Как быть?

Глубоко настоянный запах палой листвы, мокрой земли, дождя – запах осеннего леса ворвался в мои ноздри. Портал открылся на небольшой высоте от земли и я, не ожидавший этого, шмякнулся ногами на мокрую лесную подстилку, захрустев гнилыми ветками. Голову прострелило дикой болью. Эльфи свалился следом. Ребёнок, лежавший в подвесе, завозился, зачмокал губами. Обратив на него внимание, я увидел, что из его головки по телу распространяется желтоватый цвет беспокойства. - Тш, тш, тш, тише, Веник, всё хорошо, спи…, - начал я его уговаривать, одновременно подкрепляя уговоры телепатическим воздействием. Затих. Где мы? Что это за место? Почему портал открылся в лесу? Телеметрия не показывала ничего крупнее вороны в радиусе … ну, наверное, метров ста. Окинув окружающую местность энергетическим зрением, я увидел Веника у себя на руках, Эльфи, стоящего на коленях у меня за спиной и опасливо оглядывающегося. В паре метров от меня, светилось зеленоватой энергетикой маленькое существо. Приглядевшись к нему, я понял, что увидел мышь! Вон, даже хвостик видно. Мышь настороженно замерла, повернувшись всем телом в нашу сторону. Осень. Её запах в лесу не спутать ни с чем. Мелкий, нудный осенний дождь сеялся с неба, пропитывая влагой всё вокруг. Капли срывались с веток мокрых деревьев, падали на опавшие листья, шуршали, вводя в заблуждение – казалось, что по лесу кто-то идёт. Кто-то маленький и быстрый. Поднявшись с колен, Эльфи прижался к моей спине. Эмпатия донесла до меня его беспокойство, грозящее сорваться в страх. Голова его, как я видел, стремительно желтела. Ну хоть какие-то эмоции! С трудом отойдя от Эльфи на пару шагов и нашарив привязанные к сидору плащи, отложенные ещё в портальном зале, я осторожно, стараясь не разбудить ребёнка, снял вещмешок и накинул на себя толстый плотный плащ. Затянув его завязки на шее, накинул глубокий капюшон, расправив свои длинные волосы под плащ и умостив под ним Веника, закинул на плечи снятый сидор. Эти небольшие усилия вызвали головокружение. Пульсирующая боль разрывала мою многострадальную черепушку. Немного постояв и утвердившись на предательски дрогнувших ногах я обратился к своему спутнику: - Эльфи, подойди ко мне, - негромко попросил омегу, стоявшего в стороне от меня, - плащ оденем, а то ты промокнешь. Эльфи подошёл и я наощупь проделал с ним те же манипуляции по одеванию плаща. - Давай рюкзак оденем, - разговаривал я с безмолвствующим омегой только чтобы не молчать. Покончив с одеванием плащей я снова начал вертеть головой, прислушиваясь к звукам осеннего дождливого леса. Сейчас вообще день? Или уже стемнело? Я повернулся к Эльфи спиной и меня повело. Осторожно придерживая ребёнка, я начал шарить левой рукой в пространстве. Ничего нет. Сделав пару шагов вперёд и натянув шнур, связывавший нас с Эльфи, мне удалось нашарить нетолстое дерево. Упёршись рукой в мокрый ствол, я судорожно вздохнул. К горлу подкатила тошнота. Надо избавляться от своих квартирантов, пока ещё голова работает. Ступая вслед за мной, Эльфи подошёл ко мне и уткнулся в мешок, висевший у меня на спине. Перебирая рукой по стволу дерева, я опустился на землю. Опять посмотрев энергетическим зрением на ребёнка, я снова увидел Веника окутанного голубоватой дымкой. Эта дымка охватывала всё его тельце и от моего источника в солнечном сплетении тянулась такая же голубоватая дымка, сливаясь с его энергетическим каркасом. По-моему, он энергию тянет? *** Мышь всё также сидела притаившись. Оглядевшись, я увидел стоявшего Эльфи (ну, не его, собственно, а энергетический каркас его организма), слабые беловатые контуры живых деревьев едва проступали на тёмном фоне. Так, делать-то что будем? Надо идти. Куда – не вижу. Полна жопа огурцов - то есть полная голова посторонних личностей толком даже стоять не даёт, не то что идти. Мягкий мешок за спиной позволял опираться на дерево не обращая внимания на его мокрый ствол. Я задрал голову вверх, вдохнул пряный воздух. Тишина... А довольно прохладно. -Эльфи, подойди, - тот подошёл. Ощупал его руки – нет пока не замёрз. - Сядь, - потянул его за шнур. Эльфи сел рядом со мной, привалившись мешком к тому же стволу слева от меня. - Что же мы с тобой будем делать? Куда, в какую сторону пойдём? – задал я вслух терзавшие меня вопросы. Эльфи молчал. Ладно. Попробуем что-нибудь придумать с помощью Силы. Здесь она стабильна. Судя по окружающему, выкинуло нас где-то далеко к северу от замка. В замке ещё было лето. А тут лес как в октябре – судя по палым листьям и погоде. Телеметрия мне показывает только живые организмы – животных и людей. Деревьев я почти не вижу. Энергетическое же зрение направлено на те организмы, клетки которых обмениваются электросигналами. Живые растения тоже передают внутри своего организма электросигналы и в энергетическом зрении они мне видны как едва видимые беловатые контуры стволов, веток, листьев, а! вот листьев-то я, по осеннему времени, как раз и не вижу. Укрытие, в котором сидит мышь, я тоже не вижу, наверное, потому, что она забралась под какой-то гнилой пенёк – он мёртвый и мне не виден. *** Насобирал я себе жильцов в голову. А теперь всех их, за исключением Ульки (не отдам, моё!) надо отпустить в Силу. Из сведений, почерпнутых мной в библиотеке, я знал, что умирая, здешние обитатели, по крайней мере, разумная их часть, уходят в Силу, независимо от того, были ли они при жизни искусниками или нет – наглядное проявление того, что в этом мире Сила пронизывает всё и всё есть Сила. По тому как кружилась голова и усиливалась внутренняя, так и не понятая мной боль, я понял, что тянуть больше нельзя. Если не отдам Силе, не выпущу собранных омег, сдохну прямо здесь в сыром холодном осеннем лесу. А без меня не жить новорождённому Венику и почти такому же Эльфи. - Сила, Magna Potentia! Прими детей своих. Умерли рано они, но знаю я, вернуться они к тебе должны, - прошептал я по-русски, косплея Йоду, но мне показалось, что обратиться именно так будет правильней. Скользнув на грань подсознания, я увидел всех пятерых, все пять шариков – Шиарре, Оле, Янку, Лило и Листерина. Подсознание опять изменилось: на полированном камне пола стояли широким кругом 5 каменных колонн, а за каждой колонной лицом внутрь круга висели огромные цветные портреты омег. Колонна из чёрного с золотистыми прожилками мрамора стояла перед портретом Шиарре изображавшим огромное лицо Шиарре с выражением, схваченным в один из наших сексуальных марафонов, и повёрнутое в ¾ с полуприкрытыми огромными ресницами глазами. Бледно-розовая однотонная колонна из камня, напоминающего своей фактурой сахар, закрывала собой юное лицо Оле, смотревшего на меня широко раскрытыми глазами. Колонна, за которой висел портрет Янки с длинной чёлкой закрывавшей один глаз, была малахитового цвета с белыми прожилками. Портрет Лило, смотревший на меня из-под полуопущенных ресниц с длинными стрелками выглядывал из-за колонны желтоватого камня с белыми вкраплениями. И последний портрет, портрет Листерина, выглядевшего таким, каким я его запомнил, в одну из последних наших встреч в саду, когда он, посвежевший, помахал мне рукой, прятался за колонной белого мрамора с тёмно-красными узкими и редкими прожилками. Внутренняя боль не прекращалась, нарастала, ныла, так ныла, что во мне всё горело и мысли путались. Особо я боялся потерять сознание и цеплялся за него, из последних сил, цеплялся как мог… Оставаясь на той грани, которая позволяла видеть происходящее в подсознании и, в тоже время энергетическое зрение показывало мне обстановку в реальном мире, я увидел как портрет Шиарре вдруг бесшумно треснул и как в замедленной съёмке начал постепенно сверху вниз превращаться в светящиеся белые точки, причудливо двигающиеся и уплывающие куда-то вверх. Музыка, печальная музыка дудука, извлечённая из файлов моей памяти, задевая какие-то струны, рвала их вверх вслед за Шиарре и, если бы я мог, то слёзы залили бы моё лицо (Абрикосовое дерево Дживан Гаспарян). «Шиарре, уродище», - прошептал я печально, разрываемый эмоциями. «Ненавижу», - едва слышно ласково донеслось до меня от уходящего вверх Шиарре. В реальном мире осенний печальный лес, пропитанный неумолчным моросящим дождём, затих, провожая умерших в последний путь. Светящиеся точки вырвались из моей груди, окутали тело и, плавно и хаотично меняя направление движения, устремились вверх, в плачущее небо. Эльфи выдохнул, поднял голову и, боясь снова вдохнуть, наблюдал уход Шиарре. Музыка, печальная музыка, выворачивающая душу, тревожила мир. Эльфи слышащий её по нашей связи, вцепился мне в руку. Чёрная колонна, стоявшая перед портретом оме, тоже вдруг беззвучно треснула наискосок, примерно на 2/3 от её высоты. Верхняя треть, начав было съезжать вниз, вспыхнула разом светлячками, такими же как портрет, и они, присоединившись к своим собратьям из портрета, устремились в звёздное небо. Обломок колонны остался стоять, исчезнувший портрет открыл за собой пустоту бесконечного пространства, ограниченного снизу полированным чёрным полом, а сверху переливающимися созвездиями и цветными облаками туманностей, галактик и пылевых облаков. Лило, связанный синхронизацией с Шиарре был следующим. Его портрет, подчиняясь звучавшей музыке тоже осыпался и светящимися точками устремился вверх. «Лило», - мысленно позвал я его. Тишина. Только его желтоватая колонна осыпалась и утекла вслед за светлячками портрета почти полностью. Оставшийся кусок её, высотой не более метра, на изломе отливал золотом, золотом в которое были включены крупные белые крапины. Подчиняясь тихой неспешной музыке, Янка, его портрет, начал сыпаться и подниматься светящимися точками вверх. «Оме», - услышал я его голос, - «я люблю вас…» «Я… мне…», - ком встал у меня в горле. Мне будет не хватать тебя, Яночка. Я не смог ему соврать, сказать, что тоже люблю. Но он ушёл спокойным и умиротворённым, его зелёная колонна осыпалась наполовину. Оле, синхронизированный с Янкой, самый маленький из всех, милый, никогда не унывающий Оле. Широко раскрытые глаза омеги неотрывно смотрели на меня, а его портрет начал распадаться медленнее всех, будто нехотя. «Оле», - позвал я его. «Оме, оме, я не хочу! Оставьте меня с собой!» - просил он. А может? Но вихрь огоньков, подчиняясь музыке, завертелся столбом и, ускорившись, ярким смерчем вознёсся к звёздам. Колонна Оле осыпалась, огоньки унеслись тем же вихрем, а её остаток переливавшийся на изломе розовым сахаром был того же размера, что остаток колонны Янки. «Оме, вы обещали мне», - пришла от Листерина мысль-сообщение, перед тем как осыпаться огоньками. «Я помню, оме…, я помню…», - ответил я, провожая его. Белая колонная Листерина осыпалась почти до фундамента и на её изломанном торце ярко-красные прожилки переплелись, образовав причудливый узор. Ну вот и всё… Пять! У меня было их пятеро! И всех, всех потерял… музыка… божественный дудук… как бы сейчас вернуться назад… живой, весёлый Янка…, нежный, мягкий Оле…, бестолковые, но такие наивные Эльфи и Лило…, Шиарре, о, Шиарре – это Шиарре…, Листерин… умненький, полный надежд и ожидания ребёнка… всех их уже больше нет…, как бы сейчас туда вернуться, как бы там, в том далёком и близком, надышаться им, той атмосферой, прожить ещё хоть один день, сказать тем, кого уже сейчас нет, важные слова....слова, которые так и не успел сказать им при жизни... Руки мои опустились, голова поникла… я устал, как же я устал… Дудук затих на последней ноте и казалось даже стал слышен последний выдох Мастера, оторвавшего инструмент от губ. Любил ли я их? Не знаю… теперь не знаю. Моральные установки мои сформировались в той жизни, я пришёл сюда уже личностью – поэтому мне и удалось перехватить управление над телом Ульки, и только благодаря этому мы с ним выжили, но принять до конца здешние сексуальные отношения я не мог. Шиарре выводил меня из себя и получал своё наказание. Было ли это для него наказанием? Не знаю… скорее нет. Да плевать… Я его наказывал за всё, что он сделал со мной и это главное. А остальные…? С ними было комфортно…О! Вот то нужное слово. Комфортно. Мне. А им? Не знаю… Не задумывался. Ну кроме Листерина – он случайный человек в этой компании. Ульрих, видя происходящее, рыдал. -«Оме», - говорил он прерывающимся голосом, - «отпустите меня». - «Ты тоже хочешь оставить после себя колонну?» - задал я ему вопрос, - «так вот, у тебя ничего не получится – это твоё тело и уходить надо мне. Но тут чужак я, и не факт, что смогу вернуться в свой мир. Также не факт, что я уйду в Силу. О! А это мысль! Стану привидением и буду пугать старых деревенских омег. Ну а вам, маркиз, придётся нянчиться с двумя детьми сразу. Всё! Решено! Я устал. Я ухожу», - закончил я знаменитой фразой. - «Нет, Макс, нет! Не надо! Вы мне нужны, я не могу без вас…», - произнёс Ульрих, каким-то образом уместив в одну фразу и восклицания на грани истерики и тихую просьбу. Не ответив, я полностью вышел из подсознания. Уходившие столбом светящиеся точки пробили в густых осенних облаках дыру и ласковые лучи Эллы, наполняя меня бодростью, упали мне на лицо. А у нас, оказывается, день. Веник снова завозился во сне, возвращая меня на землю. Так, срочно ищем дорогу, любая дорога рано или поздно приведёт к людям, а люди… это люди. Воспользовавшись телеметрией, я с удовольствием узнал, что её радиус вырос как бы не втрое. Крупной живности вокруг не было и, переключившись на энергетическое зрение, чтобы не разбить лоб о стоящие деревья, я двинулся вперёд, потянув Эльфи за собой. Куда идти? Тот, кто не знает, куда ему идти, никогда не заблудится. Пройдя несколько шагов, понял, что энергетическое зрение дальностью обнаружения не обладает. Максимум 100 шагов – я проверил. Заметив особо толстое живое дерево, за которым я уже ничего не видел, я бодро пошагал к нему, обходя стоящие деревья и считая шаги. Дойдя вместе с поспешавшим за мной Эльфи, я задумался. Как увеличить дальность своего видения? Ну вот, я смотрю во все стороны сразу – так устроено это зрение, и, может быть, по этому не могу видеть дальше? А если смотреть узким лучом? А вообще, так можно? Или попробовать выпускать сильный короткий сигнал? Я же принимаю информацию о наличии энергии, а не испускаю сигнал, как это делает радар. А что если попробовать принимать информацию о наличии энергии (т.е. энергетическое зрение) узкой полосой, может быть, тогда удастся увидеть дальше, чем вижу сейчас? Как я не бился, узкую полосу энергетического зрения сделать не удалось. По этой причине видеть энергию живых существ дальше, чем на сто шагов я не мог. Веник, висевший у меня на груди, снова завозился, закряхтел и начал скрипеть (таким мне показался плач новорождённого). Окинув его своим новым взором, я понял, что он испытывает дискомфорт – внешняя его оболочка в промежности и у ягодиц пожелтела и эта желтизна поступает в голову. Этого ещё не хватало! Сколько времени прошло с кормления его Листерином? Больше двух часов – это точно. Младенец так долго держался только благодаря тому, что слился с моей аурой и поглощал из неё энергию. А благодаря нормальному фону Силы я этого не чувствовал. Что делать-то? Сидевший слева от меня Эльфи, тоже начал возиться и вздыхать. Глянув на него, я увидел тот же желтоватый оттенок – оттенок дискомфорта, поднимавшийся из его промежности к голове. Поглаживая ребёнка правой, забинтованной особенно плотно рукой, по спинке, я поднялся и дёрнув за связывавший нас шнур, поднял Эльфи. Распахнув полы его плаща и пошарив под его курткой, я добрался до завязок штанов омеги. Нащупав искомое, спустил с него штаны и, отойдя в сторону, отвел край трусов (все таки стринги одел, стервец!) и скомандовал: - Писай! Звук струи, ударившей в палые листья, достиг моего слуха. Н-да… а ведь это ерунда по сравнению с другой проблемой. Ему, ведь, и задницу подтирать надо будет. Эльфи закончил мочиться, я расправил крохотную тряпочку, заменявшую ему трусы, и натянул штаны, затянув завязки. Оправил куртку омеги и запахнув плащ снова усадил рядом с собой. - А кто это у нас проснулся? – начал говорить я с Веником. В его голове тут же голубые огонёчки вспыхнули в висках. Ага, слышит. - А ну-ка, посмотрим, что у нас случилось? – продолжал я общение, наблюдая работу мозга ребёнка уже всего светившегося в энергетическом зрении. В дополнение к словам, решил подпитать новорождённого энергией и направил её из своего солнечного сплетения в район его диафрагмы. Голубоватая струя дотянулась до ребёнка и начала впитываться в его пока ещё основной энергетический центр, постепенно разгоняя и заставляя его светиться ярче. Ярко-синее сияние удовольствия охватило головку Веника и он удовлетворённо закряхтел. Откинув капюшон и сняв подвес с ребёнком с шеи, осторожно уместил покрывало с Веником на коленях. Чуть развернул, пошевелил ткань в которую его завернул Листерин, принюхиваясь к ребёнку. Нет, ничего. А чего кряхтел? Есть, что ли хочет? А кормить-то его у нас нечем. Ни я, ни Эльфи не доимся. Быстро запаковав новорождённого обратно, я закинул петлю подвеса на шею и, кое как расправив свои длинные волосы, натянул капюшон. Осенний лес оставался недружелюбным – моросил дождь и постепенно холодало. Встав, я решил попробовать ещё один способ хоть как-нибудь сориентироваться в окружающих меня деревьях. Подтянув Эльфи к себе телекинезом (работает!), я поставил его спиной к себе, так чтобы он не давил на висящего у меня на груди Веника и, прижался лбом к голове более низкорослого омеги. Запах волос Эльфи отдавал пылью (от разрушенных зданий замка) и чем-то таким, своим, родным. Выдохнув в волосы омеги, я собрался: -Эльфи, туда смотри, - указал я пальцем ему направление, куда надо смотреть. Быстро пробежав по нашей связи, вихрем ворвался в голову Эльфи и начал двигаться к его зрительным нервам. Накинув петельку связи на нерв, я попробовал увидеть хоть что-нибудь – ведь в своё время Ульке удавалось видеть по нашей связи. Эльфи застонал, зашатался, схватился руками за лицо и прикрыл глаза. Видимо, моё прикосновение к нервным окончаниям вызвало боль. - Тише, тише, мой хороший, всё пройдёт, всё, всё успокойся, я рядом, - начал я уговаривать омежку, - открой глазки. Эльфи убрал наконец-то руки от лица и открыл глаза. Всё переливалось и было размытым от слёз, застилавших его глаза. - Поморгай, Эльфичка, нам с тобой плохо видно, - попросил я его. Эльфи, до сих пор не осознающий себя, послушно поморгал. О, вижу лучше. Эльфи хлюпнул потёкшим от слёз носом и вздохнул. Ничего, мы ещё вытянем тебя, дай срок. Так, что тут у нас? Темнеет. Лес, деревья крупные, в основном лиственные. Листья почти опали – сучья голые. Через них видно низкое, затянутое тучами небо. Никаких просветов или полян между деревьями нет. Насколько хватает глаз – деревья, деревья, деревья. Кое-где видны упавшие стволы. Надо идти к какому-нибудь из упавших великанов – хотя бы у него пристроиться. Ночевать придётся в лесу. - Туда пойдём, - указал я рукой, оглядевшись и заметив толстенный ствол дерева упавшего довольно давно, вплотную лежавшего на земле и от того успевшего покрыться зелёным мхом. Когда мы добрались до дерева и я привалился спиной, отягчённой вещмешком, к влажному стволу, а Эльфи пристроился рядом, мне подумалось: а почему я общаюсь с Эльфи голосом? Ведь мог общаться с Янкой телепатически, что мне мешает делать это с Эльфи? Тем более, что вот он, рядом и между нами есть связь. Положив руку на голову омеги для облегчения первого контакта, я его позвал: - «Эльфи!» –он вздрогнул и вдруг его снова, как в портальном зале, затрясло, заколотило, воздух вырвался из его груди сквозь плотно сжатые зубы. - Эльфи, что с тобой, не бойся, маленький, это я с тобой так разговариваю, - начал уговаривать я его голосом, поглаживая по голове, покрытой влажным капюшоном, и прижимая её к себе. - Ну всё, всё. Успокоился? – спросил чисто для проформы, так как эмпатия показывала мне возникшую панику, а потом, по мере моего общения с омегой, его постепенное успокоение. - «Мы с тобой будем разговаривать теперь так», - снова протелепатировал я, опять задёргавшемуся Эльфи, не отпуская его прижатой ко мне головы. Паника омеги во второй раз была меньше и у меня возникла надежда, что со временем он будет воспринимать такой способ общения как должное.