***
Мари лежала на куче листьев и смотрела на голубое небо, не моргая. Перед ее носом было не только небо с птицами, но и сухие, черные ветки, что по ночам во время дождя бьются по окнам. Изабель стояла рядом, оперевшись спиной о ствол дерева. Эми бегала по маленькому дворику, гоняясь за бумажным змеем, который на досуге сделала сама Мари. — Почему ты так следишь за ней? — Мари села и кивком головы указала на девочку. Изабель качнулась и отошла от дерева, прикрыв глаза. Йорк упала в груду листьев рядом с Мари. — Она моя сестра, — отвечает Изабель, — Сесе. Мы ее семья и я люблю ее, ведь Эми заполняет пустоту в моем сердце после потери Коллеи, — зубы девушки заскрипели, а лицо скривилось, — Ты умная, должна была догадаться. Вы же ведь, мантисы, гении? — Только Мебиус была гением. А мы просто солдаты, и то, неудавшиеся, — вздыхает Искариот, — Конечно догадалась. Просто хотела спросить у тебя лично. Вдалеке начали сжечь тела. Черный клуб дыма поднялся в воздух, отравляя воздух одним своим существованием. Эми качалась на качелях, с удивленным взглядом смотря на темный столб дыма. Изабель вздыхает, встает и подходит. Она берет девочку на руки, поглаживая по волосам. Мари осталась лежать в листьях. Девушка закрыла рот рукой и тяжело вздохнула, закрыв нос пальцами. Запах сожженых трупов отвратителен, как и всегда. Ничего не меняется в ее жизни, так и не меняется запах горящих трупов. Мари прикрывает глаза.***
Девушка выходит на улицу и молча смотрит на лесной массив в котором скрывается чертов монастырь. С разбитыми стеклами, с поросшими мхом окнами, полом и землей. С розовыми разводами от крови хонкай-зверей, что каждый гребанный вечер собираются там, как будто их что-то туда… Притягивает? Мари еще не думала над этим. У нее было много теорий насчет того, как эти твари появились там и почему не уходят дальше, к людям? Почему еще не подошли к городу из трущоб? Почему не убили ни единого человека? Ах, точно… Их же убивает Мари Искариот, что строит из себя героя. Убивает себе подобных? Да. Но она не такая, как хонкай-животные. Мари Искариот человек. И человек жестокий, любящий только себя и никем не дорожившая. Или только ей так кажется? Мари толком и не знала. Но она знала, что попадет в ад. Попадет в ад, как сволочь, как шкура. Мари любит только себя — твердит она перед заплеванном зеркалом. Твердит и вторяет шепотом, ведь верит. Но… Не посещала ли героя и сволочь Мари Искариот мысль, что она врет себе? Вообще, Мари много думает — занимается этим каждый день вместо работы. Это такео своеобразное развлечение, наверное. Так девушка лишь отгораживается, если проще выражаться безо всех этих дополнений. Трущобы ее пожирают — пожирают кости, внутренности, мозги и все, что в этих мозгах находится. Мысли, доводы, желания, ВСЕ. И это пугает, пугает до чертиков и глупой тряски в коленях. Мари хочет себе перчатки чтобы не касаться всей этой грязи голыми, своими чистым (розовыми, от хонкай-разводов) руками. Мари уходит домой. — Мари! Сюда, прощу тебя, сюда! — девушка удивленно оглянулась на стоящую в дверях Изабель, бледную, полу-прозрачную, как зеркало. За ней стояла Эми — такая же бледная. Ее рыжеватые волосы танцевали на розовых от мороза щеках и белом лице, словно пламя. Они дрожали, несмотря на два слоя одежды точно. Мари подошла ближе, потрепала Эми по волосам и прошла в дом. Дверь была закрыта. на ней были бумажки, сама дверь была деревянной, старой, промерзшей до старых волокон дерева. Мари вздрогнула, продолжая стоять около стены. В голове пронеслась странная мысль: «Не открывай дверь.» Интересно, почему же. Рука вздрогнула около ручки ощутимее прежнего. «Калеб…» — Мертв. На пороге валялось, в полу-разорванном мешке тело мертвого мужчины, в котором с трудом можно было узнать Калеба Виттебейна, который стал для девушек за эти два года образом эдакого доброго дедушки. Эми позади снова закричала, упала на пол, отползла. Мари застыла, как и Изабель, не двигаясь, словно красивые мраморные статуи. В мешочке рядом, окровавленном до волокон ткани, лежали чужие глаза. Сам Калеб был изрезан на несколько частей: низ, вверх и голова с шеей. Мари захлопнула дверь на несколько засовов сразу, прижавшись к ней спиной. Девушка скатилась по ней, осев на пол и прижав руки к лицу. После она сорвалась с места, дабы побежать в туалет, но не успела двинуться, как увидела лезвие топора в двери. Девушка приказала жестами Изабель и Эми бежать, как сама открыла дверь в руках с третьим божественным ключом… На пороге стоял бедно одетый парень с топором в руках. Они дрожали. Мари усмехнулась, встав в стояку. Она не успела задать ни единого вопроса, как неизвестный напал, непрофессионально махнув оружием. Мари парировала, двинувшись вперед и подлезая под его руку, ударяя лезвием в мышцы плеча. Его рука упала вместе с топором. Тело грохнулось, упав прямо на землю. Мари обернулась и увидела под ним лужу крови. Девушка застыла, оружие приземлилось прямо туда и исчезло. Девушка села на колени, не стесняясь жидкости под ним и начала пялиться прямо в глаза. Они устремлялись прямо в небо безжизненным, пустым взглядом. Мари задрожала, оглядела собственные белые ладони, поняв что убила. Что бы сказала Элизия?.. Кевин?.. Апония?.. Пардо? Чтобы они все сказали? Мари задрожала, встала и нагло убежала, оставив труп с лужей крови в одиночестве посреди зимней улицы трущоб. Она закрыла дверь на все засовы, закрыла бумажкой пролом топором и вновь осела на пол, прижимая чистые ладони к лицу. Слезы катились по щекам, падая на пол и растекаясь в небольшую лужу под ней. Вина, вина, вина, вина, вина. Она же ведь убила невинного, ни в чем не повинного человека! И плевать, что он пытался их убить. Плевать на все! Мари убила и это осознание давило на нее не хуже, чем самый тяжелый груз в ее жизни. Давило не хуже, чем зубы апостолов четырнадцатой Судьи на костях, коже, натренированных мышцах и связках. Мари боязливо поежилась, как только воспоминания нахлынули с новой силой. — Ты чего ревешь, сесе? — Эми села рядом, погладила по голове Искариот и уставилась на нее взглядом своих черных глазок-бусинок. Мари покачала головой, прижав колени к груди и уткнувшись в них носом, — Что произошло, сесе? — Эми, оказывается, на удивление умный и настырный ребенок. Девочка не отходила, продолжая сидеть рядом. — Это была лишь самозащита, да? — вопрошает Изабель, стоя перед Мари с сжатыми кулаками и чуть ли не плача. С Калебом они были близки — поэтому девушка перед ней и плачет. Наверное, Изабель еще и испугалась предсмертных агоний человека с топором. — Я не знаю… — промолвила Мари, крутя головой из стороны в сторону. Девушка затряслась, схватившись руками за волосы и рыдая. На руках словно остался запах крови, въелся под кожу и поселился там навсегда, вырезав на сердце слово Смерть. Бабочками укрыл ребра, натянул фату на голову и создал из образа Мари Искариот образ мертвой невесты. Но вот зачем — даже он сам не знал.***
Пламя восковой свечи игриво танцевало на бледных, словно как у листа бумаги, щеках Мари. Оно танцевало на спокойном, спящем лице Эми, что сладко сопела в кровати рядом с Изабель. Мари не знала, спала ли Йорк сейчас, но девушка точно знала, что лично она вряд ли будет спать этой ночью. Искариот держала в руках третий божественный ключ, проводила пальцем в перчатках по серебряному лезвию, по фиолетовой рукояти с кучей всяких завитушек и других красивых элементов. На конце висела небольшая кисточка красного цвета, которую Мари прикрепила сама. Мари с особой нежностью провела пальцем по инициалам Доктора МЭЙ, прижавшись там подушечкой на более долгое количество времени, чем на других элементах своего оружия. Девушка согнулась пополам из-за нахлынувшего чувства вины вновь. Внутри все раздиралось от осознания того, что несколько часов на улице пролежал труп, убитый ею же. — Мари… Мари… Мари! — Изабель сидела перед Мари на корточках, держа в ладонях ее руки. Девушка разогнулась, отложила ключ и глянула прямо в глаза Йорк, — Ты можешь… Можешь помыться со мной? — спросила девушка. Искариот хотела приоткрыть рот в знак протеста, но тут же залилась пунцовым румянцем и отвела взгляд, — Я не могу отойти помыться одна из-за Эми, а тут ты не спишь… Мари, пожалуйста! — А я зачем там нужна? — спросила Искариот, скрестив руки на груди. Изабель качнула головой, а после ответила: — Поможешь голову помыть. А я помогу тебе.***
Мари не знала, зачем она согласилась и не знала почему сейчас сидит с Изабель в одной старой, дряхлой ванне под светом луны и свечей вокруг. Слишком романтично, думалось ей, но девушка из ванны не уходила, лишь ближе прижимаясь к своей соратнице по несчастью. У Изабель худое тело, выпирающие кости из-за того что всю свою еду она отдает Эми, длинные ноги и аккуратные, нежные на ощупь пальцы. Не то что у Мари — огрубевшая кожа, натренированные тело, словно она даже здесь осталась солдатом. Солдатом увядающей цивилизации, да и сама Искариот, впрочем тоже, увядает. Мари подпирает ногами холодный бортик ванны, пока Изабель сидит в еще более-менее теплой воде, обхватив ноги руками и прижавшись носом к собственной коже. — Почему Калеба убили? — прозвучал вопрос в ночной тишине ванны. Мари покачала головой, зачерпнув воды из небольшой бочки и выливая себе на голову. Жидкость приятно отрезвляет, возвращает в реальность из царства «а что, если могло быть по-другому?» — Думаешь, я знаю? — вопрошает Мари, мыля волосы старым, хозяйственным мылом. Волосы у нее теперь из-за него как солома и девушка не уверена, сможет ли она вернуть их в нормальное состояние в их мире. И она не уверена вернутся ли они домой вообще. Мари уже не в чем не уверена, — Мы живем в трущобах. Здесь у каждого свои законы, может быть, он просто кому-то переступил дорогу. Мы никогда не узнаем, Иза, — шепотом продолжает девушка, под конец сокрушаясь к одним движениями губ, а не к нормальной речи. Теперь настала очередь Изабель подпирать бортик ванны ногами. — Знаешь, Мари, я хочу снова стать маленькой, — Изабель закашлялась. С губ начала капать кровь, окрашивая воду в немного красный оттенок, но благо, Мари не замечает этого. Йорк молча вытирает кровь с губ, отряхивая руку в воде. — Для малышей мы слишком мудры, хе-хе, — фальшиво посмеивается Искариот, а после смех быстро стихает, и ванна вновь погружается в тишину и непроглядную темноту, — Наше время чтобы быть маленькими уже истекло. А вот у Эми его навалом, — Мари вздохнула, прикрыв глаза. Вода холодеет. — Пора вылезать. Уже вода холодная, — Изабель погрузила ноги в воду, и вот Мари снова подпирает собой бортики ванны, — И почему мне резко захотелось покурить? Вот Мэл тогда курила папиросы-самокрутки, а мне что? — Так ты же не куришь, — Изабель начала сомневаться в собственных словах. — Да, а то кости сгниют, — слышится протяжный смех Йорк, что заливалась им, как будто Мари сказала какую-то глупость, — Ты считаешь, что я сказала глупость, да, Иза? — У отца не сгнили кости. Завтра пойдем на разведку в центр и там найдем тебе папиросы. Попробуем вместе, — улыбнулась Изабель, вылезая из ванны и замотавшись в какой-то полотенец, она шаркающими шагами вышла из комнаты, оставляя Мари в одиночестве. Внезапно лунный свет показался Мари слишком тусклым, а свет свечей дрожащим от каждого вздоха и выдоха. Губы сжались то ли из-за холода, то-ли из-за поглощающего чувства вины за смерть того самого мальчишки с топором. Мари убирает ноги в воду, прижимая их к груди. Слезы начали капать в воду, растворяясь там. Она ловила слезинки губами и языком, слизывая их как кошка. Бред, это все бред. Болит недостаточно сильно чтобы чувствовать чувство вины в таких масштабах. Или Мари оказалась слишком сентиментальной, раз плачет по убитому пацаненку, которого мисс Апония уложила бы за пару секунд. И вот теперь, чувствуя себя беспомощной дурой, которая просто убила ни за что, она, задыхаясь в слезах, понимает что все-таки дорожит. Дорожит до дрожи в коленях, до учащённого сердцебиения, до красных от стыда и мороза щек, что Мари снова не убрала снег на улице, дрожит и рвутся сосуды маленького птичьего сердца, штопанного красными нитками предательств жизни не раз. Мари так и не заснула в ту ночь.