Канарейка в шахте

      Он твоя канарейка.       Мясник убирает гримасу с лица, когда Хьюи поднимает на него взгляд. Парень на грани нервного срыва. Он потерял всех, кто придавал его жизни смысл. Он потерял и себя тоже. И как чёртов идиот-суицидник, которым он и является, он остался в той разбитой лодке, даже чертовски хорошо понимая, что это означало неминуемую смерть. Но теперь в его взгляде есть что-то новое. Крошечный проблеск, микроскопическое пятнышко чего-то, что похоже на надежду. Мяснику не терпится это увидеть.       — Mon Coeur, идём, тебе нужно отдохнуть.       Внимание Мясника переключается на Французика, который поднимает супера на ноги и ведет её в единственную спальню размером с гардероб. В отличие от Хьюи, её глаза полны огня, всеохватывающей ярости потери, которую он слишком хорошо понимает. Это и его движущая сила тоже. Сейчас сильнее, чем когда-либо. Он не позволит никому и ничему встать на пути к его цели. Он пожертвует всеми ними, если придётся. Всеми. Кроме… он снова смотрит на парня и обнаруживает, что затуманенный взгляд всё ещё сосредоточен на нём. Хьюи слегка подаётся ему навстречу, как подсолнух, отчаянно цепляющийся за последние лучи заходящего солнца. Это убого, когда взрослый мужик нуждается так сильно, как Хьюи. У Мясника нет ни времени, ни терпения на это дерьмо. Он, блядь, не нянька. Он собирается встать с этого проклятого дивана и оставить парня разбираться в своём дерьме самостоятельно.       Он уходит.       Сейчас.       Вот, блядь, прямо сейчас.       По крайней мере, он собирается увеличить пространство между ними.       Хьюи наклоняется ещё ближе, так, что кудри на его макушке касаются руки Мясника.       Ёбаный пиздец. Блядский ММ и вся та чушь, которую он несёт. Он снова пробрался в голову Мясника.       — Проклятье, — тихо, с горечью выплёвывает он. Хьюи моргает, смотря на него, он на грани изнеможения, на грани срыва, и Мясник вздыхает. — Подвинься, ладно? — он давит и толкает, пока парень не освобождает место, но всё ещё сидит там, безвольно свесив руки между коленями. Снова уставившись в никуда. По крайней мере, он больше не покрыт кровью и кишками. Во всяком случае, не его лицо и волосы, потому что одежде пиздец. Как и у всех них. Он оглядывается, но ММ уже лежит на полу в дальнем конце комнаты, повернувшись к ним спиной. Осторожный ублюдок просто не хочет возиться с их сломленным мальчиком. Даже тихое бормотание из спальни стихло, и теперь единственный звук — учащённое дыхание Хьюи. — Эй, успокойся уже, мать твою, — говорит он, понизив голос. — Возьми себя в руки, парень.       Хьюи отказывается слушать, что неудивительно. Парень будет сучиться до победного конца, поэтому Мясник перестаёт быть милым и хватается за футболку парня, стягивая её через его голову, и толкает его на спину. Это наконец-то вызывает хоть какую-то реакцию.       — Какого хера…?! — рычит Хьюи, возмущённо шипя и пытаясь подняться. — Мудак…!       — Да, я мудак, знаю, — говорит Мясник над ним, совершенно не раскаиваясь, стягивая свою окровавленную рубашку. — А теперь освободи мне место.       Это привлекает внимание Хьюи.       — Место? — у него отвисает челюсть. — Нет, блядь! Найди себе другое место для сна, — он вытягивает ноги, занимая как можно больше места. — Диван мой.       Это почти мило, что малыш Хьюи думает, что у него есть хоть какой-то шанс против большого плохого мясника.       — Серьёзно? Хочешь заняться этим сейчас, принцесса? Устроим пару раундов? — не то чтобы Мяснику потребовалось бы больше одного, чтобы уложить его.       Требуется ещё секунда пристального взгляда, но, наконец, Хьюи сдаётся и качает головой, собираясь встать. Мясник сжимает пальцы на плече парня и дёргает его обратно.       Здесь действительно тесно, но он протискивается за парнем, прижимается к спинке дивана и притягивает его ближе, обхватив рукой за талию, чтобы не дёргался. Обнажённая кожа спины Хьюи прижимается к обнажённой груди Мясника, и Хьюи вздрагивает от удивления.       — Боже, блядь, правый. Ты можешь угомониться? — ворчит Мясник. Они все чертовски измотаны, и им нужно как минимум попробовать вздремнуть.       Хьюи затихает, но он всё ещё напряжён, его мышцы натянуты как струны.       Мясник выдыхает, и это взъерошивает короткие волоски на загривке парня, заставляя его вздрогнуть. Он тёплый, осязаемый вес рядом с Мясником, и это приятно. Пальцы Мясника на тощей груди поднимаются и опускаются вместе с дыханием парня. Боже, он и забыл, как приятно это может быть. Он потягивается, и его ноги скользят вдоль ног Хьюи, который ёрзает, не прижимаясь ближе, но и не отстраняясь, и бёдра Мясника двигаются вперёд ровно настолько, чтобы задница Хьюи плотно прижалась к его промежности. Они оба замирают, и у Хьюи перехватывает дыхание. Это так чертовски хорошо. Мясник никого так близко к себе не подпускал со времён Бекки. Он никогда не интересовался никем другим. И сейчас ничего не изменилось, он не хочет никого, кроме Бекки, кроме…       Он твоя канарейка.       К чёрту ММ за то, что вложил эту мысль в его грёбаную голову. Ему не нужен какой-то блядский маленький нытик, за которым нужно присматривать.       Но это не мешает его руке напрячься, притягивая Хьюи к себе, пальцы касаются нежной плоти живота парня. Он чувствует, как Хьюи резко выдыхает, вероятно, размышляя, стоит ли ему заорать во всё горло и броситься в другой конец комнаты, чтобы пожаловаться ММ на злого, трогающего его дядю. Хьюи не делает ни того, ни другого. Он крепко сжимает запястье Мясника, но не мешает любопытным пальцам гладить его грудь и щипать за сосок. Мясник ухмыляется, выдыхая, чувствуя, как парень извивается рядом с ним. В джинсах становится тесно, член напрягается, он сильнее вжимается в эту маленькую тощую задницу, в которую упирается, потому что будь он проклят, если сейчас остановится. Его либидо проснулось и рвётся в бой.       — Ты чёртов псих, — выдыхает Хьюи, изо всех сил стараясь вести себя тише.       — Нет, — бормочет Мясник, кусая его за шею, и затем посасывая место укуса в качестве извинения, когда Хьюи дёргается, — это единственная здравая вещь, которую сейчас можно сделать, — он расстёгивает пуговицу на джинсах парня и тянет молнию вниз, чувствуя твёрдый член под рукой. Что ж, это льстит.       — Мясник, — теперь в его имени не звучит претензия, это сладкое урчание, просьба, мольба о большем.       Он лезет в штаны Хьюи, в его нижнее бельё и ласково обхватывает его член, нежно сжимая так, что парень резко дёргается, чуть не скидывая их обоих на пол. Мясник двигается назад, удерживая их на диване, хотя это и не легко.       — Полегче, тигр, — он утыкается носом в шею парня, но Хьюи — сплошное упрямство во плоти, и он отказывается поворачиваться, отказывается сдаваться. Так не годится. Мясник перестаёт двигать рукой, пальцы сжимаются вокруг этого прекрасного тёплого члена, тонкого и длинного, как и весь Хьюи. Парень скулит и пробует толкнуться, но всё равно не поворачивает головы. — Хочешь этого? — бормочет Мясник ему в ухо. — Поцелуй меня.       Отвратительно выдвигать подобные требования. У парня и так много проблем с близостью, так что давить на него почти преступно, но Мясник не позволит ему витать в облаках. Нет, он хочет быть чертовски уверенным, что Хьюи не сможет притвориться, что это кто-то другой, или что он не полностью вовлечён в процесс.       — Ну же, куколка, — уговаривает Мясник, приторно, как пирог со стрихнином. Он оставляет поцелуи-укусы вдоль стиснутой челюсти и совсем легонько сжимает истекающий предсеменем член, пока Хьюи не ломается, пока дамба не прорывается. Он толкает Мясника локтем, поднимаясь с дивана и стягивая штаны, прежде чем повернуться и забраться на него, оседлав мужчину, его пальцы трясутся, дрожат, расстёгивая пуговицу на штанах Мясника. Мясник позволяет ему это и поднимает голову, чтобы дотянуться до губ парня, они буквально врезаются друг в друга, слишком сильно, слишком нетерпеливо. Он подавляет отчаяние, стонет, когда парень, наконец, лезет рукой в его трусы, а потом обхватывает оба их члена рукой, потирая друг о друга.       — Я не гей, — глупо говорит он в губы Мясника, их слюна смешалась на языках.       — Неужели? — что, блядь, не так с чёртовыми миллениалами и их потребностью давать всему грёбаные названия? Мяснику насрать, как они называют это, но если парень продинамит его, то на это раз он действительно надерёт ему зад. Хьюи не утруждает себя ответом, просто снова наклоняется для ещё одного поцелуя, удивлённо втягивая воздух в лёгкие, когда ладонь Мясника скользит в его трусы, и указательный палец трёт его тугое отверстие. — Значит, хочешь, чтобы я остановился? — шепчет Мясник в его раскрасневшиеся, опухшие от поцелуев губы.       Хьюи хнычет и откидывает голову назад, сильнее прижимаясь к пальцу, что отправляет острые разряды удовольствия прямо в его член.       — Мясник, — стонет он, настолько поглощённый этим, что забывает о тишине. Мяснику приходит в голову, что нет ни единого шанса, что ММ просто проспит всё это, но он всё равно не отталкивает парня.       — Прокатись на мне, детка, — приказывает он, зная, что парень зашёл уже слишком далеко, чтобы отказаться. Но это всё равно застаёт его врасплох, когда Хьюи стонет и кивает, начиная покачивать бёдрами, заставляя их члены скользить вместе, легко из-за выделившегося предсемени. Мясник вцепляется пальцами в шею Хьюи и снова притягивает его ближе, засасывая его язык и губы, когда другой рукой обхватывает их члены и дрочит в такт с резкими толчками парня. У него так давно ничего не было, поэтому он кончает всего после нескольких движений и гладит член Хьюи, наблюдая, как парень сходит от этого с ума, его грудь вздымается, глаза закатываются, когда он тоже кончает, смешивая их сперму на груди и руке Мясника.       Чёрт.       Мясник слушает, как стоны Хьюи затихают, а дыхание успокаивается, его пальцы успокаивающе гладят парня по голове. Он не знает, откуда в нём эта нежность. Хьюи — не что иное, как гигантская заноза в заднице, и всегда будет ей, но его пальцы не прекращают движение, когда он вслепую поднимает одну из рубашек с пола. Ему удаётся неловко вытереть весь беспорядок между ними, не сбросив при этом парня с себя.       — Всё в порядке? — хрипло бормочет он.       Он твоя канарейка.       Хьюи молчит так долго, что Мяснику становится не по себе, и он задаётся вопросом, не расплачется ли сейчас парень или что-то в этом роде, но после нескольких напряжённых секунд Хьюи вздыхает и тяжело оседает на Мясника, лишь немного смещаясь в сторону так, что его голова оказывается под подбородком мужчины. Его тихий храп наполняет комнату.       — Какой же говнюк.       Мясник заправляет свой чувствительный член обратно в штаны и натягивает трусы Хьюи. Да, он говнюк, но Хьюи принадлежит ему, точно так же, как Бекка, и это значит, что теперь никто не сможет забрать его у Мясника.       Он твоя канарейка.