Мэри Сью, которая уже не вывозит

Костыль стоял и пялился на широко улыбавшегося Клефа, Клеф стоял и терпеливо ждал реакции Костыля, у которого в голове медленно выстраивалась логическая цепочка. И когда до парня наконец дошло, он истерически заверещал, отскочив на три метра назад. — Нет, ну это было ожидаемо, — печально вздохнул доктор и щелкнул пальцами, уже падая в материализовавшееся позади кресло. — Может хочешь чай, кофе, меня? — Изыди, блять! — Я что, Сатана по-твоему? — А я ебу?! — истерически уточнил Костя. — Не знаю. Меня, к сожалению, нет. — Ебланитос в стиле читос, ты что за мудак-перехуй?! — Я тебя понял, это затянется. Еще щелчок пальцами, и парень оказался сидящим в кресле, точно таком же, в каком сидел Альто. На руках автора щелкнули металлические защелки, а рот оказался стянут скотчем. — Извини, но так правда будет быстрее, — пожал плечами доктор. — В общем, я полагаю, тебе интересен бэкграунд сей потрясающей истории, верно? Костыль как-то сматерился с заклеенным ртом. — Ладно-ладно, но ты сначала выслушаешь меня. Тебе сначала все рассказать, или послушаешь, какой шикарный монолог я для тебя подготовил? Раздались звуки саркастического недовольства. — Благодарю за твое любопытство. Итак, вопрос на засыпку: кто написал книгу «Трудно быть богом»? Клеф по количеству слогов узнал родное знакомое слово «пидор». — Неправильно! Ее написал я. Ведь кому как не мне знать, каково быть мной, верно? Бог сверкнул самодовольной улыбкой и закинул ногу на ногу, изучающе разглядывая писателя. Во всей его позе читалось превосходство и в то же время искренний интерес, легкий флирт и призыв. Костыль же отвечал ему мрачным взглядом, и если бы он мог говорить, спросил бы, не долбоеб ли господь. — Итак, кто же я, откуда я родом и почему из всех миллионов людей я благоволю лишь тебе? Тебе, обычному смертному без признания и сияющих глаз; тебе, в котором нет никакого света; тебе, который… Костя не слушал: он думал, можно ли вскрыть вены зубами через скотч. -…тебе, который ненавидим даже сам собой? Честно скажу: я влюблен. Влюблен в твой стиль и фантазию уже много лет, и потому красной нитью нас связывают мое чувство прекрасного и твое безумие, твоя боль, вложенная в текст. И я не выдержал, когда ты превратился в пустого комика от горя, чьи истории оказались лишены всего, кроме неприязни к себе же. И потому я создал эту сцену для тебя! Я позволил тебе увидеть, что даже столь посредственный мир, что был создан тобой, может быть живым и волшебным! Представь себе, ты разукрасил мир по-новому, даже если этот мир пережил уже тысячу художников до тебя! Я убил другого бога, и все это лишь для тебя! Раскинув руки, мужчина торжественно засмеялся, чувствуя собственное великолепие и могущество. Вдоволь насладившись самим собой, он выдохнул и уставился на Костыля. Тот изогнул бровь и теперь просто хотел знать, что ж этот еблан будет делать дальше. — Ой. Точно. Сижу, жду ответа, а ты молчишь. Ну да, почему же. Скотч словно растворился в небытие, и Костя сделал глубокий вдох. — Дяденька, отпустите меня, я не пойду в полицию и никому ничего не расскажу. — Сложно не согласиться, что я маньяк, учитывая, что я грохнул несколько людей и сделал из них зомби с чужими личностями. Ну и воскресил Сталина, это вообще прикол. — Ладно, хуй с ним, вот я узнал это все. Ну и что ты хочешь? Сотрешь мне память, чтобы мне казалось, что я перебухал и словил белку, а затем с чувством принятия продолжил писать? — Это, конечно, неплохо, но я хотел выебать тебя немного. — «Немного»? Как ты вообще вставил туда «немного»? — Знаешь, любая дичь со словом «немного» выглядит не так плохо. — Ты в курсе, что я в ахуе?! — Ага. Я, кстати, еще не занимался сексом с людьми в ахуе. — Бля-я, куда я попал… Ладно, я могу призвать бога из машины, чтобы меня спасли? — Что? — Нашла. Раздался громкий выстрел, и ошметки головы бога разлетелись на тысячи маленьких кусочков. Костыль недовольно буркнул, когда ему в лицо прилетел мозг. — Хуйня это, а не бог, — закинув на плечо дробовик, фыркнул Клеф. — Это все? В следующий раз не звони в мою зону по таким мелочам. — Да, это все, спасибо, — бросила Олеся через плечо, подходя к креслу с Костей. Раздался шелест страниц, пара секунд, и железо на руках автора рассыпалось рыжей ржавчиной. — Всмысле, «все»? Вы, ребята, в курсе, что бог — это не гопник в подворотне? Я не настолько слаб, чтобы умереть от таких банальных вещей, как ружье. Заслышав легкие быстрые шаги, автор утер лицо и холодно глянул в сторону, из которой раздавался звук. Клеф закатил глаза и уставился на новое тело господа, словно выжидая. Сам мужчина, оказавшийся больше похожим на писателя, нежели чем Костыль: высокий, статный, с острыми чертами лица и неопрятным пучком на голове. — И трех дней не прошло, верно? — улыбнулся он. — И трех дней не прошло, верно? — с нескрываемой злобой передразнил его Альто, чья улыбка была нагло украдена. Бог подошел к своему убитому воплощению и, сбросив его на пол, уселся на окровавленную обивку. — И каков твой ответ? — Я ебал. Не тебя. Вот это все я ебал, — бросил Костя, потирая запястья. — Не хочешь спросить, что думают люди, которым ты жизнь сломал? Мужчина склонил голову в бок и, немного подумав, перевел взгляд на Олесю. Та, почувствовав это, взглянула в ответ, но ответила не сразу. — Не трогай Костыля. И не угрожай убийством меня, пожалуйста. — То, как ты быстро понимаешь, что к чему, поражает. — Понимать нечего. Без твоего желания ни меня, ни Клефа тут бы не было. — Это оскорбление моих антимеметических способностей? — уточнил Альто. — Да, в принципе, это оно. Извиняюсь. — Ну что, Константин? Что думаешь? — напомнил о себе бог. — Кого мне убить? Губы Костыля сжались в тонкую линию. Размышляя о том, реальна ли реальность вокруг него, он старался не смотреть на женщину, но она сама пихнула парня в бок. — Забей. Все люди здесь либо уже мертвы, либо массовка. Я видела, как люди разговаривали, молчали, и заводили тот же диалог снова. Не обрекай себя на пиздец просто из жалости к картонкам. — Но ты же это делаешь. — Меня не жалко. Мой конец ты уже знаешь. Крыша, полночь, штиль. Так что вперед и с анекдотом про девочку, прыгнувшую на иголку со СПИДом. -…ты уверена? — Конечно. — Тогда я согласен. -…ты ебобо? — Жил как ебанутый и помру как ебанутый. Костыль положил руку на голову Олеси и разворошил той волосы, грустно улыбнувшись. — Я слишком хорошо прописал маленькую пугливую девочку. Даже если уже ее нет, не хочу хранить воспоминания о ней один. -…ну и дурак, — немного подумав, вздохнула женщина. — Не такой уж и плохой выбор, — хмыкнул бог и откинулся на спинку кресла. — Финал прямо в твоем стиле. Щелчок. *** Олеся стояла на крыше, оперевшись на перила, и рассматривала закат сквозь желтое стекло бутылочки и не могла поверить, что все закончилось. Она больше не может использовать магию. Манн больше не пьет. Клеф уехал. Извращенец стал работать с полу-разумными объектами. Костыль исчез, бог тоже. Больше ничего странного и нелогичного, только крыша и закат. — И-и-и, что за яд ты выбрала? — Цианид, — не смотря на Эверетта, сидящего на железной балке рядом, пожала плечами женщина. — Долго думала. Не нашла безболезненно убивающий, с крыши сигать — моветон, засыпать, сожалея о чем-то, я не хочу. Так что просто фактически задохнусь. — Ты во всем уверена? — Да, Эдвард. На все сто. — Я не Эдвард. -…бля. Манн хохотнул, но выдохнул на несколько печальной ноте. — Ты… точно не хочешь остаться? В фонде или нет, я помогу тебе. — Не думаю. Моя жизнь уже закончилась, так что ничего страшного. — Подумай еще раз, пожалуйста. — Я уже подумала. Что-то еще? — Пожалуйста, останься. Олеся с удивлением и недоверием глянула на Эверетта, и тот отвел взгляд. — Я… Я знаю, что вел себя как мудак. Не то, чтобы я не виноват… Но не совсем виноват. В общем, мне жаль, что я не думал о твоих чувствах, и… И… Короче. Набравшись мужества, он схватил женщину за руку и посмотрел ей прямо в глаза. — Давай начнем все с начала. Пожалуйста. Сухие, не блестящие глаза бегали из стороны в сторону, что-то рассматривая в чужих глазах. Под ними раскинулись широкие фиолетовые круги, вокруг них белела кожа, и белый рельеф перебивался лишь длинными отросшими прядями. Но весь ее вид, побитый и полумертвый, развеялся, когда она сначала издала кряхтящий звук, надув щеки, а затем и вовсе засмеялась: громко и звонко, словно ей рассказали лучшую в мире шутку. Она откровенно ржала, и стоило ей немного успокоиться, как она увидела удивленное лицо Эверетта и вновь залилась хохотом. В конце концов, выпустив весь пар, она утерла слезы, переведя дух, ответила.