Счастье где-то между баров и аптек

      Все банально начинается с фразы «Расскажи о себе» за утренним кофе с пышками. На самом-то деле на часах уже за полдень, а Женя вроде не любит пышки — даже не помнит, когда ел их последний раз. Зато знает, что правда влюбился в Ленского — фамилию он узнает случайно, подняв выпавший из кармана студенческий. Пышки в конечном счете отлично сочетаются с кофе. Но еще лучше с длинными пальцами Ленского, которые тот иногда облизывает, испачкав в липкой сахарной пудре.              Ленский в принципе идеально сочетается с обычно пустой и безликой кухней в квартире Онегина. Словно приносит в нее лучи угасающего к концу лета солнца: взъерошенными после душа кудрями, худыми с крупными косточками запястьями, которые вылезают из манжетов выданной Женей толстовки — оказалось, что у Вовы руки длиннее; смешно раздувающимися щеками, когда тот с наслаждением уплетает сочные пышки (кажется, теперь Женя не сможет начинать без них утро… но скорее не сможет без Ленского); удивленными взглядами больших глаз и вопросом «У меня пудра к лицу прилипла?», пока Женя молча любуется внезапно ворвавшимся в его жизнь Вовой Ленским.              — Ты чего не ешь? — растерянно спрашивает Володя, замирая напротив. Он уже доедает третью пышку, Женя едва надкусил и первую. — Невкусно? Надо было взять тебе что-нибудь другое.              — Я просто не слишком голодный, редко ем дома, обычно нагуливаю аппетит к обеду, — оправдывается Онегин. Если честно сказать, что ему банально нравится наблюдать за тем, как ест Ленский, он, наверное, прозвучит как извращенец со странным фетишем.              Осекшись, Володя переводит взгляд на остаток масляной пышки в пальцах, будто он отобрал ее лично из рук Онегина.              — А ты кушай, сколько захочешь, — спешно добавляет Евгений, чувствуя, что ненароком мог заставить Вову смутиться. — Надо было вообще лучше сходить в магазин и купить нормальных продуктов, чтобы приготовить тебе что-то приличное.              — Мне и так нравится, не беспокойся, спасибо, — в свою очередь успокаивает Володя. И съедает последний кусочек. Женя доволен.              — Расскажи о себе, — просит Онегин, подперев рукой подбородок.              Ленский крутит в руках опустевший стаканчик с кофе, смотрит пару мгновений задумчиво куда-то за спину Жени и спрашивает:              — Что конкретно?              — Например, на кого учишься? — Онегин хватается за первую ниточку. Он видел корочку университета Герцена, но не более.              — На кафедре зарубежной литературы по направлению педагогического образования, — выпаливает на одном дыхании Ленский.              Женя смеется.              — Ты будто на собеседовании.              — Извини, — Вова тушуется.              — Брось, не за что. Если хочешь, поговорим о том, что тебе интересно, — предлагает Евгений, не желая напрягать Ленского.              По лицу Вовы кажется, будто он хочет узнать что-то личное, но в конечном итоге лишь спрашивает:              — Сколько тебе лет?              — Двадцать шесть, — отвечает Онегин, и от него не скрывается чуть удивленное выражение Ленского.              — Думал, ты младше.              — Разочарован? — хмыкает Женя.              — Нисколько. Не имеет значения, — добавляет тот. Не притворяется. — Ты местный?              — Да. А ты?              — Тоже, хотя пару лет в детстве прожил в Германии из-за отцовской работы, — делится Ленский уже живее.              — Свободно говоришь на немецком? Ja? — улыбается Онегин.              Хочется протянуть руку и взять Ленского за ладонь, переплести пальцы. Вроде бы это мелочи в сравнении с тем, что уже между ними было, но почему-то Онегину кажется, что он нарушит какое-то равновесие, и оставляет мысль на попозже.              — Ja, — с улыбкой подтверждает Володя. — А ты?              — Свободный французский и, не поверишь, немного латыни.              — На медицинском учился? — на пробу гадает Ленский.              — Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь… — цитирует кого-то из классиков Женя, хотя и не помнит имени. — Но вообще-то на международных отношениях, просто моя подруга полиглот и часто заставляла меня заниматься с ней за компанию, — вспоминая Татьяну, делится информацией Женя. А заодно понимает, что Ларина точно надерет ему задницу за вчерашнее «Прости, Тат, надо срочно уехать» без конкретного объяснения и звонка с извинениями, что бросил ее одну в баре.              — Может быть, прогуляемся? — неожиданно задает вопрос Вова, меняя тему. Натягивает на ладони манжеты, из-под густых ресниц взирая на Женю. — Погода классная, а лето скоро кончается.              — Куда хочешь пойти?              Онегину, откровенно, не слишком хочется покидать квартиру. В кои-то веки не потому, что осточертело глушить пустоту вечеринками, а потому, что вместе с ним Ленский, и дома мгновенно становится чертовски комфортно.              — Жень, ты живешь в центре города, — усмехается Ленский, впервые напрямую называя Онегина по имени. — Отсюда куда угодно можно идти и не заскучаешь.              — Тогда устрой мне экскурсию по своим любимым местам, — с приливом резкого энтузиазма просит Онегин, поднимаясь со стула. Обходит барную стойку, которая все это время отделяла его от Володи, и наконец позволяет себе к нему прикоснуться. — Я давно пешком не гулял, если честно.              — Ладно, — соглашается Вова и слегка прогибается в пояснице, когда на нее, обнимая, ложится рука Онегина. — Только одолжи мне что-нибудь теплое из одежды, на набережной обычно ветер прохладный.              Смотрит на Женю с вопросом, снова смачивает кончиком языка кофейно-сладкие после завтрака губы — у Онегина сгорают все джентльменские предохранители. Он впечатывается поцелуем в рот Ленского как голодный, тот даже отшатывается, но спасает объятие.              — Tu me rends dingue. Où étais-tu avant? — шепчет Онегин, зарываясь кончиком носа в черные кудри у виска Ленского.              — Ich habe kein Wort von dem verstanden, was du mir gerade gesagt hast, — отвечает Владимир, так что при каждом произнесенном слове его губы соприкасаются с щекой Жени.              — Надеюсь, ты сейчас не послал меня куда-нибудь далеко? — шутит Онегин, пока ладонь ласкает щеку Володи, и тот в ответ льнет как котенок, от удовольствия прикрывая веки.              Их общий смех вырывается и разрушает момент трепетной близости, напоминая о только что построенных планах. Ленский, расслабившись, закидывает и сцепляет кольцом руки у Жени на шее.              — В любом случае я составлю тебе компанию, не потеряешься. Пойдем собираться, — зовет и по-ребячески чмокает в губы.       

* * *

      У Онегина гудят ноги, но он ни на шаг не отстаёт от Володи, энергия которого абсолютно не иссякает. Кажется, они обходят полгорода, хотя фактически кружат по проспектам и улицам примерно от Техноложки до Чкаловской, снова забегают в «Вольчек» за кофе, а в каком-то без названия магазине 24 покупают мороженое. Иногда Ленский так о чем-то увлеченно рассказывает, что не замечает, как берет Онегина за руку и тянет дальше по их маршруту, а иной раз и вовсе его озаряет идея, например, повернуть в какой-нибудь случайный двор в виде колодца. Иногда Ленский достает телефон и быстро сверяется с картой, только Жене кажется, что их путешествие абсолютно спонтанное, без конкретных отметок. Вова делает фото фасадов, окон, лепнины, даже каких-то трещин, словно в них есть архитектурная скрытая важность. Ленский знает о Петербурге множество фактов, баек и историй с нотками мистики — на мгновение Онегину даже стыдно, будто это не его родной город, но он и правда мало чем раньше всерьез увлекался, разве что собственной внешностью и то скорее для галочки и какого-то обязательства перед обществом. Но рассказанные Ленским события звучат в сотни раз интереснее, чем их Жене когда-то преподавали в начальной школе. Он же вроде изучает литературу, думает Женя, а потом понимает: у Володи множество разных граней, и профессора Ленского обязательно в будущем будут любить студенты.              — Я? Профессор? — смеётся Володя, когда Женя делится с ним мысленным заключением.              — Почему нет? — искренне удивлён Онегин, шагая рядом с ним вдоль Лебяжьей канавки в сторону ворот Летнего сада.              Ленский взмахом убирает волосы, которые сдувает на лицо прилетевший к ним с Невы ветер, и пожимает плечами под наброшенным сверху пижонским кардиганом Онегина.              — Не знаю. Наверное, буду преподавать в гимназии или колледже, по крайней мере сначала.              — А где на самом деле хотелось бы? — Онегину действительно интересно. Он хочет узнать о Владимире Ленском как можно больше. Впитать все важные факты и любые мимолетные мелочи.              — В каком-нибудь университетском городке, вроде Оксфорда или Геттингена, со старым университетом, огромными библиотеками с кучей старых изданий, кампусом. Где каждый студент действительно оказался по собственному желанию, а не потому, что его туда запихнули родители ради корочки, — мечтает Володя, а потом поджимает губы и смотрит под ноги, словно стыдится своих желаний. — Но это так… пустые фантазии.              Онегин хватает его за пальцы и останавливает.              — Чего? — и голубые, яркие в свете солнца глаза, распахнутые в замешательстве.              — Не сомневайся в себе. Если правда хочешь, значит получится, — пылко произносит Онегин. Сам даже под впечатлением.              Лицо Ленского медленно украшает улыбка, а затем он почти издевательски прыскает.              — Извини, просто представил себя в твидовом пиджаке с заплатками на локтях, пьющим херес после утомительных лекций.              Онегин дёргает на себя Ленского и закидывает руку на плечи, когда тот под влиянием импульса врезается Жене в грудь.              — Тебе определенно пойдет, профессор, — выдает вердикт Женя и чмокает Володю в макушку.                            В Летнем саду, медленным шагом обходя вокруг памятника Крылову, Ленский без запинки на память вслух читает Онегину часть его басни, а когда они притормаживают возле статуи одной из античных красавиц, Ленский уже читает что-то для Евгения незнакомое.              — Это откуда? — любопытствует Женя и, улучив момент, делает тайное фото Володи рядом со статуей.              — Ну… это из моих сочинений, — признается Ленский, избегая смотреть в глаза Жени. Думает, он над ним посмеется, что ли?              — Красиво. — А взгляд Онегина направлен не на фигуры, не на увитые зеленью арки и не на фонтаны. Только на Ленского. — Прочитаешь еще что-нибудь?              — Любишь поэзию?              Смотрит с подозрением через плечо. Неужели хочет поймать на лести? А ведь у Онегина в ту минуту в груди щемит от нежности.              — Пока не уверен, — не юля, отвечает Женя и шагает к Володе ближе. — Но я точно влюблен в поэта.              Румянец на юных щеках Ленского испытывает выдержку Жени на прочность.              Обратно они возвращаются по Фонтанке и бросают монетки в Чижика-Пыжика. Ленский, протягивая Жене найденную в кармане мелочь, смеется, что кредитки Чижик не принимает. Возле Инженерного замка Ленский, конечно, вспоминает присказку о живущем в нем призраке — эту Женя хотя бы помнит из детства, но без деталей, которые, конечно, знает Володя. Ему бы водить экскурсии.              — А знаешь, как еще называют Аничков мост? — с хитринкой в глазах интересуется Ленский, когда они выходят на перекресток набережной и Невского.              — Увы, среди моих знакомых мало тех, кто увлечен историей города, — сдается, даже не попытавшись Онегин. С другим человеком рядом ему бы, наверное, уже стало стыдно либо он разозлился, но Ленский точно не пытается как-то его ущемить и обвинить в полном невежестве. — Ну и как же?              Ленский прикусывает нижнюю губу, пытаясь не засмеяться, делает невинные глазки.              — Наедине скажу, это неприлично, — в итоге отвечает Володя.              — Да ладно! Прямо настолько? — не веря, восклицает Онегин. Ленский кивает. Теперь Женя заинтригован. — Давай тихонько на ухо?              Володя демонстративно закатывает глаза, мол, зря вообще поднял тему. Затем тянет Онегина к пешеходному переходу, чтобы перебраться на противоположную сторону Невского.              — Я ведь могу и загуглить, — идет на уловку Онегин.              Когда они снова оказываются на тротуаре, Ленский берет его под руку, быстро льнет к уху Жени губами и произносит:              — Мост восьми хуев.              И опять отстраняется, чтобы не привлекать внимание тех, кто проходит мимо.              Женя на момент зависает, оглядывается на мост у себя за спиной, а потом его озаряет догадкой.              — А, дошло, — радуется он, но тут же удивляется: — И это, хочешь сказать, так уж в твоем понимании неприлично? Не верю. — А потом сам чуть склоняется к лицу Ленского. — Или хорошим мальчикам вне постели нельзя говорить вслух грязные словечки?              Володя в легкой застенчивости отворачивается, но уголки губ приподняты. Онегину нравится его поддразнивать.              — Я голодный, давай где-нибудь перекусим? — опять ловко меняет тему Вова.              — Здесь совсем рядом Марчеллис, там вкусная паста. Хочешь? — предлагает Онегин.              — Кажется, сейчас я готов съесть что угодно.              — Тогда все и закажем, — обещает Женя и кивает вперед по проспекту. — Ни в чем себе не будем отказывать.       

* * *

      Возле Садовой, на площади у входа на станцию, от которой уже рукой подать до дома Онегина, Ленский неожиданно притормаживает.              — Чего такое? — недоумевает Евгений. — Зайти куда-то хочешь?              — Жень, метро уже, мне домой надо, — говорит Ленский явно без радости.              Мнется, обнимает себя поперек одной рукой. Из-за кардигана Онегина, который широк в плечах и минимум на размер велик, Ленский кажется тоньше реального. Хочется подойти к нему и молча прижать к груди, спрятать от всех вокруг у себя в руках и не дать уйти.              — Ты ведь говорил, что у тебя нет планов, — напоминает их дневной разговор Женя.              Между ними дистанция приблизительно в метр, вроде мало, но сейчас кажется, что они критически далеко друг от друга. Только Онегин расстояние не сокращает, почему-то есть ощущение, что оно требуется Володе. Обидно.              — Да, но…              — Что «но», Володь? — перебивает Онегин, вспыхнув. Сразу жалеет, потому что у Ленского на лице не испуг, конечно, но очевидная озадаченность. Справедливо. Какое, впрочем, Женя имеет право у него что-то требовать и предъявлять вопросы. Он ведь просто для Ленского случайный парень из бара, между ними нет ничего серьезного.              Это до дикости бесит.              — Прости, — вздохнув, извиняется Женя. Гладит лоб. Наверное, излишне драматизирует, Ларина бы точно обозвала его королевой истерики. — Я надеялся, что ты останешься, хотел побыть вместе подольше.              — У меня с собой ничего нет. Ну… пижамы, зубной щетки…              — И ты только поэтому хочешь домой уехать? — опять фактически не позволив закончить, спрашивает Онегин, а потом как-то облегченно хмыкает. — Вов, господи, я тебе всю одежду свою отдам. Или новую пойдем купим, а? И щетку заодно, и зубную нить, и мочалку даже, и… да все что потребуется. Только не уезжай. Пожалуйста.              Ленский, потупив взгляд, молчит пару секунд, а потом, снова посмотрев прямо на Женю, произносит загадочно:              — Знаешь, пижама, наверное, и не понадобится. В смысле лето, и у тебя в квартире довольно тепло.              — Если что, у меня обогреватель был где-то, я его тоже включу, на случай если замерзнешь, — обещает Женя с улыбкой. Понимание, что Володя никуда не исчезнет, возвращает прежнюю легкость. — А еще я сам очень теплый. Устроит?              Володя согласно кивает.              Онегин вытягивает вперед руку — ему впервые настолько плевать, что вокруг него люди, что кто-то косо посмотрит, не так поймет. К черту. Ему давно не было настолько безразлично мнение незнакомцев.              — Тогда пойдем выбирать тебе щетку?              Ленский явно колеблется, но в конечном итоге касается ладони Онегина и шагает вперед, стирая между ними злосчастные сантиметры.