He was so beautiful

      В потрепанной кабине старого военного грузовика было холодно и грязно. Мотор ужасно чадил и запах сгоревшего топлива витал по всему салону, заставляя Джинки то и дело кидать беспомощные взгляды в сторону заклинившего стеклоподъемника. Машина сделала резкий поворот, заставляя жидкую дорожную грязь брызнуть из-под массивных колес, несколько особо крупных капель осели на заднем стекле, затрудняя и без того никудышную видимость.       Джинки придвинулся к окну чуть ближе, практически коснувшись его носом, в безуспешной попытке получше рассмотреть мелькнувший за окном дорожный знак, с выгоревшим от солнца названием деревни. — Скоро будем, — коротко бросил шофер, и увеличил скорость.       Машина натужно чихнула и затряслась еще сильнее, заставляя Джинки порывисто схватиться за изогнутую ручку двери и изо всех сил упереться ногами в пол, во избежание еще одной встречи затылка с крышей грузовика.       Всю оставшуюся дорогу, Джинки задумчиво прокручивал в памяти ленту воспоминаний. Теперь уже тусклых, будто покрытых сепией, но все равно, на удивление, живых. Студенческие годы, самые светлые, пусть и наполненные бесконечной зубрежкой, медицинская практика в Сеуле, очень ответственно, но интересно и, несомненно, познавательно. Несколько лет работы в окружной больнице, сон по четыре часа в день и долгожданная табличка на двери своего крошечного кабинета:

«Доктор Ли Джинки Отделение сосудистой хирургии»

      Затем лента памяти крутится быстрее, под закрытыми веками мелькают первые неловкие отношения, болезненное расставание, бесконечные ночные дежурства и нервные срывы. Удивительно, как быстро это все потеряло хоть какую-то значимость, когда душным летним утром шипящий динамик радиоприемника сообщил о внезапном наступлении северокорейских войск. Пара сухих предложений диктора, а дальше белый шум и миллионы замерших на мгновение сердец. Джинки не стал дожидаться призыва, и в числе первых добровольцев был направлен в крупный военный госпиталь под Йесаном. После была лишь кровь и грязь. А в последствии — отказ в оказании срочной медицинской помощи сыну командира отряда. И пускай на деле там была лишь неглубокая ссадина, полученная зазнавшимся недоноском в результате пьяной потасовки, а у Джинки на руках умирал пациент, но значения этому никто не придал. И вот он уже трясется в металлическом коробе по пути в крошечный полевой госпиталь, экстренно разбитый в одной из разоренных деревень.       По приезду все оказывается гораздо хуже, чем в самых смелых предположениях. Под хирургическое отделение было выделено здание бывшей конюшни. Старое и покосившееся, с острой нехваткой освещения, оно кое-как было разделено на сектора свисающими с перекладин простынями, за хлипкой деревянной перегородкой были расстелены матрасы, все до единого были заняты ранеными, в разной степени тяжести. Всего Джинки насчитал их тридцать семь.       Пожилой доктор, встретивший Джинки на пороге госпиталя посмотрел на него как-то обреченно и без особой надежды. Однако в курс дела ввел довольно быстро, устроив беглый обход, и указав на наиболее нуждающихся пострадавших. Быстрое знакомство с тремя худенькими и явно изможденными медсестрами, натянутые улыбки и полу-вежливые поклоны.       Первый день пролетел совершенно незаметно, оставив после себя на руках запах человеческих страданий и антисептика. Поздним вечером, наскоро поужинав на общей солдатской кухне, Джинки завалился в свою палатку совершенно без сил, упав на хлипкую лежанку он уснул, даже не раздеваясь.       Утром его разбудил странный шорох у входа в палатку. Еще не успев открыть глаза, Джинки весь напрягся, прислушиваясь к возне за импровизированной стеной, тело моментально покрылось тонкой пленочкой пота, а сердце забилось в ускоренном темпе. К своему удивлению, среди всех звуков он смог отчетливо выделить чей-то тихий смех и высокий, красивый голос, снаружи явно кто-то спорил.       Наспех пригладив волосы и одернув одежду, Джинки аккуратно выглянул на улицу, тут же прищуриваясь от резкого перепада освещения. Во дворе происходило что-то интересное. Высокий худощавый парень о чем-то ожесточенно спорил с чумазым мальчишкой, лет двенадцати. Левая рука у младшего болталась на замызганных бинтах, наспех накрученных вокруг гипсовой повязки, что не мешало ему пытаться ею жестикулировать. Его появление не осталось незамеченным, и оба спорщика удивительно быстро повернулись в его сторону, рассматривая гостя с большим любопытством. — Прошу прощения, мы вас разбудили? — Молодой человек легко поклонился, позволяя своим длинным, темным волосам небрежно рассыпаться по плечам.       Джинки, внимательно проследивший за этим движением, лишь неопределенно пожал плечами. — Доброе утро, господин Ли, извините нас, мы просто немного увлеклись, — юркий парнишка шустро наклонился, подхватив из лужи мокрый кожаный мяч, с торчащей сбоку грыжей.       Джинки беззаботно кивнул, позволяя себе легкую улыбку, и перевел взгляд на юношу, оценивая безупречное состояние его одежды и внешнего вида в целом. Спустя пару мгновений, он понял, что его интерес мог показаться собеседнику невежливым. Он быстро спохватился, неловко прокашлялся, про себя размышляя, кем может оказаться стоящий напротив него человек. Он явно не был военным, да и на местного жителя не был похож, уж слишком холеным тот ему показался, вопрос этот уже завертелся на его языке, однако вслух он произнес совершенно другое. — Мы, кажется, не знакомы. Не помню, чтоб видел вас вчера, меня зовут Ли Джинки, прибыл из Йесана для оказания помощи пострадавшим.       Парнишка, пользуясь тем, что его собеседник переключил все внимание на доктора, быстренько слинял, не дожидаясь продолжения спора о футбольном жульничестве. — О, действительно приятно познакомиться. Я — Кибом, — юноша сделал короткий шаг вперед, протягивая ладонь для рукопожатия.       Джинки слегка удивился этому жесту, но вида не подал. За время работы с американскими коллегами, он вполне привык к такому.       Ладонь у Кибома оказалась удивительно узкой и изящной, Джинки успел представить, как хорошо и естественно в ней смотрелся бы скальпель. Возможно, задержав чужую ладонь в своей чуть дольше положенного, он стушевался и резко отдернув руку, неловко потер шею. — Просто Кибом? — решил уточнить он зачем-то, — И все? — Да, просто Кибом. Могу я называть тебя по имени? — новоиспеченный знакомый небрежно откинул с лица длинную челку, и наклонил голову вбок, рассматривая Джинки внимательными темными глазами, с лисьим прищуром.       Джинки согласно кивнул, отчего-то улыбаясь шире, чем следовало бы в подобной ситуации. Очень хотелось поддержать разговор, но ничего конкретного Джинки придумать не смог, поэтому выдал первое, что пришло на ум. — Тебе холодно? — судя по тому, как в удивлении приподнялись брови Кибома, он сморозил какую-то нелепицу, и в попытке исправить положение, он быстро добавил: — Просто у тебя руки ледяные.       Кибом в задумчивости скользнул взглядом по своей ладони, на пробу сжимая и разжимая пальцы, и с уверенностью заявил. — Нет, все в порядке, спасибо.       Джинки хотел продолжить их беседу, и уже открыл было рот, когда его окрикнул один из военных, сообщив, что его ищут у госпиталя. Поспешно извинившись, он попросил передать, что будет на месте через десять минут. После чего попрощался и скрылся в палатке.       Кибом постоял там еще немного, сосредоточенно кивая каким-то своим мыслям, и неспешно двинулся в сторону жилых построек, быстро растворяясь среди мельтешащего народа.