Veins of the road

«Ваша жалость меня уничтожает Ваша нежность - на курке мой палец Ваши слёзы - мой смех Мне всё равно будет больно.» (с)

Пробуждение далось тяжело. И я даже знал, отчего. Просто обычно, когда я принимал это снотворное сразу, пока эффект героина не прошёл, я спал очень долго. Эффект таблеток рассчитан на семь-восемь часов, а я спал все двенадцать. Поэтому я не удивился, когда, проснувшись, очутился в темноте. Перевернувшись на живот, я увидел на полу прихожей вытянутый прямоугольник оранжевого света, идущего, видимо, из дверного проёма кухни. Оттуда же раздавался шум телевизора и шипение масла на сковородке. Ухмыльнувшись, я медленно поднялся с кровати, отчего голова сразу же закружилась. Не обращая на это внимания, я поплёлся на кухню, где в это время хозяйничал Дайске. Брат в свободное время любил готовить, и если бы я видел его впервые, или, скажем, только что бы с ним познакомился, ни за что бы не сказал об этом человеке, что он любит и умеет готовить. Пройдя на кухню, я принюхался к запаху жареного бекона, стоя в дверном проёме. По телевизору несли какую-то чушь, как обычно, а Дай в это время сосредоточенно переворачивал жарившееся на сковородке мясо. Обернувшись, брат заметил меня и снова повернулся к плите, поджав губы. Плохо. Значит, меня ждёт неприятный разговор, скорее всего. Или у него просто плохое настроение? Неизвестно. Но на всякий случай я поспешил убраться обратно в комнату. А то рискую, в случае чего, получить раскалённой сковородкой по наглой морде. Вернувшись в комнату, я снова присел на диван и приподнял голову, вглядываясь в тёмное беззвёздное небо сквозь щёлку в шторах. Через несколько минут шипение сковородки стихло, а затем в комнате появился и сам Дайске. - Ужинать будешь? – тихо спросил он, облокотившись на дверной косяк. - Угу, - я изобразил слабое подобие улыбки, снова вставая с дивана, но брат склонил голову набок, а затем ровным тихим голосом спросил: - Ты принимал таблетки, ведь так? Я молча кивнул. Вернее, медленно склонил голову в знак согласия. Врать ему не было смысла. - А перед этим… ты кололся, - уже не вопрос, а утверждение. Я стоял, не двигая ни одним мускулом. - Ну? Кололся, я спрашиваю?! – Дай повысил голос. Мне казалось, что под таким напором я не просто сломаюсь, я рассыплюсь в прах. - Да… - едва слышно. - Что? Не слышу, громче! - Да, Дайске, я вколол себе героин! – крикнул я, чувствуя, как руки ощутимо задрожали. Далее, как и ожидалось, последовал удар. Не в полную силу. Но всё равно я почувствовал, как ранка на губе треснула, и теперь из неё медленно сочится кровь. Я слизал красную солоноватую жидкость, проведя языком по нижней губе, а затем исподлобья посмотрел на брата. Но тот уже ушёл на кухню. Правильно. Он всегда уходит, чтобы не видеть слёз, которые непроизвольно скатываются по моим щекам каждый раз, когда он бьёт меня. И ведь не просто так бьёт. Может быть, он думает, что таким образом спасёт меня. Возможно. Но он ошибается. Потому что после каждого удара мне кажется, что часть меня умирает. Не из-за боли. А из-за осознания того, что Дай, будучи моим братом, никогда не сможет любить меня. Любить так, как я его. Хотя, с другой стороны, он бы ни в жизнь не полюбил такого, как я. Малолетнего, не уважающего себя, наркомана. И сейчас я удивляюсь, как Дайске не выбросит меня на улицу. Возможно, просто из чувства, что я его младший брат, что я сирота и тому подобное. А мне никто не нужен. Не нужны родители, не нужен вообще никто. Хотя, скорее всего, без Дая я бы уже давно загнулся бы в какой-нибудь канаве у обочины. Или нет? Никто не знает, как было бы. Стерев солёные дорожки со своих щёк и приведя себя в относительный порядок, я пошёл на кухню, где за столом уже сидел Дай, а напротив него стояла ещё одна тарелка, на которой был жареный картофель и бекон. Осторожно пройдя по комнате к столу, я уселся на стул и, взяв хаси, начал есть, проглатывая пищу небольшими кусками. - Прости меня, - внезапно сказал Дайске. Я поднял удивлённый взгляд на него. Конечно, случалось и раньше, что он извинялся за побои, но не так часто. Тем более, что бьёт-то ведь за дело… - Просто я не знаю, что делать. Тошия, я не знаю, как мне быть с тобой. Ты… ты принимаешь героин. Принимаешь снотворное. Тебе всего семнадцать! И ты… ты ведь мой брат. Ты знаешь, я не могу просто молча наблюдать за тем, как ты себя убиваешь. Я просто кивнул, не находя, что ответить. Да и что можно сказать в ответ на правду? Что вообще обычно говорят в таких ситуациях? Я не знаю. Потому что лично я не припоминаю таких ситуаций, когда бы были два брата, старший вполне себе нормальный человек, а младший – наркоман, крепко сидящий на игле. Чем не сюжет для дешёвенькой книжицы без хэппи энда?.. - Не знаю даже, чем тебя стимулировать, - вздохнул Дай, стуча хаси по своей тарелке, - девушку тебе нужно найти что ли?.. - Нет, - резко ответил я. Противно было даже представлять себя рядом с какой-нибудь вечно хихикающей дурочкой. Нет, разумеется, не все девушки такие, но просто сама мысль о связи не только с представительницей прекрасного пола, но и своего собственного, вызывала какое-то смешанное чувство отвращения и стыда. Нет, я не мог представить с собой никого. Никого, кроме… Стоп. Нет. Это уже какое-то извращение. Инцест всегда был для меня чем-то ужасным и непозволительным. Даже при осознании того, что я влюблён в собственного брата, это мнение не изменилось. Вернее, почти не изменилось. Просто Дай бы никогда не перешёл границу дружбы. Тем более, что мы братья. Да у него, скорее всего, даже мысли такой не возникало никогда! - Тогда парня что ли? – без тени насмешки спросил Дай. Я покраснел отчего-то, и уже тише снова ответил отрицательно. - Тошия, но ведь нужно что-то делать? - Нужно. - И что же? - Я не знаю… Не знаю. Просто не знаю. Ничего. У меня вообще такое ощущение, что я медленно скатываюсь по наклонной плоскости вниз, в пропасть. Я и сам не понимаю, зачем дождался, пока Дай уснёт, а сам тихонько выбрался из дома и ушёл гулять по пустынным улицам. Сначала были тёмные дворы, скудно освещаемые в некоторых местах оранжевым светом фонарей, с редкими квадратами окон. А затем пошла центральная улица, с кучей машин и неоновых вывесок. Я шёл, выпуская изо рта дым сигарет, которые тихо взял из кармана джинсов Дая. Сигареты крепкие, и во рту оставался гадкий горьковатый привкус, но я просто будто ощущал себя каким-то маленьким проказником. Всё тайком, тайком… Эх, если бы я просто курил тайком от брата, было бы вообще замечательно. Да и курил бы тайком? Ведь против сигарет Дай ничего не имеет, мол, кури себе на здоровье. «Ага, на здоровье, кури» - сам себе усмехнулся я, доставая из пачки очередную сигарету. «Кури» и «здоровье». Хотя курить – ещё здоровье, смотря, с чем сравнивать. Я понимаю, что сев когда-то на иглу, я сам себе подписал приговор. Все, кто связан с наркотиками, умирают молодыми. Я знаю, что эта отрава когда-нибудь разъест мне и мозг, и тело. Я стараюсь теперь аккуратнее вводить инъекции, чтобы не повреждать вены, как другие, не столь осторожные наркоманы. Но я понимаю, что точно не доживу до средних лет, и, уж тем более, до старости. Я просто словно вижу эту картинку перед глазами: передозировка, розовая пена изо рта, глаза навыкате, зрачки не реагируют на свет, что-то, напоминающее эпилепсию, судорожные тщетные попытки вздохнуть, сердце бьётся всё чаще и… останавливается. Всё. Пустота и чёрная беспроглядная мгла длиною в вечность. И никто даже и не вспомнит, что был такой парень, Тошимаса Хара. Я знал всё это, понимал, но не мучил и не загонял себя этими мыслями. А что станет с того, если я начну себя морально уничтожать? Что-то изменится? Ничего. Так что лучше получать от жизни хоть что-то. Пока она ещё есть… И эта жизнь сокращалась с каждым выдохом никотинового дыма. А что толку-то? Дайске, скорее всего, ужасно устал непонятно отчего, и теперь беспробудно спит. Интересно, чем это он так в выходной-то день занимался, что даже устать успел? Хотя, откуда мне знать-то. Я и сам не лучше – наглотался снотворного и дрых весь день. А что там Дай, где там Дай… По фигу. Поэтому сейчас я просто шёл по улице, оглядываясь по сторонам и выкуривая сигарету за сигаретой. После того, как перевалило за половину пачки, я понял, что что-то не так. А ещё бы не так! Выкурил почти полпачки «Salem», и теперь хочу бодрячком ходить!.. Внезапно я услышал сигнал автомобиля и, обернувшись, обомлел. Да, безусловно, я знал эту машину, хотя видел её, как и владельца, раз семь, не больше. Чёрный блестящий «Феррари» притормаживал у обочины, выбившись из потока машин, стекло было опущено, а из-за него выглядывал человек, которого я и ожидал увидеть в этой машине. Но не ожидал увидеть в целом. Ни его, ни этой потрясной машины. Я тоже остановился, не выбрасывая окурок. - Доброй ночи, Шинья-сан, - поздоровался я, еле заметно поклонившись. Кто-кто, а этот мужчина был единственным, кто больше всех заслуживает уважения. Мало того, он был единственным, кого я уважал. А это уже немало. - Привет Тоши, - улыбнулся сидящий в машине, - и брось ты этот официоз, я ж не какой-нибудь там дядька важный… - Важный, и с этим не поспоришь, - смущённо усмехнулся я, вспоминая тот самый случай после неудачного опыта со спидболом. - Да ладно тебе, - пожал плечами Шинья, - ты чего один так поздно гуляешь-то? - Просто так, - я неопределённо помахал рукой, в которой всё ещё тлела сигарета. А ведь действительно. Я и сам не знаю, почему, грубо говоря, свалил из дома посреди ночи. - Просто? – бровь мужчины поползла вверх. – А ты не думаешь, что тебя вот так вот «просто» менты могут повязать? Тебе в голову не приходило? - Не приходило, - я опустил голову. Нет, это не было жестом какого-то раскаяния в собственной глупости. Скорее, снова появилось это ощущение себя нашкодившим ребёнком. - Ладно, давай, садись, подвезу тебя, - Шинья сделал приглашающий жест. Я, немного помешкав, всё же выбросил окурок и забрался в уютный салон машины. Ехали неспешно, молча, и я мог спокойно полюбоваться панорамами ночного города через окно, прислонив голову к стеклу. - А Дай знает о твоих «прогулках», м? – нарушил молчание Шинья, не отрывая взгляда от коробки передач. - Не-а. Да и вряд ли он обрадуется. Не скажешь ему? – тихо ответил я, еле ворочая языком. Выкурить столько тяжёлых сигарет за раз, было плохой идеей. Да и в тепле автомобильного салона меня разморило. И теперь меня подташнивало, голова немного кружилась, а глаза слипались. Да и тихий и спокойный голос Шиньи никак не придавал бодрости: - Не скажу, если тебе это чем-то поможет. - Спасибо, - слабо улыбнулся я в ответ. По мере приближения к дому становилось всё хуже. Вероятно, сказались не только сигареты. А ещё и обезболивающие, с которых я слез совсем недавно, снотворное, общая слабость всего организма, да и, я думаю, без героина дело не обошлось. На меня свалилось всё и разом, причём не в самый подходящий момент. Наконец, двигатель замолчал, я выбрался из тёплого салона машины, уповая на то, что на воздухе, возможно, станет легче. Со стороны водительского сидения выбрался Шинья. - Постой. Пока ты не ушёл, я хотел бы с тобой поговорить, - так же тихо произнёс мужчина. - Да, конечно, - ответил я, сам не соображая, что говорю. Как только мы вышли из машины и условия переменились, в мою голову будто пустили пулю. Мозг пронзило острой болью, в глазах сначала заплясали пятна, а затем и вовсе потемнело, будто затянуло чёрным покрывалом. Дышать стало трудно и, скорее всего, практически невозможно. Лёгкие словно сдавило металлическими пружинами. Кожей я почувствовал, что упал на что-то твёрдое и шершавое, скорее всего, асфальт. А последним ушёл слух. Голос Тэрачи медленно стихал, словно уходя от меня в какую-то неведомую глубину: - Дай, скорее, мы возле твоего подъез…