***
Каждое утро Сончана начинается примерно одинаково. Он автоматически просыпается в шесть утра, ни на минуту не оставаясь в постели, и сразу же идёт принять душ. А уж после всех водных процедур отправляется в первую очередь будить первокурсников, которые, на удивление, были бодрее чаще, чем семикурсники, а их Сончану тоже приходилось будить. Не без помощи Тен-хёна, разумеется. Благо, его напарница в лице Йеджи значительно упрощала процесс, хотя, если честно, женский пол на их факультете был более ответственным чем мужской. На завтрак Чон попадает самым последним, пока успевает собрать все свои канцелярские принадлежности в чёрный рюкзак, подаренный ему Ютой два года назад. Он до сих пор носил его, не желая покупать новый. Стоит ему лишь показаться в Большом Зале, как шум спадает, и это касается не только его факультета. Сончан прекрасно понимает, что не является самым светлым человеком. Это понимает не только он, и, Чон никогда не признается, но такая реакция на него в какой-то мере задевала, однако, появляющееся неприятное чувство быстро рассасывается, стоит лишь услышать: — Сончан-хён, поможешь по Зельеварению, пожалуйста? — Сончан-и, давай на выходных сходим вместе в тот новый паб? — Сончан... Собственный факультет заменил ему семью, даря прекрасные мгновения, выжженные в его памяти до последней корки. Улыбка сама по себе появляется на лице. Он был нужен им. Точно так же, как и они ему. — Кстати, — отрываясь от поедания овсяной каши обращается к нему Юта, — Доён-и попросил передать, что сегодня в пять состоится собрание старост. — Понял, — коротко отзывается Чон, наливая себе тыквенного сока. Жуя предоставленное Сыченом яблоко он успевает отметить, что не встречал Шотаро ещё со вчерашнего дня. Не то, чтобы это вызывало чувство тревоги — всё же они из разных факультетов, да и учатся на разных курсах, а потому их расписание никак не могло совпадать. Сончан просто соскучился. По обыкновению староста Слизерина покидает Большой Зал первым, желая заранее занять себе самый дальний уголок класса, ибо даже он не особо любит урок профессора Чунмёна. На удивление все занятия проходят так быстро, что Сычену приходится толкнуть его в бок, дабы вытащить из пучины раздумий. — Ты ничего не забыл? — А должен? — У тебя собрание старост через пятнадцать минут, — косо поглядывая на однокурсника произносит Сычен, пока Чон, приподняв брови в удивлении, не смотрит в сторону висящих в кабинете Чар часов. — И правда. — С тобой всё в порядке? Ты какой-то странный в последние дни. Вин Вин никогда особо не интересуется состоянием окружающих людей, если только это не его близкие, и раз уже Дун начинает расспрашивать о его самочувствии, то Сончан, похоже, действительно выглядит паршиво. — Всё в порядке, не волнуйся. — Как-будто я волнуюсь. Просто ты слишком рассеянный, — вставая со своего места, Сычен кивает, прощаясь. А затем, как только он покидает класс, Сончан тоже молча встаёт вслед за ним, выходя из помещения.***
Дойти до кабинета, где обычно проводились все их собрания достаточно долгий процесс. Если честно, староста Слизерина не особо любил слоняться по коридорам, преодолевая большое расстояние от подземелья до башни Гриффиндора, ибо подобное времяпровождение сильно наскучивало. Сончан без особой медлительности преодолевает кухню, заворачивая за углом, пока резко не останавливается. Не в его манере подслушивать, да и следовало бы поспешить, так как Тэён, отличаясь жуткой пунктуальностью, явно не одобрит даже малейшее опоздание. Но эти мысли быстро улетучиваются с головы Чона, когда он слышит самый знакомый голос, весело щебечущий с ещё одним довольно таки узнаваемым голосом, в котором он мысленно опознал Феликса Ли из Пуффендуя. — Мне Хёнджин, кстати, подарил коробку тех дорогущих леденцов, которые я давно хотел попробовать на День Валентина, — наступает небольшая пауза, прерываемая лёгким смехом Шотаро. Сончан невольно улыбается. — Это мило. Тебе же он давно нравится. — Это да. Думаю, ему понравился мой брауни, но ты же знаешь, я не хочу спешить. Пусть пока мы узнаем друг друга поближе... А что насчёт Сончан-хёна? Кажется, в эту минуту, слушавший весь диалог пуффендуйцев слизеринец перестаёт дышать, желая не выдавать своё присутствие, хотя, очевидно, что зацикленные на разговоре друзья совершенно не заметили его. Люди всегда выкладывают своим лучшим друзьям всё как есть, и, естественно, не то, чтобы Чон хотел всё подслушивать, но тот факт, что темой разговора его парня и лучшего друга являлся именно он, не смог сдержать его от искушения услышать всё из первых уст. — Но подарок действительно очень личный, — наконец раздаётся задумчивый голос Осаки, — не то, чтобы мне не понравилось. Скорее немного неожиданно. — Знаешь, Шотаро, я, конечно, всё понимаю, но... — Что такое? Сончану кажется, будто его сердце перестаёт на секунду биться лишь от тона Феликса, и даже если он не видит выражение лица ни Шотаро, ни Ли — для его воображения не становится особой проблемой представить, как Феликс поджимает свои губы. — Ты не думаешь, что Сончан немного опасен? И я не имею ввиду его сомнительную личность. Аура волшебника бывает и похуже, а ты сам знаешь, какие слухи ходят про него... Время для Сончана останавливается, что невольно в голову словно поток бурной реки вбивается тот разговор двух учениц из Пуффендуя, которому он не придал особого значения. И это действительно не важно, но услышать подобные слова от Феликса, являвшегося лучшим другом Шотаро... — Я понимаю твои опасения, и, если честно, я тоже побаиваюсь. Знаешь, от него исходит такая тёмная сила, что думаешь, будто вот-вот случится нечто неприятное... Сончан сам не замечает, как начинает загнанно дышат, не веря своему слуху, услывшему подобные слова от самого близкого ему человека. Он не выдерживает, быстрыми шагами удаляясь в сторону лестниц, ведущих в крыло Гриффиндора, но в ушах набатом звучат слова Шотаро, не давая покоя его бесстрастному сердцу, который оказывается не таким уж и равнодушным...***
— ...но я всегда знал, какие слухи ходят вокруг его персоны и действительно влюбился в него, узнавая всё лучше и лучше, — на лице Шотаро выступает счастливая улыбка. — Я хочу быть постоянно рядом и защищать его от себя самого. — Ты же знаешь, что я всегда тебя поддержу. Просто, мне стало интересно. Если ты счастлив — то всё в порядке. — Спасибо, Феликс, — и, немного задумавшись, Осаки добавляет: — Может ты ещё расскажешь о том слухе про Чанбин-хёна и Сынмин-хёна...***
Тэён, если честно, собрал сегодня всех старост лишь потому, что ему стало скучно. — Что, прости? Недоумение во взгляде и вопросе Доёна, как обычно, забавляет Ли, который, снисходительно смотря на друга, снова повторяет свои слова: — Как у тебя дела со своим парнем? Поверить не могу, что ты мне ничего о нём не рассказывал. — Я даже Юте ничего не рассказывал. Думаешь, что хоть кто-то в этой школе узнает что-то про меня раньше, чем это сделает Накамото? — Тэён, ты собрал нас для... — Да, Кун, я собрал вас из-за скуки. Решил провести для нас чаепитие. И правда. Как только гриффиндорец договаривает, сзади него щелчком появляется домовой эльф из кухни замка, слегка кланяясь студентам. — Хоши принёс всё, что попросил приготовить мастер Тэён. — Спасибо, Хоши, я очень признателен, — а когда эльф снова исчезает, на пустом столе оказываются чашки на пару с пузатым чайником, а вокруг стоят аккуратные пирамидки из печенья и шоколада. Старосты Пуффендуя и Когтеврана, поколебавшись, всё же садятся на указанные их сокурсником места, и чайник, левитируя, наливает им по горячему напитку. Судя по аромату — клубничный. Тэён довольно смотрит на уже приступивших к трапезе друзей, но как только его взгляд доходит до стоящего у окна старосты Слизерина, хорошее настроение вмиг улетучивается. По сути, Сончана боятся в школе из-за его постоянно бесстрастного выражения лица, отталкивающего порой слишком впечатлительных студентов. Но это была лишь внешней оболочкой этого загадочного шестикурсника. Для Тэёна не секрет, что он особо чувствителен к магии, так же как и его однокурсники в лице Чону, или взять того же Ренджуна, которые ещё с первой встречи старались избегать прямой компании Сончана. Чон источал тёмную магию настолько обильно, что казалось, будто он ежедневно проводит ритуалы не совсем светлого происхождения, отчего из-за плохого настроения младшего он на себе чувствовал отголоски этого в виде головной боли или лёгкого истощения магии. Однако, Тэён был в списке людей, знавших происхождение главы семьи Чон, а потому мог лишь сочувственно смотреть на состояние Сончана. Но сейчас аура Сончана явно бушевала, что можно было заметить и по его поджавшимся губам. Нет, для обычного человека он и не изменился вовсе, оставаясь таким же мрачным, как и обычно, но Тэён... — Сончан-и, может, ты тоже присядешь? Голос Ли наконец отвлекает слизеринца, который, посмотрев в его сторону, легко кивает. А потом он действительно сажается рядом с Куном, бурно обсуждавшим последние события со своим "коллегой". — ...и, представляешь, Донхёк на пару с Ян Яном подожгли кабинет профессора Донхэ. — Я в курсе, — мрачно отозвался Доён, — только вот не понимаю, как их ещё не исключили. — Ну, Донхёк один из лучших студентов всего Хогвартса, а Ян Ян...тоже не обычный студент, — вставляет своё слово Тэён, делая глоток ароматного чая. — Накамото был таким же первые четыре года. Лишь к концу пятого курса успокоился, — косясь на Кима проговаривает Кун. — Ты меня прости, конечно, но Юта не занимался уничтожением школьного имущества. Его максимум — это подмешать ингредиенты другому на Зельеварении. Но вот твой Ян Ян... — А что не так с моим Ян Яном? — внезапно бурно реагирует староста Пуффендуя, с вызовом смотря на задравшего голову Доёна. — Подумаешь, веселится для будущих воспоминаний. Ты даже не знаешь, как он живёт вне Хогвартса. — Но это не повод нарушать покой всей школы. Тем более на пару с Ли Донхёком, который, между прочим, твой донсен, — парируя отвечает староста Когтеврана. — То, что ты редкостный зануда, не даёт тебе права запрещать веселиться другим, Ким. — Что ты сказал?! — Перестаньте! Двое споривших вздрагивают, когда Тэён с силой бьёт по столу, что даже чашки и тарелки со сладостью подпрыгивают. — Вы можете не портить наше чаепитие своими спорами? Оба хороши, — и, проследив за тем, что обе стороны успокаиваются, впрочем, не переставая кидать друга на друга уничижительные взгляды, Тэён наконец-то обращает своё внимание на флегматично жующего печенье Сончана. — Сончан, — несмело начинает Ли, оглядывая младшего, — возможно, это не моё дело, но у тебя всё хорошо? Ты выглядишь как-то... — Ты правильно подметил, хён. Это не твоё дело. А теперь, прошу меня простить, но если нет ничего серьёзного для обсуждения, то я пойду. Чон резко встаёт, отчего стол шатается, проливая чай на поверхность, но, кажется, Сончану плевать — он просто кивает старшим, быстрыми шагами направляясь в сторону выхода. А когда дверь громко захлопывается, все трое старост с недоумением переглядываются.***
Шотаро впервые оказывается в подобной ситуации. Нет, в целом вроде всё хорошо. Никаких проблем в учёбе или клубе, но вот в личной жизни наступает пора, которую он надеялся не испытать на себе. Обычно Сончан каждый вечер звал его гулять посредством зачарованного письма, а затем они вместе обходили территорию замка, заодно рассказывая свои ежедневные события. Шотаро всё понимает. Сончан староста, а потому может быть занят делами факультета. Но когда Чон уже четвёртый день игнорирует его, при этом не подавая даже признака занятости, Осаки начинает беспокоиться, но всё же решает не наседать старшему. Его терпение заканчивается ровно в тот момент, когда он с остальными пятикурсниками стояли у кабинета Чар, а проходящий в этот момент Сончан кидает на него беглый равнодушный взгляд, переворачивающий внутри Осаки всё. В голове звенит тревожный звонок. Поэтому он сейчас и стоит прямо перед входом в подземелье Слизерина, однако, не решаясь зайти внутрь. Пароль он знает — спасибо Ян Яну — но пуффендуец всё так же мнётся, как и пять минут назад. — Шотаро? Серьёзный холодный голос, который Осаки не спутает ни с чьим в этом замке, отрезвляет его, отчего он резко оборачивается на возвышавшегося над ним Сончана. — Привет, Сончан-и, я хоте... — У меня нет времени. Чон перебивает младшего на полуслове, не давая докончить начатое, а для Шотаро подобный тон и ответ были сродни пощёчине по лицу, что он на секунду опешивает, просверливая старшего неверящим взглядом. — Да с тобой происходит?! — зацепившись за рукава рубашки останавливает Чона пуффендуец, когда тот хотел пройти мимо него. — Ты меня уже который день игнорируешь. Может, уже объяснишь в чём дело?! Сончан опускает глаза на руку младшего, которым тот ухватился за его рубашку, и, отцепив его от себя, смотрит на ошалевшего Шотаро в ответ. — Скажи честно, ты жалеешь? — на самом деле, Чон не хотел задавать этот вопрос, но язык опережает мысль в голове, и сожалеть о сказанном становится поздно. — Жалею о чём? — О том, что начал со мной отношения. Я осведомлён, насколько меня недолюбливают твои друзья, но что насчёт тебя? — невольно повышая голос отвечает Сончан, что он сам на секунду пугается своей бурной реакции. Не он один. — Ты в своём уме? При чём тут другие? Осаки не понимает. То, с каким серьёзным лицом спрашивает подобный бред его парень? усугубляет его эмоциональное состояние, и он чувствует, что сейчас что-то произойдёт... — Шотаро, я прекрасно знаю, что даже ты сомневаешься в отношениях со мной. Не строй из себя дурачка, я всё слышал. — Слышал что? Ты хотя бы уточняй, придурок! — и даже миролюбивый пуффендуец не выдерживает, начиная кричать на очевидно взбешённого старшего. Этот слизеринец действительно думает, что он собирается пропустить все эти обвинения мимо ушей? — Кем ты меня назвал? — шипит Чон, невольно наклоняясь ниже к парню. — О, тебе повторить? Что, никто никогда не говорил, какой ты придурок?! — наклоняя голову вбок с вызовом произносит Шотаро, ничуть не впечатлившись угрожающим видом старшего. — Ну, раз я такой придурок, то нахуя ты вообще согласился со мной встречаться? — не выдерживая агрессивно проговаривает Сончан, и Осаки кажется, что он впервые видит настолько эмоционального Чона. Вопрос добивает итак шаткое эмоциональное состояние Шотаро, а потому, на секунду колеблясь, он задирает голову вверх и с вызовом шипит: — Действительно, зачем я вообще согласился с тобой встречаться, отбитый придурок! — Отлично, — Чон прикрывает глаза, делая глубокий вздох, — давай тогда расстанемся! — Отлично! Прощай! Когда злой пуффендуец резко отворачивается от — теперь уже — экс-бойфренда, сталкивается взглядами с ошарашенным Ченлэ, который не пойми сколько стоял позади них. Но его сокурсник — последнее, о чём Осаки хочет думать, а потому он лишь проходит мимо Чжона, слегка задевая его плечами. Сончан же немедля разворачивается в сторону входа в гостиную, но и он тоже оказывается под зрительским давлением в лице шокированных Юты и — о, боже — Сычена, которые, широко раскрыв глаза, смотрели на него с неверием. — Сончан, ты... — Отвалите от меня. Юта со всё ещё широко раскрытыми провожал взглядом явно взбешённого Сончана, хотя странно говорить об обратном, когда он и его любимый стали свидетелями настолько крупной ссоры. А тот факт, что участниками сие процесса являлись Чон и Осаки — вдвойне усилял эмоции от подобной... ситуации. — Сычен-а, они... — Юта-сан... Мне страшно. И смотря на такого же шокированного парня в ответ, Накамото думает, что да — ему тоже страшно.***
Факультет Слизерин всё это время искренне верил, что за последние десятилетия окупил все свои грехи, а потому мог спокойно продолжать учебную деятельность без всяких проблем и казусов. Однако, очевидно, кто-то сверху не особо любит змей, раз карма за всё содеянное их предшественниками настигает их поколение. Вот уже который день над столом Слизерина висит гробовая тишина, нарушаемая лишь постукиванием посуды друг о друга. Все — особенно все младше седьмого курса — стараются не издавать лишнего звука, пока их угрюмый староста молча сверлит взглядом ни в чём неповинный суп, что даже сидящие рядом с ним старшекурсники переглядываются друг с другом. Все в Слизерине понимают, что Сончан отнюдь не самый светлый человек. Но он всегда старался заботиться о своих донсенах и хёнах, завоёвывая абсолютную любовь и уважение у своего факультета. Но даже они порой боятся Чона. Особенно злого его, а подобное состояние Сончана, на удивление, такая редкость, что некоторые младшие не смеют даже поднять взгляд на своего старосту. После той ссоры с Осаки, про которую, естественно, узнал весь факультет, включая старосту Когтеврана, а значит и Хуана Ренджуна, рассказавшего эту новость Сяо Дэджуну, а тот своему любопытному парню, из-за чего Гриффиндор теперь тоже в курсе событий — все слизеринцы ходили словно на штыках, не желая оказаться под гнётом Чона. А всё лишь потому, что Юта не может держать язык за зубами. Сончан и раньше не отличался особой щедростью относительно нарушения правил, закрывая глаза лишь на проделки старшекурсников. А сейчас он и вовсе стал нервным, делая замечания в три раза больше и в четыре раза агрессивнее чем обычно, что теперь Слизерин напоминал институт благородных девиц, в котором не смели нарушать правила этикета. Слизеринцам искренне сочувствовали только пуффендуйцы, мученически смотрящие на то, как в один из обедов драгоценность их факультета со всей злостью мешал овощной салат с пюре, при этом прожигая взглядом одну точку. А вечно достававший Осаки Донхёк тогда несмело сел рядом с Тэилем, ибо даже у него имелся инстинкт самосохранения, который включался автоматически в те моменты, когда Шотаро входил в стерворежим. А сейчас же этот режим удвоен из-за ссоры Осаки со своим парнем, коим являлся не абы кто, а сам староста Слизерина, тем более не отличавшегося добротой и миролюбивым характером. Когтевран и Гриффиндор, на удивление, оставались сдержанными, не суя свой нос в раздор между двумя факультетами, а если быть точнее — не самыми последними людьми в Слизерине и Пуффендуе, хоть ссора частично задевала и их самих. Не то, чтобы Сончан или Шотаро срывались на других факультетах — нет. Но пятикурсники и шестикурсники уже устали чувствовать это пассивное давление в классе, в которых вместе с ними присутствовали их однокурсники. Для близких друзей Шотаро всё обстояло куда хуже, а у Сончана же в принципе не было близких друзей. Донхёк и Феликс уже автоматически кивали, стоило их другу внезапно начать крыть старосту Слизерина тоннами нелестных эпитетов, услышь он которые, сразу бы отымел Осаки без смазки и подготовки. — Этот конченный осёл... Как же он меня бесит! — Угу... — Так он ещё и практически толкнул меня в коридоре! — Вообще-то, ты са... — начал было Донхёк, но тяжёлая рука Феликса опускается на его затылок, заставляя ойкнуть от боли. Но, похоже, Осаки даже не заметил этого. — И почему я вообще влюбился в него? Он действительно отбитый придурок! — Мгм... — Почему вы оба повторяете одно и то же?! — наконец поворачиваясь всем корпусом в их сторону шипит разозлённый Шотаро, что двое пуффендуйцев резко выпрямляются, слезая с подоконника. — У вас что, своего мнения нет? — Ну, — почесав затылок начал Хэчан, — он действительно тупой, раз не мог нормально объяснить причину. — А ещё он, очевидно, самовлюблённый, — доверительно кивая произносит Феликс, получая одобрительный взгляд друга. Смотря на снова задумавшегося Шотаро, Донхёк думает, насколько же Осаки прокачал в себе скилл актёрского мастерства, раз он так умело контролировал свои эмоции, выдавая лишь нужные для окружающих. Но Ли уже достаточно долго делил с ним комнату, да и дружат они давно, так что краем глаза он сразу замечает, что как только они с Феликсом отвлекаются на проходящих мимо преподавателей, плечи Осаки, подрагивая, опускаются, но Донхёк понимает, что ему не стоит акцентировать на этом внимание. Если честно, он хочет немного абстрагироваться от чужих проблем, но и уйти ему не позволяет дружеская солидарность. Внезапно Хэчан слышит, как кто-то окликивает его, а когда он поворачивает голову к источнику звука, то видит идущего в их сторону гриффиндорца, который, не нарушая их зрительный контакт, наконец доходит до компании. — Извините, но мы с Хёком планировали погулять сегодня, можно я у вас его заберу? Донхёку кажется, что сегодня он влюбился в своего парня снова, только на этот раз его чувства вспыхнули намного ярче и горячее, а потому он, прекрасно понимая, что никакой договорённости о прогулке и в помине не было, лишь выжидающе смотрит на друзей. Феликс и Шотаро сдержанно кивают, вновь переходя на свои темы, а Минхён хватает довольного Ли за руку, крепко скрепляя их ладони вместе и покидая коридор. Как только они оказываются в достаточно укромном кабинете, Донхёк сразу же обвивает шею старшего, притягивая к себе для жадного поцелуя, а Минхён не в силах сопротивляться — да и хочет ли? — напору своего парня. — Марк-и, как же я тебя обожаю, — тяжело дыша произносит пуффендуец, стоило им оторваться от губ друг друга. — Я знаю, малыш. Я тебя тоже. Взгляды двух парней, направленные друг на друга, застывают. Каждый смотрит на второго настолько глубоким и влюблённым взглядом, что невольное возбуждение окутывает обоих. — Хён, я... Но ему не удаётся договорить. Марк снова наклоняется к младшему, прижимаясь к его губам, но на этот раз медленно, тягуче, словно желая насладиться каждой секундой, каждым миллиметром. А Донхёк только и может, что прикрыв глаза от удовольствия, отвечать своему возлюбленному. Как же он влюблён.***
Дни всех учеников проходят как обычно, за исключением некоторых конкретных лиц. Кан Тэхён, который зарёкся не общаться со своими некоторыми однокурсниками, а в особенности с Ли Донхёком и — боже упаси — Осаки Шотаро, всё же отступается от данного себе обещания, о чём сейчас неимоверно жалеет. А всё началось лишь с простого предложения помощи от Шотаро, который, увидев в коридоре как он тащил тяжёлую коробку с книгами, вызвался помочь, не слушая его заверения о том, что он не нуждается в его помощи. Хотя, если честно, книги, которые он получил от профессора Кима, действительно тяжёлые, так что уже на пятой секунде он сдаётся, отдавая часть содержимого коробки своему однокурснику. И когда он начинает неловкую беседу, Осаки слегка улыбается, слушая его рассказ о недавних событиях в клубе кулинарии, которую Шотаро временно забросил. Именно с этого момента и повторяется весь пиздец в жизни Кана. И теперь он уже реально ненавидит своего однокурсника. Когда они, улыбаясь друг другу, заворачивают за угол, то случайно — боже, ну почему именно он! — сталкиваются с группой шестикурсников Слизерина, среди которых оказывается и кошмар наяву Тэхёна. Сончан особого участия в беседе не принимал, лишь иногда кивая рассказывающему что-то Сонхва. А когда они замечают радостных — уже нет — пуффендуйцев, улыбки с их лиц спадают, и они с ужасом смотрят на реакцию своего друга, который, заметив Шотаро в компании того самого паренька, не выдерживает, сжимая кулаки до побеления. Но не успевает Сончан сделать и шага в сторону проходящих мимо младших, как на его плечи с двух сторон опускаются тяжёлые руки, и когда он поворачивает голову, смотря на Джуёна и Сычена, последний предупредительно качает головой. Чон сдаётся. Только вот он не замечает, как тень пробегает по лицу Шотаро, от чего даже идущий рядом Кан пугается больше, нежели от невербальной угрозы старосты Слизерина.***
На следующей неделе почти всю школу охватывает непонятная паника. Староста Слизерина вот уже который день отсутствует в школе, что уже по всему Хогвартсу распространяются слухи с совершенно разными контекстами, отчего часть слизеринцев похрюкивают от смеха, впрочем, всё же беспокоясь за Сончана, который действительно ушёл, никому ничего не сказав. И только старшие спокойно продолжали вести свой быт, как обычно контролируя дисциплину и порядок во время отсутствия старосты. Сидящие в гостиной семикурсники писали свои конспекты по Нумерологии, пока один из них, задумываясь, не проговаривает: — Интересно, почему Сончана до сих пор нет? Его друг, поднимая взгляд от книги, флегматично смотрит на него, впрочем, отвечая на вопрос: — Да он нюни распустил с этим своим недопарнем из Пуффендуя. Как там его? Шатро? Неважно. Сончан действительно стал слишком жалким. Может, ему уже стоит передать управление факультетом Джемину? — Повтори. Из-за внезапно раздавшегося над ними голоса, старшие испуганно вскакивают, широко раскрытыми глазами смотря на оперевшегося об спинку дивана сокурсника. И когда они замечают доброжелательную улыбку на его лице, до них доходит: пиздец, они влипли и очень крупно. — Юта, мы... Но не успевают они оправдаться, как японец взмахом руки перебивает их. — Напомни-ка мне, Сонхун-а, какая система действует на нашем факультете? — Накамото смотрит на своего сокурсника чуть наклоняя голову набок, а миролюбивая улыбка на его лице никуда не исчезает. — Мы подчиняемся главному принцу? — несмело то ли отвечает, то ли спрашивает Пак, всё ещё испуганно смотря на человека перед собой. Страх своих друзей он чувствует на интуитивном уровне, а потому он не может сосредоточиться на вопросе. — А что это за вопросительный тон, Сонхун-и? Хорошо, ответ засчитан. Тогда скажи-ка, кто на данный момент является принцем нашего факультета? М? Ну же, — Накамото доверительно кивает, исподлобья смотря на троих семикурсников, и он чувствует: ещё немного, и... — Сончан-щи... — О, ты уже называешь его Сончан-щи? А я слышал, что для тебя он просто Сончан. — Нет, Юта, вы неправильно поняли меня. Я... — Так, а теперь слушайте сюда и зарубите себе на носу, — улыбка на лице Юты исчезает так же внезапно, как и его взгляд становится прожигающим, вгоняя в дрожь сокурсников перед собой, — Сончан - лидер нашего факультета, которого все — я повторюсь — все обязаны уважать и слушать. Я надеюсь, вы не забыли, кто я такой, и что я с вами сделаю, если ещё раз услышу подобное в адрес Сончана? И в этот раз вы не отделаетесь так же легко, как это сделал Бомгю. Вы меня поняли? Когда семикурсники сбивчиво что-то ему говорят, попутно кивая головой, лицо Юты снова озаряет ослепительная улыбка, и он, радостно хлопая в ладоши, выпрямляется. — Вот и отлично! А теперь, детки, делайте свои домашки. Будьте прилежными учениками, — Накамото счастливо кивает им, а когда замечает заходящего в гостиную Сычена, начинает громко кричать: — Сычен-а, я так скуча~ал! И пока истинный лидер факультета Слизерин в слезах обнимает своего привыкшего к подобным выходкам парня, старшие всё ещё дрожа принимаются собирать упавшие под стол конспекты...***
Ренджун искренне не понимает, что он забыл здесь. Нет, конечно, библиотека — это его третий дом после гостиной и заброшенного класса «127», но вот компания слизеринского принца На Джемина доставляла не то, чтобы дискомфорт, а скорее прибавляла вопросов к самому себе. Но задать он их решает непосредственно слизеринцу. — Эм, что ты от меня хочешь? — Эм, ничего? Я что, не могу просто сесть здесь? — вопросом на вопрос отвечает На, и, не особо беспокоясь, кидает свой рюкзак к рюкзаку когтевранца. У Ренджуна дёргается глаз. — Нет, ты, конечно, можешь сесть где захочешь, но тут практически дохуя свободных мест, а ты выбрал именно тот, что рядом со мной. — Просто ты классный. А ещё я хочу, чтобы ты мне помог по Чарам. Слышал, ты один из лучших в своём факультете, — будничным тоном произносит Джемин, садясь рядом с Хуаном и давя в себе ухмылку. — А ничего больше не хочешь? — саркастично спрашивает когтевранец, а когда На, немного подумав, отрицательно качает головой — дёргается уже второй глаз. — Хён, если честно, хотел у тебя кое что спросить, — и, не давая Ренджуну возмутиться, он добавляет: — Это касается Джено. Ренджун мгновенно прихлопывает рот, как только слышит имя своего лучшего друга. А неуверенное лицо слизеринского принца ещё больше интригует любящего подобное Хуана, отчего он, пораскинув мозгами, кивает. — Я очень хочу пригласить его летом к себе домой. Как думаешь, он не подумает ничего лишнего? То есть, у меня на него серьёзные намерения, но я боюсь его испугать. Всё же, у магглов немного другие понятия... Если честно, это впервые, когда Хуан слышит настолько озадаченного и неуверенного в себе слизеринца — особенно принца — ибо их факультет отличался большой концентрацией самоуверенных и гордых аристократов на один квадратный метр. Но при этом Ренджун подмечает, что На, похоже, искренне хочет, чтобы Джено чувствовал себя комфортно. — Он настолько влюблён тебя, что согласится пойти с тобой даже к могиле Волдеморта, поэтому можешь смело приглашать его. — О, спасибо, хён. Ты меня успокоил, — улыбаясь старшему благодарит Джемин А Ренджун не может не улыбнуться в ответ. Он не замечает, как втягивается в беседу, и уже через час обнаруживает себя обсуждающим внешние данные проходящих мимо студентов, решивших после обеда зайти в библиотеку. — О, этот гриффиндорец ничего так. Я бы с ним даже замутил, — указывая на выбирающего книгу Ким Мингю проговаривает Хуан. — Но ты уже имеешь Доёна, хён. — Вообще-то, это он меня, но... — Мне не нужны подробности, спасибо. — Ну, ла~адно, а так хотелось расписать тебе то, насколько же Доён-и прекрасен особенно в спонтанн... — Нана! Ренджуна перебивают самым наглым образом, отчего он даже смотрит на нарушителя покоя немного агрессивнее, чем это успевает сделать библиотекарша. Боже, этот студент... — Ян Ян, что-то случилось? — поворачивая голову к лучшему другу спрашивает На, попутно принимаясь собирать свои принадлежности. — Там Юта-хён тебя зовёт. Это что-то насчёт временной замены Сончан-хёна. Он ещё не скоро вернётся... Лю косится на слушающего их диалог когтевранца, и несмотря на то, насколько безучастное выражение лица хотел состроить Хуан, Ян Ян понимает: тот внимательно собирает данные про самую обсуждаемую новость этой недели. Похоже, это замечает не только он. Джемин смотрит по очереди на притихшего хёна, а затем на неуверенного друга, и в его голове щёлкает от догадки. — Не волнуйся насчёт Ренджун-хёна. Я уверен, что весь Когтевран уже давно в курсе всех событий. Всё-таки Юта-хён не может держать язык за зубами, когда в его распоряжении имеются сплетни и компания Доён-хёна. — Да я не... — одновременно звучит с двух сторон, что у Джемина невольно вырывается смешок. — Вы — да.***
Юте кажется, что он не бился головой об стол даже тогда, когда Сычен его отвергал, ибо уверенности в себе в те моменты хватало на более изощрённые методы покорения китайской принцессы. Сейчас же ситуация носила совершенно иной характер, а сам Накамото был не прямым участником всей развернувшейся драмы. И когда поток мыслей достигает своей апогеи, он внезапно чувствует, как чужие руки обвиваются вокруг его талии, а на голой спине оставляют смазанный поцелуй. Юта улыбается. Похоже, Сычен уже проснулся. — Думаешь о Сончане? Сычен трёт глаза, дабы взбодриться окончательно, а затем качает головой, похоже, пытаясь понять в своей ли комнате он находится. Смешок со стороны заставляет Дуна вновь обратить внимание на голого Накамото, чей торс еле прикрывала лишь часть одеяла. — Знаешь, даже ты не был таким строптивым, как парень Сончан-и. Этот пуффендуец изощрённо избегает каждого слизеринца, а потому даже я не могу его словить. Младший задумчиво кивает, всё ещё смотря на улыбающегося мягкой улыбкой возлюбленного, что уже в очередной раз — подмечает про себя Сычен — он тяжело сглатывает, чувствуя, как снова затягивается узел возбуждения внизу живота... — Может, тебе стоить договориться с друзьями Осаки? Например, с тем же Ли Донхёком. Уверен, он сдаст его, — и Дун на секунду замолкает, заставляя старшего с интересом взглянуть на него. — А может, ты хочешь, чтобы и я вмешался? Могу договориться с Тэилем. — Детка, тебе не стоит впутываться в эту паутину бурных страстей. Я думал, тебе достаточно и той доли адреналина и интриг, что обеспечиваю тебе я еженедельно. — Я тоже волнуюсь за Сончана. Но если ты настаиваешь, то, конечно, пусть будет по-твоему, — пожимая плечами отвечает Сычен, вставая с кровати, которого совершенно не заботил жадный взгляд, прожигающий его голую спину, а потому он спокойно наклоняется, чтобы поднять разбросанные по всей комнате вещи. Когда его зажимают у комода, младший даже не удивляется, мгновенно поворачиваясь всем корпусом к Накамото и сразу же припадая к его губам. Кажется, они уже занимались сексом где-то пару часов назад, но Дун запоздало подмечает, что ему, очевидно, этого недостаточно. Как и Юте. — Давай подумаем об этом чуть позже? М? Не могу сосредоточиться на своих мыслях, когда ты стоишь передо мной в таком виде, — медленно целуя шею младшего шепчет Накамото, пока его руки зарываются в волосы возлюбленного. И несдержанный стон Сычена — самый идеальный ответ.***
Юта, честно говоря, не особо и распланировал ход своих действий, но в одном он уверен точно: Осаки пройдёт через этот коридор. Если верить информации, предоставленной Чону, конечно же. Но Чону Накамото доверяет, а потому он уже десятую минуту кружится по коридору, не забывая приглядываться к лицам проходящих мимо младшекурсников. — Поверить не могу, что ты втянул меня в свои интриги, Накамото. Снова! Шипящий голос Доёна позади, согласившегося ему помочь, действует на Юту словно бальзам на душу, а потому он ярко улыбается раздражённому другу. — Не делай вид, будто тебе самому не интересно узнать исход событий, — и на подобную реплику когтевранцу ответить было нечего, но для проформы он всё равно закатывает глаза, отворачиваясь к окну. Объект его поисков заворачивает в эту часть замка лишь на тринадцатой минуте в компании Ли Донхёка, который, завидев слизеринского принца Накамото, без дальнейших объяснений останавливается, пока Шотаро беззаботно идёт вперёд, жестикулируя руками. Когда Осаки всё же замечает пропажу своего друга, становится уже поздно. Старший затаскивает его в соседний кабинет, накладывая чары на дверь, дабы никто не посмел нарушить их беседу. Впрочем, Доён обещал позаботиться об этом. — Юта-хён? Вам что-то от меня надо? — избегая взгляда слизеринца лепечет Осаки. Он совершенно не желает вступать с ним в беседу. — Конечно, Шотаро-кун. Всем нам что-то нужно. Мне вот, например, нужно вылечить сердце моего самого любимого донсена, а ещё покой и дисциплина на факультете. — Ваш любимый донсен — конченный придурок, который даже нормально не смог объяснить в чём проблема, а потому и всё это вылилось в то, что мы имеем сейчас! И всё же пуффендуец не выдерживает, повышая голос на спокойного как скала Накамото, который, подперев руками голову, с лёгкой улыбкой наблюдал за беснующим младшим. Глаз Осаки дёргается. — Ну, вы оба хороши, раз не можете нормально поговорить. Хотя, признаться честно, Сончан-и действительно слишком драматичный временами. — «Слишком драматичный»? Да он даже не дал мне высказаться! Я не понимаю, это только он такой, или все аристократы магического мира не могут засунуть свою гордость куда надо, когда дело касается разговора с простыми смертными? И смотря на действия разошедшегося в своём монологе младшего, который искренне обрушивал на Чона всё негодование за эти дни, Накамото с неким удовлетворением наконец находит ответ на свой давний вопрос. — Почему вы улыбаетесь? Я говорю что-то смешное? — раздражённый Осаки слишком мил, а потому Накамото поднимает руки в знак раскаяния, но улыбка всё так же не спадает с его лица. — Да нет. Просто я теперь, кажется, понял, почему Сончан так сильно влюбился в тебя. От услышанного рот пуффендуйца мгновенно прихлопывается и голова его опускается вниз, а откровенные красные пятна расползающиеся по всей его шее — лучший ответ, который когда-либо мог получить Юта. — Я... Внезапно плечи Осаки начинают подрагивать, отчего даже старший опешивает, не ожидая подобной реакции на его слова. А когда пуффендуец наконец поднимает голову, Юта с неким ужасом замечает проступившие слёзы на уголках глаз Шотаро. — П-пожалуйста, только не плачь! Я не знаю как успокаивать детей! — Я не ребёнок, — убийственным тоном отрезает младший, отчего паника Накамото отступает на второй план. Что ж, отлично... Когда Осаки, качая головой, садится на ближайший стул и опускает свою голову на сцепленные друг за друга руки, старший не может сдержать себя от лёгкого поглаживания головы пуффендуйца. Накамото достаточно терпелив для того, чтобы дать время Осаки собраться с мыслями, а потому он лишь садится рядом, не прекращая похлопывать парня по плечу. Наконец, Шотаро говорит. — Я ведь люблю его ещё с четвёртого курса... — Охуеть, ты влюблён в него ещё с его самого тёмного периода?! — не удерживает своё восклицание старший, отчего Шотаро вновь смотрит на него как на придурка. Юта снова поднимает руки в знак раскаяния. — Да, влюблён, и что с того? Сончан-и мне тогда показался таким одиноким. Помню, он стоял с остальными тогдашними пятикурсниками у кабинета Травологии, а я проходил мимо со своими друзьями. Он пытался как-то втиснуться в беседу с сокурсниками из других факультетов, но всякий раз не решался что-либо добавить, — лёгкий смешок вырывается из груди, но Юта не решается нарушить монолог младшего. — Я наблюдал за ним весь год, пока не понял, что все слухи про него — это всего лишь преувеличенные бредни, хотя соглашусь — он действительно мрачный. Но при этом... Хён, — наконец поднимая свои заплаканные глаза на старшего проговаривает Осаки, — вот скажи мне, почему он так поступил? Почему он не дал мне высказаться? Подобный вопрос ставит Накамото в тупик, а потому он слегка задумывается над ответом, понимая, что именно от него сейчас зависит всё дальнейшее. — Ну, Сончан, кто бы что ни говорил, в первую очередь является главой рода Чон, который держит на своих плечах целую империю. О, ты просто не понимаешь масштаб влияния этой семьи, — качая головой начинает слизеринец. — Я уверен, он рассказал тебе про ситуацию с проклятьем, так? — и, получив лёгкий кивок, он продолжает: — Он даже с нами сблизился лишь в середине третьего курса. До этого Сончан-и просто избегал любого общения. Сейчас же, у него есть только мы и ты. Откровенный взгляд, направленный на него, смущает Шотаро, но он не смеет нарушать зрительный контакт с уже серьёзным старшим. — Но мы - это совсем другое дело, — продолжает задумчиво Накамото. — Поверь, ты первый, ради кого он действительно готов пожертвовать всем. Попроси ты его подмять под себя весь магический мир — он это сделает без колебаний, понимаешь? Просто для него в новинку подобные чувства, а потому он боится потерять их, а в особенности твои. Думаю, он просто растерялся и засомневался в том, что достоин тебя и любви. — Придурок... — Согласен... Внезапно наступившую тишину нарушает громкий хлопок Накамото, отчего Шотаро испуганно вздрагивает. — Так! Ты обязан показать, кто тут главный! Иди и поговори с ним. Он сейчас в своём поместье. Обычно Сончан уходит туда для уединения, но на этот раз это слишком затянулось. — Но... — Ты прав... В поместье рода Чон невозможно попасть без самого члена семьи или же без специального ключ-портала... — Юта-хён... — Чёрт, что же нам делать? Может, использовать специальное разрешение от Министерства Магии Южной Кореи? Думаю, Доён-и без проблем сможет достать его... — Юта-сан. — Что? — и слизеринец наконец обращает внимание на уже успокоившегося младшего. — Сончан-и... Он подарил мне ключ-портал на День Валентина... — Что?! Охуеть! Он подарил тебе что?! — Успокойся! Кажется, Накамото и сам запоздало понимает, насколько эмоционально он отреагировал на подобную новость, а потому он сразу же бьёт по своим по губам, прося себя заткнуться. — Тогда...я пойду? — Да, пожалуйста, иди к нему. Ты не представляешь, насколько он нуждается в тебе. Я и Доён прикроем твоё отсутствие. — Хорошо... Спасибо, Юта-хён. И благодарная улыбка на лице Шотаро не оставляет слишком чувствительного к подобному Накамото равнодушным, поэтому он затискивает младшего за щёки, не обращая внимания на его негодование. — Боже, как же Сончану повезло с тобой, Таро-кун! Давай, беги к своему чудовищу. И как только за пуффендуйцем захлопывается дверь, Юта, наконец свободно вздохнув, тоже направляется к выходу, где его до сих пор ждал раздражённый Доён. — Ты там угрожал ему, что ли? — Ким дёргает его за рукав мантии, отчего несопротивляющийся слизеринец слегка наклоняется. — А зачем? Я просто подтолкнул его к более активным действиям. Мне грустно наблюдать за страдающими донсенами. Особенно за Сончан-и, — Накамото выпячивает нижнюю губу. — Он ведь такой милашка! Ты бы видел его растерянное лицо после того, как он осознал, что Шотаро его бросил. — Милашка? Сончан? Блять, какой же ты отбитый, — качая головой ворчит Ким, на что получает довольную ухмылку друга. — Не хочешь покушать курочки в пабе мадам Рози? — Только если платишь ты. — Почему всегда плачу именно я? Клан Ким намного богаче клана Накамото! — А зачем мне тратить средства своего клана, если есть деньги клана Накамото? И Доён не выдерживает, прыская от смеха, пока его рука ложится на плечи ноющего лучшего друга, который, проворчав немного для проформы, спустя время тоже заражается от него смехом. А в мыслях Накамото наконец наступает штиль. Он не позволит своим донсенам расстаться. Ни за что.***
Честно сказать, Шотаро никогда в жизни даже не имел опыта в трансгрессии, не то, что пользовался телепортирующимися артефактами. А когда Осаки наконец понимает, где он оказался, его рот раскрывается от шока. Ни для кого, и уже тем более для него, не было секретом, что клан Чон был одним из самых богатых и влиятельных семей среди волшебников, но настолько огромное поместье не ожидал увидеть даже он. Главный особняк, явно построенный из черного мрамора, был окружён огромным садом, и пока Шотаро добирался по выбеленной аллее до главного хода, он успевал отметить, что тут растут самые редкие растения, которые он видел лишь в книгах или в личной коллекции профессора Кима. Невероятно. Но мысленно Осаки даёт себе затрещину, ведь он пришёл совсем не для того, чтобы полюбоваться на великолепный сад поместья. Когда он спустя некоторое время всё-таки добирается до главного хода, массивные дубовые двери внезапно открываются, являя перед удивлённым Шотаро старого на вид домового эльфа. — Добро пожаловать в поместье рода Чон, — низко кланяясь лепечет эльф, вызывая недоумение у Осаки. — Простите, меня ждали? — Хозяин ничего не говорил о гостях, но если кто-то телепортировался засчёт ключ-портала, то этот человек всегда является желанным гостем Хозяина. — О... Хорошо, спасибо... — Вас проводить к Хозяину? Он сейчас в гостиной читает книгу. — Да, пожалуйста. И как только огромные двери захлопываются за ним, Шотаро понимает, что внешняя оболочка особняка на самом деле намного скромнее внутренней составляющей. Он даже не был уверен в том, что может ходить по черному, вычищенному до блеска полу, но желание увидеть Сончана всё же является приоритетом, а потому он аккуратно следует за идущим впереди эльфом. Но, естественно, его глаза невольно пробегаются по старым картинам в черных рамах, висящих на стене холла, а мебель из чёрного дерева уж слишком идеально вписывалась в общий интерьер, и Шотаро про себя уже который раз отмечает, что несмотря на такой пафос, всё выглядит достаточно сдержанно, но изысканно. — Он здесь... — наконец останавливается эльф, но его голос становится тише, а потому Шотаро понимает смысл его слов только из-за жеста в сторону массивной двери. — Благодарю за помощь, — улыбается ему Осаки, отчего эльф неуверенно смотрит на него в ответ. — Может вы желаете горячего чая? — Нет, спасибо, я просто хочу поговорить с Сончан-и... — Это ведь вы, да? — вдруг произносит домовой эльф, отчего парень непонимающе хмурится. — Хозяин...так тоскует все эти дни по кому-то. Он даже стал чаще играть на скрипке, хотя раньше никогда не любил это... Шотаро молчит, не зная что ответить на подобное откровение, и, дожидаясь, пока эльф с поклоном трансгрессирует, он со всей уверенностью толкает дверь. — Что такое, Вернон? Уже надоело пользоваться трансгрес... Сончан резко замолкает, всем телом ощущая знакомую ауру, а потому он медленно закрывает книгу, ставя его на стол. Чон даже подумать не мог, что когда-нибудь снова почувствует эту магию. — Сончан-и, — доносится за спиной уверенный любимый голос, что Сончан неспеша оборачивается к Осаки, вставая с кресла. — Мы можем нормально поговорить? Сончан прикрывает глаза, стараясь уловить каждую секунду этого мгновения. Ему всё ещё кажется, что он наконец сбрендил за эти дни одиночества. Но он всё же не рискует оставить младшего без ответа и в этот раз, а потому просто кивает. — Почему ты меня игнорировал? — сразу начинает своё наступление Шотаро, и, честно говоря, Чон этого примерно и ожидал. — Может потому, что ты сомневался в наших отношениях? — Что?! — Осаки чувствует, как раздражение и гнев вновь разливаются по всему телу, а потому он подозревает, что спокойно поговорить у них не получится. — Ты действительно спятил. Как ты вообще до этого додумался?! — Я слышал твой разговор с Феликсом. Да и думаешь я не понимаю, что весь Пуффендуй уговаривает тебя от отношений со мной? И правда, Шотаро теперь уже задаётся вопросом, а всегда ли его явно туповатый парень был таким тугодумом? — Ты совсем что-ли сбрендил?! Мне всё равно на слова остальных. Они меня ещё с четвёртого курса пытались отговорить от признания своих чувств к тебе! Ты хоть понимаешь, сколько раз я пытался собраться с духом и признаться! И Осаки не выдерживает, с яростью приближаясь к стоящему столбом Сончану, и толкает несопротивляющегося старшего. — Я ещё с прошлого года, — ещё один толчок, — был так сильно влюблён в тебя! А ты меня без объяснений игнорировал все эти дни! Да как ты посмел позволить нам расстаться?! Ты... И Шотаро не успевает обрушить всё, что у него накопилось на душе за эти дни, как в его губы впиваются грубым, но не менее страстным поцелуем, отчего он невольно стонет. — Может мне стоит занять твой рот чем-то более существенным? — наконец подаёт голос Сончан. — Что думаешь? М? — Что? — не понимает Шотаро всё ещё находясь в прострации и рефлекторно отходит немного назад. Когда он натыкается спиной на столешницу, тут же оказывается в капкане, в которую он загнал себя сам, ощущая ладони на своих бедрах. Пуффендуец не успевает даже обдумать внезапное изменение обстоятельств, как его усаживают на поверхность, тут же глубоко целуя. — Ну, малыш, ты уже не такой смелый? — низко шепчет Сончан, прикусывая мочку уха, чем вызывает табун мурашек по коже Шотаро. Он немного отодвигается и смотрит прямо в глаза своего, теперь уже точно, парня, еле сдерживая в себе порыв взять его прямо сейчас. Они и так слишком долго не видели друг друга. Сончан раздвигает ноги Шотаро и становится между ними, снова целуя. Пуффендуец же не мешает, запуская руки в чужие волосы и приятно оттягивая их в ответ. Он сам же стонет в поцелуй и немного толкается навстречу, отчего Сончан от подобного действия чуть ли не рычит, сильнее сжимая бедра. Он лишь краем сознания отмечает, что следы точно останутся. Хотя, это даже хорошо. Шотаро так и хочется заклеймить всего, показать всем, что только Сончану дозволено целовать и трогать его вот так. Пуффендуец скрещивает ноги на пояснице парня и притягивает его ещё ближе, притираясь и несдержанно простонав в чужие губы. — Тебе уже не терпится? — усмехается Сончан и запускает свои руки под футболку, которая тут же рвётся под напором слизеринца. — Эй! — возмущается Шотаро, но его снова затыкают поцелуем и футболка попутно летит на пол, а следом и рубашка Сончана. Они снова и снова целуются, сталкиваясь зубами и переплетая языки. Как же они всё-таки влюблены друг в друга. Сончан быстро стягивает брюки Шотаро, задерживая взгляд на открывшемся теле, отчего он еле слышно выдыхает: — Господи, как я мог подумать о расставании с тобой? — Ты можешь заткнуться и продолжить начатое? — раздражённо шипит Шотаро, голодно целуя Сончана, отчего тот быстро расправляется с оставшейся одеждой, попутно сжимая упругие ягодицы. — Может пройдём в спальню? —отдышавшись спрашивает Сончан, немного поддразнивая своего парня несильными укусами в шею. — Боже, надоел, трахни меня уже тут, — злится Шотаро и резко оказывается стянутым на пол, а его руки автоматически упираются на поверхность. Черт. Шотаро сильнее сжимает край столешницы, прикусывая губу и выгибаясь. Когда он поддается навстречу, по помещению тут же распространяется громкий стон, сорвавшийся с его губ из-за действий старшего. — Сончан-и, я готов, пожалуйста, мне итак пришлось слишком долго терпеть, — скулит пуффендуец задыхаясь. — Не хочу сделать тебе больно. Впредь я никогда не буду сомневаться в тебе... — еле сдерживаясь, проговаривает Сончан. Он хотел бы тут же войти и задать неумолимый темп, но не хочет причинять боль своему возлюбленному. Никогда. — Всё хорошо, Сончан-и, поворачивая голову к старшему шепчет Шотаро, отчего его сердце сжимается от переизбытка чувств. — Я не уже не злюсь, но если ты сейчас не поторопишься... Его тут же затыкают...***
— У тебя есть омут памяти? — В моём поместье есть всё, чего душа пожелает. — А можно без всего этого пафоса в тоне? Я понимаю, ты слизеринец и всё тому подобное...***
Юта обеспокоен. Осаки вот уже третий день отсутствует, отчего подозрительные взгляды Куна, направленные на него, становятся ещё более тяжёлыми, отчего Накамото даже на уроках старается не смотреть лишний раз в сторону своего сокурсника. Он, конечно, знаком с темпераментом своего донсена, и даже успел проанализировать характер младшего пуффендуйца, но даже ему трудно предсказать исход событий от встречи двух страдающих, но очень гордых возлюбленных. Доён, сидящий сегодня рядом с ним в качестве группы поддержки и заодно телохранителя от уже порядком разгневанного Цяня, равнодушно жуёт тыквенный салат, попутно что-то обсуждая с Сыченом. — Да, блять, Накамото, ты заебал. Сиди смирно. — Я волнуюсь, Доён-и... — Юта-сан, Доён-хён прав, сиди уже спокойно, — вдруг соглашается с его лучшим другом Дун, отчего Накамото с неверием смотрит на своего возлюбленного. — Как вы посмели объединиться против меня, предатели! — Бля, Юта, заткнись уже, а! — и, очевидно, он успел исчерпать даже терпение Тена, что Накамото, проворчав, всё же берётся за поедание своего обеда. Звук открывающихся дверей Большого Зала, если честно, привлекает внимание всех студентов, ибо абсолютно все обитатели Хогвартса на данный момент уже находились здесь, а раз кто-то заходит, то им или ими могут быть лишь... Кун с облегчением замечает, как на талии его донсена покоится рука старосты Слизерина, что с души словно спадает тяжёлый груз волнения. Улыбающиеся друг другу Сончан и Шотаро привлекают внимание абсолютно всех присутствующих, включая даже преподавательский стол, где профессор Ким отдаёт непонятный мешок профессору Паку. Никто не собирается делать вид, что им неинтересно. Наоборот. Даже гриффиндорцы с когтевранцами с любопытством смотрят на то, как староста Слизерина оставляет смазанный поцелуй на щеке Осаки перед тем как направиться к своему столу. Когда же Сончан, как ни в чём не бывало садится на своё законное место, он ощущает пристальное внимание всех своих софакультетников. И как только Чон поднимает глаза на своих хёнов, то в ответ получает лишь широкую и гордую улыбку. Накамото, с облегчением вздыхая, приобнимает такого же умиротворённого Сычена. Потихоньку, стол Слизерина снова оживает...