до рассвета.

      Прошло два года с момента того, как Каору устроился на работу в военный госпиталь. Два года с того момента как он взял Октавию и два года с того момента, как он ведет свое мини-расследование по месту нахождению остальных. У него не было никаких мыслей по поводу этого и были лишь предположения, но они все равно заходили в тупик.       Очередное утро — очередная чашка свеже-сваренного кофе, и еще один кинутый взгляд на доску с несколькими зацепками. Например, Каору узнал что Аска живет в семье Дросселей и играет на скрипке в их театре. Это был плюс, единственный из всех. Насчет остальных Каору ничего не знал и это мягко говоря раздражало. С Элли и Мэй он больше не виделся. После того, как Мэй устроила его в госпиталь, они с дочерью уехали в другую страну, подальше от войны. А Каору остался. Привык к трупному смраду, который царил в госпитале, где он работал.       Привык ко всему, что обычного человека могло выбить из колеи. Каору полюбил классику, читать книги и соединять пути расследования в один единый комок красных ниток. Ему нравится Лейден Шатфлих, даже не смотря на войну, откуда кровь льется рекой. Там, где у кого-то закончилась жизнь. Там, где у кого-то закончилось все.       Он перестал корить себя за то что в какой-то мере живет спокойно вместе с любимой кошкой. Каору больше не больно.       Сато снова идет на работу, лениво осматривая знакомые улицы и параллельно зевая. Да, кофе все-таки особо не помог. Парень иногда думает — откуда у него пошла привычка пить кофе. Может быть, от Мебиус? Или от Мэл? Он не знал. Ему не хотелось лишний раз вспоминать тех, кто вероятно уже мертв. Мебиус, то, была мертва и так, а вот в случае Мэл теплился огонек надежды, что она все-таки жива и сейчас где-то там, возможно, тоже идет на работу. Или воюет в кровопролитной войне Сегуната и Циммерманна. Возможно — в какой-то мере все было возможно. Хотелось верить и Каору отчаянно цеплялся за эту возможность ухватиться, поверить в несуществующее чудо и рискнуть довериться своему чутью.       Зайдя в госпиталь, Каору молча огляделся. Здесь всегда, везде, царила атмосфера смерти. Она ходила с косой на перевес по кафельным коридорам, надвинув капюшон на голый череп без кожи. Парень усмехнулся тому, что он остался один. Один среди поле боя жизни и смерти.       Каору успел каким-то волшебным способом отучиться на операционного медбрата и теперь он видит своими глазами операции, видит врачей, что работают на износ под девизом «лишь бы спасти», видит людей, что возможно умрут на его глазах. Ко всему можно привыкнуть, но не к этому.       Да, у него болит. Болит сердце, на котором лежит Октавия каждый вечер, болит спина, с которой нагло срезали крылья.       Да, у него может тоже есть крылья, но болит недостаточно сильно, чтобы упасть на пол, разрыдаться и закричать диким боевым кличем, кричать до сорванного голоса, кричать, кричать. Он жмется к полу, белоснежным одеялом снега укрываясь от солнечного света руками.       Да, Каору хочет умереть.       Апрель его поранил, поцарапал, измучал, но к осени он возродится, словно феникс, и снова даст клятву врачам в госпитале. Жизнь теперь не имеет смысла — Каору не хочет умереть один, это был один из его главных страхов прошлого Каору Сато. Губы пересохли.       Он жил под знойным гнетом войны. Смерти. А жить то, впрочем, он и не хотел. А зачем? Ничего человеческого в нем не осталось, раз он порождение хонкая, мантис. Каору один из стаи голодных собак. Он не верит в шаманов, их бубны и силу. Его теперь уже ничего не спасет.       Весь рабочий день прошел как в тумане. Слюны не хватало, чтобы смочить сухие губы и глотку. Не хватает солнечного света.       Каору вспоминает свои тексты песен. Он пел о тучах, что закроют могучее небо, пел о шаманах, в которых теперь не верит, пел о израненном апреле, о собаках, что измучены жаждой, пел о многом, что эмферно, что погибнет к лету, но осень придет и спасет, воскресит, слепит из пепла.       Грудь холодела беспомощно. Шаги его легки, словно не идет, а летит. Каору дошел до библиотеки. Он успел оформить читательский билет и теперь ходил туда достаточно часто. И там, он встречался с красивой девушкой с черными волосами, такими же глазами, глубиной как две марианских впадины, и звали ее Паудэр.       Она появлялась не каждый раз, но Каору верил и надеялся, что однажды она снова появится. И Паудэр словно откликалась на его зов, гладила по голове, словно его касался не паталогический лжец, а родная мать. Ее касания успокаивали, помогали не потеряться окончательно. Иногда, Каору думал о том чтобы прекратить их встречи, но у него не было на это сил. Он не мог отказаться от ее касаний.       И вот, она снова здесь. Сидит на самом высоком этаже, с которого видно весь Лейден Шафтлих как на ладони. Каору, считай, даже и не берет книги, он здесь только ради Паудэр.       — Май осень целовал.       Парень застыл, чуть наклонил голову, метнувшись взглядом от Паудэр до пустых книжных стеллажей. Он сел напротив, подпер коленом подбородок и начал смотреть на нее. Красивое белое платье с кружевами, черный корсет, волосы, стекающие смольные волосы по плечам, рукам, и спине. Глаза лениво устремились на город.       — Они как муравьи. Все куда-то бегают, спешат. Можно же размеренно наслаждаться жизнью. Я что-то совсем перестала понимать вас, людей.       — Значит, я тоже муравей? — Паудэр кивнула, и перевела взгляд на Каору, — Признаюсь честно, я тоже себя не понимаю. Да и других людей, в принципе, тоже. Мы друг друга никогда не поймем.       Наступило молчание. Но оно было приятным, и не доставляло дискомфорта. Иногда бывает полезно просто молчать, не разрывая зрительного контакта. Это было… Приятно?       — Сегодня что-то произойдет, — внезапно сказала Паудэр, закинув голову вверх, — А что, не знаю.       — Это и не нужно. Произойдет — значит произойдет, — Каору вздохнул. И вот, сейчас она исчезнет как всегда и оставит его в одиночестве со странным послевкусием после их разговоров, которые обычно долго и не длятся. Буквально пару минут и все — Паудэр исчезает, словно ее тут и не было. Рядом с ней — трость. Серебряная, с головой орла на рукояти.       — Зачем тебе трость? Если тебе тяжело ходить, то обратись к врачу.       — Мне не нужны врачи. Они, впрочем-то, и не помогут.       Паудэр болезненно поморщилась и провалилась в пучину воспоминаний на пару минут.

***

      Очередной бой бок о боком со Вторым. Паудэр не знала почему он вызвался ей помочь в зачистке окрестностей Лейден Штафлиха, но она была и не против. Девушка вздохнула, разрубив напополам очередного хонкай-монстра. Пока Рамиил кружил в воздухе на своем новым изобретением вокруг хонкай бистов, Паудэр продолжала сражаться, двигаясь быстро и грациозно.       Свистели молнии, что исходили от ее парных клинков, сияя синим светом. Они разбивались о землю и она, земля, спокойно все впитывала. Но Паудэр знала что даже земле бывает больно.       Она то ли не уследила, то ли не успела отреагировать, как почувствовала сильную боль в области лодыжки. Паудэр не обратила на этого особого внимания и когда бой был окончен, девушка молча стянула сапог с ноги под любопытные взгляды Второго.       Там красовался розовый укус одного из хонкай-монстров, и жидкость вокруг разъедало кожу и мясо под кожей. Девушка вздохнула и одела сапог обратно. Она не хотела регенерировать эту рану, так что пустила все на самотек. Рамиил подал только что созданные из хонкай-энергии, но Паудэр грубо отказалась от них.       — Лучше трость мне сделай, дебил. Что мне твои бинты?       — Ну знаешь, я подумал что ты не захочешь загубить это тело гангреной ноги. Менять тела не очень приятно.       — А кто сказал, что я загублю?       Спустя пару секунд в руке Рамиила появилась серебряная трость с кинжалом внутри. Паудэр оперлась на нее и молча побрела на выход из дряхлой церкви, оставив Второго позади.

***

      Каору вздохнул, ударившись взглядом о серое небо, и снова начал смотреть на Паудэр. Эта девушка чем-то сродни загадке, которая вторит себе в словах и поведении. У нее глаза глубокие, чем-то напоминают глаза Мэл, но вот у нее они синие, словно океан, а у Паудэр там сплошной уголь и черная вуаль. У нее в глазах бесконечный ноябрь, а у Касланы бесконечный апрель.       — Мне пора, Каору, — сказала девушка, поднимаясь с насиженного места и подходя к люку в полу, который служил выходом и входом на крышу. Парень кивнул и сам уже собирался спускаться, как вдруг…       На первом этаже прогремел громкий взрыв, что сотряс все здание. Каору чуть не вылетел под маятник, благо он успел сгруппироваться и скатиться на пол.       — Паудэр…! — вскрикнул Каору, но девушки на месте уже не оказалось. Запахло гарью. Из-под люка пошел черный дым, что заполняет собой все пространство. Ему было страшно открывать люк. Порвав рукав рубашки, Каору прислонил его ко рту и носу, огорченно думая о том, что у него нет воды. Это было бы очень кстати. Он подошел к люку и поддел его рукой. Внизу полыхал огонь. Лестница уже сгорела, потолок первого этажа обвалился. Из-под балок торчали чьи-то руки и ноги, окровавленные конечности. Каору закрыл люк и понял, что так просто он отсюда не выйдет. На улице пошел снег.       Он подошел к маятнику и молча глянул вниз, прикидывая сколько костей он сломает, если выпрыгнет отсюда. И выживет ли он вообще?       Были бы у него крылья — все было бы проще. Каору отошел на пару метров от огромного маятника и разбежавшись, прыгнул вниз.       Нелепо крутя ногами в воздухе, парень зацепился за маятник, обняв его руками, вернее, постаравшись обвить основание конструкции. Продержался он не долго — Каору рухнул вниз, крайне удачно оказавшись на круге маятника. Прикинув, сколько метров отсюда до спасительной земли, парень вздохнул, зарылся руками в волосы и прыгнул вниз.       Приземление вышло более чем удачным. Каору кувырком прокатился по земле, на которую уже успел насыпаться снег и остановился в пятнадцати метрах от пылающей библиотеки.       Он огляделся. Совсем близко, совсем рядом пылало зарево яркого, слепящего глаза пламени. Каору лишь наблюдал, стойко терпя то, как ему бинтуют голову. Кровь стекала по щеке. Парень лизнул струйку и почувствовал знакомый вкус железа, думая о том, как же это получилось что библиотеку, кучу знаний что осталась там и теперь их быстро пожирает огонь, подорвали именно когда там оказался он.       Это было похоже на кошмар.       Крики, стоны, запах крови и ощущение катастрофы забирало его с головой в омут чужих страданий. Сато хотелось верить, в то, что завтра будет лучше, чем вчера. Чем сегодня, что все эти смерти и страдания не были напрасны. Шум улицы слышит расщипленные на атомы слова.       Голова кружилась. Сильно кружилась. Казалось, что Каору вот-вот потеряет сознание и парень быстро догадался, что это сотрясение.       — Сила огня потрясающая, — внезапно, прямо его за спиной появилась Паудэр в чёрном платье, с идеально бледной кожей, глубокими глазами, словно смоль и странным взглядом прямо на огонь. Казалось, что её интересует лишь пламя, что как будто пытается пробить черный небосвод. Это пугало до чёртиков.       — Что ты здесь делаешь? Посмеяться решила? — Каору не до конца контролировал себя, стараясь не наброситься на девушку, что выглядела так флегматично в сложившейся трагедии.       — Да так… Жду, когда придёт кое-кто важный для тебя, Каору.              — Бред. Ты снова врешь.       — Люди в среднем лгут в день около двух тысяч раз, вот и я солгу сейчас, — весь её вид так и пестрил мнимым спокойствием. Крики не прекращались, но они отошли на второй план, как только Каору увидел её… Белые волосы в саже и пепле, военная форма, куртка и сапоги красного цвета, глубокие синие глаза, руки в бинтах, голая шея и бледная кожа. Она. Мэл Каслана. Каору непроизвольно двинулся вперед, что-то шепча себе под нос и когда Мэл обратила на него внимание, она застыла и смотрела прямо ему в глаза пронзительным взглядом, глубиной как два Байкала. Он накинулся на неё с крепкими объятиями, прижимая к себе девушку.       — Ты никуда не пойдёшь. Ты не вернёшься назад в армию, я клянусь, я обещаю, я вытащу тебя оттуда, только прошу, останься со мной, Мэл…       — Нет-нет, я не могу, Каору. Я не могу. Прости меня. Это открытая атака на столицу и все скоро должно закончиться, я обещаю что вернусь, — по щекам скатились слезинки, упавшие в снег и Мэл попыталась вырваться, но хватка стала лишь сильнее.       — Мэл. Я…       Паудэр рядом уже не было. Мэл кто-то позвал и она окончательно, словно птичка, вырвалась из чужих объятий и побежала на зов. Каору снова остался один. Один в своём горе. Один в своей печали из-за потери друзей и вот он только-только кого-то нашёл из них и она вылетает словно птица, сокол, из его цепких, как казалось, рук.       — Пока, Мэл.       — Пора, — послушался чужой незнакомый голос. Каору обернулся, но позади него уже не было ни Паудэр, ни незнакомца. Никого не было. Лишь снег.