Проклятый любовью твоей

Если бы у Драко спросили, как он докатился до такой жизни, Драко отправил бы вопрошающего в далёкое, полное удивительных приключений путешествие к дементоровым хуям, потому что нечего приставать к человеку с дебильными вопросами. Это во-первых. А во-вторых, он сам не знал. Он сидел на продавленном диванчике в доме, до потолка заполненном рыжими людьми, держал одного из них - самого мелкого и близкого ему по духу - на коленях, наблюдал, как этот шумный пронырливый клоп пытается организовать поцелуй двух хорьков, и не знал, почему допустил всё это: почему стал так много времени проводить с рыжим семейством, почему сдал Аластора в сексуальное рабство, почему позволял вертеть собой во все стороны. Драко догадывался, что дело в Поттере, но, чёрт возьми, он ведь сам вёлся на его провокации, сам не мог отказать оленьим глазам, уговаривающим пойти с ним на день рождения - кто бы мог подумать! - гряз... Грейнджер, сам выбирал подарок Уизли и Браун, ныне тоже, мать её, Уизли, на годовщину свадьбы, сам купил злоебучие коньки, чтобы не надевать чужие на катке, вот только о том, на кой хрен ему, чистокровному магу, вообще сдалось это катание, он старался не задумываться. Сдалось, потому что Поттер канючил. Ну, и это действительно было весело. С Поттером в принципе было весело. Поэтому не стоило удивляться, что в итоге Малфой снова оказался здесь, в гостиной Норы, с Сэмюэлем на коленях, пытающимся страхать Аластора с со своим собственным хорьком. Плевать хотел Сэмюэль, что оба хорька - мальчики, он был из тех, кого не волновали предрассудки. И хорьковая ориентация. Очень напоминало Поттера с его попытками соблазнить Малфоя. Безуспешными, надо заметить. Ну, почти. Драко вскинул взгляд на слоняющегося неподалёку Гарри, обмотанного мишурой, как шарфом, упакованного в не по размеру объёмный свитер, в близнеце которого сидел и сам Малфой - странно, конечно, что миссис Уизли решила связать им одинаково-изумрудные свитера, Драко был почти уверен, что в их одинаковости крылся тайный смысл, однако миссис Уизли всячески этот смысл отрицала, не переставая коварно улыбаться и разглаживать несуществующие складки на плечах Драко при этом. Драко ей ни на секунду не поверил и продолжил подозревать Молли в стремлении обозначить их с Поттером как парочку. Никакой парочкой они не были, разумеется, ни в коем случае. Друзьями - да, простисалазар, Малфой с трудом, но научился мириться с этим фактом, ведь чёртов Поттер прочно обосновался в его жизни, разбил палатку и расхозяйничался. Он раздражал поначалу, хотя, как признавался сам себе Малфой, больше настораживал: его активность, направленная на бывшего врага, невольно приписывалась к желанию затащить в койку, на что Драко, естественно, пойти не мог. Однако никаких двусмысленных действий и намёков за Поттером замечено не было, и Драко расслабился, уверившись, что Гарри ему опасаться не стоит. Гарри был даже слишком деликатен, слишком осторожен, будто боялся навлечь на себя Малфоев гнев каким-нибудь случайным или неслучайным прикосновением: он обходил его по дуге и отдёргивал руку, когда вдруг задевал. И извинялся. Поттер постоянно извинялся, так что в итоге это начало страшно бесить. Малфой, конечно же, не выдержав, отматерил его за эти пляски с бубном, и Поттер не сразу, но всё же превратился в нормального человека, перестал смотреть на Драко, как на котёл Финнигана, готовый взорваться от любого чиха, и задыхаться от инсульта с каждым приветственным рукопожатием. Малфой бы без раздумий заавадил того, кто в прошлом сказал бы ему, что повышение тактильности Поттера его когда-нибудь обрадует. Но вот обрадовало, и никого он не заавадил. Обрадовало, что Гарри стал с ним спокойнее и честнее. Что бы это значило? Да ничерта это не значило. В лице Золотого уже-не-мальчика он неожиданно обрёл друга - и всё на этом, никаких романтических чувств, никаких изменений ориентаций. Хотя, справедливости ради, Поттер и не настаивал. Он вообще не проявлял симпатии после того, как, едва очухавшись от кровопотери, позвал Драко на свидание. Фонтанчик его подкатов на этом иссяк, по большей части оттого, видимо, что Малфой к чему-то иному явно не собирался склоняться. Или он потерял интерес. Малфой, сощурившись, вгляделся в Поттера, нарезающего круги вокруг кривой ёлки. Почему-то идея о том, что Поттеру он мог стать безразличен, не особо ему нравилась. Грызла что-то внутри. Это ощущение было новым, недавно обнаруженным, и потому Драко, к нему не привыкший, всё ещё вздрагивал от мысли, что сам он неведомым образом приобрёл небезразличие к Поттеру. Ну, нет, бред какой-то. Драко убеждал себя, что это невозможно. Однако воспоминания о... Ооо... О Мерлин. О поцелуях. Да, о поцелуях с Гарри. Боги. В общем, эти воспоминания уже давно не вызывали в Малфое того первоначального отвращения, какое он испытал, выйдя из комы. Всё-таки тогда он был в шоке. А теперь... Ну... Шок прошёл, яркие эмоции потускнели со временем, и в сухом остатке имелись поцелуи - просто поцелуи с человеком, который, конечно же, не должен был целовать его, но с этим они уже разобрались, и в итоге не так уж оказалось ужасно, да? Целовать мужчину. Никаких принципиальных отличий от женщины, только немного кололась щетина, и губы были настойчивее, а так... Рот. Тёплый и мокрый. Не особо важно, что там пониже рта, главное, что тот, кто целует, любит тебя. Наверное. Гарри любил его - в этом Драко не сомневался, по крайней мере, любил тогда, когда закрыл собой от ножа свихнувшейся девчонки. А что сейчас?.. Малфой страшно запутался во всём этом дерьме, если честно. Он вздохнул порывисто, нахмурился, ссадил с колен Сэмми с охапкой хорьков, встал с дивана и сел обратно. Что-то он неоправданно нервничал сегодня. Хотя вполне оправдано, если покопаться: и ёлка, и Поттер, и омела над входом в гостиную, и та же компания, что год назад - всё заставляло вспоминать о прошлом Рождестве, когда Гарри не выдержал и поцеловал его. Если выйти в коридор, повернуть направо и шагнуть раз пять, то упрёшься носом в ту дверь, возле которой это случилось, и в фантомные ощущения тёплых ладоней под рубашкой. Казалось, будто он возвратился во времени в тот судьбоносный декабрь и вот-вот ему предстоит пережить всё заново. И Драко не знал, против ли он. Должно быть, против. Тогда им владели дикие, совершенно необузданные чувства. Навязанные и неправильные. Тогда он и собой-то не был и нет, он не хотел бы снова потерять власть над своим сердцем. Его любовь любовью не являлась - лишь маниакальным помешательством, выращенным в пробирке, но вот любовь Поттера... Проклятье. Любовь Поттера была настоящей. И его взгляд. И забота. И нежность. Драко никогда не любили. Драко никогда и не думал, что на него можно смотреть так, как смотрел Гарри, а Гарри-то не пил никаких зелий. Поразительно. И чем он только заслужил? Тем, что большую часть жизни обзывал Поттера шрамоголовым идиотом? Судя по тому, что шрамоголовый идиот умудрился полюбить его, он был недалёк от истины. — Дядя Драко, с вами всё хорошо? - малыш Сэмми, прижимая к груди трепыхающегося Аластора и в противоположность ему смирившегося со всевозможным дерьмом Люцика - нет, не в честь Люциуса, хвала Мерлину, а в честь властителя ада всего-навсего, - разглядывал призадумавшегося Малфоя с любопытством, будто выискивал в нём признаки скорой кончины. Поттер чистосердечно и ни грамма не краснея поделился тем, что малец нетайно мечтал извести род Малфоев и всех других, кто позарится на святое, лишь бы стать обладателем Малфоева хорька. Ожидалось, что собственный хорёк поумерит кровожадный пыл, однако тот, кажется, только разжёг аппетит. Сэмюэль был очаровательным ребёнком, смышлёным и ласковым, но Драко, смотря в его невинные голубые глаза, мог на крови поклясться, что, когда придёт время, Шляпа, даже не коснувшись этой огненно-рыжей головушки, на весь Большой зал завопит: "Слизерин!" - и пустит истерическую слезу. Макгонагалл, должно быть, в первый же день подаст в отставку - велика вероятность, что, впечатлившись анимагической формой директрисы, Сэмми захочет эту кису себе. Малфой улыбнулся нервно под пристальным взглядом, но заверил: — Я в порядке, Сэмюэль. Спасибо, что спросил. Милый Сэмми вздохнул печально, кивнул и, крепче обняв Аластора, убежал прочь от чересчур живого Малфоя, не собирающегося склеить ласты прямо здесь и сейчас ему на радость. Чёрта с два Драко обеспечит кому-то такое удовольствие в ближайшие сто лет. — Он забавный, - сообщил Поттер, опускаясь на диван рядом. Его пальцы резво отстукивали частую дробь по хрусталю бокала с вином. Драко наблюдал их танец и понимал, что Гарри тоже неспокойно. Чего так, интересно? Малфой почти спросил, но голос позади остановил его. — Драко, Гарри! - Драко даже не стал оборачиваться - только заполошная Уизлетта могла так орать. Из всех Уизли она оказалась самой сложной для принятия, и Малфой отрицал мысль, что так проявлялась простисалазар его ревность. — Уже всё готово, чего расселись? Это было приглашение к столу, судя по всему. Драко иногда забывал, что не всем сызмальства прививалась культура гостеприимства. Пока они направлялись в битком набитую столовую, Малфой очень старался не коситься злобно на Уизлетту, но не коситься не получалось - всё-таки Уизлетта бесила: шутки свои шутила несмешные - но Поттер, разумеется, смеялся, - трогала того постоянно, будто бы без её неуместных прикосновений Гарри мог взять и помереть, и улыбалась, как одержимая, сияла ярче Рождественской ёлки. Драко не ревновал, нет, просто всё это было до зубовного скрежета неприлично. Он считал, что между супругами, сожителями, любовниками (нужное подчеркнуть) после расставания и приобретения статуса "бывшие" должны установиться достаточно прохладные отношения. Нейтральная вежливость, если угодно, когда вся гамма эмоций - от лёгкого раздражения до желания придушить - выражается лишь точкой максимума в изгибе брови. Если остались общие дети, то хорошо, можно даже, не злоупотребляя, улыбнуться друг другу на совместных праздниках, но у проклятой Уизли не было, хвала Мерлину, от Гарри никаких детей, однако ж она всё равно при каждой встрече с завидным упорством устраивала набег на Поттера. Но Драко, конечно же, не ревновал. Поттер совсем не возражал, кстати: активно принимал участие в цирке, ворковал и так же раздражающе улыбался. Драко помнил, что он говорил о своей ненаглядной бывшей - говорил, что любил её больше жизни, - и, возможно, оно, это сраное большежизненное чувство, до сих пор в нём жило, и вспыхнуло вновь, и Малфой сейчас был вынужден наблюдать его искры. Любил ли он Драко так же? И кого он любит теперь? И какое, собственно, дело Малфою до его любовей? Мерлин. Да пошло оно всё к чёрту. Драко демонстративно громко цокнул, шагнул вперёд, растолкал милующуюся парочку и протиснулся между ними, ввалившись в гудящую столовую. Он заметил два свободных места рядом с Чарли и, схватив Поттера за изумрудный рукав, уволок его за собой в недра рыжеголовой кучи. Чарли был самым нормальным из всех оранжевых. Он же, мать его, драконолог - разве есть в мире профессия интересней? Даже Уизлетта с её квиддичем не шла ни в какое сравнение, хотя бы потому, что она была приставучей Уизлеттой. Малфой тяжело плюхнулся на скамейку, чуть не зарядив Чарли локтем в ухо, но тот, натренировавший рефлексы на драконах, успел ловко увернуться. — Есть придётся много, - сказал Чарли, поставив перед ними две тарелки, наполненные мясом, картошкой и тушёными овощами. В прошлом году Драко уже слышал это предупреждение и не сомневался в его правдивости. — Не думал, что ты сможешь вырваться, - Поттер рядом, подозрительно зыркнув на Чарли, чуть не через весь стол потянулся за соусом к мясу. — Драконы тоже ушли в отпуск отмечать Рождество? Справятся без тебя? Драко нахмурился - ему будто бы почудилась издёвка в голосе Гарри. Чарли, кажется, ничего подобного не уловил. Он улыбнулся Поттеру, пригнувшись к столу, чтобы лучше его видеть. — Драконы в порядке, Гарри, тебе не стоит беспокоиться за них. Я, знаешь ли, специалист по драконам. Он прям навалился на этих "драконов", словно там, под драконами, подразумевалось что-то ещё. Очень странно. Драко будто сидел между молотом и наковальней и теперь уж точно ощущал напряжение. — Я тут читал недавно, - начал Поттер, задумчиво растягивая гласные в совершенно несвойственной для него манере. — Что по статистике каждый второй драконолог погибает в драконьем пламени или в результате травм, не совместимых с жизнью, полученных от дракона, конечно же. Велика вероятность, что и в твоей жизни случится дракон, который окажется тебе не по зубам, Чарли. Драко вытаращил глаза и неверяще уставился на Гарри, как ни в чём не бывало обмакивающего кусочек мяса в добытый соус. Он же... угрожал, да? Или что это такое сейчас, блять, произошло? Чарли на слова неожиданно враждебного Поттера только усмехнулся. — Не представляешь, какие у меня крепкие зубы, Гарри, - он улыбнулся широко и открыто, демонстрируя эти самые зубы - Чарли хоть и давил улыбку, но она была нисколько не дружелюбной, и Драко терялся в попытках понять, что случилось, куда бежать и при чём тут блядские драконы. — Очень мило, что ты так волнуешься обо мне. Малфой вжал голову в плечи, опасаясь, что если эти два идиота вздумают вцепиться друг в друга, то и он попадёт под раздачу, однако Поттер на реплику Уизли лишь изогнул губы брезгливо и фыркнул, прекращая глупую перепалку. Судя по самодовольному блеску в глазах, Чарли принял его молчание за свою победу. Драко наконец выдохнул с облегчением: приступ долбоёбства у этих двоих сошёл на нет. — Поттер, какого?.. - зашипел Малфой, склонившись к напряжённо сопящему Поттеру, но Поттер его слушать не стал: — Отличное мясо, Драко, попробуй, - выпалил он и сунул вилку с мясным кусочком прямо в возмущённо открытый Малфоев рот. Манеры не позволили Драко выплюнуть действительно отличное мясо прямо в оборзевшую рожу Поттера, поэтому он вынужденно зажевал - поначалу злой, но постепенно проникшийся кулинарным талантом Молли и потому сменивший гнев на милость. Гарри, заметив выражение гастрономического блаженства на его лице, подмигнул, улыбнулся и снова полез через весь стол добывать соус - теперь уже для Драко, от удовольствия позабывшего, за что он собирался на Поттера нашипеть.

***

Драко вспомнил за что. Полуразвалившись на диване в гостиной, наблюдая, как богомоль на фоне сверкающей ёлки машет руками и вытягивает свою и без того жирафью шею, Драко старательно переваривал вкуснейшее мясо, которого он закономерно пережрал, упорно игнорировал тепло прижимающегося к нему бедром Поттера и был совершенно расслаблен и умиротворён, пока клятый Поттер не напомнил ему, за что Малфой хотел на него нашипеть. За то, что Поттер - свинья бессовестная, вот за что. Безотказная бессовестная свинья. "Гарри, нужна твоя помощь" - "Конечно, Джинни, не вопрос!" - и подорвался, и засеменил следом, фу, блять, ещё бы хвостом помахал, убегая за своей бывшей - или нынешней - возлюбленной. Идиот. И Малфой не меньший идиот, раз сидел и нагревался, уставившись в темнеющий спил сучка на дверном косяке, за которым торопливо скрылся Гарри вместе с несостоявшейся невестой. Но он не ревновал, конечно. Просто... Это было так тупо! И нечестно, что ли. Сначала Поттер клялся в любви Джиневре, потом Драко, теперь снова катил свои чёртовы яйца к бывшей, можно же определиться наконец и не быть таким ветреным мудаком! Малфой ненавидел себя за эти чувства ровно так же, как ненавидел Поттера за то, что тот заставлял их испытывать. Заставлял сомневаться - в нём, в самом себе, в своих... предпочтениях. Мерлин. Неужели он?.. Не может быть. Разве люди меняют ориентацию в тридцать один? Или Драко её и не сменил вовсе, а лишь открыл новую грань? Он в принципе не особо задумывался о собственной сексуальности, по умолчанию считая себя гетеро. У него и времени не было задумываться, как и причин интересоваться мужчинами - Драко их попросту не рассматривал в этом плане, даже мысли не допускал. До того, как в его жизни случился влюблённый Поттер. Тот самый Поттер, у которого "не важна форма письки, если любишь" - помнится, после этого смелого заявления Драко отправил его сношать кентавров, однако сейчас, гипнотизируя дверной косяк, он не был так категоричен и вряд ли согласился бы делить Поттера с кентаврами. "Согласился делить" - как смешно. Смешнее, чем нелепые попытки богомоля изобразить фестрала - Малфой давно отгадал смысл его судорожных телодвижений, однако молчал, погружённый в более насущные проблемы. Рассуждения о неважности формы письки, например. Гарри со своим "ну и что, что я мужик" был, конечно, слишком самонадеянным. Драко не мог вот так взять и забыть об этой его интересной особенности, но понемногу она отошла на второй план, а то и на третий, и тот факт, что у Поттера в штанах член, затмили его долгие смущающие взгляды, его искренняя вовлечённость, его беспокойство, обволакивающее тепло присутствия. С ним было весело и уютно. С ним было так, как бывает с самым близким. Это могло бы сойти за дружбу, но всё же ею не являлось - как бы Малфой ни отрицал, как бы ни убеждал себя, что не засматривается, но он засматривался, и думал, и вспоминал, понимая, что не испытывает отвращения, одно лишь желание... Нет. О нет. Никаких желаний. Если только желание сходить проверить, как там Поттер. Вдруг ему требуется помощь, в самом деле. Малфой почти уже оторвался от дивана - это было проблематично, учитывая, сколько еды ему пришлось поместить в себя, - но Поттер сам возник в дверном проёме, неприлично счастливый, под руку с рыжей, такой же неприлично счастливой, увлечённо вещающей о своём последнем матче. Сладкая, блять, парочка. Драко придавило обратно к дивану глупой безотчётной злостью, и самое отвратительное было в том, что он прекрасно понимал, почему Гарри влюбился в неё: красивая, умная, успешная, яркая - о Джиневре Уизли мечтали многие ещё в школе, и с годами её притягательность лишь усилилась. Для Гарри она всегда была и будет особенным человеком, близкой подругой, женщиной, которую он знал всю жизнь, и любил, и, вероятно, до сих пор любит. Всё же Драко оказался прав в том, что Поттер не мог полюбить его по-настоящему: где он и где Джинни, где он и где Гарри. Чувства к нему, вспыхнувшие внезапно, сгорели быстро и скорее всего оставили после себя лишь разочаровывающую пустоту. Наверняка Поттер, одумавшись, посмеялся над собой и теперь решил вернуть свою истинную любовь. Малфой ненавидел ощущать эту выворачивающую внутренности никчёмность: за годы, проведённые в унизительном оплакивании утраченного семейного величия, он так и не привык быть отверженным и сейчас, наблюдая Гарри, некогда искавшего его расположения, счастливого рядом с другой, воспринимал очевидно истлевшие чувства очередным ударом по самолюбию, лишним напоминанием о том, что такой, как Драко, не может рассчитывать на нечто большее, чем жалость, ошибочно принятую за любовь. Никогда Поттер его не любил и никогда не полюбит. Проклятье. Драко не отвечал Гарри взаимностью, но отчего-то горечь разлилась в груди - так, словно его предали. Словно пообещали и отняли. Странное чувство, несправедливое - Гарри не был ему должен, он и не обещал ничего, ни в чём не клялся, однако Малфой будто бы потерял что-то очень важное. — Драко, всё в порядке? Ты побледнел, - ладонь Чарли, широкая и горячая, легла на предплечье, вынуждая оторваться от созерцания довольной рожи Поттера. — В порядке, - Драко взглянул в голубые глаза напротив и растянул вымученную улыбку, пряча за ней болезненное разочарование. — Тут немного душно, пойду выйду. Он порывисто поднялся, сбросив с себя чужую руку, но рука тут же взметнулась обратно, перехватив его локоть, и Чарли воздвигся над ним с не терпящим возражений сообщением: — Я провожу тебя. Вот ведь... Малфой всё же возразил: — Не стоит. Я правда... Всё нормально, - Драко улыбнулся натуральнее, чтобы Чарли убедился в его впорядковости и оставил попытки помочь, но тот лишь сильнее нахмурился и крепче стиснул пальцы, впившиеся в изумрудную шерсть Рождественского свитера Малфоя. Чего вот он прикопался? Драко хотел лишь пару минут умиротворяющей тишины. — Всё нормально, Чарли, - повторил он едва не по буквам. — Мне просто нужно... Он не успел договорить: клятый Перси взорвался, как новогодний фейерверк, пронзительным криком "Омела!" - и Драко развернулся к Поттеру, над головой которого кружил зелёный кустик. Дерьмо. Уизли, застывшая под тем же самым кустиком, застонала в голос: — Да мать вашу... Опять? Драко разделял её возмущение. Какого хера, вселенная? Что за марафон издевательских дежавю? Можно он не будет смотреть на это снова? Малфой наивно понадеялся, что Поттер отшутится и избежит омельных целований, но с чего бы ему бежать от них, если он совершенно точно ничего не имеет против поцелуя с любимой? С чего бы ему не хотеть её целовать? Уж точно не потому, что этого всем сердцем не хочет Драко. Поттеру нет никакого блядского дела до того, что там хочет или не хочет мужчина, который отвергал его каждый день на протяжении последнего года, поэтому он не испытывает ни малейшего сомнения, когда наклоняется к любезно подставленной щеке и крепко впечатывается в неё губами, смущённо-розовый при этом и таящий улыбку в расползающихся уголках рта. Прямо как в тот раз. Сука. Сука! Больно почти так же. Поцелуй был невинным, но, предназначенный той, которую Гарри действительно любил, ранил аккурат между рёбер, в самое-самое средоточие расцветающих чувств. Драко ревновал. И Гарри ему... — Он тебе нравится, - прозвучало низко прямо над ухом. Малфой вздрогнул, испуганный, затараторил тут же, заикаясь: — Что? Нет, разумеется, нет! Не неси чушь, Уизли, он мне вовсе не... Чарли остановил его невнятные попытки оправдаться, повторив настойчивее: — Он тебе нравится. И Драко прикусил язык. Нравится, да. Гарри Поттер с его блядским членом в штанах, мужчина сверху донизу, придурок от начала до конца, ему действительно нравится. Вот только он, похоже, уже не нравится Гарри Поттеру. Судьба никогда не была благосклонна к Малфою, вот и сейчас не изменила привычке хлестать его по щекам. Не хотел любви Гарри? На, получи - он больше тебя не любит. Чего же ты стоишь губу жуёшь, Драко, если желание твоё исполнилось? И слезы, и истеричный смех рвались изнутри, но Малфой не позволил себе слабости: под поднявшийся шум, спровоцированный лобызаниями Поттера и Уизли, он незаметно прошмыгнул в столовую, через неё - на кухню, из кухни - в коридор, лишь бы исчезнуть, лишь бы оказаться подальше от любопытных глаз и пережить очередное своё поражение в одиночестве. Без допроса со стороны чересчур проницательного Чарли, без необходимости объяснять Гарри, почему он вдруг стал таким потерянным. Малфой повернул за угол и уткнулся в тупик коридора, оканчивающийся окном, за которым рожественски вилась снежная вьюга. Драко подошёл ближе, отодвинул тонкий занавесочный тюль и замер, взглядом погрузившись в происходящее за дрожащими от порывистого ветра стёклами, мыслями - в судорожные попытки понять, что ему делать дальше с собой, неожиданно заинтересованным в мужчине, и с Гарри, ожидаемо уставшим своего незаинтересованного мужчину ждать. Как Драко заявил однажды Поттеру, он никогда не был гомофобом - не потому что Люциус привил сыну чудеса толерантности, а потому что Люциус в принципе не заговаривал об иных ориентациях, отличных от общепринятой гетеросексуальной, и Драко пропросту не подозревал об их существованиях, а когда всё же реальность настигла его, то, не имея никаких оснований для непринятия, он воспринял это как что-то, на что ему в общем и целом плевать до тех пор, пока это его не касается. Это не касалось его тридцать лет и вот теперь... Он не знал, что делать. Всю сознательную жизнь Драко никоим образом не волновали геи, он даже на секунду не мог представить, что ему самому когда-нибудь понравится мужчина, и не размышлял ни разу, каково это - когда тебе нравится мужчина. Все подобные вопросы существовали вне сферы его интересов, беспокойств и уж тем более проблем - сексуальные меньшинства не были его проблемой, и он не был проблемой сексуальных меньшинств. По правде говоря, Драко искренне считал, что это в принципе не должно быть чьей-либо проблемой. Ну, потому что есть же проблемы посерьёзнее, да? Волдеморт там, Пожиратели, проклятья, болезни, люди гибнут каждый день от рук других людей, планета семимильными шагами движется к экологической катастрофе, гиацинтовый ара на грани вымирания, в конце концов - вот что должно волновать, но никак не то, кого там трахает сосед за стенкой. Возможно, всё это было следствием Малфоевой зацикленности исключительно на себе, но в любом случае к тридцати годам он пришёл с нулевым погружением в тему, и Поттер, сволочь, без предупреждения и объявления войны макнул Драко в неё головой. Погрузил настолько, что Малфой пропитался ею, как бисквит сиропом, и теперь вынужденно придумывал, куда же нести свой никому не нужный бисквит. Кажется, это называлось "гей-паника"? Даже если и нет, определение очень точно подходило. Драко паниковал. Он обнаружил в себе недвусмысленный интерес к Поттеру и понятия не имел, что с этим интересом делать. Значило ли это, что он теперь по мальчикам, если другие мальчики его никогда не привлекали? Может быть, его привлекает исключительно Поттер? Вроде, такое явление тоже имело место - когда влюбляешься в личность в отрыве от пола, но это звучало, как какая-то слишком романтичная чушь, Драко сомневался, что способен полюбить без оглядки на условности. Однако он никогда и подумать не мог, что будет с замиранием сердца вспоминать, как Гарри целовал его, но теперь вспоминал, и чувствовал, как замирает треклятое сердце, и, возможно, безусловно любить он умел так же, как желать снова ощутить тепло поцелуя Гарри. Повторить бы. Просто попробовать, узнать, испытает ли он то, что надеялся испытать. Или же шок, который обрушился на него вместе с трезвостью и воспоминаниями в больничной палате, вернётся, и парализует его, и сведёт на нет все фантазии. То, что произошло и продолжало происходить между ним и Гарри, никогда-никогда-никогда не было простым, и Драко лишь хотел хоть какой-то определённости в этом чёртовом хаосе, в который превратилась его чёртова жизнь. По вине чёртова Поттера, разумеется. — Драко?.. Проклятье. Вспомнишь говно - вот и оно. Малфой и оборачиваться не стал. Плечи расправились сами, спина напряглась, пальцы смяли край занавески, и он сдавленно протянул: — Наивно было полагать, что где-то в этом доме можно спрятаться от людей. Поттер, распихав руки по карманам джинсов, встал напротив, прислонившись плечом к оконному наличнику. — Зачем ты прячешься от людей? Драко не смотрел на Гарри, но чувствовал на себе его взгляд - по обыкновению внимательный и тяжёлый, липнущий к коже, как мёд. — Потому что я от них устал, - Малфой вдохнул и выдохнул, губы облизнул нервно и понял, что нет, не может быть здесь, быть рядом с Гарри - не сейчас, ему нужно немного времени. Он нашёл в себе силы коротко взглянуть на Поттера и выпалил: — Ты не видел Аластора? Кажется, нам уже пора. Поттер фыркнул - и стало понятно, что Гарри не отпустит его так просто. — Никуда вам не пора, Драко, не дури. Что случилось? А вот и допрос с пристрастием - в лучших традициях аврората. Какой же Поттер дотошный. Это всё его сраная профессия. С другой стороны, не будь он таким дотошным, то не выжил бы. — Ничего не случилось, Гарри, - Малфой решил не сражаться с ветряной мельницей Поттеровой манеры упрямо лезть под кожу, поэтому не сдвинулся с места и обратно уставился в окно на беснующуюся вьюгу. — Говорю же, я устал. Очень шумно, очень людно, из богомоля вышел паршивейший мим, и Чарли... задаёт слишком много вопросов, - слишком много слишком личных слишком сложных вопросов, если быть точнее. — Я устал. Поттер рядом завошкался, покашлял в кулак и уточнил хрипло: — От Чарли? — Я тебе целый список выкатил, ты чем слушаешь? - Драко поднял взгляд на олуха Поттера, очевидно страдающего частичной глухотой, и столкнулся с его взглядом, неожиданно цепким и серьёзным. — Мне казалось, тебе нравится общаться с Чарли, - заметил Поттер как бы невзначай, но в его позе и голосе читалось напряжение, если даже не претензия, однако Малфой понятия не имел, в чём могла бы быть причина, поэтому решил, что ему лишь почудилось - Гарри был на взводе весь день. — Вы ведь даже переписываетесь. А нет, не почудилось. Ревность? Неужели? К Уизли? Какая глупость. — Устать можно и от друзей, Поттер, - Драко сделал мягкий акцент на "друзьях", осознав при этом, что пустая ревность Поттера его здорово успокоила - безразличных не ревнуют, не пыхтят злобно на потенциальных соперников, угрожая - так вот, что это было! - смертью в драконьей пасти. Мерлин, выходит, Чарли имел на него виды? Каким сраным образом Малфоя угораздило превратиться в лакомый гейский кусочек? Такими темпами скоро все геи мира будут совершать к нему паломничества. Гарри, похоже, удовлетворился отнесением Чарли Уизли к категории друзей, утратил жёсткость в фигуре и чертах, улыбнулся даже, склонил голову на бок, глядя из-под полуопущенных ресниц. — От меня ты тоже устал? - спросил он, усмехаясь, а Драко подумал, что Гарри, объятый жидким светом луны из окна, невероятно красив. Вот просто невероятно. Он не замечал раньше - как он мог не замечать? - какие у него глубокие глаза, зелёные, как молодой мох, внимательные, добрые - легендарные глаза его матери, да, все говорили об этом, но Драко никогда не смотрел на Гарри под таким углом, чтобы увидеть их красоту, чтобы пожелать найти в них своё отражение. Он шагнул ближе неосознанно, словно пытаясь лучше рассмотреть; он поймал себя на зарождающемся стремлении поднять руку и кончиком пальца провести по щеке, тронутой вечерней щетиной, но порыв был задушен в зачатке, и Драко лишь сжал кулаки, с неубедительной улыбкой выдавив: — Ты наименее раздражающий из всех. Поттер посмеялся и будто покраснел даже. — Ничего себе, вот это комплимент. В Малфоевой голове вертелись комплименты куда красочнее и откровенне, но он бы и под страхом смерти их не озвучил. — Лучшего не дождёшься. — Не смею и надеяться, - Гарри покачал головой, опустив взгляд к стыкам деревянных половиц. Весёлость вдруг спала с его лица, брови сошлись, он поджал губы, задумался, пытаясь решиться - Малфою заранее не нравилось то, на что там Поттер решался. — Знаешь, Драко, я хотел поговорить с тобой. Дерьмо. Хорошие новости никогда не начинаются с такого вступления. Внутри что-то треснуло и посыпалось. Возможно, это страх разрушил последние крупицы самообладания. Нельзя было медлить больше, и Драко в мгновение сократил расстояние между ними до минимального, схватил воздуха, как перед прыжком, и прижался губами к губам Гарри. О... Мерлин. Как сладко. Буквально - Гарри ел торт и пах вишней теперь. Это должен был быть эксперимент в некоторой степени, чтобы разобраться в себе, но мозг будто перемешали ложкой, и Малфой не мог не то что разложить свои чувства по полочкам - даже элементарно связно соображать не мог. Его потряхивало, и жар сжимал грудь, но поцелуй этот, порывистый и неловкий, ощущался долгожданным возвращением домой. Драко бы умер, наверное, если бы Гарри ответил, но он не ответил - подарив ему пару мгновений восторга, Поттер отступил назад. — О... ого, подожди. Блять. Какой же Малфой идиот. Его словно сбросили с небес в ледяную воду. — Ты... Больше не хочешь? - голос дрожал, как стёкла от порывов ветра, и Драко был уверен, что выглядит жалким. — Ты больше не... Ох, чёрт. Хотелось исчезнуть. Схлопнуться и распасться на атомы, сколлапсировать, раствориться в воздухе, чтобы не видеть растерянности Поттера, не осознавать глубину своей кретинской ошибки. С чего он взял вообще, что это сработает? Гарри не мог ждать его вечно. — Что на тебя нашло? - Поттер поймал Малфоевы запястья, вынуждая перехватить его встревоженный взгляд. — Чёрт возьми, проклятье вернулось? Смешно. Это ты, Поттер, настоящее проклятье. — Нет никакого проклятья, придурок, - процедил Малфой, распаляясь, но слова застревали в горле, и злиться не получалось - лишь блеять, как глупая овечка. — Я подумал, что... Что ты, то есть мы... Я сам хотел. Неважно. Забудь. Удастся ли им притвориться, что ничего не было? Что Малфой не спохватился, когда уже стало поздно. Вряд ли. Кажется, теперь они поменялись местами, и Драко совсем не нравилось место безответно влюблённого. — Сам хотел? - переспросил Поттер, лихорадочно сверкая глазами за линзами дурацких очков. Драко отмахнулся, скованный жгучим смущением: — Говорю же, забудь, - и простонал тихо, не в силах сдержаться: — Мерлин, я всё испорт... Страдальческий стон оборвался резким выдохом, когда Гарри, притянув Драко за руки, прильнул поцелуем к нему, будто водопадом обрушившись, и затопил нетерпением здравомыслие. Драко нашёлся тут же и ответил с тем же голодным рвением, выпутав запястья, вцепившись пальцами в плечи. Сладко. Боги, как сладко. Он в миг забыл о том, что Гарри мужчина и что когда-то это его смущало - Гарри был Гарри: Гарри был жарким, жадным, напористым, смелым, сильным, честным, героем до тошноты и даже против воли, часто придурком, как правило невыносимым, иногда потрясающе нежным, но всегда-всегда искренним. Он ошибался, как все, и ошибался по-крупному, и далеко не как все он умел признавать ошибки, вымаливать прощение, платить за него самую высокую цену. Драко простил его уже очень давно, для этого не требовалось почти умереть - он простил его, как только увидел боль раскаяния в зелёных глазах. Гарри нуждался в нём, а он нуждался в Гарри. — Поклянись, что это не сон, - тихий шёпот вернул к реальности, напомнив о необходимости дышать. — Я так долго мечтал о тебе, Драко, что уже отчаялся. Драко обхватил ладонями горячую шею, обмотанную колючей мишурой, и тут же ощутил, как часто бьёт в пальцы взволновавшийся пульс. — Я же не опоздал? Гарри выдохнул: — Нет, ты чертовски вовремя, - и снова губами к губам приник. И все сомнения развеялись по ветру, как белая пыль рождественской вьюги.