в зимних объятиях почти не холодно

За окном было белым-бело. Давно в Йокогаме не выпадало столько снега — к середине недели даже общественный транспорт ходить перестал, только метро худо-бедно передвигалось от станции к станции. Город замер в немом ожидании. — Накаджима-сан, я думаю, что Акутагава-сан сегодня не придёт, — негромко окликнула мужчину секретарша. — В новостях передавали, что в префектуре Аомори выпало почти пять метров снега, последний раз такое было в 2006 году. — Да… вот и Йокогаму теперь занесло, — улыбнулся Ацуши, грея руки о чашку чая. — Кёка-чан, ты можешь домой идти, пока совсем не стемнело — я сам закрою клинику. Девушка на мгновение замерла, явно собираясь возразить. — Только допоздна не засиживайтесь, Накаджима-сан, — выдохнула она, выходя из кабинета. Ацуши так и остался у запотевшего окна — ему некуда было спешить. Акутагава был его последним пациентом на сегодня и по совместительству единственным, кто опаздывал на приём без какого-либо предупреждения. Да и, по правде сказать, психотерапевт сомневался, что у Риюноске был номер клиники и уж тем более номер врача лично. К тому же, когда перед началом первого сеанса Кёка по обыкновению попросила заполнить некоторые бумаги, то в графе с контактной информацией стояли по большей части прочерки. Ни адреса, ни номера телефона. Ничего. Находясь глубоко в своих размышлениях, Накаджима вполуха слушал, как его секретарша собирается домой, гремя чем-то у себя в кабинете. Перед тем как уйти в снежную пургу, Кёка ещё раз попрощалась, поправляя на себе шапку и пушистый шарф. Ацуши проводил девушку до двери, широко и дружелюбно улыбаясь на прощание, игнорируя кусачий мороз, ударивший в лицо, стоило ему провернуть со щелчком ключ в замке. Когда Кёка поторопила его внутрь, беспокоясь о чужом здоровье, и поспешила в сторону парковки, растворяясь в своём светлом пуховике среди белых снежных сугробов, Ацуши послушно захлопнул дверь и вернулся в кабинет, запрыгивая на подоконник и раскладывая на коленях купленный недавно альбом, принимаясь отточенными движениями штриховать чистый лист. Рисунки неспешно сменяли друг друга, заполняя собой всё новые и новые страницы. Накаджиме казалось, что он и с закрытыми глазами мог вывести изгибы красивого профиля, оттенить впалые щеки и тёмные круги под глазами. Ацуши был зациклен на портретах опущенной вниз головы и рисунках тонких ладоней. Увидеть больше ему не позволила одежда, которая так некстати закрывала бледную кожу Акутагавы — рукава водолазки были чересчур длинными, а ворот неимоверно высоким. Ацуши бы мог довериться своей фантазии, но, глядя на испещрённый набросками альбом, понимал, что его сознание не успокоится, пока не увидит всё собственными глазами. Он не знал, сколько времени потратил на рисунок сейчас, но, когда в дверь клиники постучали, на него с некогда белого листа лица смотрели усталые стальные глаза. Ацуши аккуратно вырвал страницу, пряча его у себя в ящике стола, прислушиваясь к уличному шуму. Он поспешил выйти в приёмную, чувствуя внутри нарастающее удовольствие — Риюноске всё же пришёл на приём, пусть и с сильным опозданием. Несколько замков на входной двери открылись легко и быстро. Когда Накаджима потянул на себя металлическую ручку, то тут же ощутил ледяной ветер, бьющий в лицо. Мокрые хлопья снега тут же посыпались на коврик возле двери, быстро тая на тёплых, почти горячих полах. (Сегодня Ацуши выкрутил отопление в клинике на максимум.) Вместе с ночными тенями в приёмную проскользнул фарфоровый юноша, плащ которого казался сейчас необъятным чёрным пятном, спешившим поглотить Риюноске. Психотерапевт спешно захлопнул дверь, прикладывая заметное усилие, чтобы перебороть ветер. — Вы всё же добрались, Акутагава-кун! — выдохнул он с облегчением, переводя взгляд на своего пациента и теряя дар речи. Юноша выглядел… жалко. Ацуши не в состоянии был подобрать другого слова. Риюноске напоминал промокшего насквозь котёнка — тёмные волосы прилипли к лицу, чернильными разводами стекая по щекам, а плащ был настолько влажным, что из него впору было воду выжимать. Вдобавок ко всему он старательно избегал зрительного контакта, как-то отрешённо глядя в пол, и мелко подрагивал от пробиравшего до зубов холода. Просто оглядывая это несчастное чудо с головы до ног, Накаджима чувствовал, что его самого пробирает странная, необъяснимая дрожь. — Да Вы насквозь промокли! Неужели Вы пешком в такую погоду шли? — Ацуши активно жестикулировал, обеспокоено глядя на мокрые следы, которые после себя оставлял Акутагава. — Простите… я-я опоздал, — выдохнул вдруг Риюноске, который отчего-то не спешил проходить вглубь клиники. Наоборот, он словно бы прирос к коврику в приёмной. — Ничего страшного — из-за погоды сегодня все опаздывают. Проходите в кабинет, там гораздо теплее, — психотерапевт по-доброму улыбнулся, жестом приглашая юношу следовать за собой. — Накаджима-сан, я понимаю, что пришёл уже после закрытия клиники, но… у меня разрядился телефон, и я… — Акутагава запнулся, нервно прикусывая губу. Ацуши замер. Он впервые услышал, чтобы Риюноске говорил так много и так громко. — Не волнуйтесь об этом, — Накаджима оглянулся на настенные часы, которые, по всей видимости, подтолкнули юношу к сбитому признанию. — Я всё равно ухожу с работы очень поздно, так что меня не побеспокоит провести сеанс на час позже. — Я п-приду в другой день, — выдохнул Акутагава. Ацуши с прищуром посмотрел прямо на Риюноске, на долю секунду даже встречаясь с ним взглядом. Так, значит, дело было не столько в опоздании, сколько в нежелании и вовсе посещать психотерапевта. Как отчаянно сильно Акутагава не хотел ему доверять, что между получасом в тёплом кабинете и долгой прогулкой по снежной Йокогаме он выбирал второе? Ацуши вновь улыбнулся, ещё настойчивей приглашая юношу к себе — раз уж тот переступил порог клиники, то никуда отпускать его психотерапевт не планировал. Ощущение странной аллегории не покидало его — он чувствовал себя хитрым зверем, затаившимся в тени и ласковым голосом зовущим исхудавшего котёнка поближе к себе. — Ваша сестра будет очень обеспокоена, если узнает, что Вы отменили сеанс. К тому же, между нами двумя, я тоже буду сильно беспокоиться, если Акутагава-кун вот так просто уйдёт в глухую ночь. Упоминание Гин подействовало моментально. Риюноске поёжился, но уже не от холода, а скорее от нервного чувства вины и страха, вызванного одной мыслью о разочаровании со стороны сестры. У Ацуши уже руки чесались перенести свои наблюдения на бумагу. Всё же, чуть оттаяв, юноша позволил снять с себя плащ и нехотя расстался со своими потёртыми ботинками. До кабинета они шли в привычной уже тишине, и Акутагава как-то обреченно сел на кресло, но лишь после того, как услышал от Накаджимы приглашение. Психотерапевт принялся разливать горячий чай, которым сегодня он планировал всеми правдами и неправдами напоить фарфорового мальчика. Тот всё ещё стучал зубами, кутаясь в безразмерном сером свитере. Когда Ацуши протянул чашку Риюноске, тот неловко перевёл взгляд на руки врача, которые замерли вблизи его лица. Отказаться не получилось. Юноша сжал дрожащими толи от холода, толи от нервов ладонями предложенную чашку. Вслед за чаем Накаджима поставил перед Акутагавой корзинку с фруктами и блюдце с конфетами. — Я попросил Кёку купить сладкого к чаю, — пояснил психотерапевт, нехотя отходя в сторону и возвращаясь в своё кресло. — Хотите, я поставлю Ваш телефон на зарядку? — предложил Ацуши. Ему нужно было занять себя чем-то, потому что каждый раз, когда он бросал взгляды на Риюноске, внутри начинало скрести что-то незнакомое и новое. Он понимал, что сделал всё возможное, чтобы согреть Акутагаву — что-то большее уже выходило бы за рамки приличия, но у Накаджимы руки чесались продолжить. — Не надо, — сухо ответил юноша, прижимая тёплую чашку к груди. Его руки, почти скрытые растянутыми рукавами свитера, выглядели неимоверно трогательно. Ацуши неотрывно смотрел на тонкие пальцы, замечая блеклые шрамы на костяшках и полупрозрачные вены под тонкой кожей. Он старался запомнить каждую мельчайшую деталь, чтобы в точности перенести красоту рук Риюноске на бумагу. Его золотисто-фиолетовые глаза переливались в приглушенном свете ламп, когда он все же пересилил себя и отвел взгляд. — Не стесняйтесь, Акутагава-кун, угощайтесь. Пока юноша разглядывал корзинку с фруктами и блюдце с конфетами, Накаджима раздумывал о том, что если он снимет наручные часы, то вполне сможет задержаться с Риюноске в кабинете подольше. А там и метро ходить перестанет… — Не любите сладкое? — спросил психотерапевт, отправляя в рот парочку шоколадных конфет с малиной. — Я не голоден, — немного невпопад ответил фарфоровый мальчик. Он вдруг поднял чашку к губам и сделал медленный, неспешный глоток. Ацуши показалось, что мир вокруг него на мгновение замер. А потом он мысленно похвалил себя за прекрасную метафору — губы и лицо у Риюноске были такими же бледными и изящными, как фарфоровая чашка. — Вкусно? — Д-да… — казалось, словно юноша сам был удивлён собственным словам. Он сделал ещё один небольшой глоток. — Итак, Акутагава-кун, к сегодняшнему сеансу я подготовил небольшой список вопросов — подобное тестирование принято проводить на первом приеме, но сегодня Вы выглядите куда более расслаблено, — начал психотерапевт, открывая на своём блокноте лист с заметками. — Ваша сестра думает, что с Вами произошло нечто травмирующее, повлиявшее на Вас и Ваше поведение. Гин сказала, что Вы сильно изменились в последнее время. Ацуши был и рад все сеансы проводить как прошлый — в полной тишине, но слишком велик был интерес к Риюноске и его прошлому. — Так вот, это привело меня к первому нашему вопросу — Акутагава-кун, как часто Вы видитесь с сестрой? Юноша вздрогнул, ставя полупустую чашку на столик с неприятным стуком. Накаджима всё также тепло улыбался, хотя звук неприятно резанул его по ушам. — Сейчас почти каждую неделю, — всё же ответил Риюноске. Ацуши улыбнулся ещё шире — он нашёл слабое место у своего пациента. Сестра. Если чуть надавить, то перепуганный котёнок расскажет о ней что угодно. Жаль только, что в сложившейся ситуации психотерапевта интересовала совсем не Гин. — А раньше? — побудил продолжить Накаджима. — Мой п-парень… был против. Я почти не видел сестрёнку, — Акутагава выглядел невероятно виноватым, когда с трудом собирал предложения, словно каждое слово глубоко ранило её. — Ваш парень? — Ацуши продолжал улыбаться, хотя ему казалось, что эмоция кривой маской прилипла к его лицу. Он ногтями царапнул подлокотник собственного кресла, чтобы хоть немного прийти в себя. Удача явно была милостива к Накаджиме — фарфоровый мальчик даже не спешил смотреть в его сторону, после неосторожного вопроса психотерапевта сжимаясь и принимаясь тревожно оглядываться. — М-мы расстались, — выдохнул Риюноске, хмурясь. То, с какой интонацией Акутагава говорил о — к счастью — бывшем парне, заставило блондина напрячься — в записной книге появилось ещё пару рукописных пометок. — Я понимаю, что это достаточно личный вопрос, но как давно вы расстались? — Почти месяц назад, — без запинки ответил темноволосый юноша, чем заставил психотерапевта взглянуть на него чуть внимательнее. — Хорошо… это хорошо… а по какой причине вы расстались? — Ацуши резко перечеркнул свой изначальный перечень вопросов, наполняя громким скрипом ручки о бумагу весь кабинет. Риюноске вздрогнул. Испуганно посмотрел на блокнот в руках врача, а потом начал озираться — явно в поиске часов. Но свои наручные Накаджима уже успел снять и отложить на стоящий рядом столик — циферблатом к стене. — Я н-не хочу об этом г-говорить, — юноша явно нервничал с каждой секундой всё сильнее. Он стал заикаться гораздо больше, а дышать чаще и быстрее. Цепкий взгляд Ацуши тут же приметил начало панической атаки. Внутри него вновь зародилось это неясно, туманное и бесформенное желание, только сейчас оно стало чуть более осмысленным — психотерапевту хотелось подойти вплотную и обнять Риюноске, стирая с ледяной кожи аромат тошнотворно пахнущего прошлого. В клинике не было никого, кроме них, поэтому на громкие крики никто не придёт… — Вы были счастливы в этих отношениях, Акутагава-кун? — елейным голосом спросил Ацуши, который затаился в кресле, навострив уши и готовясь, если потребуется, вскочить со своего излюбленного места. На мгновение сидящий напротив него юноша перестал дышать, а потом начал отчаянно кашлять, при этом ладонями закрывая побелевшее лицо. До этого кончики ушей у Риюноске были розоватые, прихваченные уличным морозом, но сейчас они казались белее самого снега на улице. — Не з-знаю! Н-нет! — сквозь хриплый кашель прокричал его пациент, ладонями вдруг закрывая уши, словно напуганный маленький ребёнок. — Х-хватит! Замолчите! Накаджима с нездоровым блеском в глазах наблюдал за происходящем — ещё никогда на его практике он не видел столь яркой реакции, вызванной травмирующими воспоминаниями, невольно вернувшимися в подсознание в ответ на заданные психотерапевтом вопросы. Ему понадобилась всего секунда, чтобы отреагировать. Ацуши поднялся с кресла, быстро и плавно подходя к сжавшемуся в клубок Риюноске. Фарфоровый мальчик задыхался и почти плакал, собственными руками неосознанно расцарапывая себе лицо. Ацуши ожидал чего-то подобного, но не в такой степени — глядя сейчас на перепуганного юношу, он понимал, что поступил неосторожно и грубо, почти жестоко, пойдя на поводу у своих эмоций. Бедный котёночек. — Тш-ш… Акутагава-кун, все хорошо. Вы сейчас у меня в кабинете, здесь нет никого кроме нас, — ласково начал Накаджима, присаживаясь возле кресла своего пациента, но держа раскрытые ладони на виду — он помнил прошлую реакцию Риюноске на физический контакт. Сейчас ему нужно было успокоить его, а не усугубить положение. — Вас тут никто не тронет, поэтому, пожалуйста, прекратите причиняться себе вред, хорошо? Акутагава всё также давился собственным кашлем, но руки от лица убрал, на мгновение встречаясь взглядом с Ацуши, который внимательно следил за чужим поведением. Мягко улыбнувшись, психотерапевт продолжил удерживать зрительный контакт, медленно протягивая Риюноске его недопитый чай. Глаза юноши блестели — покрытые тонкой поволокой так и не пролившихся слез, а ресницы, влажные и отяжелившие, отбрасывали косые тени на щёки. — Простите меня, Акутагава-кун, я больше не буду поднимать подобную тему, — соврал Накаджима, наблюдая за тем, как прижимает к груди чашку с чаем его пациент. Фарфоровый мальчик казался сейчас особенно маленьким и слабым — он смог вернуть своё дыхание под контроль, но все ещё молчал и мелко подрагивал всем телом. — Думаю, на сегодня с Вас хватит потрясений. Съешьте что-нибудь, а я пока соберу свои вещи и потом отвезу Вас домой, — подытожил Ацуши, когда окончательно убедился в том, что притихший Акутагава успокоился окончательно. Он плавно поднялся со своего места, принимаясь ходить по кабинету, собирая свои записные книги и блокноты. Психотерапевт двигался преднамеренно аккуратно, стараясь всегда оставаться в поле зрения и ни в коем случае не заходя Риюноске за спину. После эмоционального выброса и короткого периода паники пациент больше напоминал куклу, нежели живого человека. Он послушно пил чай и даже взял из корзинки разрезанный на четвертинки инжир, принимаясь неспешно откусывать. Подобные откаты были естественны для всех людей, но для кого-то, пережившего серьезную травму, такое поведение было единственным способом сохранить в себе хотя бы крупицы осознанности и раздроблённой нервной системы. Боясь спугнуть Акутагаву, который уже принялся за второй кусочек фрукта, Накаджима замер возле подоконника, бесшумно вытаскивая из кармана телефон. Ацуши приносил Клятву Гиппократа и обещал следовать морально-этическим принципам врачебной науки, но от одной фотографии никому плохо не будет. Тем более никто и не узнает. Акутагава слишком погружен в свои безрадостные мысли, настолько, что даже вой ветра за окном и громогласный звон снежной бури не способны вывести его из ступора. А ещё Акутагава сейчас выглядел слишком очаровательно, чтобы вот так оставить это мгновение лишь в памяти — Накаджима открывает камеру, делает сначала одну, а потом и несколько других фотографий. Лицо, повернутое в профиль. Руки крупным планом, удерживающие дольку инжира. Припухшие губы с розоватыми капельками сока. Большие выразительные глаза. Тонкая шея, проступающая из-за ворота грубого свитера. Когда Ацуши заставил себя убрать телефон обратно, в его галерее прибавилось с десяток новых кадров. Психотерапевт довольно зажмурился, представляя, сколько прекрасных рисунков у него получится. Кажется, ему пора покупать новый альбом. А ещё бумагу для принтера. — Акутагава-кун! — окликнул он Риюноске, который на этот раз чуть повернулся в его сторону, проявляя внимание к словам. — Вы только посмотрите, который уже час! Что-то мы засиделись… Накаджима успел надеть свои наручные часы, демонстрируя юноше циферблат на котором стрелки часов перевалили за одиннадцать ночи. Акутагава тут же поднялся с кресла, в неверии глядя на время. Он нахмурился, потухая на глазах. — Извините, Накаджима-сан, — зачем-то начал извиняться Риюноске. — Это из-за моего опоздания. — О нет, конечно нет. Это я не следил за временем! — выдохнул довольный Ацуши, принимаясь выходить из кабинета. За ним по пятам следовал Акутагава, который на удивление быстро пришёл в «норму». Это беспокоило психотерапевта — сколько панических атак переживал его подопечный ежедневно, чтобы так легко оправляться после них? В приёмной они начали молча одеваться. Ацуши был занят тем, что укутывался в огроменный шарф и толстое, шерстяное пальто до пола. Риюноске спешно проталкивал руки в рукава своего тонкого плаща. — Это совсем не дело, Акутагава-кун, Вы же так замёрзните, — произнёс Накаджима, снимая с одной из полок свой запасной шарф, который он специально принёс сегодня из дому. Как раз на такой случай. — Вот, возьмите пожалуйста. — Н-не надо, спасибо. Я-я итак дойду, — ожидаемо начал припираться Риюноске. — Во-первых, никуда Вы не дойдёте — метро не работает, поэтому я Вас подвезу до дома. Во-вторых, не отказывайтесь от шарфа, смотрите, какой красивый… Психотерапевт вытянул вперёд элемент одежды, позволяя получше рассмотреть изящный узор на кашемировой ткани. Когда Ацуши с утра выбирал, какой шарф одолжить для Риюноске, он выбрал самый мягкий и приятный на ощупь. От одной мысли, что Акутагава будет закутан в серовато-бежевое великолепие, которое принадлежит Накаджиме и насквозь им пропахло, блондина откровенно вело. Когда он принялся наматывать шарф на шею своему пациенту, то кончики его пальцев приятно покалывало. Фарфоровый мальчик выглядел просто очаровательно — тёплая ткань закрывала ему уши и почти доходила до носа, чтобы тот, выйдя на улицу, наверняка не замёрз. Оглядывая свою работу, Ацуши незаметно принюхивался, но, к своему огромному удовлетворению, чувствовал лишь запах чужого шампуня и собственного дорого, древесного парфюма. Теперь Риюноске пах как часть самого психотерапевта, словно являясь хрупким продолжением Накаджиме. Если бы Ацуши мог, то он бы определённо заурчал от удовольствия. — Накаджима-сан, я сам доберусь до дома, — продолжал спорить с ним юноша, хотя уже без явного намерения в словах — по правде сказать, Риюноске выглядел так, словно готов был уснуть в любой момент. — Я отсюда далеко живу. Он выглядел настолько уставшим и опустошённым, что даже против чужого шарфа не сильно возмущался. — Тем более, Акутагава-кун! Куда же я Вас отпущу теперь одного, — продолжил свои уговоры Ацуши, поправляя на себе пальто и неспешно надевая кожаные перчатки. Выключив свет во всей клинике, Накаджима открыл входную дверь, жестом приглашая Риюноске пройти первым. Замки за их спиной закрылись с тихим скрипом, который вскоре сменился на хруст свежего снега, который всё продолжал падать, заметая за психотерапевтом и его подопечным следы. «Подопечным», — с улыбкой подумал Ацуши, оборачиваясь на идущего рядом юношу. Накаджима чувствовал, что этому темноволосому котёнку требовалась забота и опека. А кто ещё, если не он, лучший в Йокогаме психотерапевт с известной на всю Японию клиникой, справится с подобной задачей. У Ацуши не было другого выбора, кроме как сделать всё возможное, чтобы помочь Акутагаве…