Однодневки

Витя давно перестал отдавать себе отчет в том, сколько он выпивает в день. Руки неистово трясло и из-за этого машину носило по всей проезжей части. С разных сторон раздавались звуки клаксонов соседних автомобилей, но парню было как-то безразлично. Он несся по ночной Москве, следуя давным-давно изученным маршрутом. Поворот, потом еще один и вот уже виднеется фасад высокого старинного здания. С виду — галерея или музей; на табличке написано — модельное агентство; внутри — публичный дом с полуголыми девицами. Витя глушит мотор машины, отпивает из полупустой бутылки коньяка, выходит и пошатываясь направляется внутрь помпезного здания. В маленьком холле его встречает уже знакомая женщина с выбеленными волосами — администратор Оксана. Конечно, это не ее имя. Никто из главных не любит светить свои имена — опасно. — Юнона где? — буркнул Пчелкин, облокачиваясь на стойку. Женщина внимательно осмотрела парня и отвела взгляд куда-то вниз. — Тридцать третья, второе крыло, — отчеканила Оксана. Витя оттолкнулся от стойки и направился к крученной лестнице. Только он поднялся на верхний этаж, как его взору предстали полуголые барышни, приглушенный свет и несколько мерзкого вида мужланов, которые хватали девушек прямо в коридоре и затаскивали к себе в комнату третьей, а то и четвертой. Пчелкин ненавидел это место, презирал. Снимать шлюх было грязно для него, особенно после появления прекрасной Оленьки в его жизни. Она была чистой, а он по горло в грязи. Даже Саша не так погряз, как он, Пчелкин. Поэтому он сейчас здесь, а Ольга в руках его лучшего друга и даже, похоже, с ним счастлива. Двадцать девятая, тридцатая, тридцать первая, вторая, третья. Не стучит, просто толкает дверь и проходит внутрь. В комнате накурено, спертый воздух обжигает легкие. Одинокий торшер светит неярким светом, в нем едва различим полуголый женский силуэт. Она сидит на шелковых простынях, поджав под себя ноги, и расчесывает длинные волосы. Спину прямо держит, правильная. Витя захлопывает дверь и щелкает замком. Брюнетка не оборачивается. Его не было больше месяца, но она все-равно знала, что рано или поздно он появится. — Привет, — тихонько говорит она, поворачиваясь через плече. — Не хочу трахаться, — ни к месту выдает Витя и чуть ли не падает на кровать. Руками проводит по прямой пояснице, вызывая дрожь в женском теле. Юнона в одном пеньюаре и белоснежная кожа давно покрыта мурашками, но от его прикосновений все-равно пробивает током. — Мы в борделе, — усмехается она и укладывает свою голову на мужскую грудь. Пчелкин притягивает ее к себе, зарываясь носом в густую копну русых волос. Вдыхает сладкий запах груш, и роз, и, кажется, ликера. А может просто кажется, ведь она — самый пьянящий напиток. Юнона лежит тихо, поглаживает одной рукой мужское предплечье с ярко выраженными венами, глаза прикрывает, упиваясь тишиной. Тонким пальчиком проводит по одной из вен и убирает руку. Приподнимается на локтях, всматриваясь в грустное лицо напротив. В голубых глазах плескается целое море, разбиваясь волнами о скалы. Так же сейчас разбивался и он. Прямо тут, перед ней. Только перед ней. Юнона знает его имя, знает чем он занимается, знает, что у него в сердце великая любовь к прекрасной Оленьке. Он сам говорил, иногда даже слишком много, резко осекаясь на полуслове. А она слушала, всецело принимая его демонов. — Так заебался, Юн, — прижимаясь своим лбом к ее, прошептал Витя. Тусклый свет резал глаза, которые и так уже слезились. — Как же хочется сдохнуть. Может там лучше? Юнона лишь хмурит брови, впиваясь взглядом в измученное мужское лицо. Какой же ад твориться в его голове. — Не лучше, Вить, не лучше, — сжимает чужую ладонь, переплетая пальцы. — Расскажешь? Он лишь отрицательно машет головой. Жмурит глаза, протяжно втягивая горячий воздух. Юнона проводит пальцами по светлым волосам, приглаживая выбившуюся кудряшку. Пальцы сами останавливаются на мужской шее, поглаживая ее. Девушка усаживается ближе, разведя колени по обе стороны от его бедер. Притягивает к себе и аккуратно целует. Одними губами. Витя отвечает медленно, путаясь руками в волосах. Целует с горечью, с болью. Кусает девичьи губы, оттягивая. Юнона тихонько стонет и проходится в ответ коготками по мужской шее. — Я же сказал, что не хочу трахаться, — между беглыми поцелуями проговаривает Пчелкин и тут же впивается губами в кожу на девичей шее, оставляя багровые засосы. Юна опять стонет, откидываясь назад и предоставляя парню больше места для вольностей. — Тогда не будем, — полушепотом, как-то слишком пошло отвечает девушка, впиваясь поцелуем в обветренные мужские губы. Переплетает языки, чувствуя горький вкус алкоголя и табака. Витя тянет ее на себя, ложась на спину и тут же переворачиваясь, подминая девушку под себя. Целует мягкие губы, щеки, шею. Оставляет кроваво-красные засосы на молочной коже. Девушка тяжело дышит, извиваясь от мягких прикосновений его губ. Юнона готова умереть прямо сейчас, в его руках, лишь бы не прекращал эту сладкую пытку. В ее постели за день лежит больше десятка мужчин, но ни один не вызывает такого трепета, как Пчелкин. Только его прихода она ждет, отчаянно надеясь, что на этот раз он, как всегда, пробудет до утра. Мужчина вдруг отрывается от податливых губ и нависает над девушкой, приподнявшись на локтях. Всматривается в ее удивленные глаза, смешивая лед с медом. Голубые и карие. Холод и тепло. Он и она. И тишина этой чертовой прокуренной насквозь комнаты. Витя перекатывается на спину и закрывает лицо ладонями. Костяшки на руках сбиты в кровь, Юнона заметила это только сейчас. Протянула хрупкую ладошку, невесомо прикасаясь к ранам. Алая кровь осталась на бледной коже, точно клеймо. — Давай обработаю, — шепчет девушка, тут же встав с кровати и пройдя к маленькой тумбочке в углу комнаты. Пчелкин хмурится, поглядывая на белую коробочку в женских руках, но позволяет промыть раны перекисью. Шипит, когда лекарство начинает щипать поврежденную кожу. Юнона дует на его раны, будто бы маленькому ребенку, который разбил коленку, бегая в родном дворе. Витя улыбается на это милое действие, но ничего не говорит. Лишь притягивает к себе девушку, когда та опускает коробочку с медикаментами на пол. Обвивает руками ее талию, головой прижимаясь к плоскому животу. А Юнона застывает, возвышаясь над ним: бандитом, криминальным авторитетом, опасным человеком, который сейчас больше похож на забитого котенка. Ластится, носом утыкается, ищет такое нужное тепло. И девушка его дает, путаясь руками в уложенных гелем волосах, прижимает к себе. Они ложатся ближе к утру, прижимаясь друг к другу. Юнона спиной прикасается к мужской груди, а Витя носом зарывается в русые волосы. Мужчина засыпает раньше, сморенный крепким алкоголем, который скоро заменит кровь в венах, а девушка еще долго лежит в его объятиях, слушая удары собственного сердца. С ним всегда безумно спокойно, тихо, уютно. В ночи, проведенные рядом с Виктором, Юнона могла забыть о том, что она лишь грязная шлюха и представить себя любимой девушкой. Ведь он ее правда любил. Не как миловидную Ольгу, про которую он так много болтал. Нет. Он любил ее совершенно по особенному, как не любят нормальные люди. Юнона не знала, сколько было времени, когда Пчелкин неожиданно выдохнул и сильнее прижал девичье тело к себе. Чужое горячее дыхание опалило ухо, вызывая табун мурашек. — Выходи за меня, а? — тихий шепот нарушил тишину, напрочь лишая Юнону кислорода. Предложение было настолько неожиданным, что она даже не успела полностью осознать сказанные мужчиной слова. Лишь горько улыбнулась, чувствуя, как хрупкое сердце пропускает удар. — Не говори глупостей, — ответила она, прикрыв глаза. — Я явно не та, кого ты должен повести под венец, Вить. — Почему? — выдохнул мужчина, поворачивая девушку к себе. Она неохотно поддалась, перекатываясь на другой бок и впиваясь своими карими глазами в его голубые. — Мы в борделе; в прокуренной кровати, на которой каждый день кто-то ебется и ты еще спрашиваешь. Я — шлюха, помнишь? Девочка по вызову, проститутка, шмара — как угодно. Со мной не строят отношения, со мной трахаются. Да и, — девушка выдохнула, прикрывая глаза, которые начало щипать от непрошенных слез, — ты уж точно достоин большего. Пчелкин хотел было что-то сказать, но поднятая в верх женская рука его остановила. Юнона проглотила подкатившую к горлу истерику и добавила: — Знаешь, что значит мое имя? «Вечно молодая» и мне это подходит. Вить, я бы не пришла сюда от хорошей жизни, поверь. Мне так нужно и по другому я не смогу. А ты еще встретишь ту самую, проведешь под венец. Полюбишь ее, в сто раз сильнее, чем сейчас любишь Ольгу. Но это буду не я. Кто угодно, но не я. Он ничего не ответил, замечая скользящую по фарфоровой щеке слезу, которая так предательски не удержалась на ресницах. Пчелкин прижал к себе Юнону, сжимая подрагивающие плечи. Хотелось встряхнуть ее и узнать, что не так. Но он не смог, струсил. Побоялся ворошить израненную душу. Лишь мысленно пообещал себе, что вернется за ней и заберет из этого ада. Юнона покинула стены помпезного здания, не оглядываясь назад. На землю падал пушистый снег, путаясь в русых волосах. Пути назад не было, пути вперед — тоже.