Veins of the road

«Дни висели На краю постели. Еле-еле Бьётся свет в конце тоннеля.» (с)

Всегда было больно. Больно и сейчас. Сдвигаюсь вправо, медленно, аккуратно. Затем приподнимаюсь. Из-за сомкнутых зубов раздаётся тихое шипение – тело сразу же отозвалось болью. Осторожно свешиваю одну ногу с кровати. Вторую. Теперь встать. Медленно, стараясь минимизировать болевые ощущения, поднимаюсь с кровати, встаю. Голова сразу же начинает кружиться, а перед глазами мелькают цветные пятна. Шаг. Снова чуть ли не падаю, но стараюсь удержаться на ногах. Подхватываю с пола широкие рваные джинсы, кое-как натягиваю их на себя. А затем так же медленно, как и поднимался с кровати, иду по направлению к кухне. Почему не в ванную? Потому что смотреть на себя в зеркало сейчас нет никакого желания. А после литра воды, как знать, может и полегчает. Я не знаю, откуда на этот раз меня вытащил Дайске, и даже не особенно хотел знать. Из какого-нибудь грязного бара или, что лучше, из ночного клуба с реками крепкого алкоголя и огромным ассортиментом разного вида наркотиков. Судя по ощущениям, первый вариант. Я помню, как сделал инъекцию и отправился куда-то. Помню, пил что-то. А дальше только боль и ничего, кроме боли. Затем ещё какой-то солоноватый привкус на губах. А потом знакомый, до щемящего ощущения в груди, голос брата. Сильные руки, удерживающие на весу и тёплый салон автомобиля. Дай опять вытащил непутёвого братца из какого-то заведения. Дома снова всё вспоминается смутно. А в четыре часа, когда отпустило, снова, уже инстинктивно, иду в ванную, чтобы вколоть себе очередную дозу героина. Тогда, лихорадочно натягивая резиновую удавку на предплечье, слышу скрип двери и замираю. Затем поднимаю голову вверх и вижу его. В рваных джинсах и расстёгнутой рубашке, сквозь которую проглядывает смуглый подкачанный торс. «Тебе что, блядь, мало?!», и дальше следует удар сначала по рукам, а затем уже и по лицу. Снова кровь стекает по пересохшим потрескавшимся губам, а потом я вижу, как Дай сгребает в охапку шприцы и порошок, а также уже готовый героин. И уходит. А я пытаюсь удержать его, затуманенный мозг плохо воспринимает информацию, поэтому я просто падаю, больно ударяясь носом о кафельный пол ванной. Сил нет даже на то, чтобы встать. И через несколько минут снова эти горячие сильные руки, а затем и мягкая постель подо мной. Теперь можно провалиться в сон. Сейчас все воспоминания были обрывочными, словно вырезанные кадры из кинофильма. Вот только хорошо, если бы это действительно было фильмов. Можно было бы перемотать на начало. Тогда бы я ни за что даже и не притронулся к героину, зная, чем это, в конце концов, обернётся. Хотя, действительно не притронулся бы? Никто не знает, как было бы, если всё перевернуть. Не сказать, чтобы я совсем забросил свою жизнь… Хотя, нет. Всё-таки забросил. И обратно уже ничего не вернуть. Единственный, кто пытается вернуть меня к жизни или хоть как-то сохранить её, - это мой брат. Мой Дайске. Брат… Иногда я проклинаю тот момент, когда родился у Синджи Андо. Ведь если бы моя мать не была ею, я бы мог любить его свободно, без наречений, не опошляя это чувство узами родства. Отец Дая ушёл от них с матерью, когда ему было два с половиной года. Тогда она вышла замуж за Сатсу Хара, и родился я. Родился, став сводным братом Дайске. И вот однажды родители погибли в автокатастрофе, а нас отправили в приют. Тогда Дая забрал его отец, а от меня отказался, за ненадобностью. Правильно, кто я ему?.. Никто. Всего лишь отпрыск его бывшей гуляющей, уже покойной жены. Из приюта я сбежал. Сбежал, когда Даю уже было восемнадцать, и он жил в собственной квартире. Мне было пятнадцать. Куда мне было податься?.. Уже на третий день скитаний по подвалам и станциям метро с другими беспризорниками, я впервые попробовал наркотик. Не героин, нет. Какие-то таблетки непонятного происхождения. Непонятно, откуда у обычных подростков такое взялось, но, тем не менее, по молодости и собственной глупости, я быстро подсел на это дело. И хотя на улице жил я совсем недолго, потому как Дай сразу же нашёл меня и взял к себе, воспоминания не стёрлись и глубоко впечатались в подсознание. Как и воспоминания о тех нескольких днях в приюте. Всё это я буду помнить до гробовой доски. Которая, такими темпами, светит мне в самом ближайшем времени. Ну и пофиг. Какая у меня цель в жизни? Работа? Может, семья и дети? Или какое-то эфемерное мифическое счастье?.. Никакого счастья. Единственное, что в этой грёбаной жизни хорошего, это Дай. И то, меня сжигают заживо те чувства, которые я к нему испытываю. И всегда испытывал. Возможно, это глупость. Идиотизм. Что ещё вероятнее, извращение. Но это так. Я до безумия и совершенно безнадёжно влюблён в собственного брата. И, даже когда он больно бьёт по лицу, пытаясь вразумить меня, я всё равно не испытываю ненависти к нему. Потому что это единственный человек, близкий мне. Единственный, желанный, и такой недосягаемый. На кухне было светло, и этот свет больно ударил по глазам, заставив зажмуриться. Подойдя к раковине, я набрал в чашку воды и разом осушил её. Проделав то же самое ещё три раза, я несколько раз вдохнул-выдохнул и пошёл-таки в ванную. В зеркале не показывали ничего утешительного. Молодое, но уже такое измождённое лицо, синие круги под глазами и сероватая кожа, разбитые потрескавшиеся губы и растрёпанные чёрные волосы с синими прядками. И, несмотря на регулярные дозы наркотиков и выпивку, глаза всё ещё оставались по-детски блестящими. Глаза были единственным, что выдавало мой возраст - возраст семнадцатилетнего парня. Осторожно сбросив с себя джинсы и боксеры, я забрался в душ. Вначале, от воды я поёжился – всему виной свежие ссадины. А затем она принесла долгожданное спокойствие, оградившее меня от всего мира. Но ненадолго. Не так повернувшись, я чуть не упал, чем снова вызвал приступ головной боли, от которой последовал рвотный позыв. И меня бы вырвало, да только вот нечем. Весь алкоголь вышел из меня тогда, когда Дайске вынес моё практически безжизненное тело из бара на улицу. И снова возвращение в комнату, находящуюся в полумраке из-за плотно задвинутых тяжёлых штор на окнах. Я присел на разложенный диван и обернулся, разглядывая спящий силуэт Дая. Спали вдвоём мы за неимением комнат и недостатком мебели. Да и Дайске это не смущало, мы ведь братья, в конце концов. А я любил вот так вот разглядывать его, пока Дай спит. Во сне он совсем другой, чем в жизни. Лицо без единой эмоции, сомкнутые глаза, пухлые губы изредка приоткрываются на миллиметр, крашеные в огненно-красный цвет волосы растрёпаны, а от полуобнажённого тела веет жаром. И я всегда считал, что мне чертовски повезло, что я просыпаюсь по утрам рядом с ним. Пусть и просто как брат. Главное, рядом. Словно почувствовав чужой взгляд на себе, Дай проснулся. Он несколько раз моргнул, а затем тихо спросил: - Тоши, который час? Я вынул из кармана мобильник и, взглянув на дисплей, сообщил: - Половина десятого. - Я проспал, так что ли? – похоже, брат и не собирался совершать каких-либо телодвижений, чтобы подняться с кровати. - Сегодня вроде как выходной, - я попытался улыбнуться, но получилась гримаса боли из-за того, что губы тоже болели. Вернее, уголки губ как будто рвались, когда я хоть немного двигал ими. А как же… я же видел, какие там ссадины… - Точно… но всё равно надо подниматься? – спросил Дай. - Да нет, не обязательно, - я пожал плечами, а потом медленно опустился рядом, осторожно закинув руки за голову, памятуя, какую боль приносят резкие движения. - Тогда ты сейчас пойдёшь в магазин, а то в холодильнике пусто, - сказал Дай, устраиваясь поудобнее. Я мигом подскочил, готовый возмутиться, но сразу же пожалел об этом, так как всё тело пронзило дикой болью, и жест возмущения получился совсем слабым. - Почему я?! - Почему ты? Тебе напомнить? Либо тащи свою задницу в магазин сейчас же, либо в следующий раз я оставлю тебя валяться носом в собственной блевотине, и даже пальцем не пошевелю, чтобы узнать, где ты. Тебе ясно?.. - Отлично, - буркнул я, ища где-то по полу футболку, - шантажируешь меня. - Поговори мне тут ещё, - раздался приглушённый подушкой голос. Собравшись и захватив деньги, я поплёлся вниз по лестнице, к выходу из подъезда. Самое ужасное приходилось как раз на те моменты, когда Дай включает свою логику «чтоб жизнь малиной не казалась», и отправляет меня с утра куда-нибудь, когда всё тело просто парализует от боли, и когда оно умоляет о том, чтобы лечь пластом, и лежать так целый день. А ещё плохо то, что утром всегда начинает ломать. А вкупе с огромной физической болью и плохим самочувствием это просто ужасно. Нет, бывало, конечно, и хуже. Намного хуже. Как однажды, когда Даю пришлось вытаскивать меня из какого-то притона в виде чьей-то квартиры. И вот тогда мне действительно казалось, что я умираю. Потому, что я был в сознании, хотя и должен был однозначно вырубиться от болевого шока. Если не умереть… После того случая я несколько недель валялся в больнице из-за сломанных рёбер. Хотя мне казалось, судя по ощущениям, что переломаны, по меньшей мере, все кости. Я не помнил, где был, кто там был из знакомых, не помнил даже причину самой потасовки. Помнил только спидбол, который тогда попробовал в первый и единственный раз. Да, круто. Да, крышу рвёт моментально. Но риск огромный, поэтому я решил больше не рисковать. И так на игле, зачем же усугублять? Хотя падать уже ниже некуда. Было ещё одно воспоминание, которое пришло со временем. Мертвенно-бледное лицо и трясущиеся руки Дайске. Кажется, он звонил кому-то. И разговаривал с этим человеком, не отрывая взгляда от меня, укладываемого на носилках в машину скорой помощи. Этим человеком был Шинья. Шинья Тэрачи – лучший друг Дайске, известный хирург, и просто хороший человек. Пусть и выглядел он очень женственно – красивое лицо, пухлые губы, длинные волосы, красивые ухоженные руки и тонкие запястья, своё дело Шинья знал. Он фактически спас мне жизнь и поставил на ноги. И пускай наши встречи можно было пересчитать по пальцем, я убедился в том, что этому человеку действительно можно верить. Он умел изложить мысли, а главное – внимательно слушал. И понимал. На улице было ужасно жарко. Я вмиг пожалел о том, что надел куртку поверх футболки, поэтому снял её. Но, оглядев ссадины и гематомы, украшающие мои руки, поспешно натянул её снова. Мне-то плевать на мнение окружающих, но извечные якобы понимающие косые взгляды людей, считающих, что это, к примеру, жестокий отец поколачивает меня, или побил кто в тёмном переулке, сами по себе противны. Не ваше дело. Не ваша жизнь. Не лезьте. Купив всё, что надо, и возвращаясь домой, я планировал прийти, выгрузить всё, а затем заснуть, предварительно выпив лошадиную дозу снотворного. Потому как просто так не усну. Из-за ломки и боли. А колоться, когда Дайске дома, как-то не было желания. Отберёт последний героин, смоет в унитаз, да ещё и по морде даст. Но, не застав его дома, я искренне удивился. Удивился и обрадовался сразу. Бросив пакеты на диван, я побежал в ванную. Там, выдвинув когда-то отломавшуюся панель, я достал пакет с серым порошком и один запакованный шприц, оторвав упаковку от других таких же. Быстро сбегав на кухню, уже не обращая внимания на боль и ломоту во всём теле, прокипятил порошок с водой, всё время прислушиваясь: а вдруг вернётся? Сердце стучало, как бешенное, дыхание участилось, а руки мелко дрожали. Но это не помешало найти нужную выступающую голубую ниточку вены сквозь бледную кожу… Шприц упал на кафель с тихим стуком. Туда же последовала и резинка. Я откинулся назад, прислонившись к стене и прикрыв глаза. Голова приятно закружилась, а боль как будто притупилась. Никаких необыкновенных ощущений, как после первых доз, не последовало, да и не ожидалось. Просто стало легче. Лучше. Приятнее жить. Посидев так, расслабленно, несколько минут, я понял, что всё-таки надо всё убрать, иначе морда, а возможно, и не только морда, сегодня будет бита. Убравшись, я, как и планировал, проглотил две таблетки снотворного, а затем упал на диван и заснул. И последним, что я почувствовал, был пакет с продуктами, упавший мне на спину. Но было всё равно. Я погружался в объятия Морфея, ни о чём не думая.