?       — Меня должно это ебать? — Урарака поморщилась от нелестных слов, но, несмотря на это, продолжила смотреть с таким же обеспокоенным интересом. — Повторяюсь, мне абсолютно не ебёт, что с ним не так.       — Вы давно знакомы, так ведь? — заметив ничего хорошего не предвещающий взгляд она без остановки продолжила. — Я имею ввиду, — она замялась. — Не обязательно что бы вы действительно были в хороших отношениях, просто, ты не замечал за ним, — она покрутила рукой в воздухе подбирая нужное слово. — Ничего странного?       — Он всегда был ёбнутым бесполезным идиотом, который всех бесил, что-то ещё? — диалог явно шёл не так как она хотела.       — Я имею ввиду, — она недовольно поморщилась и задрала нос, явно недовольная его последними словами. — Излишней нервозности к примеру?       — Почему тебя то это трогает, а? — сил спорить не было. — Говорю же, всегда он ёбнутым был. Интерпретируй как хочешь, отъебись только. — и она и впрямь встала, ушла, просто так, не извинившись, не поблагодарив. Сука.       Спустя ещё несколько минут в гостиную спустилась тема из краткого диалога, Мидория Изуку собственной персоной. Он пробежался по помещению беглым, ничего не видящим взглядом, и, вероятно, даже упустил его самого из виду. Потом помотал головой, будто бы приходя в себя, воровато огляделся по сторонам, и быстрым шагом направился к выходу в небольшой дворик общежития. Явно ревел, подметил для себя Кацуки. Не то чтобы его это волновало, скорее, за долгие годы знакомства, он просто научился на подсознательном уровне замечать подобное. И, кажется, Круглолицая действительно оказалась права. Он выглядел крайне.. нездорово. Пожалуй, он всегда выглядел не ахти, но, последний раз, он видел такого Мидорию Изуку в свои двенадцать лет. Что произошло в тот раз он не узнал, да ему и не было особо интересно.       И не то чтобы ему было интересно и сейчас. Да и он явно не хотел подслушивать, или подсматривать, так просто вышло, прямо как и с сигаретами. Он принял это решение через пару минут, и, пожалуй, пропустил начало, но впрочем, не так уж и важно. Всемогущий, конечно же, с кем же ещё мог разговаривать Деку. Из-за закрытой стеклянной двери, слышно было плохо, но всё же, достаточно что бы он смог услышать примерную тему разговора. Правда, слова Всемогущего, были явно произнесены тише, от того и слышимость была хуже.       — Так, о чём Вы хотели поговорить? — яркий и бодрый голос, явно принадлежащий Изуку.       — Юный Мидория, — Тошинори замялся, будто не зная как начать разговор. — Твоя мать просила меня поговорить с тобой на счёт, — он прокашлялся. — Насчёт вчерашнего вечера, — Кацуки расслышал лёгкий, едва ощутимый удар по стеклу.       — Вчерашнего вечера? — даже не видя его лица, Бакуго уверен, что он косит под дурачка. Хотя и вправду, что могло произойти вчера вечером? — Разве что-то произошло? — озвучил его мысли сам Изуку. Всемогущий вздохнул, явно не привык к подобным разговора, собирался с силами.       — Она сказала мне, что ты не отвечаешь на её звонки, — странно, Деку всегда был пай-мальчиком. — И что вчера, когда ты вернулся домой..       — Хватит, — Кацуки самого пробрало до мурашек. Тихий, холодный и спокойный голос, который никак не вязался с образом невинной овечки-Изуку. — Хватит, — шепотом, что уже больше был похож на отчаянный пробормотал он. — Всё это, просто недоразумение. Череда недоразумений, и, я боюсь, что вряд ли смогу что-либо объяснить. Но я хочу попросить Вас, одна единственная просьба, просто поверьте мне, хотя бы раз поверьте мне. Я действительно, — сильный акцент на слове. — Ни в чём не виноват, — стеклянная дверь мгновенно распахнулась, и, не дожидаясь ответа, Изуку зашёл обратно, слишком спокойно для сказанных им ранее слов. И, будто не заметив сидящего на полу Бакуго, направился наверх, в спальни.       Ему нужны были объяснения. Кацуки подскочил на ноги, и быстрым шагом пошёл вслед за ним, нагнав на повороте. Деку шёл дальше, не замечая ничего вокруг. Наглость.       — Эй, — окликнул его блондин. — Не хочешь объяснить, — он ухватил его за плечо, насильно разворачивая к себе лицом. — Что за хуйня происходит? — Кацуки пожалел, он ненавидел слабаков, и точно ненавидел чужие, столь беспричинные слезы. Он отдернул руку как от прокаженного, и так и застыл, уставившись в лицо бывшего друга.       — Боюсь, — сквозь силу процедил зеленоволосый. — Что тебе похуй, — слышать подобное от него, наверное, странно. — Так что, хочу попросить тебя отъебаться. И к слову, — он наклонился ближе. — Прекращай курить, а? От тебя отвратительно воняет, — и, гордо вскинув подбородок, этот кто-то, кто совершенно был не похож на Изуку Мидорию, удалился на второй этаж. Чтобы преодолеть расстояние между ними, требуется секунда, чтобы повалить Изуку на пол, и больно приложить головой об пол. Он испугано смотрит на него из-под пышных ресниц, глаза испугано метаются из стороны в сторону, как у загнанного в угол животного. Он тихо шипит, вероятно, упал на участок пола без ковра.       — Какого хуя, ёбанный идиот? — не крик, сдавленное рычание. Изуку трясёт, но он всë так же гордо вздергивает подбородок, и мотает головой. Он принимает отчаянные попытки выбраться, дёргается чуть ли не в конвульсиях, а Кацуки плевать, смотрит на него всë так же высокомерно, сверху вниз. Бакуго не переносит такого Деку. Он заносит кулак, с трещащими в нём искорками причуды, наносит один, точный и сильный удар. Изуку вскрикивает, загораживает лицо руками, бормочет настолько неразборчиво, что становится аж противно. Кацуки поднимается на ноги, с отвращением смотрит на бывшего друга, и, громко хлопнув дверью, выходит на улицу. Отвратительно.       Твердая упаковка чего-то ударяется о его голову Кацуки мгновенно перехватывает еë, и недоуменно смотрит. Сигареты. С ебучими ягодами. Он оглядывается по сторонам в поисках камер видеонаблюдения. К счастью, пусто.       — Тебя не учили смотреть по сторонам? — вздохнул Бакуго найдя взглядом жёлто-чёрную макушку одноклассника, не то что бы действительно друга.       — Какая разница, — пожал плечами Каминари. — Камер тут отродясь не было, знаешь. И вообще, жду слов благодарности, — хмыкнул он.       — За ёбанные ягоды? Нет уж, увольте, — он с отвращение поморщился, глядя на самый ненавистный вид сигарет.       — Выглядишь ещë паршивее чем обычно, с кем-то подрался? — неожиданно перескочил с темы Денки, бросив взгляд на окровавленные костяшки пальцев своего собеседника.       — Выгляжу не хуёвее чем ты, — ответная колкость. — Избил одного идиота, тебя волнует?       — Да нет, откровенно плевать, — пожал плечами он. — Мидория? — добавил неожиданно, но, в каком-то смысле, ожидаемо. Кацуки кивнул. — Зря, нормальный он, в отличие от некоторых, — явный намёк. Рука с новоприобретённой пачкой сжалась, Мидория Изуку отвратителен, и никто не в праве это отрицать. — Эй-эй, поаккуратнее там! Знаешь какими трудами они мне дались! — прикрикнул на него Каминари. Бакуго промолчал, протянул руку ладонью вверх, дожидаясь того момента, когда в неë опустится зажигалка. Как и всегда.

Как и всегда.