Как быть?

— Скажи мне, Вивиан, чего тебе ещё не хватает? Я позволяю тебе зарабатывать так, как тебе хочется. Ты танцуешь. Зрители тебя любят. Многие ходят только на тебя. И всё равно с тобой, как с диким зверем — не знаешь, что ты можешь выкинуть, — начал выговаривать развалившемуся на диване омеге Леандер, войдя в кабинет, оперевшись задом на стол и скрестив руки на груди. Вивиан скептически усмехнулся, поморщившись от боли в разбитой губе — воспитываешь? Ну-ну… — Что ты сегодня устроил? Вон рожу тебе разбили… Эх-х…, — махнул рукой хозяин клуба. Вивиан молча повернул голову к окну. — Сколько ты мне должен? — перешёл к конкретике Леандер. Вивиан молчал. — Эй, Бинди, — альфа прошёл к двери, открыл её и позвал омегу-бухгалтера. Бинди, манерный омега с длиннющими накрашенными ногтями, одетый и подстриженный по последней моде, но специалист, что называется, от бога, за что и держали, выглянул в коридор из своей комнатки и, не заглядывая в бумаги, протянул: — Три талера и шестьдесят гульденов, господин Леандер… Леандер прикрыл дверь, снова опёрся на стол, вперил тяжёлый взгляд в Вивиана: — Ну, и сколько мне ждать своих денег? — Может отсосу?— иронично выдал омега. — Отсосёшь, само собой, сладкий, отсосёшь, и не раз, но деньги вернёшь все до геллера… Не мне. В общем, так, детка, — Леандер хлопнул широкой ладонью по столу, — я тут договорился и твой долг продал… Вивиан насторожился. Что-то это всё перестало ему нравиться. Как продал? Кому? Леандер молчал. Молчал и пристально смотрел на Вивиана. Всего несколько минут молчания. Несколько долгих, мучительных, пугающих минут, за которые он не сказал ни слова. Возможно, его молчание не было самым плохим исходом — он не был грубым, наглым, высокомерным, не раскидывался пошлыми выражениями, не распускал руки и не бросался унизительными эпитетами, демонстрируя свою власть и их разницу в положении… Но что-то незримое — пугающее, опасное, — всё равно заставляло Вивиана сидеть тихо, не смея поднять глаза. Не показная — истинная энергетика господства делала его босса тем, кого надо бояться, с кем нужно быть начеку… и кому с первых минут самозабвенно хочется подчиняться. А теперь босс его продал… В какой-то момент Леандер, наконец, отвёл взгляд, и Вивиан неслышно выдохнул. Конечно, он знал, что босс узнает о том, что было сегодня в клубе, но никак не ожидал, что Леандер сам лично потребует денег. Обычно Вивиан рассчитывался с клубом через бар или напрямую с этим стервецом Гертруде. А тут… Босс припёрся сам и это значительно увеличило шансы омеги попасть под горячую руку вспыльчивого хозяина. В дурном расположении духа Леандер бывал жесток и непредсказуем, и каждый раз, совершив оплошность, Вивиан томился в мучительном ожидании, не зная, какое извращённое наказание ждёт его на этот раз. И всё же, что-то в хозяине было такое — возбуждающее, чарующее… Может, природное обаяние, а может — надёжная энергетика строгой бескомпромиссной власти. Леандер громко хлопнул в ладоши и сейчас же Бинди, как будто только этого и ждал, походкой манекенщицы вошёл в кабинет с подносом, на котором стоял высокий бокал разноцветного коктейля. Хозяин выпустил улыбнувшегося ему бухгалтера, на ключ закрыл за ним дверь кабинета, полез длинными сильными пальцами в кармашек камзола и бросил крохотную оранжевую капсулу в бокал. Синяя пыль — дорогущий наркотик, поставляемый с Южного материка, и исступлённо преследуемый властями города с громкими казнями и выселениями поставщиков и потребителей. Синяя пыль имела специфический чарующий запах и создавала эффект привыкания на раз, при этом, альфы как-то заторможенно реагировали на наркотик, отделываясь в основном сонным состоянием и повышением болевого порога практически до полного бесчувствия. Омеги же реагировали на синюю пыль срывом всех и всяческих моральных сдержек и повышенной возбудимостью нервной системы, что в перспективе грозило психическим истощением, а то и полным сумасшествием. Вивиан был знаком с синей пылью — иногда, очень редко, он и сам закидывал в рот несколько крохотных синих кристалликов — с его образом жизни иногда это было просто необходимо… Капсула, брошенная в коктейль, эффектно разлила чарующую голубую дымку по краям бокала. Вивиан принюхался. А ещё через минуту ему показалось, будто нежный, дурманящий аромат напитка липкой паутиной опутал его сознание. Молчание затянулось. По всей видимости, хозяин специально выдерживал долгую паузу перед разговором, видя плохо скрываемую растерянность своего танцора, но Вивиан не мог дольше выносить это нарастающее напряжение. — Босс, я… — омега всем телом завозился на диване, встал, тонко очерченные ноздри его носа дрогнули. Договорить ему Леандер не дал. Шагнул к дивану и длинные цепкие пальцы предупредительно сжали его подбородок, а хищные, гипнотические глаза, сощурившись, впились в расширившиеся зрачки омеги. — Тебе не следует говорить раньше, чем я разрешу, мой сладкий, — наконец, произнёс он и немного ослабил хватку. Его пальцы огладили скулы омеги, провели по губам, по шее… И отпустили, напоследок несильно хлопнув Вивиана по щеке. Леандер вновь замолчал, дразняще выдерживая паузу. Коктейль в принесённом бокале, простояв какое-то время, налился богатым цветом, и в золотисто-розовом поплыли, дразня обоняние, полосы яркой синевы. Вивиан сглотнул, предвкушая божественный вкус напитка. — Кажется, ты хотел освежиться? Я приготовил. Пей. Омега не посмел отказываться. Жидкость на вкус оказалась сладкой, с приятным возбуждающим послевкусием. Всего несколько глотков — и голова закружилась, а по телу разлился приятный жар. Видимо, напиток имел довольно большую крепость, а его сладкий и терпкий вкус заслонял собой горечь насыщенного алкоголя. Леандер усмехнулся и, снова, как в баре, провёл снизу вверх по обнажённой спине Вивиана, в этот раз покрывшейся мурашками, и снова больно ухватил за волосы. — Итак, Виви, детка, у меня к тебе два вопроса. Будь добр, сладкий, объясни мне — кто эти двое, которые пялили тебя сегодня во все дыры и почему я должен выпрашивать у тебя свои деньги? Голос хозяина звучал спокойно, но Вивиан чувствовал — он рассержен. Это пугало до онемения — за несколько лет работы на Леандера ему не раз пришлось испытать на своей нежной шкурке, каким жестоким бывает его хозяин, когда им управляет злость. — Босс, я просто слегка увлёкся, — омега примирительно улыбнулся. — Зато это позволило мне денег заработать. Я же должен погасить долг. — Ты и так заработал достаточно много денег, распродавая себя как уличную подстилку без моего на то разрешения. Грубые напряжённые пальцы снова сжались на затылке Вивиана заставив наморщить нос и прищурить глаза от боли. Леандер злобно оскалился. — Ты правда думал, что я этого не узнаю? — Лен, я… Дикий, хищный взгляд босса разлил по телу Вивиана пугающий холодок, а в следующую секунду властный, грубый, собственнический поцелуй обжёг его сладкие после коктейля губы. В первый миг неожиданного проявления близости омега испуганно отстранился, но цепкие пальцы, удерживающие его затылок, сжались еще сильнее, причиняя боль. А затем… Вивиан вдруг почувствовал, как голубая дымка, подобная той, что лилась из бокала с коктейлем, помутила все его мысли, страхи и опасения. Он почувствовал, как где-то внизу живота разливается крепкий жар, перерастающий в возбуждение, как в груди стало не хватать воздуха… В какой-то момент он понял, что не хочет, чтобы этот поцелуй когда-либо прекращался. Трезвость мыслей уступила место самым смелым его желаниям, и его собственные руки, позволяя себе хоть немного желанной ласки, сжались на запястьях Леандера. Вивиан неожиданно осознал, что готов с ним сейчас на всё. Он позволит своему боссу брать его, как угодно, он исполнит любые его желания, учтёт все его прихоти, подчинится любым его приказаниям… Он не часто испытывал влечение к своему боссу, и Леандеру нередко приходилось брать его силой, но сейчас возбуждение возросло настолько, что Вивиан сам не захотел противиться. Лучше уж пусть насилует, чем наказывает. Поцелуй прервался так же внезапно, как и начался. Леандер отстранился с победной улыбкой — он просто лишний раз напомнил самому себе, кому принадлежит эта сладкая, горячая, соблазнительная конфетка. Его руки с длинными пальцами, мягко, но уверенно расстегнули крючочки на широком вороте блузки опавшей к талии. Он не торопился — с нескрываемым наслаждением провёл руками по плечам омеги, огладил талию под чёрной с искрой блузкой, обхватил затянутые шортами бёдра, скользнул по плоскому животу и с особым удовольствием сжал пальцами сразу два нежных соска на его груди. — Виви, детка, ты снова меня расстраиваешь. Когда ты уже запомнишь, что только я могу решать, когда тебе следует торговать своим горячим телом? Всё остальное время оно принадлежит мне. Леандер неодобрительно цокнул языком. Являясь одним из самых влиятельных владельцев ночных клубов Лирнесса, он был прекрасно осведомлён о том, как подобные Вивиану секс-игрушки выживают и как надолго их хватает. Алкоголь и наркотик быстро ставили точку в существовании омег, да и альф тоже… Рука хозяина властно сжала волосы его детки, запрокидывая назад голову и давя вниз. Вивиан опустился на колени. — Ты доставил мне неприятности и я тебя накажу. Слышишь? Ответом ему был кивок. Грубые пальцы отпустили волосы, и Вивиан глубоко вздохнул — похоже, сейчас наказание Леандера кончится привычным минетом. Признаться, хозяина несколько удивило настроение омеги — обычно этот гордый и дерзкий Вивиан противился его напору. Но сейчас… Не один десяток раз пронаблюдав за Вивианом во время его выступлений, в том числе и в привате, Леандер давно научился определять, когда эта сладкая сучка разыгрывает страсть, а когда действительно хочет секса. И сейчас Вивиан не притворялся. Напряжение, наконец, его отпустило, и он вдруг почувствовал себя вдохновлённым, окрылённым, смелым, а своё тело — желанным и сексуальным… Он слушал баюкающие речи босса, но не отвечал на них — разговоры сейчас казались ему исключительно неуместными. Всё, чего он в данный момент хотел — чтобы его, наконец, оттрахали. Леандер не скрывал своего довольства. Он даже не ожидал, что маленькая доза синей пыли, брошенная в коктейль, вызовет такой эффект. Видимо, сегодня его детка и без таблеток была не против поразвлечься со своим боссом. Напоследок. Секунда — и властные руки опустили сексуального омегу на пол на колени и зашарили в завязках брюк. Да, Леандер тоже не был достаточно терпелив, и держаться холодно, когда в его власти изгибалась в изнеможении такая горячая штучка, как Вивиан Рупрехт, становилось уже непросто. Чёрт, как бы ему хотелось сейчас наплевать на всё, разложить под собой это возбужденное красивое тело и трахать, трахать, трахать его до потери пульса… Но он бы не был одним из влиятельнейших владельцев клуба, если бы позволял себе такие слабости. В какой-то момент Леандер неожиданно отстранился от Вивиана уже забравшегося тонкими пальчиками в его промежность. Прекратились ласки, исчезли сладкие поцелуи в головку вытащенного из трусов члена, и нетерпеливые пальцы, только что касающиеся головы и ушей омеги, подобно железным оковам вдруг сжали тонкие запястья Вивиана. — Ещё один нерешённый момент, малыш. Ты принёс мне деньги? Вивиан вскочил с колен, торопливо вывернул свою сумку полную всякого барахла, собрал в кучку монеты и, выгнув и высоко подняв сложенные лодочкой руки, смотря блестящими глазами в лицо Леандеру, высыпал их на стол. Он был готов сделать что угодно, чтобы снова почувствовать горячие жадные ласки босса. Серебро запело, прыгая по столу и раскатываясь по полу. — Умница. А теперь снимай с себя эти тряпки. Минута — и так старательно с вечера подобранная одежда полетела на пол. Длинные пальцы Леандера, дразня, погладили Вивиана по спине, провели вниз вдоль линии позвоночника и властно, крепко сжались на ягодицах, заставив возбуждённого омегу громко и сладостно застонать. Леандер почувствовал, что теряет над собой контроль. Одна из его рук, лаская, провела по внутренней стороне бедра и скользнула между разведённых ног Вивиана, несильно сжала крохотный член и такие же детские яички, вызывая ещё один сладкий стон. Босс видел, как сильно возбуждена его сегодняшняя игрушка, и наслаждался своей властью над мучительно изгибающимся на нём телом (они сели на диван и Леандер был снизу), зная, что эта горячая сладкая шлюшка не посмеет насадиться на член без его на то разрешения. — Не забывай о том, кому ты принадлежишь, — горячо прошептал Леандер, оставляя сочный засос на шее. — Ты мой. Моя собственность, моя вещь. Будь послушным, детка, и хозяин будет тобой доволен. — Да, Лен… — Прекрасно. А теперь скажи мне, чего ты хочешь. — Тебя. Чётко,конкретно, прямо. Без лишних слов. — Попроси, — издевательски оскалился Леандер и, взяв Вивиана за подбородок, прошептал ему прямо в губы: —Скажи это, моя маленькая сладкая сучка… — Трахни меня… — Умница, Виви. Хороший мальчик. До боли впившиеся в ягодицы руки, сочный укус в шею, резкое движение бёдрами — и Вивиан вскрикнул, откинув голову и зажмурив глаза. Длинный горячий член одним резким болезненным толчком вошёл так глубоко и жёстко, что захватило дух. Такая грубость, такая бескомпромиссная страсть — именно то, чего им обоим так сейчас не хватало. Вивиан почувствовал, как боль полоснула низ живота измученного ночными приключениями сразу с двумя альфами, но она же и заставила его тело так остро чувствовать наслаждение. После такого долгого сладостного томления любое прикосновение, любое движение внутри отзывалось безумным кайфом. Леандер определённо знал, как довести его до безумия. Сдерживаться хозяин самого пафосного клуба Лирнесса уже не считал для себя возможным. Несколько минут он, забывшись, просто покрывал горячее гибкое тело грубыми, властными поцелуями, наслаждаясь тем, как страстно, нетерпеливо, не жалея себя, Вивиан двигается на его члене. Но Леандер не привык отдавать первенство. Он привык властвовать и владеть. Нетерпеливый, сочный, страстный поцелуй пришёлся как нельзя кстати. Сильный укус, растравляя ссадину, будто закрепляющий право собственности над ним, резанул Вивиана по губам, и тут же гибкий язык скользнул в приоткрытый рот. И омега не сдержал стона, полностью растворившись в этих желанных ласках, когда Леандер, перенимая инициативу, буквально скинул его со своих колен, опрокидывая спиной на диван и тут же набрасываясь на него снова. Ещё одно движение бёдрами, ещё один глухой стон в поцелуй — и Вивиан выгнулся, отдавая себя во власть своего хозяина, наслаждаясь таким желанным проникновением. Чёрт, как же он этого хотел… Мощные, глубокие, безжалостные толчки внутрь, обжигающие поцелуи, страстно срывающиеся на укусы, до боли сжимающие тело пальцы… Леандер каждый день мог позволить себе оттрахать любую торгующую собой в его клубе шлюху — в конце концов, там танцевал не только Вивиан. Но сейчас он брал этого омегу так горячо, так сладко и неподдельно страстно, будто он — Вивиан — был самым заветным его желанием. И всё же, Леандер не был бы самим собой, если б не захотел поиграть. В момент, когда кайф стал просто невыносимым, горячие длинные пальцы опасно сжались на горле Вивиана. — Не кончай, — с издевательской улыбкой проговорил Леандер, не переставая резкими толчками сотрясать распластанное под ним тело. — Не кончай, пока я тебе не позволю… Вивиан застонал — гортанно, громко. Он был уже на пике и просто сходил с ума, всё тело превратилось в сплошную эрогенную зону, а грубые болезненные толчки глубоко внутри неизбежно подводили его к разрядке. — Я не могу… Пожалуйста, Лен, пожалуйста… — Нет. Терпи. Леандер был непреклонен. Он играл со своей игрушкой, наслаждался её безумием и специально доводил сильнее, проезжаясь членом по самым чувствительным местам внутри. Ему нравилось демонстрировать свою власть, нравилось владеть чувствами и эмоциями его жертвы, но ещё больше ему нравилась его покорность. Такое поведение тешило безумное самолюбие Леандера и в разы усиливало возбуждение. Вивиан тоже разделял эти предпочтения, но несколько с другой позиции. Несмотря на всю колючесть своего характера, он любил власть над собой и силу, но сейчас как никогда был готов стать послушным. Возбуждение казалось таким насыщенным, что стало причинять боль. Сознание окончательно поплыло, уступая место невыносимой сексуальной жажде, и тот факт, что властный и сильный босс сейчас распоряжается его телом, просто снёс крышу омеге. Не выдерживая напряжения, но и не смея ослушаться, Вивиан просто закрыл лицо руками и закричал. Грубые толчки сотрясали всё его тело, пальцы на шее сжимались крепче, и в тот момент, когда от переизбытка чувств он едва не потерял сознание, хозяин, наконец, прошептал: «Давай». Оргазм яркой волной прошёлся по всему телу, выгибая его до хруста. Ещё один громкий протяжный крик, сменившийся хриплым стоном, безумная дрожь от спазмов внутри — и Леандер кончает тоже, напоследок несколько раз особенно жёстко вдолбив измождённое тело в ходивший ходуном диван. Потом, когда Вивиан уже отошёл от произошедшего, лежал на голых коленях босса в изнеможении, невесомо целуя его опавший член и вдыхая запах спермы хозяина и своих собственных соков, а Леандер сидел, привалившись к спинке дивана, и перебирал на затылке волнистые золотистые пряди коротких волос омеги, он услышал: — Юрген, у него самый дорогой бордель в городе, ну, ты знаешь… Короче, теперь ты будешь работать там… — Лен… — всё вот это, то, что только что было и жажда желания босса и его грубая ласка, оставившая синяки на шейке омеги, и всё другое, всколыхнувшее что-то сидевшее в Вивиане глубоко, и сейчас взбаламученное его боссом, и заронившее в омегу тень надежды… на… Это всё зря? Отпихнув носом член босса, Вивиан уткнулся лицом в голый лобок Леандера, жарко выдохнул, подтянул кулачки ко рту и начал съёживаться от невыносимой боли, так и оставаясь лежать на коленях хозяина. Чувства, воспрявшие было в глубине души Вивиана, снова пропали, наружу вылезла его всегдашняя колючесть, тело отходило от воздействия наркотика и он, шмыгнув носом и прощаясь с чем-то дорогим для себя и важным, прошептал: — Как скажешь, босс. Я твоя сучка… Как скажешь… Рука Леандера,до того ласково перебиравшая волосы омеги пропахшие за ночь неистребимым запахом хуки с ароматическим добавками, как, собственно, и весь клуб, больно сжала волосы на затылке. Но Вивиан снова ушёл в себя и бей его сейчас кнутом, сдирай кожу живьём — он только иронично улыбнётся. В последний раз. Он в последний раз попытался показать свои настоящие чувства. Сколько раз он совершал одну и ту же ошибку, а потом расплачивался собственными слезами? Сколько раз убеждал самого себя, что ночной клуб — не место для светлых чувств, но каждый раз обжигался, оставляя где-то внутри маленький тлеющий уголёк надежды, что он всё же кому-то нужен? Нужен не для зарабатывания денег, не в качестве секс-игрушки, а просто так, просто потому что он существует на этомсвете… «Ты не ровня таким, как мы»… — давали ему понять. Не говорили. Нет. Но всё было понятно без слов. «Подобные тебе нужны, чтобы ими пользовались»… — шептало подсознание, отравляя ядом подозрений и догадок, в большинстве своём верных. «Такие, как ты, не заслуживают быть любимыми»… — звучал вывод и Вивиан срывался в очередную пучину загула. Казалось бы — давно уже пора к этой жизни привыкнуть, но у Вивиана каждый раз не хватало сил. Едкая горечь жестоко опутывала его сознание ядовитыми шипованными лианами, сводя с ума, сжимая в своих тисках, утаскивая во тьму беспросветной тоски и бесконечно шепча ему: «Ты никому не нужен»… — Надо же… Как мне повезло, оказывается. Иди ты нахрен, Леандер, — Вивиан прикрыл глаза, ожидая удара по лицу, рука босса ещё сильнее зажала волосы на затылке, а затем отпустила. Леандер стал холоден, небрежно столкнул голову омеги со своих колен, встал, натянул нижнее бельё и брюки, завязал и, обойдя стол, сел. Выдвинул ящик, порылся в нём. Задвинул. Поднял голову на омегу. Вивиан так и лежал на диване. Без одежды. Удобно устроившись и подложив под щёку обе ладони он смотрел на босса. Бывшего босса. — Не строй из себя невинность, — буркнул Леандер, не отрывая взгляда от обнажённого омеги, — Ты же просто создан для того, чтобы тебя имели… — Ты просто мастер комплиментов, Лен, — омега лежал на диване и спокойно, отстранённо говорил, — Считаешь себя эдаким благородным хреном, снизошедшим до тела обычной шлюхи? Мне жаль разочаровывать тебя, милый, но ты не представляешь из себя ничего выдающегося, — разочарованный, даже раздавленный омега, мстил, высказываясь о сексуальных способностях босса, — А моё имя блаженно выстанывали самые богатые клиенты Лирнесса… И вытворяли они такое… Ох-х… От одних воспоминаний кончить можно, — Вивиан, играя с огнём, потянулся как кошка и провёл по телу рукой, напоследок зацепив сосок, тут же откликнувшийся на ласку. Скользнув мыслями по приятным воспоминаниям о ласках и поцелуях своего босса, приправленных пикантной смесью из его бурной ярости и пылкой страсти, Вивиан неосознанно улыбнулся. Эх-х… С тех пор, как Леандер стал проявлять к нему особую благосклонность, омега стал чувствовать себя таким… Любимым? Вожделенным? Нужным? Какая разница! Ему просто стало вдруг хорошо рядом со своим прежде почти ненавистным боссом. И плевать, что множество других завистников считают его не более, чем игрушкой — никому из них невдомёк, как сладко Леандер целует своего Вивиана, когда они остаются наедине — а ведь шлюх вообще не принято целовать в губы… Никто из них не знает, какие слова шепчет властный и сильный босс ему на ухо, когда со всей страстью вбивается в его нутро, и как потом, затихая, зацеловывает следы своей неуёмной страсти на его теле… Думая об этом, Вивиан ощутил прилив возбуждения и встрепенулся, отгоняя от себя ненужные сейчас мысли. Ох, не о том он думает, не о том… По коридору разнёсся цокот каблучков и в дверь постучали: — Мальчики… Леандер, скорчив недовольную мину, поднялся из-за стола, бросил Вивиану: — Прикройся! В ответ Вивиан только скривил губы. Юрген, альфа, держатель борделя «Блюменхаус», походкой от бедра, как собственно он всегда и ходил, вошёл в кабинет Леандера, поставил сумочку чёрной дорогой кожи на стол хозяина клуба и опёрся подтянутой задницей на стол рядом с Леандером. Юрген был стопроцентным альфой, в сторону других альф (в сексуальном смысле) не смотрел, но ему нравилось эпатировать — одевался он в длинные, до нижней трети икр платья без рукавов из эластичной ткани, оставлявшие открытыми крепкие руки и спину, державшиеся на теле за счёт широкого и высокого воротника-стойки, пошитые специально только для него, обтягивавшие как перчатка его мускулистую фигуру, сообразно со своим ростом, а был он никак не ниже самого Леандера. На ногах, открывая на всеобщее обозрение изысканный педикюр, на тонких кожаных ремешках изящные сандалии. Боковые разрезы на платьях достигали талии и только в самом верху были слабо стянуты декоративной шнуровкой, и хорошо было видно, что нижнего белья на владельце платья нет. Юрген коротко стриг свои тёмные волосы, проколов в ушах не имел (просто не хотел), а таскал в них круглые клипсы с бриллиантами. — Ну, и кто тут у нас? — пропел Юрген мужским голосом, шагнул к дивану, присел и коснулся волос Вивиана рукой с маникюром в цвет платья в длинной чёрной перчатке без пальцев, держащейся на руке с помощью петельки, зацепленной за средний палец. Вивиан смотрел на происходящее… К горлу подступил ком… его замутило. Слёзы обиды и бессильной ярости, стали щипать глаза, и слабость разлилась по телу, покорно неоказывая сопротивления касаниям Юргена. В какой-то момент Вивиан почувствовал себя таким слабым и уязвимым, что ещё немного — и он просто бы лишился чувств. Рука альфы проскользнула по телу Вивиана. Ощутив и унюхав всё, что ему было надо, Юрген хмыкнул и встал: — Горячая штучка… — Ну, кому как, — откликнулся Вивиан, садясь и разваливаясь на диване. — Я бы не советовал тебе дерзить мне, детка — ты не ровня таким, как мы, — Юрген опёрся задом на стол рядом с Леандером и они оба смотрели на развалившегося перед ними на диване голого омегу, — Чёрт, Вивиан! Ты так очарователен в своей наивности, что мне даже жаль тебя! — напевно продолжил Юрген, усмехнувшись, — Подобные тебе нужны, чтобы ими пользовались, а затем вышвыривали за ненадобностью. Сейчас тебя подобрал я. Потом… может быть, ещё кто-то. В этот раз Вивиан предпочёл смолчать. Отвернувшись от альф, он, как завороженный, смотрел на своё отражение в зеркале висевшем на стене кабинета. Слова нового хозяина почему-то его задели. Юрген, заметив его растерянность, улыбнулся. Шагнув от стола и склонившись к омеге, он, подобно манерам его теперь уже бывшего босса, сжал пальцами лицо омеги, встретившись с ним взглядом через зеркальное отражение. — Ты только посмотри на себя — такой нежный, красивый, трепетный и порочный… Неудивительно, что ты — любимая подстилка Леандера, играть с тобой — одно удовольствие. Сколько раз он ломал тебя, «Виви, детка»? Сколько раз заставлял участвовать в своих планах? А ты до сих пор надеешься, что он когда-нибудь тебя полюбит. Омегу надо было ломать. И ломать сейчас, пока он находится под остаточным действием наркотика, пока он потрясён и раздавлен предательством бывшего босса. Поэтому Юрген, а как владелец борделя он не мог не быть и психологом тоже, так жёстко давил. У Вивиана должен быть только один хозяин, а его долг, перекупленный Юргеном — это только повод, не более. — Такие, как ты, не заслуживают быть любимыми, — добавил Юрген. — Не пытайся прыгнуть выше своего уровня — для нас ты просто очередная кукла, приносящая деньги и предоставляющая своё тело. Наслаждайся, пока есть возможность, вниманием больших людей, но не забывай, что наше время, которое мы на тебя тратим, придётся отрабатывать. Слухи о том, как много внимания Леандер уделяет своей сладкой шлюшке, давно уже вышли за пределы клуба. Неразборчивые связи Вивиана могли поставить под сомнение весь авторитет босса. А последняя выходка в клубе! Непонятные отношения с какими-то людьми, заигрывания с персоналом, случайные заработки на улицах… С Вивианом необходимо было кончать. Убить его Леандер не мог — Стража Лирнесса раскалывала такие преступления на раз — искуснику невозможно соврать, а Вивиана в городе знали. Да и расходы дополнительные. И Леандер его продал. Продал в бордель как какую-то шлюху. Хотя Вивиан и сам частенько давал повод так считать. — Лен, сколько я тебе должен? — Вивиан уцепился за последнюю, как ему казалось, надежду, — у меня есть деньги… Я отдам… — Виви, детка, — копируя интонации Леандера, пропел Юрген, — ты МНЕ должен, не ему. — Сколько?! — Четыре талера, мой сладкий, четыре талера, — опять пропел Юрген, прекрасно зная, что такая его манера разговора неимоверно раздражает собеседника. — Как?! Три шестьдесят было! — таких денег у Вивиана конечно же не было. Никогда. — А проценты? Мой сладкий, ты проценты забыл, — мило тянул Юрген и вдруг его лицо изменилось, стало каменным, улыбка пропала, серые глаза заледенели, — Оделся быстро! — рявкнул альфа, заставляя вздрогнуть не только Вивиана, но и Леандера. Вивиан дрожащими руками натягивал на себя рваные чулки, алые шорты без трусов, затискивал маленький мокрый от спермы член в тесную ширинку, накинул и застегнул на шее блузку, а Юрген, порывшись в сумочке, вытащил кожаный плетёный ремешок с металлическим кольцом, застегнул его в карабинчик ошейника, который как часть образа, не снимая, таскал Вивиан, дёрнул его к себе и снова пропел, направившись к выходу из кабинета: — Пойдём, мой сладкий, пойдём, детка… Вивиан затравленно из-под изломанной брови длинно посмотрел на Леандера отведшего взгляд и утягиваемый за ремешок вышел вслед за Юргеном. Они сели в портшез, Юрген, крикнул носильщикам: — Домой! Плотно задёрнул шторки, откинул в сторону полу платья, обнажая здоровенный полуэрегированный член, плотоядно улыбаясь, за поводок потянул Вивиана к себе и прошептал прямо в аккуратное маленькое ушко, с целым рядом проколов, занятых тонкими колечками: — Потрудись, детка. Я так тебя хочу… * * * На следующий день после сеанса психотерапии, проведённого мной с Лисбетом, ко мне в подвал заглянул Лизелот: — Ваша Светлость… — Лизелот, еще раз так скажешь — получишь в лоб, — я снова был занят — ремонт помещений дома шёл вовсю. Хотелось нормальных условий. Хотелось помыться нормально, а не по очереди в одной единственной ванне, хотелось условий достойных знатного оме (ну, как я их понимал — делать второй замок Хоэншвангау я, естественно, не собирался). Большую партию букового бруса, хорошо высушенного, перекупленного мной у мебельщиков не без воздействия гипноза, завезли и сейчас я, после того как работнички Службы очистки приложили свои ручки к устройству двух дополнительных ванных комнат на втором этаже, трудился над декоративными панелями для отделки потолков и стен первого этажа. — Ой, оме, прошу меня простить, оме Лисбет просит вас выбрать время и если вы сочтёте возможным, то… Небольшой кусочек эбенового дерева, чёрный как смола, прилетел в лоб Лизелоту. — Ай! Не надо оме! Господин Лисбет ждёт вас в гости! Сегодня! Если можно… В этот раз, поняв, что спешки нет, пошли пешком. Переходили с Лизелотом из улицы в улицу, постепенно поднимаясь выше и выше. Я разговаривал: — Лизелот, а ты замужем? — Нет, оме, — омега вздохнул, на лицо он не был страшненьким. Наоборот. Конечно, до милоты Лисбета ему было далеко, да и яркости стиля вапм, которая мгновенно привлекала внимание любого взглянувшего на Эльфи, в Лизелоте совсем не было. Но в нём присутствовал какой-то свой шарм. Омега был симпатичным. Вивиан, тот омега-танцовщик из клуба, видимо не зря так приставал к нему. — А что так? — Да так, как-то, оме… Даже и не знаю… Омег, ведь, больше чем альф. Сильно больше. Да и где его взять, альфу этого? Я всё с оме Лисбетом… Помогаю… Некогда мне… Так вот как-то… — И много работы? — Бывает. У нас ведь как? То пусто, то густо. День, два, три нет никого. А иной раз пациентов столько, что времени поесть не хватает. — И что, оме Лисбет так устаёт? — Да, оме. Сильно устаёт. Даже иногда заснуть не может от усталости… — А по поводу чего ты меня позвал-то? — А… оме Лисбет просил вам не говорить — сам скажет… Ну, ладно. Копаться в мозгах не буду — сюрприз мне будет. Действительно, сюрприз получился. Оме Лисбет, помявшись, чем опять вверг меня в пучину умиления своим видом и растерянностью, выдал, то, что они, судя по всему, решили совместно с Лизелотом: Лизелот запомнил мой рассказ про Римскую империю, не дословно, конечно, но близко к оригиналу и теперь оме Лисбет уговаривал меня напечатать рассказанное и даже название они придумали в местном стиле: «Повесть о Римской империи и консуле её Марке Лицинии Крассе, а также о восставших рабах, их предводителе Спартаке и супруге его Фрине». — Ах, оме, оме, — мы сидели в гостиной Лисбета, в той самой, в которой мы были, когда я у него оставался ночевать, — да ведь то, что я вам рассказал не подойдёт для печати. Ну, подумайте сами, рассказывал я вам эту историю, может быть час, вряд ли больше, а тем, кто будет читать её, это не понравится — слишком мало. А печатать пять-шесть страниц… Да и потом, там много такого, что власти могут не пропустить. — Какие власти? Что там такого есть? — забеспокоился Лисбет, — У нас в Лирнессе можно печатать всё, что угодно… — Да? И если я, например, закажу листовки, в которых будет написано, что Глава города дурак и извращенец, а Схолу надо сжечь, а потом раскидаю их по городу и деревням, то мне это позволят? — Ну-у… Так то ответственность за оскорбление властей у нас никто не отменял… Нам, когда я учился показывали и рассказывали про это… Даже предмет такой был, дознаватель из Стражи читал и экзамены… были, — Лисбет расстроился, плечи его поникли, — Вы не разрешаете, оме? — Да Сила с вами Великая, оме! — я поднял руки и хлопнул по поручням кресла в котором сидел, — Я, конечно же, не против, но дайте я подумаю… А что если, и правда, напечатать, только объём нужен. А если объём добрать иллюстрациями? А? — А вот, оме, такой у меня вопрос, — решил я обсудить возникшую мысль, — картинки в книжках у вас тут делают? — Делают. Гравюры, — ответил Лисбет, оживившись, — правда, я не знаю на чём. На металле или камне. — Хм… Гравюры. Это значит, картинку надо в зеркальном отображении резать. Сложновато. Резать-то мне с моим владением телекинезом — не проблема. Вон, с деревянными панелями, наловчился и работа пошла! Новая идея захватила меня. А что? Да я практически на каждое предложение в тексте картинку могу сделать! Образы-то у меня все в голове! Римлян и рабов всяких… гладиаторы, танцоры и мальчики голые… Э-э-э… мальчики голые… Опять же крокодилы священные… с чертами каких-нибудь тираннозавров. Фрин распятый с выклеванными птицами глазами… Только картинки цветные должны быть… Да… Ещё бы знать как это сделать? Вручную раскрашивать? А так комикс крутой получится — спору нет. — Ладно. Решено. Делаем, — решительно вновь я хлопнул по подлокотникам кресла, обрадовав Лисбета и Лизелота заодно, с тревогой ожидавших моего вердикта, — только, оме, мне надо знать возможности типографии… Представьте, оме, как будет здорово если картинки будут цветные, а! — Ой, оме, посмотрите, тут Лизелот записал всё, что вы рассказывали, — инициатива тут же поимела инициатора. — Давайте… * * * Вернувшись к себе и, вырезая в подвале при свете шарика, узоры на буковых балках, подготовленных к монтажу на потолок первого этажа, я вспоминал наш с Эльфи поход в Совет города. К Совету мы с Эльфи подкатили как белые люди - в портшезе. Город имеет большие перепады высот, многие улицы узки и если кто не хочет тащиться на своих двоих, то передвигается в портшезе. Наёмных на любой достаток полно. Ну, вот мы и воспользовались - не пешком же идти, в самом деле. Глава Совета Вольфрам Албрехт Хартманн фон Адельманнсфельден (произнеси пять раз и демона вызовешь! Точно говорю!) — здоровенный альфа, на голову выше меня, по виду средних лет, с гладкой молодой кожей лица и рук, короткими светлыми волосами, квадратной челюстью и ямочкой на подбородке в золочёном доспехе, не доспехе, а каком-то гибком металлизированном костюме, судя по всему, артефактном, ибо он пылал в энергетическом зрении равномерным синим светом не давая возможности рассмотреть энергетические потоки в теле, радушно улыбаясь, вышел из-за огромного круглого стола: — Здравствуйте, Ваша Светлость… Если сейчас к ручке сунется — получит в лоб. Но нет. Пронесло. Видимо, тут нет такого обычая. Глава Совета был настолько любезен, что вышел меня встретить в зал Совета, а потом, радушно показывая рукой направление, повёл нас в свой кабинет. По размеру кабинет не меньше чем у Гитлера. Говорят, тот любил большие пространства. Стены отделаны резными шпалерами, сводчатый потолок теряется в вышине. Стрельчатые окна в пол, такие же, как в зале, забраны цветными витражами. На наборном штучном полу ковёр, тут же, как только мы ступили на него, заглушивший наши шаги. Монументальный пустой рабочий резной стол с инкрустациями драгоценного дерева и слоновой кости и письменными приборами, отблёскивающими жёлтым и гранями кристаллов. Одна из стен занята палисандровыми шкафами с книгами — сквозь гранёные стёклышки дверок видны золочёные кожаные переплёты. Чуть в стороне от письменного стола круглый стол с причудливым симметричным узором звезды, выложенной из кусочков ценных пород древесины. Вольфрам, проявив учтивость, сам пододвинул мне стул с высокой спинкой. Сажусь. Эльфи встал за мной. Синие глаза искусника вопросительно взметнулись на моего омегу. — Это мой Личный Слуга, господин Вольфрам Албрехт Хартманн фон Адельманнсфельден, — пояснил я. — О! В наше время это редкость, — Глава Совета искусно изобразил лицом заинтересованность, улыбнулся, продолжил, — Ваша Светлость, оме, прошу вас, для вас Вольфрам. В конце концов, мы все братья в Силе. Дяденька не прост. Ох, как не прост. — Ну, что ж, тогда и я, в свою очередь, прошу учесть, что для вас, господин Вольфрам, брат мой в Силе, я оме, — возвращаю улыбку Главе Совета. — О… оме, простите мою бестактность, — Глава Совета взял золочёный колокольчик, встряхнул. По кабинету, теряясь в его глубинах, разнёсся мелодичный звон. Из-за неприметной двери, прикрытой декоративными панелями, бесшумно вышел молодой альфа, с незапоминающимся лицом, одетый в чёрный костюм со стоячим воротником. Искусник. — Чаю? — вопросительно уставился на меня Глава. Я согласно склонил голову. Чёрный, кивнул и вернулся за дверь. — Вы позволите, господин Вольфрам? — я поднял левую руку до плеча и указал на стоящего за моей спиной Эльфи. — Конечно, конечно, оме… — «Эльфи, сядь», — телепатически приказал я омеге. Неприметный искусник выкатил из двери золочёную тележку с чайничком, чашками, тёмной бутылкой вина, бокалами, сахарницами, тарелочками, ещё чем-то… Мягко двигаясь, споро накрыл на троих и также бесшумно удалился. За стеной, там, куда ушёл неприметный, просматривались ещё два энергетических силуэта. Тоже искусники. И с другой стороны кабинета тоже кто-то есть. Искусник. Один. Это Вольфрам так меня опасается? Или что-то другое? Ну, меч мой энергетический со мной, баклер тоже. В руки, если что, я им не дамся, но в городе, естественно, потом не жить… Вольфрам, изображая радушного хозяина, разлил вино по бокалам, я благодарно кивнул, пригубил… Недурно… — Попробуйте, оме, это вино самых лучших наших виноградников… — расхваливал напиток Глава Совета. — Неплохо… — тяну паузу, перекатываю глоток тёмного, багрово-фиолетового вина на языке. Фруктовый запах, терпкий вкус танинов, отдающий вишней и ежевикой, чуть сладости…в послевкусии мощный акцент фенхеля и корицы… Ну, что ж, правда неплохо. Ему, судя по всему нужно время, чтобы составить обо мне впечатление. Понять как вести себя со мной. Поэтому пьем вино и чай. Ну, а мне невместно первому начинать разговор о деле. Он позвал — он пусть и говорит. Я же омега. Посижу, послушаю. Если что — телепортация нам поможет… Глава Совета видимо, что-то решил для себя, пришёл к каким-то выводам и начал: — Итак, оме… вы так неожиданно появились у нас, что… — цепкий взгляд Главы Совета смотрит в моё лицо, — я, к стыду моему, узнал о вас только после вашего, оме, появления в Синем крейсе… Хм. Помолчим ещё. — От тамошнего искусника нам стало известно, что вы, оме, заверили на Алтаре силы опекунство над тремя искусниками-детьми, а также приняли подданство Лирнесса. Так вот, вы должны знать, что все искусники-подданные нашего города военнообязанные и нам бы хотелось видеть вас, оме, в числе целителей города, — выдал Вольфрам, внимательно отслеживая реакцию на моём лице. Оме очень знатен. Но при этом искусник. Закон в Лирнессе один для всех — живёшь в городе — будь добр подчиняться. — Я признателен вам, господин Вольфрам, за тёплое ко мне отношение, но… — пауза нарочно затянутая мной, вызвала в глазах Главы Совета настороженность, — я не смогу, при всём моём желании, влиться в ряды целителей города. Извините, — я поднял руки ладонями к Вольфраму. Настороженность в глазах Главы Совета превратилась в холод. — Я не целитель, — закончил я. Бровь Вольфрама вопросительно взлетела вверх. Кому-то нагорит за неверную информацию обо мне. Вот ни за что не поверю, что Вольфрам не собрал обо мне сведений перед встречей. Целители, судя по всему не раскололись перед властями. Нелояльны что ли? Или их не спрашивали? — Если вам обо мне что-нибудь известно, то вы знаете кто я. Вольфрам молча кивнул, подтверждая, что он знает кто я такой. — Наверняка, вы знаете, что сын Великого герцога Лоос-Корсварм не был искусником, — продолжал я рассказ и Вольфрам снова кивнул. — В замке Хоэншвангау обстоятельства сложились так, что Великая Сила сочла возможным инициировать меня и… я стал искусником. — О! Я вижу, оме, что вы говорите правду, но все искусники омеги — извините, оме — о которых было доселе известно — это целители. — Ita, domine Wolfram, exceptio sum. Nescio an verum sit an beatus sit necne, sed verum est (Да, господин Вольфрам, я исключение. Не знаю, правда, счастливое или нет, но это так), — перешёл я на латынь. — Ome, quaestionem falsam a te interrogo, ius habes, non ut respondeas, sed tamen… (Оме, я вынужден задать вам некорректный вопрос, вы вправе, конечно, не отвечать на него, но тем не менее…), — за скомканным концом фразы я услышал послание Главы Совета — дескать, говори, всё равно узнаем. — Bene, domine Wolfram, respondebo. Im mentist (Хорошо, господин Вольфрам, я отвечу. Я менталист). Вольфрам закашлялся. — Ahem… Ignosce, ome… (…Кх-м… Извините, оме…) Молча я поднял левитацией бутылку вина и разлил его нам с ним в бокалы. Вольфрам потрясённо молчал. — Domine Wolfram, notare velim me non solum esse (Господин Вольфрам, хочу заметить — я такой не один). — Quam quod suus? (Вот как?) — давайте, оме, добивайте меня окончательно, послышалось мне в восклицании Вольфрама, — Et quis alius? (И кто ещё?) — Pueri. Honoratus. Utrumque. (Дети. Старшие. Оба.) Я, конечно, понимал, что сейчас все его построения вокруг моего появления в Лирнессе рухнули с учётом новой информации, полученной здесь и сейчас. Но и скрывать информацию о моей Сиджи с Ютом специализации как искусников не видел смысла - если мы здесь остаёмся, то она всё равно рано или поздно станет известна. Кроме того, детей надо учить. В Схоле. А власти Лирнесса, как города искусников, обязаны помогать и защищать своих подданных-искусников. Возможно, до тех пор пока Вольфраму не было известно о том, что я искусник, у него были свои какие-то планы относительно меня и посольства Тилории. Но теперь… Менталист — это очень важно. Да ещё и не один. На них точно наложит лапу Схола. Супермум консилиум обязательно вмешается. Хотя Глава Совета и был десятником Схолы и входил в её Супермум консилиум с правом голоса, тем не менее некоторая разность интересов межу Схолой и Советом города существовала. И сейчас Вольфрам, во избежание трений с руководством Схолы, просто обязан сообщить Супермум консилиуму о появлении в городе трёх (!) менталистов сразу. Единственное, что от него сейчас зависит — это сделать всё, чтобы этот знатный оме не убежал из города, захватив всех своих детей, Личного Слугу, прислугу и кошку. Ну, и нигде не сказано, как скоро Глава Совета должен делиться с Супермум консилиумом информацией подобного рода. — Sed, oh, quomodo ad nostram regionem pervenisti? Tiloria funditus destruitur, quantum scimus. Sedebat diu legatio sine mandato regio. Notum habemus daemones totam regionem delevisse (Но, оме, как вам удалось попасть в наши края? Насколько известно, Тилория разрушена полностью. Их посольство давно сидит без инструкций от королевского двора. У нас есть сведения, что демоны уничтожили всё население страны). — Imo in multis hoc indicium est verum, domine Wolfram… Multis modis? (Да, во многом эти сведения верны, господин Вольфрам… Во многом… Вы позволите мне маленькую слабость?) Вольфрам кивнул — всё-таки перед ним омега, хоть искусник: — Quidnam, ome? (А что именно, оме?) — Multa tibi quae novi referam, sed facilior est mihi loqui si ambulo… (Я расскажу вам, многое из того, что мне известно, но мне будет легче говорить, если я буду ходить…), — ну и то, что он чувствует ложь, не следует забывать. — Cum e carcere eduxisti me (Когда меня привезли из тюрьмы), — брови Вольфрама полезли вверх, — Ita Dominus Wolfram, vir meus, credidit me ibi esse. Et nulla omnino ratio mea fuit. Ut 'cum (Да, господин Вольфрам, мой супруг считал, что моё место там. И, нет, поводов с моей стороны не было совершенно. Так вот, когда), — я встал и медленно прошёлся по ковру, с подошёл к стене, обшитой панелями, провёл пальцем — интересный рисунок, себе в дом надо такой сделать, Вольфрам и Эльфи взглядом следили за мной, я продолжил, — Hohenschwangau castrum deductus sum. Probabiliter scis — haec est patria commorationis regis Tiloriae… (меня привезли в замок Хоэншвангау. Вы, наверное, знаете — это загородная резиденция короля Тилории…) Вольфрам кивнул. — Sanatores tractaverunt me. Fuimus, ut potuimus… In genere omnia possibilia fuimus. Sed, credo, valetudo mea nihil interest quoiquam. Tum Magna Virtus ad me intuitum convertit. (Целители подлечили меня. Ну, как смогли… В общем, сделали всё, что возможно… Но, полагаю, состояние моего здоровья ни для кого не представляет интереса. Затем Великая Сила обратила на меня свой взор…), — рассказывая, я медленно перешёл от стены с панелями к шкафам с книгами, коснулся резного дуба дверки. Хм, как цветочки выразительно вырезаны. Себе надо также сделать, — tum bellum incepit. Mi vir ad urbem accessit, tum iam notum erat, qualis impetus esset (а потом случилась война… Супруг мой выехал в столицу, к тому времени уже было известно, каков характер нападения…), — да, тяжело рассказывать, сколько крови я увидел за эти месяцы. Я заложил руки за спину, встал лицом к стеклянной дверце шкафа, заглянул внутрь. Блеснуло золото книжных корешков. Помолчал. Вздохнул. Повернулся в сторону. Шагнул к следующей дверке. Увидел своё отражение в стекле. Красавец, чо… Вон, за спиной Вольфрам и Эльфи сидят за столом. Эльфи спокоен, пьёт чай — не понимает о чём я говорю — латынь я ему не ставил, как и Адельке. — Tunc daemones castrum aggressi sunt. In tutela campi statim vertere non potuit. Quod super muros iecerunt, et omnia fere quae intus sunt destructa sunt. Praefecto vocati sumus. Harald von Ewald, fortasse audisti? (Потом демоны напали на замок. Защитное поле включить сразу не удалось. Они что-то закинули такое за стены и почти все строения внутри были разрушены. Нас вызвали к коменданту. Харальд фон Юалд, может, слышали?) Вольфрам отрицательно качнул головой. — Ibi iam patebat castrum teneri non posse. Communiter iussit me ad portam ducere — in cella donjon erat. Quicumque possem — quos possidet Elfie. Lect. (Там уже понятно было, что замок не удержать. В общем, он приказал мне выводить людей к порталу — он в подвале донжона был. Я собрал кого смог — вот Эльфи в том числе. Повёл), — снова замолчал я, вынул из кармана кружевной платок. Разложил его. Снова сложил. Тяжело это всё. Вспоминать. Рассказывать. Вроде в голове оно как-то разложено. Эмоции давно уже улеглись, а начинаешь озвучивать… Снова всё как перед глазами встаёт… И не вру ведь… — Quinque accipere debebam… Unus tantum illuc pervenit. (Должен был вывести пятерых… Дошёл один), — я провёл пальцем по дверке шкафа, — Daemones vere homines comedunt, domine Wolfram… In prima unda irrationabiles habent, ishho, id est quod vocantur. Occidere daemonium est difficillimum, prope impossibile. Ego ipse… Duos tantum daemones potui occidere. Iis, domine Wolfram, nulla maior lenitas est quam artifex… (демоны действительно едят людей, господин Вольфрам… В первой волне у них идут неразумные, ишхо, так они называются. Убить демона очень сложно, практически невозможно… На моих глазах демон убил троих, из тех кого я вёл, ещё одного завалило в здании. Я сам… смог убить только двоих демонов… Для них, господин Вольфрам, нет большего лакомства чем искусник…) Вольфрам кашлянул, недоверчиво хмыкнул. Ну-ну… Стою лицом к шкафу, рассказываю. Те трое за панелями слушают, пишут. Тела их переливаются сине-зелёными волнами интереса. — Antea praefecti virum deduxi, unc Listerine, ad portam. Praegnans erat … sic … Deinde, cum piscina explosa repono, in laborem ivit. Immatura. Infans mecum est eius et filius praefecti. Item artifex. A nativitate. Listerine non superesse. Porta nos in silvam proiecit. Wegstunde est decem vel duodecim ad Mainau. Scin' ubi est? (Раньше я привёл к порталу супруга коменданта, оме Листерина. Беременный он был… да… Потом, когда накопитель взорвался, у него роды начались. Преждевременные. Младенец, что со мной — это сын его и коменданта. Тоже искусник. С рождения. Листерин не выжил. Портал нас выкинул в лесу. Вегштунде десять-двенадцать до Майнау. Вы знаете, где это?) Вольфрам кивнул. — Sic. Ibi hiemavimus. Et vere discedere decrevi. Solus primo ire volebam. Rogavi incolis ibi quaerere filios. Nolebant. Verum est, magnae potestatis iuramentum quaesivi. Nimium fortasse? Quid tibi videtur, domine Wolfram? (Ну, так вот. Перезимовали мы там. А по весне я уйти решил. Хотел сначала один идти. Местных там попросил за детьми присмотреть. Не захотели. Ну, я, правда, у них клятву Великой Силой просил. Перебор, наверное? Как считаете, господин Вольфрам?) — я повернулся от шкафа к Главе Совета. — Bene, mea sententia, artifices invicem se iuvant. Quid de iureiurando per Magnam potestatem?.. Nihil speciale. (Ну, по моему мнению, искусники должны помогать друг другу. А клятва Великой Силой?.. Да ничего в ней особенного нет.) — Sic. Omnes una remansimus. Ambulaverunt et ambulaverunt et venerunt ad te. (Ну, так вот. Ушли мы все вместе. Шли-шли и к вам пришли…) — Hm. Ome, sed daemones… Potesne nobis dicere aliquid de illis? (Хм. Оме, а вот демоны… Вы о них что-то можете рассказать?) — De daemonibus?.. Possum. (О демонах?.. Могу…), — я снова повернулся к шкафу, — Quidnam interest, domine Wolfram? (что именно вас интересует, господин Вольфрам?) — Dic te ipsum, ome… Et tunc quaestiones declarabo si non liquet. (Расскажите сами, оме… А я потом вопросами уточню, если непонятно будет). — Fuimus in Tiloria. Accuratius, fui. Transivimus montes, et statim erat urbs, juxta montes. Nescio quid vocatur. Nemo erat, qui quaerat… Nulla in ea. Daemones vim hauriunt et homines devorant. Et cum non sint homines, hibernant sicut ursi in hyeme, ego insipienter in hanc civitatem ingressus sum. Inanes, flante vento pulvere. Nulla quis. (Были мы в Тилории. Точнее я был. Горы перешли и сразу город там, у гор, у самых. Как называется — не знаю. Спросить не у кого было… Людей в нём нет. Демоны, они Силу поглощают и людей едят. А когда людей нет, то в спячку впадают… как медведи зимой… Ну, и зашёл я сдуру в город этот. Пусто, ветер пыль гоняет. Нет никого…), — я стоял, уперев указательный палец в деревянную планку на дверце шкафа, воспоминания нахлынули на меня, Эльфи дёрнулся на своем месте: — «Оме, запах от вас…». О! Мой запах! Надо успокоиться. И только эта благостная мысль пришла мне в голову, как сзади послышались шаги — Вольфрам почти вплотную подошёл ко мне сзади — я увидел золотистое отражение его артефактного костюма в стёклышках дверки. — Domine Wolfram, ne quid te paeniteat postea. (Господин Вольфрам, — сказал я тихо отражению, — не делайте того, о чём потом можно будет пожалеть…) — O…ome (О…оме.), — смешался он. Печально улыбнувшись, я снял очки и повернулся к альфе. Чёрт, его подбородок на уровне моего лба! Увидев мои глаза, он смутился, кашлянул, крепко потёр подбородок. Да, я знаю какое впечатление производят мои глаза на неподготовленного человека. Шагнув в сторону, я обошёл Вольфрама и, как ни в чём не бывало, продолжил: — Sic in hac urbe sentiebant me. Abeamus. abiecti sunt a callidi. In montibus iam finem fecimus. Sed non facile est. Ita est acidic… Flavum… si vulnus incidit, tum me… percutit. (Так вот, в городе этом…Почуяли меня они. Погнались. Гнали разумные. В горах уже удалось с ними покончить. Но непросто это… Тут такое дело — кровь их для людей ядовита. Кислотная она такая…Жёлтая… в рану попадёт если, то… Мне попала…) Вольфрам повернулся вслед за мной. — Hic me tractasti… Imo, Magna Potestas adhuc adiuvat… Hoc est cur adhuc vivam (Подлечили меня у вас тут… Да Сила Великая ещё помогает… Поэтому пока жив), — закончил я свой рассказ. Вольфрам постоял у шкафа. Прошёл к столу за которым сидел Эльфи. Сел. Побарабанил пальцами по столу: — Н-да, оме… Дальше, отвечая на быстрые точные вопросы, я рассказал ему всё, что мне было известно о демонах. О видах разумных, об их управлении и размножении. Об их опасности для Барбанула, Оспана и Лирнесса. Не знаю, поверил ли он мне? Распрощались лучшими друзьями — если это можно так назвать. И только вернувшись домой я задал себе вопрос — и зачем он меня к себе вызывал?