❖ Libro di famiglia ❖

В них нет ни капли общей крови, но они действительно похожи на родственников: на дядю с племянницей или на отца с дочерью. Оба худые, будто состоящие сплошь из острых углов, тонкие птичьи кости, жилы, длинные пальцы, невысокий рост. Хотя последнее относится только к Силко. Это он — невысокий для мужчины, а Паудер даже на его фоне — кроха, как ростовая механическая кукла, едва достающая Силко до пояса и судорожно держащаяся за кожаный ремень чужих брюк. Как сломанная кукла. Она не говорит, не покидает своего кукловода, словно стоит отойти от Силко слишком далеко, как потеряет последние крохи энергии, что удерживают её в рабочем состоянии. А кроме Силко в этом мире больше некому повернуть ключ в её спине и заново завести пружину, приводящую сложный механизм в действие. Именно этим он и занимается по утрам — теперь это обязательная часть его моциона. Просыпается не утром, а когда придётся. Лежит какое-то время неподвижно, словно труп, и левый глаз, не моргая, глядит в потолок. Дверь в его комнаты надёжно заперта. Не потому, что он не доверяет своим людям. Скажи такое, и Севика механической рукой вобьёт чужие слова обратно в глотку неудачнику, осмелившемуся предположить, будто Силко боится предательства. Нет, всё проще и прозаичнее. [паранойя] У Силко слишком много врагов, чтобы оставлять двери незапертыми, а окна — не закрытыми тяжёлыми ставнями. И пусть их убежище располагается на достаточной глубине, а с той стороны стекла плавают весьма голодные подводные твари, бережёного и боги берегут. Первыми открываются ставни, когда Силко на ощупь находит рядом с собой на диване небольшой пульт, а затем не глядя нажимает нужную комбинацию кнопок. Огромные створки расползаются, как огромные веки, впуская в помещение призрачно-зеленоватый свет, после чего пульт отправляется обратно в складки старого, потёртого, но тёплого и мягкого пледа. У Силко нет спальни, как отдельной комнаты. Вместо постели он использует диван, стоящий в этом импровизированном кабинете-лаборатории-зале. И раньше дивана вполне хватало, чтобы сносно выспаться, не пугая окружающих дурным от недосыпа настроением. Теперь тут тесно. Паудер спит, обхватывая Силко руками за пояс, как ползучее растение-паразит, цепляется за ствол дерева, чтобы пережить бурю. У неё исколотые вены и бледный вид. Под глазами залегли глубокие тени, тонкие губы плотно сжаты, короткие ногти на руках обломаны до тёмно-синих и чёрных гематом под ногтевыми пластинами. Если Силко просто тощий и жилистый, то Паудер сейчас больше напоминает труп: обтянутые белой кожей кости, да ярко-голубые вены под ней. Она и спит, как мёртвая. Потому что Силко держит её на лекарствах. Потому что ночью она снова кричала, срывая горло, и металась во сне, пока он не вколол ей тяжёлое снотворное. Посттравматический синдром. Вердикт обожжённого недавним взрывом Синджеда окончательный и не подлежит обжалованию. — Но девчонка молодая. Может, еще оклемается. Силко ничего не отвечает, только кладёт мешочек с золотом поверх длинного списка лекарств. — Приготовь всё, что нужно. Всё, что нужно, чтобы починить Паудер. Все необходимые для этого инструменты. Все необходимые детали. Даже если после этого собранная заново Паудер перестанет быть собой. А Силко продолжает заниматься ею каждый раз после пробуждения. Вначале он медленно приподнимается. Медленно — не потому, что боится потревожить крепко спящего ребёнка, а потому, что Паудер держится за него слишком крепко, не давая себя отцепить и сесть. Затем Силко вставляет новую ампулу Мерцания в шприц и, откинувшись на подлокотник дивана, делает короткую инъекцию в глаз. Яркая фиолетово-розовая жидкость тут же начинает вытекать обратно, пока тело Силко сотрясают судорожно сокращающиеся мышцы. После этого искусственный глаз снова работает как надо, чётко фокусируясь и улавливая малейшие детали мира вокруг. И только после того как взбудораженная нервная система перестаёт искрить, Силко, наконец, садится, передвигая Паудер себе на колени. На столике рядом с диваном лежат разложенные в ряд шприцы: успокоительные, нейролептики, снотворное. Механические ключи, позволяющие заставить его куклу жить дальше. Он использует их все по очереди — в точном соответствии с приложенной к Паудер инструкции, составленной Синджедом. Силко заставляет её открывать глаза, помогает умыться и почистить зубы, переодевает в новую чистую одежду, сажает на комод в ванной и только потом начинает приводить в порядок самого себя: умывается, бреет правую часть лица, где нет шрамов. Вздрагивает, когда бесшумно спрыгнувшая с комода Паудер обхватывает его ледяными руками за пояс и прячет свою голову под его расстёгнутой рубашкой. Тихое дыхание щекочет чужую кожу. Ногти девочки скрипят, когда она вцепляется в ремень Силко. Она по-прежнему молчит. Ни слова не сказала с тех самых пор, как он забрал её себе, если, конечно, не считать ночного бреда или истошных криков после очередного триггера. [с тех самых пор, как он забрал её у Вандера] [с тех самых пор, как он забрал Вандера у неё] Она сломана. Он сломал её. А она сломала его. Потому что она — единственное, оставшееся у него от сводного брата. В них нет ни капли общей крови. Но у них абсолютно одинаковые трещины. Трещины, которыми они однажды срастутся, как сломанные, но не мертвые деревья.