***
Когда девочка немного подросла, они всей семьёй поехали в Берлин. Потому что Барри обещал. Красная куртка поехала с ними. Это и стало единственным способом решения проблемы. Барри научился с этим жить. Продолжал ездить в больницу, высыпался там и приезжал под утро выходного дня, прекрасно себя чувствуя. Через пару лет всплыла информация о Брайане. У парня поехала крыша. Он не соврал, ударился в веру, молясь на Невидящего, подарившего ему второй шанс. Основал своё движение, активисты которого позже собрали хорошую сумму и способствовали установлению мраморной плиты в честь Джесси-Психопата на территории больницы. Барри поучаствовал, указав на место, которое Джесси сам однажды выбрал, когда они гуляли. В целом, жизнь наладилась. Стала размеренной и спокойной. Первые два года было тяжело. Но Барри смог придумать выход для самого себя. Он полностью восстановился. Взял всё под чёткий контроль. Снова взял все семейные заботы в свои руки. И опять был тем Барри, который был лучшим во всём. Вот только Джордж что-то видел. Определённо что-то, что скрывал его друг где-то глубоко в душе. У него был план, о котором он решил никому не рассказывать. А что, если бы… — Катрина! — Барри вышел с полотенцем на кухню, вытирая руки. — Дорогая, я поехал. — Она поцеловала его и вручила в руки бумажный пакет с бутербродами в дорогу. Рабочий день был сегодня недолгим, что не могло не радовать. День выдался солнечным, хотелось дышать и не возвращаться. Собрав лекции в портфель, он выбежал из здания университета. Старый Хёндай ждал его на парковке. Закинув вещи на соседнее кресло, Барри надел солнцезащитные очки и повернул руль. Машина не торопясь покинула душную улицу. Путь был выверен. Он мог ехать по этой дороге даже с закрытыми глазами. Его бы привели сюда ноги в любую погоду и при любых обстоятельствах. Серая многоэтажка, где тебе всегда искренне рады. Но ему нужен был лишь один человек. Каких-то тридцать минут, и вот поворотник замигал, машина остановилась у тротуара. Барри вышел и тихо прикрыл дверь. Он улыбался, потому что его уже ждали. Человек сидел на скамейке у подъезда и увлечённо рассматривал собственные кроссовки. Волосы привычно закрывали лицо, а руки были спрятаны в карманы чёрной куртки, которая была велика. Барри успел сделать несколько шагов в сторону скамейки, прежде чем его заметили. Джесси улыбнулся и резво подорвался с места, подбегая и попадая в тёплые руки. В обуви ему было ещё не совсем удобно, но он привыкал. — Куда поедем сегодня? — впросил он с неподдельным интересом, убирая прядь волос за ухо. — Куда скажу, туда и поедем. Это секрет. Будешь? — от предложенной плитки шоколада отказались. — Предпочитаю горький. — Иди ты. Тебе не угодишь. — Но Барри улыбался, просто улыбался и смотрел. Картинка перед его глазами становилась всё менее чёткой. Пока не исчезла совсем. Мир иллюзий. Он придумал себе альтернативную реальность, где всё было так, как он изначально хотел. Более покладистую и податливую рукам версию потерянной личности, которую он не боялся. Мог провоцировать на конфликты и временные перепалки, а мог и самоотверженно изливать накопившиеся переживания. Бывало, он разговаривал с ним на немецком, и перевода не требовалось. Каждый день у него были запланированы эти ментальные путешествия по окрестностям Лондона. Иногда он мысленно убивал его. И всегда по-разному. Просто, чтобы посмотреть, каким мог бы быть финал. И тут же снова воскрешал, потому что было интересно. Так он поначалу пытался избавиться от него. Видел в этом необходимость. Вскоре необходимость пропала. Всё же, когда придёт пора прощаться, Он сам даст это понять. И тогда Барри выстрелит в него, не желая прощаться. Правда, всё это было не реальным. Серая многоэтажка становилась всё той же больницей, когда он просыпался в 406–ой. Клинт разрешал ему быть здесь столько, сколько требовалось. Проснувшись, Барри без сожаления и с полным осознанием своей фальшивой действительности открывал свой ноутбук и работал через Интернет, ища необходимую информацию. У него был свой план. И одним утром он проснулся совершенно счастливым. Это было настолько чёткое и совершенно невыносимое чувство, жизнь. Она переполняла его сердце и душу. Все воспоминания стали греть изнутри, не причиняя боли. Он любил это всё, дорожил этим всем, теперь без сожаления, с благодарностью. И у него было всё, что только нужно нормальному здоровому человеку. Слишком яркие цвета… Он вновь начал воспринимать реальность так, как это было до начала работы. Он помнил, как однажды Джесси говорил ему об этом, когда они лежали на холодной траве в полосатых кофтах и смотрели на звезды. Он ненавидел в нём эту черту. Будто ему было всё известно наперёд. Но всё же случалось именно так, как он говорил. Прекрасная и ужасная часть его только начавшей набирать обороты жизни. Разве можно было об этом жалеть? Он найдёт в себе мужество пронести эти воспоминания через время, и быть счастливым. Здесь и сейчас. «Завтра поведу тебя на самую крутую крышу города. Встретимся на том же месте, не опаздывай», — Барри прислонился спиной к стене, прикрыв глаза. Он очень много говорил про себя. Молча. Потому что дома об этих событиях теперь говорили не часто и только тихо за закрытыми дверьми. Его поездки не обсуждались. Ребёнок должен был расти, окружённый любовью и заботой, подальше от всего тёмного и необъяснимого. Вот только они не подозревали об одном небольшом нюансе… Катрина готовила завтрак, Лола бегала по дому и рассматривала фотографии на полке в гостиной. На одну из них девочка засмотрелась дольше, что не осталось без внимания Барри. В глубине души он чего-то ждал. Она смотрела на общий снимок, подписанный маркером. Прочитать она не могла, поэтому повернулась к маме, удивлённо приподняв брови. — Мамочка, кто это? — маленькая ручка тянулась к человеку в красной куртке, стоявшему между мамой и папой. Катрина переглянулась с Барри. Оба были взволнованы этим простым вопросом. — Это наш с папой очень хороший друг. Он сейчас… — Далеко-о-о… — прошептала девочка, неотрывно смотря на фотографию. — Это Джесси. — Неожиданно названное имя вызвало тревогу в сердце Барри. При малышке никогда не упоминалось о нём, тему не затрагивали. — Я помню, у него тёплые руки. — Лола, как ни в чём не бывало, весело побежала на улицу, а вот Катрина выронила из рук полотенце, обессилено падая на стул. Она накрыла рот дрожащей ладонью, по лицу потекли слёзы. Джесси предупреждал её в тот день, что не знает, как это может в будущем сказаться на ребёнке. А ребёнок запомнил его прикосновение. О чём тут говорить, когда сама Катрина всё ещё чувствовала это и точно могла показать, где были его ладони. Не сказав ни слова, Барри покинул комнату с бесцельным взглядом. С того момента Лола довольно часто вспоминала про Джесси. Называла его своим другом, рассказывала, что иногда слышит его, что он хороший, и ей совсем не страшно спать одной. Иногда она прибегала в гостиную и обнимала красную куртку, как это делал папа, думая, что его никто не видит, махала рукой фотографии, улыбалась и постоянно рисовала, как они вместе играют. Детская фантазия была безграничной, но родителям очень хотелось верить в слова ребёнка. Они всё так же любили этого необычного человека из 406–ой палаты, изменившего их жизнь, перевернувшего восприятие мира.***
Джордж Дэйли написал целую работу о событиях того лета, свои впечатления и историю со слов Барри Мэлтона, который до конца своей жизни был обречён нести тяжкий груз тайны, но всё же он смог вернуться к настоящей жизни. Он уже не был так наивен, стал жёстче и разборчивее в людях, оборвал многие ненужные связи, ограничив круг общения до близких семье друзей. В его характере появилось что-то стальное, холодное. Он открыл в себе тёмную сторону и научился жить с ней в гармонии. Теперь все эмоции поддавались контролю и анализу. Правда, он признавался Джорджу, что ему бы всё это да ещё при деле, а не после. Тогда ему этого не хватало. А вот Катрине его изменения очень даже нравились. Внешне он больше не проявлял своих переживаний. Блокнот с рисунками тоже открыл ему одну тайну, которой он решил ни с кем не делиться. Джесси знал, что Барри прочитает блокнот позже. Это должно было избавить его от угрызений совести, потому что это объясняло главное. „Они моя жизнь, как бы парадоксально это ни звучало. Они дают мне энергию, а я даю её всем оставшимся живым здесь. Придёт время, их придётся отпустить, отплатить той же монетой. Моя последняя энергия послужит ступенью к свободе каждой раненной души. Так что брось это и не вини себя.“ Выходило так, что Джесси жил по большей части за счёт мёртвых, а не живых, и погиб, потому что души были отпущены, забрав его последнюю энергию на это непростое дело. И спасти его Барри просто не смог бы. Таков был его план. Да, но… Но. Он ушёл вместе с ними и с листьями сентября, оставшись горящей раной на сердце всё же сильного человека. „Поможешь мне отомстить за тебя, Джесси?“ Не было ощущения смерти. Потери. Барри спокойно читал его записи, как живой диалог. И для него он продолжал жить в знакомой многоэтажке, которая не существовала наяву. „Я не знаю, где искать тебя по прошествии стольких лет. Ведь ты забрал с собой часть моей души в качестве своей благодарности. Я всё понимаю. Осознаю это. Принимаю. Ничего уже не будет как прежде. Всё будет иначе. Я не успел узнать практически ничего о тебе за подаренное нам время. Но твой любимый цвет — светло-мятный. Ты не говорил, но я словно знал это всегда.“***
По идеальному стечению обстоятельств Катрина не смогла остаться с ним, когда пришло время отпуска. Она уехала с дочерью к родителям. А Джордж был так занят, что просто упустил его из виду. Барри продолжал звонить, как ни в чём не бывало, но за это время он ни разу не побывал в больнице, что обеспокоило Нэйта. Он-то и запаниковал первым. Барри тайно покинул Лондон.***
А через шесть дней всплыла информация о гибели Уильямса. По установленной причине — самоубийство. В отеле во время отдыха. Едва ли могло совпасть так идеально. Нэйт не смог дозвониться до Барри первые несколько дней. Но он вернулся. Чуть более загорелый, чуть более счастливый. На вопросы не отвечал, улыбался. И снова пропадал в ноутбуке. Во время пребывания в 406–ой, он никого не впускал. Лишь иногда было слышно, как он разговаривал с кем-то. Ещё через месяц во время общей прогулки был снят снайпером Билл Джонсон. Убийца так и не был найден. Да и кого волновала жизнь такого отморозка, уже приговорённого к пожизненному заключению? От Барри не поступило никакой дельной информации. Но после этих событий он словно стал свободнее дышать. Джордж догадывался, но не лез с выводами. Положительные изменения заметили все. И никто не хотел этого менять. Пусть остаётся, как есть.***
Лишь Катрина стала молчаливым свидетелем правды. На очередной день рождения он подарил ей пистолет, спокойно объясняя это тем, что год или два, и многих, осуждённые с их помощью людей, выпустят на свободу. Станет не совсем безопасно жить, и нужно уметь себя защитить. Показал ей, как обращаться с оружием, и научил стрелять. Акт полного доверия. Пока всё было спокойно, но жизнь научила его смотреть наперёд. „Однажды мы встретимся. Я верю. Я продолжаю видеть то, чего другие не могут видеть. Я чувствую энергию, умею ею управлять, и крепко держу штурвал собственной жизни. Чувствую почву под ногами. Потому что ты верил в меня. Я продолжаю любить всё, что со мной произошло. Я продолжаю любить. Это было лучшее время, это была лучшая встреча. Мы говорили без слов, понимали без слов. Твои бесцветные глаза навсегда останутся моим ориентиром, примером стойкости и внутренней силы. Пока я дышу, моя звезда будет гореть. А пока, иди, Джесси, не волнуйся за меня, я не споткнусь в темноте лабиринтов жизни, я буду идти за тобой.“***
— Так куда мы отправимся теперь? — ветер нагло трепал волосы парня, мешая смотреть прямо. Барри сдвинул чёрные очки на лоб и раскатал рукава на его куртке, чтобы можно было спрятать в них руки. Не из-за холода, по привычке. У Барри же руки всегда немного дрожали от волнения при каждой новой встрече. Но здесь он переставал дышать просто кислородом, он начинал дышать свободой. — Идём. Я покажу тебе жизнь. И, развернувшись, они пошли по мощёному тротуару, утонув в ярком солнце майского дня.