***
Розоволосый мужчина идёт по коридору огромного особняка с недовольным лицом. Проверяя каждую комнату, он никак не может найти то, что нужно. Но глава попросил, а значит, надо. Все ради Манджиро. Только его он чтит и уважает. Очередная дверь открывается без единого скрипа, лишь звук повёрнутой ручки нарушал тишину. И, бинго, цель найдена. Правда эта цель, а лучше сказать цели, лежат голые в обнимку. Санзу такая картина лишь рассмешила. Теперь для него видеть главу Китсуне голой было усладой для глаз. С самого начала их совместной работы он хотел натянуть её на свой член, но понимал, что это недоступно. Хотя сейчас ему это тоже не светит, но Санзу об этом и не знает. — Так, значит, Ран всё-таки поёбывает её. Ну, неудивительно, — парень подошёл к стороне своего друга и, взяв свой телефон, включил звук на всю. Найдя противный звенящий звук, подставил к самому уху Рана. Секунда, и перепонки поражаются звоном, а парень подрывается с кровати, отлипая от своей партнёрши. Быстро придя в себя, Ран злобно смотрит на Санзу, что лишь довольно улыбается. — Подружка у тебя классная, — все с той же улыбкой говорит он. Ран разворачивается назад и видит прекрасную голую фигуру. Проблема в том, что Санзу это тоже видит. — Блять, — он подрывается с кровати и хватает с пола одеяло. Расправив его, немного прохладная ткань накрывает юное тело, закрывая её от пошлого взгляда. — Эх, жаль, а я бы любовался ей вечно, — наигранно говорит Санзу, смотря на Рана, который впопыхах начал одеваться. — Вот только любоваться ею ты и можешь, но не более. Ладно, похуй, зачем пришёл и почему без предупреждения? — надев бежевую футболку и спортивные штаны цвета хаки, произносит Ран. Находились они в его комнате. Ран не задавался таким вопросом, как он попал в дом. Он знал о том, что у него есть копия ключей, потому что сам их когда-то дал Санзу и всем остальным. Да, сейчас он корил себя за это, а если об этом узнает Мира, то эти ключи окажутся у него очень глубоко, и он это знает. — По делу. Майки зовёт, и её, кстати, тоже, — кивнув взгляд в сторону до сих пор спящей девушки, что и глазом не повела во всей этой суматохе. — Так что, буди эту спящую красавицу и спускайтесь вниз. Мы вас уже заждались, — после этих слов парень вышел из комнаты. Посмотрев на Миру, парень легко улыбнулся. Подойдя ближе, он разглядывал её черты лица. Расслабленное лицо, немного нахмуренные брови, приоткрытые пухлые губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов. Прядка волос, упавшая на лицо и попавшая кончиком в рот. Все это умиляло Рана. Ему не хотелось её будить. Поцеловав девушку в лоб, он подвинулся к её уху. — Мира, надо вставать, — шепчет он, опаляя кожу горячим дыханием. Его рука скользнула под одеяло и выводила пальцами узоры на спине. От щекотки и недавних слов Рана, девушка потихоньку начала просыпаться, постепенно привыкая к свету. От первого лица: Разлепив глаза, я увидела прекрасную картину. Солнечные лучи падали на лицо улыбающегося мне Рана. Его фиолетовые глаза отдавали желтоватым оттенком, из-за чего казалось, будто его глаза золотого цвета. Его рука немного щекотала мне спину. Но я так и не поняла, зачем он меня разбудил. — Зачем разбудил? — сонным голосом говорю я и, поправив голову на подушке, вновь закрываю глаза. — Ээээ, Мира, не спать. Манджиро по каким-то делам пришел, нас ждут. Все остальные тоже ждут. Так что, давай, поднимайся, — рука отлепилась от моего тела и откинула одеяло. От резкого холода я сжалась ещё сильнее, чем была. — Я не хочу, — проныла я. — Если не встанешь, то я вынесу тебя на руках прямо в таком виде, — на его слова я лишь рассмеялась. Не сделает он так. Ран не хочет же, чтобы меня прямо там и выебали. Нет, не хочет. — Да что ты. Ну тогда выноси, я посмотрю на твое лицо, когда ко мне будут приклеены пошлые взгляды Бонтена, — потянувшись с тихим стоном, что сопровождался хрустом суставов, я поднялась с кровати и подняла с пола одежду, в которой ходила вчера. Черная майка и такого же цвета шорты быстро оказались на мне. И вот, две сонные и неопрятные туши плетутся на кухню. Я опять ненавижу весь мир и хочу всех захуярить. Если причина моего пробуждения будет несерьезной, то всем пизда. Пересекая порог кухни, я замечаю всех верхушек и Майки. Меня одаряют то презрительным, то похуистическими, то пошлыми взглядами. Противно от такого становится. — Чё так долго? — резко спрашивает Майки у нас. Мне не понравился этот тон. Мало того, что он припёрся сюда и поднял в такое раннее время, так ещё и прёт на меня. — Знаешь ли, блять, припёрся тут в шесть утра, заставил разбудить меня и ещё возмущается? — достаточно монотонно говорю я и двигаюсь к холодильнику. — Да, возмущаюсь. У меня времени мало, и меня не особо волнует, спишь ты или нет. Мне нужно дать инфу и уйти, — как грубо. Ну ладно. — И что же ты мне такого важного хочешь сказать? — говорю я, пока нарезаю хлеб для того, чтобы сделать бутерброды на двоих, а Ран в это время готовит нам кофе. — У меня две новости, и одна из них точно плохая, а вот вторая на твое усмотрение, — ну класс, испорченное настроение с самого начала дня. — Ну давай второе, — выбираю я. Бутерброды уже готовы, и, выложив их на тарелки, иду к столу. — Мне надо уехать, на неделю, но у нас намечается потасовка. Там ничего важного, просто дети, возгласили себя приступной группировкой и объявили нам войну. Они хоть и дети, но доставляют немало проблем. Встреча, на которую я еду, в разы важнее этой ситуации. Поэтому я хочу, чтобы сегодня ты взяла Бонтен на себя. Дальше они справятся сами, но я всё же попросил советоваться с тобой, если что-то серьёзное случится. Я внимательно слушала его слова, ещё и не притронувшись к еде, хотя Ран уплетал за обе щеки. На последних словах я удивилась. Взять руководство над Бонтеном — это очень интересно. Явно некоторые были недовольны моим временным возглавлением Бонтена. Но блять, они же доверяли мне тогда, когда не знали, кто я, так почему нельзя так же себя вести и сейчас? — А не проще их просто перестрелять? И почему я? У тебя есть заместитель, — показываю рукой на Санзу. — Нет, убить их нельзя, там каждый второй — сын какой-нибудь шишки из правительства. А ты, потому что я так хочу. Ты бы сама отдала бы командование Санзу? — я отрицательно помотала головой. Не в обиду конечно ему, но он не выглядит серьезно и не выглядит, как человек, который сможет отдать правильный приказ. — Вот и я нет. — Ну если не Санзу, то вон Такеоми, Качучё, Коко. Почему не их? — да, я конечно не против, но, всё же, мне это непонятно. Почему он берет меня, а не своих людей. — Мира, блять, хватит, — злобно сказал он, на что я лишь цокнула. — Ладно, а вторая какая? — я всё-таки решила приступить к еде. — Седео мёртв, — я давлюсь от услышанного и начинаю кашлять. Ран начал стучать по спине, а я запиваю кофе. То, что он умер, мне было совсем не на руку. Что будет теперь? Кто управляет группировкой? Что мне дальше делать? — В смысле умер? От чего? Как? Когда? — задаю все возможные вопросы, чтобы понять ситуацию. Для меня это шок. Я конечно не дорожу его жизнью, но он нужен был мне живым. — Вот, — Манджиро, что сидит на другом конце стола от меня, протягивает серую папку. — Это всё, что нашла полиция. Открываю папку, и меня встречает биография Седео, следующий лист — фотографии с места преступления и, естественно, наш пострадавший. Глаза вырезаны, рот раскрыт с нечеловечески широким размахом и разрезанной кожей от уголков губ, до самых ушей. Ступни ног и кисти рук отрублены и валяются рядом. Ногти выдраны. Скорее всего, их сначала вырвали, а после отрубили конечности. На голове проплешины от выдранных с кожей волос. Верха одежды у Седео не было. На спине была рассечена кожа и изрезана. Живот разрезан и все органы вываливаются наружу, а в суставы колен и локтей вручены саморезы. — Кто ж его так? — говорю я и откусываю свой завтрак. — Ты ещё есть можешь, смотря на это? — возмущается Ран, скорчив гримасу отвращения и кладя бутерброд на тарелку. — Мы не знаем, и никто не знает. Но есть кое-что интересное, — переворачиваю лист.— В отверстии, которое сделала ты, выстрелив в плечо Седео, лежала записка, но она вся пропиталась кровью, поэтому написанное не разобрать. Когда полиция разберёт, то я тебе сообщу. А что сейчас собираешься с этим делать? А и правда, что мне с этим делать? Если я потеряю такую возможность, как увеличить численность моей группировки и увеличить её территорию, тем самым и финансовое положение, то это плохо отразится. И кто-то может воспользоваться этим вместо меня. — Если б знала, то ответила. Хотя, по идее, у них нет руководителя. Стадо овец без пастуха — это очень лёгкая добыча, которую можно забрать себе. Может, просто подмять их под себя и не париться? — люди вокруг явно не понимают, о чём мы говорим. Естественно, ни один из них не знал о моем наследстве. — Можно конечно, но не знаю, получится ли. Что-то здесь не так. Ситуация, где Тайпан на нас напал, прошло пять дней, а если заметила, то рана на плече не была тронута врачами. А это значит… — Значит, что его тогда повезли не для спасения, а для наказания. Но за что? И кто это продумал? — перебив, заканчиваю мысль Майки. Резко вспоминаю тот бред про дьявола. Это уже не кажется таким бредом. Естественно, головой я понимаю, что это какой-то человек. Но что это за человек и какова его роль? — Не знаю, но это точно не сейчас обсуждать. У меня мало времени, поэтому я покидаю тебя. Не смей ничего делать в сторону Тайпана. И не натвори сегодня глупостей, — после этих слов Сано покинул мой дом вместе с некоторыми членами группировки — Коко, Такеоми и Мочи. Как всё запутано. И во всем надо разбираться мне. Не думаю, что Майки мне сильно поможет. — А теперь, может, объяснишь, что у вас с Манджиро за план по захвату Тайпана? И почему мы о нём не знаем? — спрашивает Ран. — Блять, всё сложно, но если вкратце, то эта группировка по праву принадлежит мне. Но только до девятнадцати лет управлять я ей не могу. Мне нужно, чтобы Седео был жив, пока не достигну этого возраста. Но, видимо, не судьба. Сейчас просто появился шанс забрать себе эту группировку, как уличных собак, но в виде Китсуне. Как-то так,— заканчиваю я и ухожу к раковине. — А почему она должна быть твоей? И почему не можешь управлять? Ведь можно придумать какие-нибудь махинации, — говорит Качучё. — Мой дедушка основатель этой банды, отец унаследовал её после смерти моего деда, а после смерти отца и я. И сам посуди, кто пустит пятнадцатилетнюю девочку управлять группировкой? И предлог, что я сейчас именно этим и занимаюсь, не подходит, потому что никто не знает, сколько мне лет. Никакие махинации не сработают, тут по-любому либо ждать, либо брать сейчас и подминать их под Китсуне, когда никто не может этому помешать, — хотя, может, не всё так плохо. Я могу забрать группировку на несколько лет раньше, чем должна получить. Удобно всё получается. — Ты не перестаешь удивлять, — говорит Ран с некой насмешкой. — А вы тут чё, сидеть долго будете? — обращаюсь я к парням. Меня не фонтанирует их нахождение здесь. Я их не приглашала и не пускала. — Ну вообще планировали до самой стычки, как раз Риндо сегодня выписывают и хочется его всё-таки встретить, — отвечает Санзу, злорадствуя. Бесить меня вздумал? Совсем охуел? — Риндо выписывают? — спрашиваю я у Хайтани, идущего ко мне с посудой. — Да, — коротко и как-то раздражённо говорит он. В его тоне есть доля переживаний и доля гнева. — Ты хоть раз к нему пришел? — спрашиваю я, показывая полностью свои переживания. Я понимаю, что я своей выходкой могла разрушить их братские отношения, и от этого становится паршиво. — Да, но он не захотел меня видеть, орал на меня, чтобы я ушел и кидался тем, что под руку попадется, — его взгляд сначала пронзил пол, а после поднялся в сторону окна. Ему плохо. Он переживает, причем сильно. Ему очень важен хороший контакт с братом. Беру его лицо одной рукой и за подбородок поворачиваю к себе. Его взгляд выражает печаль, что давит на меня. — Прости, — тихо говорю я. Никогда не думала, что буду извиняться за свои поступки. На мои действия он лишь ухмыльнулся и накрыл мою руку своей. Мягкие и нежные прикосновения заставляют меня успокоиться. Он не винит меня в этом? — Всё хорошо. Ты не виновата. Уж не знаю, что ты там ему сказала, но если бы это было не обосновано реальными событиями, то навряд ли он бы пытался меня прикончить, — легко посмеялся он. Я лишь улыбнулась в ответ. Да, возможно он сейчас и стоит более-менее нормально выражая свои эмоции. Но я знаю, что он очень хочет наладить с Риндо отношения. Они братья, старший всё время отдавал всего себя младшему, а учитывая их жизненную ситуацию, они сильно привязались к друг другу. И Рану очень плохо от того, что дорогой ему человек не хочет его видеть. Плохо, больно, но он этого показывать не хочет. — Эй, голубки, может, вы прям тут и поебётесь? — резкий голос Санзу перекрывает такую спокойную обстановку между нами. — Захотим и поебёмся, — отвечаю я и отхожу от Рана. — Если вы так хотите здесь быть, то хотя бы, пожалуйста, мне не мешайте. — Конечно, куколка, — отвечает розоволосый. Закатив глаза, я покинула кухню. Такое его поведение меня раздражает. Он будто подкатывает ко мне, но в то же время и, вроде, не пристаёт. Мне надо было позвонить Минору и сказать о сегодняшних планах на вечер. Возможно, он не одобрит, но мне плевать. Сегодня я в офис не поеду. Мне желательно следить за этими додиками, а то напьются и обкурятся. Как они будут обдолбаные дела вести? Как детей в детский сад сдали, отвечаю. Но по факту, мне несложно.***
Стычка через четыре часа, а сейчас я стою на крыльце и встречаю Риндо. На самом деле, я думала, что он ненавидит меня, но судя по тому, что он поздоровался со мной — и достаточно спокойно, — можно сделать вывод, что это далеко не так. Зайдя в дом, нас сразу же встретили все мужчины, включая Рана. И вид у него был такой, будто он видит брата в последний раз. Меня это напрягло. — Поговорите. Поверь, он сильно переживает, — обращаюсь я к Риндо очень тихим голосом, на что тот, лишь закатив глаза, цокает и уходит. Ну конечно, не думаю, что это хорошо закончится. Показываю Рану жестом, чтобы он шёл за братом. Он нахмурил брови и недоверчиво посмотрел на меня, но всё же двинулся за младшим Хайтани. — Э, куда? — возмущается Санзу и пытается пойти за ними. На это я останавливаю его рукой и, помотав головой, показываю, что лучше туда не ходить. Все вернулись на кухню. Мы сидели там двадцать минут, полчаса, сорок минут, час, а Хайтани не выходили. И что пугало больше всего, не было звуков. Ни криков, ни бьющихся предметов, ничего, абсолютная тишина. Я решила проверить живы они там вообще или нет. Поднимаюсь по лестнице и медленно подхожу к комнате Риндо. Почему сердце пропускает удары? Мне страшно? Страшно за развитее этих событий. Боже, куда я качусь? Почему я так много чувствую? Мне не нравится. Хватит. Медленно открываю дверь и вижу самую лучшую картину, хоть и не подходящую по возрасту и характеру обоих. Оба брата стоят на коленях и обнимаются. Ран прижимает Риндо с такой силой, что я даже вижу, как ему некомфортно в этих крепких объятьях старшего. А сам Риндо, не уступая брату, также сжимает его. У них много обид друг на друга, что они не могли высказать. Они зависят друг от друга, но так боятся это показывать. Резко осознаю, что я стою с улыбкой. Я счастлива, потому что кто-то счастлив? Забытое чувство, слишком забытое. Всё время во мне была лишь ненависть и боль, сейчас моё душевное состояние двинулось с мертвой точки в хорошую сторону. Но вот вопрос, а хорошо ли это? Ведь это вполне может повлиять на мою работу, это мне и не нравится. Закрыв дверь, я пошла к себе. Конечно они меня заметили, но я уверена, что меня они не стеснялись. Знали, что для меня важно их воссоединение.***
Три дорогих иномарки двигаются к назначенному месту на бешеной скорости. А мы с Раном сливаемся в сладкий и страстный поцелуй. Одна рука парня лежит на моей шее и приятно сжимает её, притягивая ближе к себе. Моё удивление никак не может спасть, когда он ведёт машину одной рукой и смотрит лишь одним глазом. Его водительские умения меня поражают и возбуждают. Он будто идеален во всём, кроме, конечно, уборки. Видимо это его единственный минус. По крайней мере, для меня. Разорвав поцелуй, я утягиваю за собой пару ниточек слюны, что падают на подбородок, и я быстро их вытираю. — Ну же, ты не даёшь насладиться мне поцелуем с тобой, — с улыбкой говорит Ран, смотря уже прямо на дорогу, но его рука всё равно лежит у меня на шее. — Не переживай, если сегодня всё пройдёт хорошо, то ты познаешь мои поцелуи, совсем не ртом, — шепчу ему на ухо. Моя рука скользит к члену парня, что скрыт под штанами, и накрываю его ладонью, немного сжимая. После некого напряжения, которое я вызвала у Рана, убираю руку и сажусь на своё место. — Издеваешься? Возбудим и не дадим, да? — раздражённо спрашивает он и сжимает руль. Венки на руках Хайтани выступают от напряжения и возбуждения. И выглядит это чертовски сексуально. — Именно. Тем более, мы уже приехали, — большая заброшенная тюрьма уже виднелась нам с расстояния нескольких метров. Белые фонари освещают площадь этого здания в ночной темноте Токио. Машины паркуются около забора. Я надеваю маску и мы с Раном выходим. Сразу же видим толпу подчинённых Бонтена. Все приехали раньше, чем нужно, лишь для того, чтобы осмотреть территорию и лазейки, которыми можно воспользоваться. Также место назначали они, и это не может не озадачить. Мы проходим на территорию через сломанную часть забора. Сразу же нас приветствуют в низком поклоне все пятьсот человек, что здесь собрались. Но мне же, в свою очередь, плевать на их любезность. Моя задача — увеличить шансы в победе. Не то, чтобы я сомневалась в силах Бонтена, но и не была сильно уверена. Не знаю, почему. Прохожу территорию, на которой будет драка, и нахожу очень классные места. Проходить всё будет на той зоне, где все заключённые гуляли и тренировались. Но так как везде забор разрушен, выйти и зайти труда не составит. А на улицу выходов много, только вот они были для охраны, а не преступников. И именно эти ходы я использую в свою пользу. — Как будут стоять люди — и их, и ваши? — спрашиваю у Санзу, что был ближе ко мне. — Друг напротив друга, вот так, — он проводит рукой. Площадь прямоугольная, и он как бы разделяет её на две части, для одной группировки и для второй. А значит, что мне может это сыграть на руку. — Отправьте человек пятьдесят, может сорок, туда. Пусть они нападут сзади. Там всегда стоят самые слабые или те, кто боятся. Пусть сидят там и выйдут сразу же, когда начнётся потасовка, — говорю ему я очень уверенным голосом, а к этому времени ко мне подошли и остальные. — Ты настолько сомневаешься в силах Бонтена? — с усмешкой спрашивает Санзу. — Я не то чтобы сомневаюсь, а скорее хочу это закончить и уехать. Также увеличить шансы на победу. Запомни одну вещь: недооценивание врага ведёт к поражению. Даже то, что они дети не отменят факта, что они могут вам надрать зад. Кстати, у них есть название?— монотонный голос звучит больше как претензия, нежели как объяснение моих действий. — Да, они провозглашают себя Ндрангета. Дебилы, — отвечает Качучё. На что я лишь усмехнулась. Так называется очень крупная группировка в Мексике. Спереть чужое название и пойти на Бонтен, да они отбитые. — Ну, может, просто название понравилось, что в этом такого? Всего лишь за это мексиканцы им могут головы оторвать, если узнают, — Санзу удалился к группе людей и отобрал около пятидесяти человек, как я и сказала. И прямо чётко по времени приезжает куча дорогих машин и мотоциклов белых и серых цветов, нарушая тишину своими моторами. Учитывая, что все машины Бонтена были чёрными, это выглядело очень странно. Кричащие подростки выходят из машин, ставят мотоциклы, показывая свой энтузиазм и решимость, но интересно, как быстро это переплывет в страх и отчаяние? Я стою у самого начала наших людей и смотрю, как куча детей идёт в нашу сторону. Остановившись в метрах четырёх, глава заорал, чтобы они заткнулись, и, как за секунду, настала гробовая тишина. Высокий шатен, с голубыми глазами и с причёской очень похожей на причёску Рана, стоит напротив и как-то по-идиотски улыбается. — Где Манджиро? И ещё верхушки? — отпивая из горла бутылки янтарную жидкость, спрашивает он, обращаясь ко мне. — У него появились дела поважнее, чем твои детские игры. Поэтому за него я, — спокойно отвечаю, скрестив руки на груди. Он улыбнулся и, отдав бутылку рядом стоящему, направился ко мне. Буквально несколько шагов, и эта разница в росте меня до ужаса раздражает. По факту он мой ровесник, но высотой с Рана. Куда вот он растёт? — Милая, игры будут у нас с тобой в постели и не детские, а очень даже взрослые, когда вы проиграете, а сейчас у нас достаточно серьёзная стычка, не думаешь? — он противно улыбается и возвращается к своей группировке. Почему меня все хотят выебать? Я этого не понимаю. — Вперёд, — говорю я достаточно тихо Бонтену и сквозь всю толпу пробираюсь к самому концу площадки, и за мной также следуют трое верхушек. Я поднялась на небольшой железный мост высотой, может, метра два, сделанный из решётки, что был в конце всей площадки. Он был сделан, чтобы охране было легче следить за заключёнными. С высоты видно будет лучше. Опираясь на перила, я стала ждать дальнейшего развития событий. Из-за резкого начала боя, которого Ндрангета явно не ожидала, мы лидируем. Мой план с тем, чтобы напасть сзади, тоже был успешен, и люди, что были более светло одеты, чем люди Бонтена, медленно, но верно уменьшались в своём количестве. Конечно и с нашей стороны были пострадавшие, что могло лишь взбесить меня. И их кстати немало, человек сто, а то и больше, точно лежит уже без сознания. Тридцатилетние мужики не могут справиться с шестнадцати-семнадцатилетними подростками. Выглядит жалко. Недовольство и других членов Бонтена, что стояли за моей спиной, тоже можно было не то чтобы увидеть, а почувствовать. Они будто запоминали каждого, чтобы потом содрать с них кожу. — Разочарована? — спрашивает Ран, опираясь на перила, так же как я. — Есть такое, — поворачиваясь спиной к бою, так как не особо хочется на это смотреть. — Да уж, если кто-то узнает, что людей из Бонтена отпиздили подростки, это будет пиздец, — говорит Санзу. — Может, поможете своим несчастным? — говорю я, обращаясь к парням. — А что, неплохая идея набить несколько ебальников подросткам. Вспомнить, так сказать, юные времена, — с очень заинтересованной улыбкой и огромным энтузиазмом говорит Ран. — Вы согласны? — обращается он уже к двум парням. — Я в деле, целый день никому ебало не бил, — говорит Санзу, разминая пальцы на руках и по-садистки улыбаясь. Ран снимает пиджак и подворачивает рукава белой рубашки. Остальные же не сделали ничего. Спустившись вниз, они встали в шеренгу. Санзу свистнул, чтобы на него обратили внимание. — Теперь играем по-крупному! — орёт он и влетает в толпу, сразу же ударяя кого-то по лицу. Люди, что только что резко остановились, вновь оживились и продолжили бороться. Мне же уже более интересно стало наблюдать за дракой. Буквально сразу я заметила, что глава пропал и, обернувшись на шаги по лестнице, уже увидела его: он вальяжно перешагивал каждую ступеньку и не отрывал от меня взгляда. — Я уж думал, что они никогда от тебя не отойдут, куколка, — сказал он, становясь напротив меня. — Ну, ну они же очень заботятся о моём благополучии. А ты можешь его нарушить, вот и стояли рядышком. Но скучно им стало, — отлепившись от перил, я двинулась медленно в его сторону. — Я хочу с тобой драться. Поэтому они мне были помехой. Если я одержу победу над тобой, то потом смогу это сделать с Манджиро. И если выиграю, то ты станешь моей. Я могу дать тебе в разы больше, чем он, — я лишь рассмеялась. Я и рядом с Майки по силе не стою. А он так в себе уверен, мне это нравится. Да и что он мне может дать? Папины денюжки? Достойно. — Драться значит, ладно. Но я поставлю свои условия, — снимаю плащ и остаюсь только в джинсах и водолазке. Повесив его на перила, я достала резинку для волос и начала заплетать волосы в косу. — Если ты проигрываешь, то этот бой между бандами заканчивается, и ты считаешься проигравшим Майки. И выполняешь всё, что будет им сказано. — Ладно, — резко он срывается с места и бежит на меня, но между нами метров пять, поэтому у меня есть пара секунд, чтобы затянуть резинку на волосах. Парень замахивается кулаком и целится мне в лицо. Быстро среагировав, пригибаюсь и прохожу немного вперёд. Следующий удар в живот я блокирую, а локтем второй руки бью ему по спине. Хрип доносится из его уст. Я попала прямо по пояснице и бью я неслабо, сейчас он уже не может так хорошо и быстро двигаться. Сила удара снизилась, и я в преимуществе. Он снова пошел на меня, но… всё с той же скоростью. Ему должно быть очень больно. Терпит? Он снова замахивается кулаком, и я останавливаю его ударом ногой в живот. Мой и его импульс создают ужасное давление на органы и из-за этого парень начал отхаркивать кровь. Иногда скорость — это враг. Как говорится: «Поспешишь — людей насмешишь». — Сучка, как же ты меня достала, — кулак летит мне в лицо, я блокирую. Следующее — нога в рёбра, и я её блокирую. Снова рука в лицо — присаживаюсь и бью ему в живот, а, выпрямившись, толкаю ногой, от чего он падает с диким грохотом на железный мост. Со стороны потасовки все утихли, а это значит, что всё внимание сейчас идёт на нас. — Как думаешь, стоит продолжать? Ты ни разу даже не дотронулся до меня, а уже кровью блюёшь и стоять не можешь, — говорю я, рассматривая свои руки, чтобы убедиться в их целости. — Я должен отомстить, — тихо и каким-то плаксивым голосом говорит парень. — Чего? — переспрашиваю я, смотря на то, как парень вновь встаёт на ноги. — Я должен отомстить Бонтену за мать! Я отниму у Манджиро то, что ему дорого! Хочу, чтобы он почувствовал то же самое, что и я! — уже орёт он, раскидываясь каплями крови и слёз. Резко он достаёт нож из кармана и вновь идёт на меня. Он целится в живот, но я уворачиваюсь и перехватив его руку, ломаю об колено. Дикий вопль, вызывает у меня улыбку. Нож падает и проваливается сквозь одну из дырок. — Признай, я тебе не по зубам, — моя самооценка сейчас растёт с невъебенной скоростью. Я ликую от того, что сейчас происходит. Всё-таки причинять кому-то боль — это незабываемое ощущение. — Я должен,— повторяет он, держась за больную руку. Противно на него смотреть. Старше меня, и ноет. Я конечно понимаю: горе, трагедия и всё такое, но не на глазах тысячи человек рыдать. — Какой же ты жалкий. Ты полез туда, куда не стоило, ради мести? Смешно. Ты понимаешь, что сейчас все эти люди могут умереть, включая и тебя, но ты ничего не добьёшься. Всё будет напрасно. Так к чему весь этот спектакль? Иди в свой дорогущий дом и подлечись там. Не еби никому мозги и живи припеваючи, — повернувшись в сторону, я замечаю, что и вправду никто не дерётся, все смотрят на нас, а на месте гробовая тишина. — Я обещал отцу, что я уничтожу Бонтен, ради мамы. Они издевались над ней, насиловали, избивали, а потом закопали, пока она была жива. Ты же тоже девушка, разве не понимаешь, как как моя мама страдала? Так почему ты стоишь рядом, с ними, с этими извергами? Рядом с Майки? — у меня его истерика вызывала лишь отвращение и смех, чего я не скрывала. Я и в правду залилась смехом. Возможно, это было по-дурацки, но остановиться я не могла. — Почему? — подхожу ближе к парню и, ударяя в живот, заставляю встать на колени и хватаю за шиворот. — Потому что то, что они сделали с твоей матерью, ещё цветочки по сравнению с тем, что я бы с ней сделала. Она бы молилась о том, чтобы её просто выебали, избили и закопали. Молилась бы о смерти. И зная, что живой не уйдёт, извинялась за все грехи и извинялась бы перед тобой. Мысленно, конечно. Хотя, кто знает, — его глаза наполнились ужасом и страхом. Я отпускаю его воротник и встаю лицом к потасовке. — Бой окончен, — утверждаю я. — Бонтен выиграл. Расходимся, — после этих слов я забираю свой плащ и пиджак Рана с перил. Собираюсь уходить, но меня окликает плаксивый голос. — Стой! Ты правда считаешь, что это всё бессмысленно? И что мама умерла самой щадящей смертью? Что она не заслужила жизни? Не заслужила отмщения? Она была самым идеальным человеком, что я знал, и у меня её отобрали, а ты говоришь, что это пустяк. А если бы с твоей матерью случилось то же самое? — я взбесилась. Быстрым шагом я подошла к парню и схватила его за шею. — Я зарезала свою мать, когда мне было девять, и это был самый худший человек в моей жизни, так что мне тебя не понять, — говорю я и понимаю, что уже не выдерживаю. И нет, не того, чтобы расплакаться здесь, как этот парнишка, а не выдерживаю желание свернуть ему шею. Довести его тело до такого состояния, что кости будут протыкать его органы и причинять невыносимую боль, медленно ведя его к смерти. Но всё же это удивительно, когда человек любит своих родителей настолько, что готов пойти к смерти собственными ногами. Удивительно, и мне недоступно. Разогнувшись, я быстрым шагом возвращаюсь к вещам и, забрав их, спускаюсь по лестнице. — Для тупых повторяю. Расходимся. И этого нытика заберите, — смотрю в сторону парнишки, что продолжает рыдать, стоя на коленях. Подхожу к Рану и даю ему пиджак. — Поехали отсюда. Он молча последовал за мной. Дойдя до машины, я сразу же сняла маску. И от Рана не скрылись мои глаза, что блестели от наступающих слёз. А плакала я, потому что теряюсь в собственных мыслях. Если бы я оттуда не ушла, то он бы точно валялся мёртвым. Я перестаю себя контролировать, мне это слишком тяжело даётся. Нахмурив брови, он притянул меня к себе и обнял. Крепко и прижимая к груди, что я даже слышала его сердцебиение. Я же обняла его за торс, прижималась к нему. Да, мне не хватало ласки и заботы. Да, я в ней нуждаюсь. Да, я возможно слаба, но нехватка даже таких мелочей уже сводит с ума. Я всё ещё подросток, что жаждет родительской любви и внимания. Но они уже не дадут мне этого. Есть только Ран, что хоть как-то это всё заполняет, но каждый день я боюсь, что меня используют. И что он меня предаст. Надо перестать об этом думать. Спустя какое-то время мы отстранились от друг друга, и я сажусь на своё место, устремляя взгляд в окно. — Из-за чего ты так взбесилась? Почему плачешь? — спрашивает Ран и заводит машину. Не знаю сказать или нет. Наверно, лучше объяснить. — Мне страшно. Всё слишком плохо, — говорю я, с некой дрожью в голосе. — Чего ты боишься? — спрашивает он. Я сижу и не знаю, что ответить, что конкретно меня пугает. То, что я всё хуже могу себя контролировать, то ли то, что все эти отношения могут оказаться фальшивкой. — Себя, — короткий ответ спустя несколько секунд молчания, как нож, вонзается в его слух. Даже не поворачивая головы, понимаю, что он сильно удивлён. Я решила сказать об этом лишь потому, что уверена в этом утверждении, а в отношениях у нас ведь всё хорошо, поэтому не думаю, что стоит поднимать эту тему. — А чего именно? — спрашивает он, явно насторожившись. Машина прибавляет скорости, объезжая иномарки, что достаточно редко попадаются у нас на пути. — Того пацана я чуть ли ни была готова выпотрошить прямо там. И это нестандартно, точнее, это для меня слишком странно. Мне было сложно сдерживаться. Такого не было уже давно. Если я знаю, что нельзя с человеком ничего делать, то я и не буду этого делать и хотеть тоже, но сейчас это правило не работает. Я в буквальном смысле сбежала оттуда, чтобы не убить того парня, — я злилась на саму себя. Меня это даже пугало, не в том смысле, что я могу кого-то убить, а что этот человек мне может быть дорог. Такое уже было, давно. В какой-то момент начало бесить всё абсолютно и всё, что шло не по моему, давало мне стимул перерезать кому-нибудь глотку. И самое страшное, что в один из таких моментов я чуть не захуярила Иоши. Всего лишь из-за того, что она не захотела помочь мне в уборке, из-за головной боли. Паршиво, да? Осознавать, что ты готов убить человека за любую оплошность, даже не задумываясь. Человека, которым ты дорожишь, человека, у которого есть веская причина. Бесит. Дальше ехали мы молча. Я не знаю, связан ли с этим как-то мой ответ, но мне даже хорошо от этой тишины, от этого спокойствия, я могу расслабиться. Но потом всё будет по новой. Снова кровь, боль, смерть, слёзы, крики, бумажная волокита и больная голова, непомогающие препараты и постоянное желание кого-нибудь убить. Вечный сценарий моей жизни, который никогда не закончится, пока кто-то его не разорвёт и не отправит мою роль на покой.