Когда в небо Хексберг восходит луна — Серебряная монета, Когда не останется в бочках вина, Хоть долго ещё до рассвета, Тогда, усмехаясь проклятьям небес И ведьмам, любовницам верным, Бродяга-мертвец, альмиранте Вальдес Уверенно входит в таверну.
Коротко стриженая вокалистка завела новую песню — лучшего момента хлопнуть дверью бара и представить сложно. Яркий дискотечный шарик под потолком отбрасывает на лица слушающих дрожаще-радужные блики. Возле сцены уже образовался слэм — ну или просто так местные провинциалы представляют себе пляску. Утягиваю номерок с барной стойки, заказываю «Чёрного льва», стукнув ногтем по винной карте — перекрикивать группу неохота, да и не уверена, что удастся. Ночёвки на голой земле сказываются на связках не лучшим образом.Он молча садится за стол у окна И смотрит на море устало, Он думает: «Так же всходила луна, Когда мы летели на скалы…»
Стол у окна… Поди ещё найди его. Сама я не фанатка фолка, но судя по тому, что свободного столика нет ни одного — группа довольно известная, и наверняка не местная, а столичная. В общем-то, свободный мне и не нужен — меня должны ждать.И нам не помог бы ни ангел, ни бес, Когда бы не рёв соберано: «Ты встанешь к штурвалу, собака Вальдес!» — И я вдруг поверил, что встану!
Забавно. Нет ведь никаких документальных свидетельств того, что Ротгер Вальдес действительно был на «Каммористе» в тот знаменитый поход — а в народной памяти отчего-то осталось, что был. Да ещё и по возрасту несовпадение… во всяком случае, так принято считать. Полтора Круга спустя поди разбери — несколько десятков лет на рубеже Скал и Ветра просто-таки зияют утраченными источниками, о которых мы только и знаем, что по позднейшим ссылкам. На третьем курсе я на этом проект защитила — уж как профессор Дипфроун восторгался наконец-то заполненными лакунами в генеалогии рода Гонт/Борн! Пару из них я честно придумала — и за прошедшие годы ни одна кошка не почесалась меня на этом подловить. Всё, что нужно знать об отношении талигойской короны к своей собственной истории, в общем-то. Стоп, это мне, что ли? Да, машет рукой… Девчушка, чей возраст не позволяет определить окончательно одуревший стробоскоп под потолком. Взгляд цепляется за носик уточкой, потом вспоминаю: диадема с тремя самоцветами, которую она и вправду нацепила — вон, сияют на лбу. Отодвигаю стул и плюхаюсь рядом; она кивает на горку дешёвых гренок из чёрного хлеба с сыром, и я тут же заталкиваю одну за щеку — на халяву, как говорится, и смерть красна.Я мчался на зов неоткрытых земель, Бывал в кругосветных походах, Я пил за удачу, но…
— КР-Р-РЕПЧЕ, ЧЕМ ХМЕЛЬ!!! — дружно ревут слэмящие фанаты и толкают друг дружку пивными пузами.Пьянил меня ветер свободы. Мы волю любили сильней, чем невест, Оставшихся где-то на суше — Не кошкам Чужого, не будь я Вальдес, А морю мы отдали души!
— Найдём местечко потише? — шепчет-кричит она, жестом подозвав меня склонить голову к её рту. «Постой», — сигналю ей одними жестами, — «мне должны принести выпивку». И выпивка возникает, как по заказу… ну да, по заказу и есть. Половина морисского рюна на половину обыкновенного чёрного чая, ложка мёда, ломоть лимона и корицы по вкусу. «Чёрный лев», лонг лонгов, классика, проверенная поколениями мореходов и тусовщиков. Официант не успевает раствориться в полумраке, а я уже всасываю треть стакана и маню информаторшу припасть ухом к моим губам: — Фойе? Она кивает — улавливаю это скорее скольжением носа по щеке, нежели как-то иначе. Спешно опрокидываю в себя коктейль — проклятье, нет, весь не войдёт, и всю дорогу до выхода меня сопровождает неумолимо остывающий в руке стакан. Дверь приглушает музыку, фойе, успевшее захватить холодный береговой бриз, остужает голову, и я спешно глотаю то, что ещё осталось в стакане. Девчонка наклоняет голову, как птичка, разглядывая меня снизу вверх; теперь видно, что загорелая и жилистая, блондинка из тех, в которых выгорают на солнце, а не красятся в салоне. — Как тебя зовут? — Лара. — Разрубленный же ж Змей, — прыскаю в стакан. — Меня тоже. Лара Ларак. Мама, папа, я вас люблю (о покойниках, как говорится, или хорошо, или одно из двух…), но какому несусветному дебилу пришло в голову поиграться с этой треклятой аллитерацией? Вам смешно, а мне дразнилки всю школу вплоть до выпускного класса, как вспомню это жуткое «Двоеларчик» — до сих пор кулаки чешутся. Поэтому фамилию я не называю. Она, кстати, тоже.Своими считались мы в южных морях И в северных часто гостили, Мы штопали трижды простреленный флаг, Пробитое днище смолили… Да, мы не давали проходу судам Гусиных торговых флотилий, И, видно, был ветер недобрым, когда Мы «Императрикс» захватили.
— Где? — Рассказывать не буду, — но раньше, чем я успеваю возмутиться, она заканчивает, — Провожу, только утром. Там скальные отвалы уходят в море, в потёмках, да под градусом — конец твоим ногам. — Почему тогда встречу сейчас назначила? — Группа нравится. А с подружкой с большой пушкой по темноте шляться спокойнее. Нет, надо менять если не пистолет, то хотя бы кобуру. При повседневной одежде она всё время притягивает лишнее внимание, куда её ни заталкивай. — Так-таки шляться? — я допиваю «Льва» и забираю у гардеробщика косуху. — Чтобы ногам на скальных отвалах пришёл конец наутро и с бодуна? Ты живёшь-то далеко? — Когда как, — она открывает и придерживает передо мной дверь, расшаркиваясь, точно кавалер. — Вот сегодня, например, в «Валлене». — Эй, я ведь тож… — договорить мне не позволяют, потому что едва я перешагиваю порог, как тёзка со внезапной силой толкает меня обратно к двери, вжимая в неё спиной, и жалит — другого слова не подберёшь — поцелуем в губы.Я дрался, до боли сжимая эфес, Но мне изменила удача, И Бешеный замер навеки Вальдес, Гарпуном приколотый к мачте…
Губы мягкие и приятные. Чуть тоньше, чем мне нравятся. На пьяную голову не сразу соображаю, что прежде чем целоваться, хорошо было бы сначала испытать симпатию, которой после ладно если десятка фраз, которыми мы успели обменяться, взяться неоткуда. Но тут она отстраняется сама и, точно школьница, съезжает по перилам. — Сдурела? — беззлобно кричу ей и спешу следом. — А если бы я ударила? — Не ударила бы! Мне б такую уверенность в себе… — Тебе хоть шестнадцать-то есть? — Ага, — она ловит меня за руку. Ладошка у неё тёплая и удивительно твёрдая и шершавая. — И довольно давно. Нервно озираюсь на милита, который как раз проходит навстречу. Но тому явно не до того, чтобы корчить из себя блюстителя нравов — возможно, он уже не на службе. Спешит домой, к жене и детишкам, вовсе не думая о том, что упускает потенциальную организованную преступную группу. Статья 243 Уложения о наказаниях в редакции от 14 О.М. 355 К.Вт. «Уничтожение или повреждение объектов культурного наследия народов Талига», группой лиц по предварительному сговору — до шести лет общего режима, при отягчающих обстоятельствах — с лишением дворянского титула, буде такой. Правовые основы археологической деятельности я всегда сдавала на пять, так что держаться в рамках легального кладоискательства мне пока удаётся. Был, конечно, тот случай с культистами в бакранских катакомбах, но они — катакомбы, не культисты, — оказались не внесены в реестр объектов наследия, и старина Тристи объехал выдвинувшее мне обвинения горское министерство на кривой козе (ха-ха). А Амфитеатр Титанов в своё время целая авиабомбёжка не смогла даже поцарапать, так что на донёсшего на меня за небольшой переполох в его подвалах бывшего партнёра в холтийском суде посмотрели как на идиота. Но с затопленным в битве при Хексберг дриксенским флотом так не получится. Эрэа Ларак ходит по неприятно тонкому льду. Пальцы новой знакомой успокаивающе сжали мою ладонь. — Тебе хоть… — внезапно для себя испытываю прилив смущения и потребность в ещё одном бокале «Льва», — …понравилось? — Конечно, — она корчит недоуменную мордашку. — Иначе зачем бы я стала? Этот короткий обмен вопросом-ответом словно прорывает плотину — и квартал спустя мы уже беззаботно треплемся и хихикаем, как старые подруги. Синдром попутчика, так Тристифер это называет. Я ей никто, она мне никто, получим друг от дружки, что хотим, отдаримся, чем не жалко, и разбежимся. Можно себе позволить, покуда существует на свете благословенное слово «инкогнито», а в Золотой Сети — анонимность. Нынешний кансилльер, конечно, из штанов вон выпрыгивает, чтобы её придушить — ну, успехов ему. Я за его партию не голосовала.