Ошибка заклинателя

—Когда я очнулась на алтаре в этом мире, то испытала нечто похожее, будто тело не принадлежит мне. Адам сказал, причина в том, что моя душа не прошла привязанность к телу, но он знал способ с этим справиться. Мне пришлось испытать боль, усталость, танцевать, пробовать разные вкусы и даже… Хм-м-м, то, что обычно происходит между мужем и женой. За последние два дня страданий я испытала достаточно, но остальное не слишком сложно повторить, правда? Эрик внимательно смотрел на нее, но при последних словах густо покраснев, и переменил позу, сев от Эммы наискосок, согнув колено. — Я подумала… Может Деви специально скрыла от меня этот секрет, понадеявшись, что я умру и исчезну с ее дороги? Эрик грустно усмехнулся, устало потер лоб, затем Эмма заметила, как в его глазах заблестели слезы. Он откинулся назад, закрыв лицо ладонями и беспомощно признался: — Все моя вина, Эмма. Это я должен был блюсти традиции и отказаться, когда ты назвала меня именем “Эрик”. Все началось с того самого момента, когда ты в первый раз посмотрела мне в глаза, и, требовательно спросила, шепелявя, как меня зовут. Ты ослепила меня доверчивостью. Мне захотелось купаться в твоей доброте. Я все время успокаивал совесть тем, что ты из другого мира и абсолютно недоступна. Теперь уж поздно отнекиваться. Между нами прочная магическая связь и потоки Ши связали наши судьбы. Как бы я отыскал тебя по другому посреди безлюдного поля? Естественно, тебе передается отклик моих чувств, которые ты не отличишь от своих. Я могу притворяться, но ведь ты знаешь правду, Эмма. Я полностью твой, с самой первой нашей встречи. Я пытался быть тебе преданным братом, не смел навязываться, подобно Урману, но это все глупо и жалко выглядит. Если бы я правда желал тебе добра, то отправил сразу же в горы Баолян, там где есть мужчины достойнее меня. Теперь что уж отрицать? Я желаю стать твоим мужем больше всего на свете. Тебе не надо приказывать или умолять, Эмма, ты правда, слишком хороша для этого мира. Ты ничего не видела, и не знаешь, но… Эмма решила, что слышала достаточно и прервала излияния Эрика глубоким и сладким поцелуем. Потом, она скажет ему, как глупо считать ее чувства навеянными какой-то магией. Она любит его всем сердцем, он ведь совершенно невероятный. А еще, только когда Эмма поцеловала его, то почувствовала себя живой. Она даже забыла о том, что находится в чужом теле, которое еле слушается, как деревянное. Губы Эрика были мягкими, он глухо дышал и трогательно прикрыл глаза. Светлые волосы рассыпались по плечам, сильные руки то ли прижимали Эмму к широкой груди, то ли пытались оттолкнуть. Эмма обняла его ладонями за шею и углубила поцелуй. Эрик издал жалобный стон, затем все же нашел в себе силы, чтобы приподнять Эмму чуть над собой и тихо произнести: — Только не проси быть тебе единственным мужем. Там, откуда ты пришла так принято, но тут потоки Ши не простят подобной вольности. Ты сама скоро поймешь, не нужно будет ничего объяснять, Эмма. Я не потяну подобной ответственности. Тебе нужно будет выбрать второго и третьего мужа как можно скорее. Эмма только отмахнулась и опять закрыла рот горца своим. Ей хотелось показать, как сильно любит его, чтобы прогнать сомнения из его сердца. Она оставила мокрый поцелуй на его шее, затем приоткрыла ворот рубашки и поцеловала белую кожу у ключиц, опустилась вниз дальше, к животу, но тут ладони Эрика судорожно сжались на ее плечах и он испуганно спросил: — Что ты делаешь? — Просто расслабься, — посоветовала Эмма, и ухватилась за узел на поясе. Густо пунцовый Эрик перехватил ее ладонь и замотал головой. — Нет! — Нет? — переспросила она. — Только после свадьбы! — окончательно вынес вердикт горец, и поднес ее ладонь к своим губам. Продолжил он уже намного мягче. — Оставь мне хоть толику гордости, Эмма. В горах Баолянь на заклинателей не ставят печать, тем не менее нам важно, чтобы близость случилась после заключения клятв, а не до. Мы будем в столице через десять дней. Всего лишь десять дней, пожалуйста, Эмма. — Адам настаивал, что близость это важная часть ритуала привязки души к телу… — возразила Эмма, а потом решила, что не будет противиться его просьбе. — Ладно, мы ведь все равно вместе, правда? Если мне станет хуже, ты всегда сможешь меня спасти. Эрик улыбнулся. — Ты так это называешь? Спасением? Эмма, ты и вправду небожительница. Она радостно вздохнула. — Я так счастлива слышать, как ты говоришь мое имя. А то “сестренка”, да “сестренка”. — У нас, — прошептал Эрик, — между мужом и женой принято говорить особые, неизвестные никому другому имена. Мое сердце так-же сладко сжимается, когда ты зовешь меня “Эрик”.