Мой Божественный спаситель.

       Мои голубые глаза уставились в сторону стекла, я пытался увидеть кого-то знакомого, но безуспешно. Из-за вновь накативших ощущений беспомощности и страха, глаза слегка прослезились. Но подобным заточением не сломить мой дух, поэтому я лишь шмыгнул носом и серьёзно нахмурился смотря в окно, ожидая появление отца. Он обязан будет придти, его сына схватили и заточили в лаборатории, повесили и сковали кандалами из чакроотнимающего метала. Он обязан будет как минимум всё мне объяснить, ибо я ничего не понимаю и жутко напуган, однако, надеюсь всё станет понятнее с его появлением.        Время тянулось слишком долго, часов или окон в комнате не было и за какие-то несколько минут казалось у меня полностью сбилось ощущение времени. Что сейчас? Вечер или уже утро, а может ближе к полудню? Сколько я здесь нахожусь? Ещё и Оцуцуки не отзывается, я звал его и про себя, и в голос тихо звал по имени, но инопланетянин не откликался, будто его никогда и не было во мне, будто, всё это страшный сон. Но моё положение прикованного к стене заключённого, разорванная и грязная одежда, боль во всём теле – это всё напоминало мне о том, что никакой это не сон, и Отсутсуки всё ещё со мной. Скорее всего, он не отвечает из-за моей собственной слабости, заключающейся в чёртовых кандалах высасывающих из меня чакру. В белую комнату ко мне никто не заходил, и в комнатке за большим окном врачи и лаборанты стали мелькать лишь изредка, похоже что-то дало им повод успокоиться, не знаю, я ли этот самый повод, или Отсутсуки, которого даже я уже не чувствую. Ну да, действительно, чего за зря переживать? Инопланетянин не сможет управлять таким слабым и вялым телом, которое лишилось практически всей чакры и держится в сознании лишь на чувстве страха и ожидания. Мне страшно закрывать глаза, вдруг не проснусь, вдруг упущу из виду отца, с котором мне нужно поговорить и наконец узнать, что случилось, почему я вообще здесь нахожусь? Не позволю себе отключиться, пока не узнаю. Руки у меня были плотно присобачены к стене над головой, щиколотки сковывали такие же браслеты, которые раскалялись и отнимали силу от каждого резкого движения, про то что они жутко давили я уже и молчу. Правую руку с кармой удерживают печати, и она не такая синяя, как левая, от пальцев которой уже отлила вся кровь, а тугой браслет на запястье перекрывал кровообращение. Я так и руки лишьться могу, никого это не волнует, не? Ну конечно, о чём это я. Уронив голову на грудь я медленно моргнул, оставляя глаза на несколько секунд закрытыми, а после мотнул башкой, пытаясь заставить её работать. Судя по всему, кто-то ударил меня по затылку, я потерял сознание, и Момошики взял контроль, именно поэтому на руке с меткой кармы стоят печати. В основном запечатывающие и обезвреживающие противника, но среди них я узнал пару взрывных печатей. Похоже, если карма начнёт распространяться, механизм активируется и в лучшем случае я получу серьёзные ожоги, в худшем же мне её просто напросто оторвёт, печати явно для "большого бума".        Как же херово однако, совсем без чакры, смотря в пол, я не понимал, сплю я уже или ещё в сознании, такое мерзкое чувство, и чтобы избавиться от сонливости я вскинул голову и мотнул ей, чувствуя пот скатывающийся по виску. Краем глаза я увидел две фигуры и замер, уставившись на батю и учителя, стоящих за окном, Саске как обычно стоял чуть позади отца, будто его тень. Улыбнувшись, я дёрнулся и на жжение в руке отреагировал лишь лёгким подёргиванием губы, но в данный момент это не сильно меня волновало. Батя пришёл, значит я смогу с ним поговорить, хотя бы через стекло этой комнаты, микрофон то работает, на кнопку нажать и можно говорить. Однако, батя не торопился, точнее вообще ничего не делал, стоял опустив руки, пряча их под своим плащом Хокаге и смотрел на меня. Непрерывно. Очень печально и виновато, будто в последний раз пришёл на меня посмотреть. От таких мыслей я расширил глаза и мотнул головой. Бред. Разве смотря мне прямо в глаза у него хватит жестокости бросить меня здесь? Я ведь его сын, которому нужна помощь, не нужно смотреть на меня как на смертельно больного, меня ещё можно спасти от всего этого если приложить хоть толику стараний! Разозлившись я,тневзирая на усталость и на кандалы, начал дёргаться и кричать что-то, даже я не понимал, что пытаюсь донести до отца, он то точно через стекло, с выключенным микрофоном не понимал меня. Однако, когда я начал беситься и походить на скованное в цепи дикое животное, взгляд отца изменился с жалости, на уверенность. С молчаливых извинений, он сменился ярко выраженным отвращением ко мне и не принятием. Смотрели на меня уже точно не как на смертельно больного, скорее как на убийцу. Саске положил единственную руку на плечо отца и что-то сказал ему, кратко глянув на меня злобным взглядом красного глаза сквозь чёлку, на что папа молча кивнул и вновь глянув на меня, развернулся, уходя. Надпись "Седьмой", удалялась от меня и я замерев выгнулся в спине, изо всех сил напрягая левую руку. Правой я старался не шевелить, чтобы не активировать взрывные печати.        — Батя! — в отчаянии я громко позвал седьмого, но тот конечно же не оглянулся уходя с Саске, который встретился с врачами и кивнул на меня подбородком. Обмякнув, я уронил голову на грудь, по щекам покатились горячие слезинки от боли и обиды. Раскалённые до красна кандалы прижигали кожу, заставляя её лопаться и кровоточить, от всего этого в купе я набрал воздуха в лёгкие и закричал из всех сил. Я держался как мог, надеялся, что отец хотя бы поговорит со мной, я хотел верить, что отцовские чувства в нём пересилят всё остальное, но на мою истерику он отреагировал как на угрозу. Он увидел во мне опасность для деревни, не напуганного и потерянного ребёнка, которому требуется помощь близкого. Я для него не сын, а тот кто угрожает спокойствию людям в Конохи, а к таким он всегда был безжалостен.       Сквозь собственный истеричный крик, я услышал как тяжёлая железная дверь в камеру открылась, и ко мне начали стремительно приближаться врачи и лаборанты. Грубо, до боли меня вжали в стену, и поднесли ко рту руку с таблетками, смотря как на псину, взглядом мол: "жри, что дают". Дёргая головой я даже раз укусив лаборанта за руку, я тут же получил сильный удар кулаком в скулу, от чего моя голова отвелась в сторону. Пальцы схватили меня за щёки, надавливая пальцами и заставляя раскрыть рот, тут же запихивая мне пилюли чуть ли не в самую глотку, от чего меня чуть не вырвало и я начал быстро всё заглатывать, чтобы не задохнуться и не обблеваться. Глотая слёзы и борясь с всё ещё не отступившими рвотными рефлексами, я оглянулся и увидел шприц воткнутый в вену, выступающую под кожей правой руки. Саму иглу я не почувствовал, но когда поршень медленно начал опускаться и вгонять лекарство мне в вену, я закричал от разливающейся по телу боли. Будто раскалённую лаву по вене пустили, и всё это не закончилось, даже когда врачи отошли от меня, оценивая реакцию. Даже когда я остался один. Тело ломало и я крича дёргался совершено один, никого не было и скорей всего за мной наблюдали через специальную систему. Всё тело покрылось испариной и красными пятнами, запястье левой руки и щиколотки кровоточили, был виден первый слой мяса. Голос сорвался на хриплый крик, после я охрип на столько, что не мог даже кричать, лишь еле слышно стонать и хрипеть. В глотке ещё после отвратительных таблеток стоит ком, а во рту сухо, как в пустыне. Я обмяк и уронил голову на грудь, чувствуя как по лицу скатываются капли пота, смачивают сухие и треснувшие губы, попадая в ранки, заставляя их щипать. Чувство было, что я умираю прямо сейчас. Силы покидали меня и в этот раз я не мог справиться и удержать веки открытыми, слишком уж они тяжёлые. Я не знаю, что в меня вкололи и что заставили съесть, единственная догадка, которая посетила меня перед обмороком, так это то что меня подвергнули принудительному лечению кары. Точнее, эксперементальному лечению, которое без предворительных испытаний и проверок будут тут же вводиться мне, на живую. Значит, батя всё же не хочет меня убивать, наоборот, хочет заставить мучиться и испытывать такую пытку, а поди и того страшнее, каждый день. А может и по несколько раз в день. Что же я такого сделал? Почему никто мне ничего не объяснит, в чём я так провинился? Медикаменты сделали своё дело, я отрубился, но зато смог встретиться с тем, кто похоже давно ждал меня.