Я люблю тебя, Берлиоз!

— Ох, Иван, ты не прав. Совершенно не прав. — лояльно произнёс Михаил Александрович, идя рядом со своим молодым товарищем. — В твоей антирелигиозной поэме указана очень серьёзная ошибка! Нет, ты не подумай, что я придираюсь к чему-то, но всё же… Всё же ты описал Иисуса ну совсем как живого! Это всё выдумки, и не более. Шедший рядом Иван Николаевич понимающе кивал в ответ, внимая каждому слову своего коллеги. — Согласись, это же просто смешно, — продолжал тем временем Берлиоз, задумчиво смотря то в землю, то в лицо друга. Поэт молча соглашался со своим уже не молодым товарищем, лишь изредка выдавая еле слышное «угу». Прекрасная шевелюра Ивана элегантно развивалась в разные стороны, когда в лицо молодого поэта дул холодный ветер. Он выглядел довольно-таки спокойно и был наполовину погружён в свои мысли. На Бронной улице было почти безлюдно, только пара граждан шло вдоль по улице в сторону театра Варьете. Мужчины шли по каменной брусчатке в полностью беззаботном состоянии. Берлиоз по-прежнему активно продолжал обсуждать ошибки Ивана, в то время, как сам Иван любовался весенним пасмурным днём. Однако, помимо мыслей о его поэме и ошибках в ее написании, в его голове блуждали и другие: он думал о самом Берлиозе. Порой, мысли эти были не самые приличные. — Иван, так ты меня понял? — строго вопросил Берлиоз, обращаясь к Ивану, что летал в облаках. — Ваня! Спустись с небес на землю! — еще строже шикнул ему председатель МАССОЛИТа и резко дёрнул за рукав его ковбойки. — Да слушаю я тебя, слушаю… — немного сердито, но в принципе спокойно отозвался поэт, устало вздыхая. — О чем ты так задумался? — недовольно осведомился Михаил и тут же ответил, не дав собеседнику ничего сказать: — такое ощущение, что реально не слушаешь! Понырёв устало вздохнул и просто продолжил свой путь. Его абсолютно не тешил данный разговор с Михаилом Александровичем, что сильно огорчало молодого поэта. — Может, присядем? — вдруг решил поинтересоваться Берлиоз, взглядом указывая на ближайшую лавочку, — если ноги подустали. — Давай, я не против, — спокойно ответил Ваня, и литераторы присели на ту самую лавку. Под липами чувствовалась знакомая прохлада, было приятно и хорошо. Литераторы любили здесь частенько отдыхать, что было для них даже своеобразным занятием. Мужчина был спокоен, он не сердился на молодого поэта, считая, что тот просто никогда не сталкивался с таким серьёзным заказом, а в особенности, на такую тему. Понырёв в принципе никогда не сталкивался с такой темой, думая, что она совершенно бесполезна, в особенности советскому читателю. Ведь было бы лучше просто писать про коммунистическое светлое будущее, нежели доказывать кому-то, что Иисуса не было на свете. Но в то же время, он подходил к заказу по этой теме с большим серьезом и ответственностью. И он был готов исправить свои ошибки и в следующий раз написать все так, как и требуется Берлиозу. — Хорошо! — резко кивнул поэт, уверенно смотря куда-то вдаль, — я понял тебя, Миша. Когда буду переписывать, приложу все усилия, чтобы поэма вышла хорошей. — Постарайся… — строго прошептал Берлиоз, скрещивая руки на груди. — Но у тебя не так-то и много времени, чтобы всё исправить… Увы, я не хочу тебя огорчать, мой друг. Но так оно и есть… Ваня лишь снова закивал головой, продолжая размышлять о том, какие конкретно моменты ему надо переписать, или же лучше вообще — действительно переписать целиком всю поэму? Некоторое время товарищи помолчали, наслаждаясь природой, думая каждый о своем. «Интересно, перепишет ли он поэму? — думал Берлиоз, не решаясь снова заговорить с Иваном. — Он должен справиться, я верю в это». «И как же мне изобразить в своей поэме то, что Иисуса никогда не существовало? — напряжённо спросил сам у себя поэт, сильно при этом нахмурившись и точно так же скрестив руки на груди. — Как же всё сложно…» Молчание изрядно затянулось. Михаил Александрович тоже уставился вдаль, и постепенно мысли о поэме в его голове сменились мыслями о других вещах — своих личных. Ваня же в свою очередь тоже отвлекся от мыслей о поэме и стал размышлять о Берлиозе, разглядывая его краем глаза. «До чего же он прекрасен~ — влюблённо подумал Иван Николаевич, смотря на своего уже не молодого собеседника. — Эти грубые черты лица, пышные, чёрные усы, а эти глаза…~» Конечно, уже не в первый раз он об этом думал, засматриваясь своим возлюбленным, причем иногда эти мысли приходили ему в голову в самый неподходящий момент. Например, когда-то они сидели на очередном собрании, и Бездомный наблюдал за своим товарищем и фантазировал свои сексуальные утехи с ним. Пришлось тогда отпроситься с важного собрания в уборную и там себя удовлетворить. — П-послушай… М-Миша… — вдруг начал поэт, чувствуя, как в его штанах становится немного тесно, — а давай в здание зайдем?.. Ну, к тебе в кабинет, к примеру… — Зачем ко мне в кабинет идти?.. — почти настороженно задался председатель МАССОЛИТа, чей голос звучал очень тихо и холодно. — Да я, э-э… Да я что-то подзамерз немного, — приврал Ваня, обхватывая свои локти руками, чтобы показать, как ему холодно. Даже несмотря на то, что температура сегодня была отнюдь не низкая. — Ты в ковбойке, да и кепка твоя греет голову. Так что, не простудишься. — отшутился тот, после чего хрипло захохотал. — Ой… — вдруг выдал Берлиоз, внезапно подскочив, и начал хлопать своими руками по всевозможным карманам. — Что такое, люби… ой, то есть, Миша. Что случилось?! — встрепенулся поэт, вмиг оживившись. Миша еще пару раз похлопал по карманам, потом взволнованно глянул на собеседника и печально выдал: — Кажись… очки забыл. В кабинете. «Это же мой шанс!» — подумал довольный Ваня, но внешне пытался никак не показывать своего ликования. — Может, тебе стоит сходить сейчас за очками? — с наигранной настороженностью в голосе вопросил Бездомный, кладя свои руки на колени. — Они бы мне сейчас не помешали, так как прочесть без них свеженькую газету, в которой обычно присутствует мелкий шрифт, я вряд ли смогу… — почти разочарованно выдал Берлиоз, смотря куда-то в пустоту. — Тогда давай сходим, — как можно аккуратнее предложил поэт, уже размышляя над тем, что они будут делать в кабинете Берлиоза. «Хм, а может… Пока он будет искать очки, я должен успеть запереть дверь его кабинета? Точно! А ключи куда-нибудь спрятать~ Чтобы он не смог их найти и убежать от меня», — думал Ваня, чувствуя, как в его брюках становится еще теснее от таких мыслей. — А тебе-то туда зачем? — неуверенно спросил Михаил, задумчиво чеша свой висок. — Я тут просто вспомнил… — с наигранной неуверенностью в голосе начал Иван, плавно поднимаясь с лавочки, паралельно чеша свой затылок, — что забыл у тебя в кабинете блокнот со своими поэмами. — А-а-а… — медленно протянул председатель, понимающе кивая, — тогда, э-э… — Ч-что? — нервно ответил поэт, волнуясь из-за каждого слова товарища. — Тогда, э-э, может, я тебе его сам принесу? — предложил тот и любезно улыбнулся, но Ваня, естественно, был категорически против такого. — Нет! Нет, не надо! — воскликнул он так неожиданно и резко, что сидящие на липе воробьи разлетелись в разные стороны, — там, а… Я боюсь, что ты их нечаянно прочтешь, а они еще… Не до конца доработаны. — О как! — хрипло воскликнул Берлиоз, вытаращив глаза на товарища. — Ну раз так, Иван, тогда пойдём со мной… Увы, без очков, я не смогу прочесть даже твои стихи… А своё зрение я напрягать не хочу, уже не мальчик, уже не юноша… — опечаленно молвил мужчина, неуклюже поднимаясь с лавки. «Все равно ты прекрасен несмотря на возраст~ — восторженно думал Ваня, едва ли не плача от любви, — будь тебе хоть сто лет, я бы все равно любил тебя». И товарищи вместе наконец-то направились, куда им надо. Бездомный шел, стараясь держать себя в руках и не кинуться на возлюбленного прямо сейчас. В его голове уже начинали сами собой всплывать неприличные мысли, что он почти не мог контролировать. В его брюках стало уже непозволительно неудобно из-за тесноты, и он надеялся, что Берлиоз этого не замечает. — Ты знаешь, Иван, — начал мужчина, смотря в противоположную сторону, — в последнее время меня не перестают покидать тревожные мысли… Будто бы на этом же самом месте мы встретим странного незнакомца. И снова будем обсуждать этот роман… Эх, как всё запущенно. Ваня задумчиво нахмурился, не зная, что и ответить на такое. Да и голова его, понятно дело, была занята другими мыслями. — Миш, ты успокойся, — нервно, но при том успокаивающе отозвался он, зачем-то смотря по сторонам, — это у тебя просто навязчивые мысли. Тебе бы надо отдохнуть и расслабиться~ — последнее Понырев произнес с какой-то странной интонацией, но, как ни странно, Миша этого не заметил. — Ох, Ваня, Ваня… — устало выпалил Берлиоз, идя по серебристой брусчатке, — У меня такое предчувствие, знаешь ли, не хорошее. Порой мне иногда кажется, что скоро будет жара, мне опять не понравится твоя поэма, да и что-то ещё произойдёт… Встреча с интури… — Успокойся! — оживлённо воскликнул Понырёв, делая ободрительный жест рукой. — Это всё просто навязчивые мысли. Я же говорю, тебе надо расслабиться и успокоиться, отдохнуть от этого всего. Тогда и не будет таких мыслей возникать. — Ох… — повторно охнул мужчина, опуская голову, — может, ты и прав… Мне действительно надо как-нибудь расслабиться. «И я даже знаю, как именно! ~» — довольно думал поэт, еле сдерживая ехидную улыбку. Председатель МАССОЛИТа молча направился дальше, но его голова почему-то ни с того ни с сего заболела. Мозг пульсировал в разы быстрее, и даже холодные капельки пота выступили на его морщинистом лбу. К счастью, совсем скоро он перестал об этом думать и более-менее успокоился. «Ну где же этот МАССОЛИТ?! Почему так долго идем?! — нервно думал Ваня, прикусывая нижнюю губу от волнения, — О мой крошка Берлиозик, как только мы придём к тебе, я тебя возьму всего! ~» — думал молодой поэт, осматриваясь по сторонам. Вскоре они наконец подошли к долгожданному зданию МАССОЛИТа, до которого, казалось, шли целую вечность. Здание было высокое, обложено белыми кирпичами и с чёрными колонами, поддерживающие длинный, плоский навес. Литераторы молча вошли внутрь, через большую, официального вида дверь. Внутри царила жизнь — люди бегали туда-сюда, кто с пустыми руками, кто с огромными стопками каких-то бумаг, кто-то — с блокнотом и ручкой, и так далее. — Михаил Александрович, а какие планы у вас на вечер? — шутливо выпалил Иван Николаевич Бездомный, не отходя от председателя. — Хах! Да наверное никаких, Иван… — задумчиво ответил Берлиоз, почему-то смотря в потолок, — А чего ты спросил? — Да просто поинтересовался, — спокойно улыбнулся Ваня, хотя, конечно, уже знал, чем они оба будут сейчас заниматься. — Вон оно что, — Михаил Александрович, естественно, никаких намеков не понимал и тоже улыбнулся, и весь оставшийся путь до кабинета они прошли молча.

***

Дойдя до кабинета, Михаил Александрович Берлиоз не торопясь полез к себе в карман за ключами, пока Иван предвкушал страстные утехи с председателем МАССОЛИТа. Потирая ладони, Понырёв дико облизывался, стоя позади главного литератора Московского издательства. К счастью, поблизости никого не было, а, следовательно, никто не мог этого видеть. Наконец, найдя ключи, Берлиоз начал открывать дверь кабинета. Все это происходило в абсолютной тишине, нарушаемой лишь шумным дыханием взволнованного Вани. — Уже конец рабочего дня, скоро все разойдутся по домам. — задумчиво и в какой-то степени робко молвил мужчина, наконец-то открывая двери в свой кабинет. — Проходи, Иванушка. — лояльно обратился к нему Берлиоз, после его вошёл внутрь своего кабинета. «Он назвал меня Иванушкой! Это так мило!» — умиленно подумал Ваня, заходя вслед за товарищем. — Так-так… — задумчиво начал председатель, оглядываясь по сторонам, — где там мои очки… Ты давай тоже свои поэмы ищи, — обратился он к другу, на пару секунд поворачиваясь к нему, положил ключи на стол и заглянул в ящик стола. Как можно аккуратнее подойдя поближе, Ваня стащил ключи со стола, подошел к двери и запер ее. Берлиоз был занят поиском очков, а потому приглушенного щелчка и не услышал, так как заглушённый скрип деревянных ящиков заглушил их. «Отлично! Все идет по плану~» — похотливо подумал Ваня, пряча ключи в карман своих брюк, надеясь, что Берлиоз не услышит их тихого звяканья. — А вот и они, родимые, — слегка улыбнулся тот, надевая наконец найденные очки себе на нос, — Вань, а ты чего свои поэмы-то не ищешь? И чего так близко к дверям стоишь? Услышав слегка настороженный голосок Берлиоза, Понырёв похотливо заулыбался и, демонстративно прижавшись к дверям, выдал: — А причём тут мои поэмы, сладенький? ~ — Ч-что?.. — ошарашенно отозвался председатель, невольно опускаясь на стул за своим рабочим столом. Ваня улыбнулся еще похотливее и ехиднее и начал медленно подходить к своему возлюбленному, который от удивления не мог ни слова связать. — Мишаня, Мишаня, какой же ты глупенький~ — насмешливо проворковал Бездомный, при этом игриво шевеля бровями. — Я всё это время любил тебя, а ты даже не замечал во мне никаких странностей. Ай-ай-ай-ай-ай! ~ — Да я уж заметил, что у тебя в последнее время были беды с башкой! — зло выдал Берлиоз, при этом машинально вжавшись в стул. — Все верно, любимый, у меня едет крыша. Едет крыша от любви к тебе~ — нежно ответил Бездомный, при этом приблизившись к столу уже вплотную. — Да иди ты! — все так же зло и при том испуганно выпалил Берлиоз, вскакивая со своего места и подбегая к дверям, надеясь поскорее сбежать отсюда. Ваня его не останавливал, ведь знал, что Миша не сможет от него сбежать. Вцепившись обеими руками в дверную ручку, Михаил Александрович Берлиоз потянул дверь на себя, но та оказалась закрыта. Запаниковав, мужчина принялся дёргать ручку то вверх, то вниз, но дверь не желала ему поддаваться. — Что такое, любимый? Дверь не можешь открыть? ~ — похотливо вопросил Иван Николаевич, оперевшись одной рукой о рабочий стол Берлиоза. — ИДИ В СРАКУ!!! — гневно выкрикнул Берлиоз, на секунду повернувшись к Ивану. Его лицо выражало крайнюю злобу, а зрачки в какой-то степени уменьшились до состояния песчинку. — Я как раз и собираюсь туда пойти~ — всё с той же нежностью и похотью в голосе ответил Понырёв, при этом сладко облизнувшись. — Вернее, войти~ — Тебе солнцем голову напекло? — небрежно осведомился председатель, надеясь, что Иван просто приболел или действительно получил солнечный удар, а потому и ведет себя так. — Вовсе нет~ — не меняя своей интонации, возразил Ваня, резко хватая перепуганного товарища за талию, — просто я сгораю от любви к тебе~ Почему же ты сопротивляешься? — Отстань от меня! — рявкнул тот, как вдруг его подхватили на руки и резким движением повалили на его же рабочий стол, — ты чего творишь, а?! — Ччччччччч~ — сладостно прошипел Иван Николаевич, после чего легонько шлёпнул литератора по ягодицам. — Тебе не о чем беспокоиться, малыш, я буду очень нежен с тобой~ — Да иди ты! — повторил сердитый Берлиоз, переворачиваясь на спину, пытаясь отпихнуть наглого товарища от себя, но тот был гораздо крепче и сильнее, а потому легко прижал друга к столу и сам туда залез. Поняв, что сопротивляться, скорее всего, бесполезно, Миша решил позвать на помощь! Но Ваня это как-то понял… Не успел председатель МАССОЛИТа и слова сказать, как поэт крепко вцепился в его губы своими. Михаил испуганно задышал и попытался отпихнуть товарища от себя, но Иван был гораздо сильнее Берлиоза. Углубив свой поцелуй, Иван Николаевич тут же запустил одну руку в штаны главного литератора: «Мх, как странно… У него еще не стоит. Но ничего, совсем скоро мы это исправим», — думал он с предвкушением, начиная не спеша двигать своими пальцами по интимному месту партнера. Тот вздрогнул и начал ерзать на одном месте, пытаясь высунуть чужую руку из своих штанов, но слишком ослаб от всего происходящего, да и годы уже брали свое, так сказать… — Иван! Ваня! Ванечка! — испуганно визжал Берлиоз, активно ёрзая на столе. — П-пожалуйста, отпусти меня! Прошу!.. З-зачем же тебе такой старый мужчина? А-ах~ — Старый? — переспросил тот даже с небольшим удивлением, отбросив на пару мгновений свой похотливый тон, — о что ты, Мишенька! Ты совсем не старый! Ты же в свои 50 еще только в самом расцвете сил, как это говорится! Да и все равно, даже если бы тебе было лет сто, я бы все равно тебя обожал~ Повторив вслух свои недавние мысли, Ваня опять полез к коллеге целоваться, при этом уже пытаясь его раздеть. Берлиоз реагировал на всё это слишком заторможено, он уже почти не соображал, ибо миллиарды эмоций смешались у него в голове. Бедный председатель лишь наблюдал за действиями Ивана, не в силах больше никак сопротивляться! «Наконец-то он перестал сопротивляться! Хотя, может… Он просто хочет застать меня врасплох?» — немного взволнованно думал Бездомный, садясь на своего коллегу сверху. За это время он успел снять с него пиджак и сейчас, не отрываясь от поцелуя, лишал одежды и себя. — Мф… С-слезь… Слезь с меня! Ты тяжеленный! — жалобно завыл председатель МАССОЛИТа. — Ох, Миша, ты так забавно выглядишь, когда сопротивляешься, — захлопал глазами Иванушка, снимая с себя свою ковбойку, — точнее… Пытаешься сопротивляться. Хе-хе~ — Это… Это месть за то, что мне твоя поэма не понравилась, что ли?! — вспылил Михаил Александрович. — Что ты, Мишенька, поэма тут не при чем. Я делаю это исключительно от любви к тебе~ — сладко ответил Ваня, похлопав того по щеке. — Прекрати сейчас же, или… — Или что? В ответ Миша долгое время помолчал, нервно вращая глазами по сторонам, стараясь поскорее придумать, что же ему ответить. — И-и-иначе… Я, я добьюсь того, чтобы тебя уволили отсюда! — как можно грознее выпалил Берлиоз, очень надеясь, что такая угроза сработает. Но не все оказалось так просто. На «запугивание» Михаила Александровича юноша лишь звонко захохотал. Он умилялся грозным литератором и не вёлся на его запугивания и угрозы. Уж слишком сильно он любил Берлиоза. — Не смеши меня, лапочка, я всё равно добьюсь своего~ — монотонно ответил поэт, улыбнувшись тёплой улыбкой. — И да, мы слишком много болтаем~ Пора бы и делом заняться! С этими словами он бодро стянул с себя свои брюки, а потом и трусы, обнажив свое «советское достоинство». Михаил мысленно выругался и поскорее отвернулся от этого зрелища. — Чтобы тебе, любимый, не было больно, ты должен немного пососать его~ — абсолютно непринужденно произнес Иван, садясь на грудь Берлиоза. — Ч-что?! — в ужасе воскликнул Берлиоз, в панике мотая головой в разные стороны. — Н-НЕТ! НЕТ! НЕЕЕЕТ! — ДА, ДА, ДАААААААА~ — простонал в ответ Ваня, уже пропихивая свой половой орган в рот партнера, тем самым заставив его замолчать. Миша продолжил мотать головой в разные стороны и, пытаясь крикнуть, что-то невнятно мямлить, но… Конечно же, все это приносило поэту только большое удовольствие, и он наполнялся похотью еще сильнее. Иван начал аккуратно двигать тазом то в одну, то в другую сторону, иногда трясь своим низом о грудь Берлиоза. Тихо постанывая, Бездомный нежно провёл своей ладонью по щеке литератора. «Ну и молодежь наглая пошла! — подумал тем временем оскорбленный Берлиоз, хмурясь от недовольства, — даже разрешения моего не спросил, а сразу полез трахаться! И что он во мне нашел? Что мог 23-летний парень найти в 50-летнем мужике?» Мише было очень обидно и неприятно с того, что его друг делает все это. Однако Ивана возбуждал его начальник, мужчина невысокого роста с грубыми чертами лица и пышными усиками просто сводил с ума молодого поэта. Дабы не держать возлюбленного в напряжении, Понырёв завязал ему глаза полосатым галстуком, который Михаил Александрович любил носить под классический костюм, после чего кончил в рот председателя. — Тьфу, блять! — выругался Берлиоз, когда Ваня от него отстранился, — у тебя совесть вообще есть?! И глаза развяжи мне! Быстро! — Это для твоего же блага, любимый, — нежно ответил тот, резко переворачивая партнера обратно на живот. — Я кому сказал, извращенец?! — грозно вопросил он, на что Понырёв абсолютно никак не отреагировал. Вжав партнера в стол, Ваня стащил наконец все и с него — и штаны, и нижнее белье. — Ты чего там делаешь?! — рявкнул председатель, пытаясь повернуть свою голову назад, пусть он и ничего не видел с завязанными глазами. — А то ты сам не догадываешься~ — проворковал тот, шлепнув своего немолодого товарища по заднице. — Ай! П-прекрати!.. — испуганно воскликнул он, пускай и не громко. Поэт одним ловким движением схватился одной рукой за свой член, после чего медленно провёл по нему, издав эротишный тихий стон. — Дурак малолетний! — рявкнул Миша, чувствуя, как Ваня уже раздвигает его ягодицы, — э-эй, не надо! Только не это! АААААА!!! — заорал он, почувствовав, как в нее запихивают два пальца. — Умолкни! — уже не выдержав, вскрикнул Бездомный, не сдержав своих эмоций. — Просто расслабься, сладенький, я не причиню тебе вреда!.. — Ну да, я так и понял! — тут же ответил Берлиоз, опять поворачивая голову в его сторону, — просто задницу разорвешь и все, а так — никакого вреда! АААААЙ! Бездомный тем временем уже начал шевелить своими пальцами внутри партнера, не обращая на жалкие сопротивления, угрозы и ругань особого внимания. Его холодные пальцы, словно подземные черви, шевелились внутри Берлиоза, тем самым причиняя дискомфорт мужчине. Наконец, достаточно растянув своего партнера, Ваня вытащил из него пальцы и с довольной улыбкой приставил к нему свой член. — ААААЙ! — повторно завопил Берлиоз, не зная, куда девать себя от страха, стыда и злости, — ты меня до инфаркта захотел довести? А?! Но Иван ничего не ответил на его вопрос, поэт только выдавил из себя холодную ухмылку. То, что происходило сейчас, заставило Ивана позабыть на некоторое время о своих проблемах. Пусть эти мгновения были не такими растянутыми и насыщенными, как ему этого хотелось, но он всё равно был несказанно рад тому, что это сбылось! Он тут же начал двигаться, стараясь не причинить своему пирожочку лишней боли. Постепенно Миша привык ко всему этому, боль чуть поутихла, но он все равно по-прежнему был очень зол на Ивана. Однако Иван не замечал этого, сосредоточившись на самом главном и пикантном деле. Тело председателя МАССОЛИТа дрожало, на что поэт стал легонько поглаживать его. Спина Михаила Александровича была тёплая, даже слегка горячая, что сильно обрадовало Ивана Николаевича. Его тепло распространилось по телу председателя, заставив издать тихий, но оживлённый стон. Ему даже… Понравилось все происходящее с ним? Нет, нет, Миша не мог и не хотел в это верить… Прошло еще буквально пара минут, прежде чем литератора почувствовали, что они оба вот-вот кончат. «Ох, Иван… — блаженно подумал Берлиоз, кончая первым. — Зачем ты это сделал? Зачем ты искусил меня?..» — опечалено пронеслось в голове литератора, издавшего приятный, но слегка хриплый стон. Сразу же после этого он ощутил, как внутри него распространяется горячая вязкая жидкость, и понял — Ваня кончил тоже… Выйдя из своего партнёра, Иван Николаевич упал на стол, после чего устало вздохнул. То самое приятное тепло не спешило покидать его, а лишь наоборот, только усиливалось. — Иван, зачем?.. — послышался смущённый голос Берлиоза, на что Понырёв поднял голову в его сторону, пытаясь восстановить своё шальное дыхание. — Зачем ты это сделал? — Я люблю тебя, Берлиоз! — слабо, но чётко выдал поэт. — Ты будешь моим, ясно?.. Председатель снял самодельную повязку, после чего так же тяжко вздохнул. Он понимал, что той самой встречи с загадочным интуристом не избежать, и что антирелигиозная поэма, которую он заказал у Ивана, ещё даст о себе знать!..

***

С того момента прошло ровно две недели. Свистки полицейских на Патриарших прудах уже утихли, а обезглавленное тело Берлиоза молча погрузили на носилки и повезли в здание морга. Иван сидел на лавочке и отходил от шока. Гибель Берлиоза произошла на его глазах, и он вспомнил те самые слова опасения теперь уже покойного председателя. Рядом сидел тот самый интурист, дьявол во плоти и специалист по чёрной магии — мсье Воланд!