***
Город только-только просыпался. Все здания были похожи на концепцию 19-20 века, не иначе. Трамвайные пути были пусты, а фонари неистово моргали. Кажется, перебои со светом из-за многочисленных бомбёжек. Окна людей зашторены и только лишь любопытные мордашки детей выглядывают из-за стёкол, но их тут же оттаскивают родители. У кого-то захосли цветы в клумбе около окна, у кого-то их просто выбило и на обочине валялись разбитые стекла. Выбитые ставни окон дворники заботливо складывали около самих домов. Облезлая краска, а на некоторых из них было небольшее количество крови. Каору отвернулся. — Это ещё не центр. Только окраина. Центр города выглядит цивильнее, да и к тому же его не бомбили. Если захочешь, сможешь туда сходить сегодня, — сказала Мэй, замечая во взгляде Каору удивление происходящему. Парень кивнул и свернул за Маврос в узкий переулок, который был сплошь и поперёк увещан листовками. Свисала одежда, а из окон на них смотрели усталые и обиженные миром люди. Кто-то огрызался, смотря на Сато, внешность которого была больше похожа на европейскую, чем на азиатскую. Парень понимал причину их ненависти, но… Почему они обвиняют ни в чем не виновных людей? Мэй и Каору вышли из этого тёмного места и парень увидел перед собой двухэтажное здание с надписью «Военный госпиталь номер 5». В окнах был зажжён свет, а вокруг стояли военные машины с горками тел. Тут пахло кровью, спиртом и отчаянием. Человеческим отчаянием. Зайдя в помещение, Каору и Мэй сначала прошли стойку регистрации, где Маврос отметилась и взяла ключи в свой кабинет. Девушка представила молодой симпатичной Жизель (так было написано на её бейджике) возможного новоиспечённого сотрудника. Жизель кивнула и пропустила их вперёд. Как только они вошли в очередной коридор, Каору моментально учуял застоялый запах крови и повёл носом. Глаза заслезились. На койках, прямо в коридоре, лежали стонущие солдаты. У кого-то отрублены руки, ноги. Все перебинтованные, словно мумии. Парень рассматривал их. В ногах у одного из них лежит деревянная табличка — Марк Цукерберг. Мертв. Глаз его в стерильно белой повязке, которая уже успела пропитаться кровью, а губы приоткрыты в немом крике. Висок разодран, а по его лбу скатывается холодный пот. Каору невольно смотрит вниз и видит там гниющий остаток ноги, который уже облепили мухи. Мэй дёргает его за рукав пальто. — Он умер сегодня ночью. Ещё не успели убрать. Не зацикливайся на таких вещах. Здесь такое везде, — Мэй вздыхает и затаскивает Сато в свой кабинет дальше по коридору. Раненные и вымученные солдаты остаются позади. К горлу внезапно подкатывает тошнота от всего увиденного, а желудок скручивается в болезненную трубочку. Парень тяжело дышит. Сердце его стучит где-то в горле. Он никогда не был так близок к смерти. Там, в этом коридоре смертников, Каору стоял плечом к плечу рядом с ней и он был готов поверить в то что вот-вот на кафельный пол грохнется её коса, а она сама глянет на него впалыми глазами. И Каору увидит её вновь. — Где здесь тут туалет?! — тараторит Сато. Мэй вздыхает и оборачивается на него. — Идешь прямо по коридору, потом сворачиваешь налево. Главное в женский не зайди. Каору кивает головой и выбегает из кабинета и снова он бежит по этому чертовому коридору смертников. Они все умрут и он тоже однажды умер. И наверное, выглядел также жалко. Его тошнит все сильнее и сильнее, когда нос улавливает запах гниющего мяса того самого Марка Цукерберга, когда он улавливает запах крови, а барабанные перепонки рвутся от стонов раненных солдат. Парень забегает в туалет и закрывает в кабинку. Тут пахнет моющими средствами, но все ещё шлейфом тянется мерзкий запах крови. Каору отчаянно держится руками за унитаз и выблевает всю ту немногочисленную еду, которая была в нём ещё в том мире. А дальше в ход пошла желчь. Она жгла горло, драла его, словно кошка свою когтеточку. В носу щипало, а глаза слезились. Он ничего не видел перед собой и когда наваждение закончилось, Каору словно достали из-под толщи воды. С губ стекали остатки слюны, а глаза, как будто рой муравьёв, бегали по кабинке. Поднявшись с пола, он подошёл к раковине, оперевшись на неё руками. «Марк Цукерберг. Мертв» Молнией пронеслось в голове и снова воспоминания затаскивают в свою пучину. Сознание как будто создаёт западню, куда падаешь и ничего не понимаешь, словно так и надо. В горле снова собирается желчь и новое наваждение уже с новой силой тяжёлым бетонным ботинком разбивает голову о стерильно чистый кафель. Каору снова опирается на раковину и внезапно понимает что волосы его теперь, пепельные, а не белые, как было раньше. Наконец-то он понял — этот оттенок теперь не вымыть не одним мылом. Через сколько бы миров он не прошёл, это останется как вечное и бессмертное напоминание о человеческих страданиях и смертях. И Сато близко к этому. Стоит плечом к плечу с военными, стоит плечом к плечу со смертью и войной. Как бы люди не пытались лепить из себя аполитичных, у них не выйдет — война протянет свои костлявые пальцы через каждого, стиснет в своих омерзительных объятиях и пронзит насквозь ножом, а после накрутит на худые, но крепкие пальцы, кишки. Каору врядли когда-нибудь окажется на фронте, но все-таки… Он рядом, здесь и возможно кто-то из них как раз таки на фронте, убивает людей. Убивает людей, таких же как и он, но все же… Мир делится на «чёрное» и «белое». Теперь делится. Война делит.***
Когда Каору приходится снова проходить через коридор смертников, он затыкает нос рукой и по возможности старается не смотреть на них. Да, ему страшно. Да, ему противно. Но он же вроде бы, врач, значит и в обычном мире без хонкая должен был сталкиваться с этим. Парень вспоминает свои более менее счастливые деньки в медицинском колледже, но наверное, даже этого достаточно чтобы работать в военном госпитале. Слово «военный» красной лампочкой горит в голове и играет на скрипке, жалобно тянет звуки и мелодии. Противно. Парень возвращается в кабинете Мэй и падает на белую кушетку. — Я блевал. Это отвратительно, — произнёс он, виском коснувшись кожи. — Так со всеми новенькими. Потом привыкаешь, конечно, со временем, но все же… Привыкаешь, — вздохнула Маврос и схватила его за локоть, — Мы врачи, спасаем жизни людей, а не лежим на кушетке, боясь выйти в коридор и взглянуть на смерть! — сказала она. — Я чувствую себя отвратительно, что с меня взять? — спросил Каору. — Пошли со мной, — со скрежетом в зубах сказала она и потащила его из на выход из кабинета. Когда они снова идут по коридору смертников, Каору пытается не смотреть по сторонам и глядит только вперёд. Жизель за стойкой регистрации что-то отчаянно кричит и парень видит каталку, на которой лежит молодой парень с блондинистыми волосами, кудрявыми, как у барашка. Глаза его ярко-голубые и смотрят с надеждой на доктора Маврос. Каору замечает что у него нет пальцев на левой руке, а на месте правой ноги, прямо до бёдра, торчит девственно-чистая белая косточка. На простыню с хлюпаньем падают остатки мяса, которое уже было под влиянием некроза. Парень улыбается и ему в ноги кладут табличку с именем «Эдвард Уиспер». — Вы же поможете мне, доктор Маврос? — спрашивает Эдвард. Мэй на секунду зависает, а после натягивает улыбку и отвечает: — Конечно помогу! Не переживай, и ногу тебе на место вернём, ведь ты в Лейден Шатфлихе… — девушку обрывает крик санитарки: — Доктор, мы нашли его ногу и большой палец! — радостно кричит молодая девушка. — О боже, Рита, убери! — вскрикивает Мэй. Санитарка послушно убегает с ногой и пальцем в пакете восвояси. Каору снова тянет блевать, но он пытается сдержаться. Мэй тянет его в сторону операционной и останавливается около дверей. Улыбка спадает с лица и сменяется холодным безразличием и сталью в глазах. Губы сухо произносят, как будто сама хозяйка ими не повинует: — Я… Сейчас ухожу на операцию с этим Уиспером. Подготовь ему, пожалуйста, палату. Рита тебе поможет, — из ниоткуда внезапно появляется санитарка и приветливо машет ему рукой, а другой прижимает к груди стопку белых простыней и наволочек. Мэй махнула им рукой, оставив в наполненненом людьми коридоре. Рита дёрнула его за рукав и потянула за собой. — Чего встала как истукан посередине коридора?! — вскрикнула девушка и впустила его в палату. Одна кровать была пуста, как и тумбочка рядом. А на другой постанывала молодая женщина, на удивление, без единого увечия, — Я забыла представиться. Я Рита Асмус, санитарка и младшая медсестра. А ты? — Каору Сато. Меня сюда привела Мэй и сказала что буду пока что просто помогать. — Ясно-понятно, — сказала Рита и кинула парню в руки простыню, — Постели здесь и потом мы встретимся на стойке регистрации и скажу что тебе нужно делать дальше, — Асмус убежала, оставив Каору наедине с этой женщиной. Парень вздохнул и принялся за свои новоиспечённые обязанности. — А что если… Кто-то из них на фронте, здесь? — спросил у самого себя Нагиса, почесав мизинцем в ухе.***
Гитара еле как издавала слышные звуки и больше это было похоже на чей-то жалобный шепот. Каору вздыхает, откладывая ее. Наверное, играть ночью плохая идея. В приоткрытое окно шёл свежий ночной воздух, обдавая подушку и одеяло. Сато вздыхает и осторожно ставит ногу на подоконник. В другой руке — гитара. — Куда это ты? — в проходе в комнату появился его старший брат — Рей. Каору остановился и глупо посмеялся. — Гулять, куда ж еще? — ответил он. Рей подошёл к нему и схватил за шиворот и скинул его обратно на постель. Парень закрыл окно и старую ставню на ключ. А сам ключ спрятал у себя в кармане шорт. Каору вздыхает и откладывает гитару под кровать. — Откуда у тебя гитара взялась, если матушка её сломала? — прошипел Рей, взяв бедный инструмент за гриф. Каору подскочил и попытался выхватить её из рук брата, но попытки оказались тщетными. — Я-я… Мне её друг принёс! Рей, я хочу играть! Хочу играть в собственной группе! — Мы живём в мире, где идёт вечная война. Какая тебе группа? Мать тебя зря проталкивает в MOTH и спит с разными мужиками?! — взъелся старший Сато и сломал гриф гитары о колено. Дерево, которое уже не имело предназначения, грохнулось на пол, — Ты такой наивный, Каору. — Но я не просил проталкивать меня в MOTH! — обиженно прошептал парень, находясь на грани истерики. — Только так ты можешь выжить. Спокойной ночи.***
— Ай! — в Каору врезалась высокая беловолосая девушка. Парень упал вместе с ней. Незнакомка жалобно простонала от боли, держась за лоб. — Извини-извини меня! Извини! — спохватился Сато и осторожно прикоснулся к её плечам. И когда сама девушка пришла в себя, он узнал в ней Мэл Каслану, младшую сестру Кевина Касланы, первого мантиса. — Ты… Удивлен что сестра Кевина врезалась в тебя? — удивлённо произнесла Мэл, все ещё сидя на полу. — Хе-хе, ну да… — произнёс Сато и вздохнул, — Извини и только не зови своего брата! — Он даже не придёт. Ему плевать на меня. Ему плевать на всех, кроме Мэй, — вздохнула девушка и протянула Каору руку, — А ты… Каору Сато, да? — А, да. Извини ещё раз! — парень убежал, оставив Мэл наедине.***
Мэл с крайним интересом дёргает струны на гитаре Каору, пока сам парень крутит в пальцах кружку с горячим кофе — раз он пришёл в её своеобразный дом, то должен изволить пить то, что пьёт она. Просто у нее нет дома чая. Не единого сорта, даже обычного чёрного. — Каору, скажи, почему ты подружился со мной? — спросила Каслана, осторожно отложив электро-гитару. Парень усмехнулся и отложил кружку на тумбочку. — У меня к тебе такой же вопрос, — улыбнулся он и подпер руками подбородок. Мэл нахмурилась и толкнула его в плечо, — Потому что ты понравилась мне. Другие странные, зажатые. — Как девушка понравилась? — удивлённо спросила Каслана. Каору встрепенулся и покраснел. — С чего ты взяла?! — выкрикнул он. — Ха-ха-ха! Ты повёлся! — смеётся Мэл, падая на подушки. Каору пнул её в ногу, а после и сам залился смехом. — Я дружу с тобой потому что больше не с кем. Конечно, есть Мари и Хуа… — имя последней сошло с её губ медленно, словно она его смакует. Сато обратил внимание на её покрасневшие щеки. — Тебе нравится Хуа? — спросил Каору. Мэл помялась, а после быстро выпила все своё кофе, явно обжигая язык. — А, а, ты чего? Я, я, — её беспорядочные оправдания быстро закончились и она лишь молча кивнула головой. — Хе-хе… Понятно.***
Каору выныривает из пучины воспоминаний снова, и когда он проснулся окончательно, уже стоял около стойки регестрации. Неужели тут все такие… Роботизированные? Рита снова раздаёт всем указания, в особенности нагружая работой Сато. Работа помогает забыться. Хоть стелить кровати, хоть помогать одеваться и приносить еду больным — помогает забыться, сбежать от внешнего мира в стенах больницы, которая пропитана кровью и стонами. Каору иногда заходит в палаты с военными раненными — там дела тоже не шибко хорошие. Везде, везде тут кровь, агония и человеческая боль. Мантисы не восприимчивы к внешним воздействиям. Они даже не люди, а по генному коду и вовсе хонкай-звери. Четырнадцать человек, которые обремены своим несчастьем — теперь четыре из них в другом мире, и тоже не особо счастливы. В какой мир не сбежали бы они, везде настигнет ночной кошмар. Будет ли это хонкай, или простая война. Они все ещё… Дети? Каору в трансе идёт по полу-пустой улице. В голове как будто на повтор поставили белый шум, отключив все мысли, оставив лишь пустое безразличие. Сато еле передвигает ногами, словно их и ему тоже оторвало взрывом снаряда. А в животе зияет кровавая дыра, наспех завязанная бинтами — такая же, как у одного из солдат, с кем он сегодня говорил. Спустя несколько часов, солдат этот погиб. Никто даже не знал его имени. Сам он думал что отправляется убивать монстров — только тогда до Каору дошло что это солдат Сёгуната. В нем были противоречивые чувства — словно воспылал костёр. Вроде бы, его и жалко, а с другой стороны… Возможно, именно он приложил руку к смерти Марка Цукерберга. Того самого. Когда Каору выходил на выход, на месте парня без ноги уже была пустая каталка и лишь шлейф воспоминаний напоминал о существовании такого солдата, который даже не стал героем, как Марк Цукерберг. Это произвело впечатление на его и так израненное сознание. Какую-то доброту Каору словно закрыли крышкой тяжёлого гроба, вбивая внутрь гнилые гвозди, зарывая под землю. В красивом одеянии — и рот завязан, как символ молчания.***
В таком крайне мелахонличном темпе прошла вся последующая неделя. Каору выделили комнату, одну, хоть и в другой кварите. Шкаф, кровать, да широкий подоконник, который заменял стол. Когда он шёл по коридору смертников в последний день недели — уже не было так тошно смотреть на эти лица. Он и вправду привык. Комната стала его отдушиной и только подушка принимала юношеские слезы. Каору позволял себе слабость. Но какой мир он спасает? Чьи жизни он спасает? Ради чего он это делает? Было принято решение отправиться в город и развеяться. Но это уже будет завтра, потом. Может, в следующей жизни, в следующем мире. Да, в следующем мире он точно поймёт кого он спасает и точно-точно развеется.