«Emperor's New Clothes»
Panic! at the Disco
Finders keepers, losers weepers
Дорогие шелка, броские побрякушки и духи, что, казалось, сделаны специально для неё. Но нет ничего дороже того промозглого запаха снега. Тот, который слегка щекочет нос, заставляя его морщить. Мороз, что щипал её щёки всего несколько лет назад, сейчас неприятно бил по глазам. Деликатесы, её любимые блюда, приготовленные лучшими поварами Токио, десерты, что совершенно не сладкие. Однако те такояки с клубникой, слегка кисловатой, заставляющей слюни обильно смачивать рот, были роднее. Торт, некогда купленный по скидке, так как у него истекал срок годности — мальчики тогда, конечно же, не подумали посмотреть на дату изготовления — и с химозной добавкой был в разы вкуснее, чем профессиональный бисквит с кремом из какого-то там дорогого сыра и сливок. Шедевр кондитерского искусства с простым, по-своему очаровательным оформлением, не заставлял сердце трепетать, как маленькие свечки, натыканные невпопад, в ужасно сладкое для Харуки покрытие торта. Подарки, стоимость которых переваливала за сотни тысяч йен, были совершенно не для Сано — Сано, так странно звучит, не нежно, как Ханагаки, скорее сухо и отстранённо — украшения: колье, браслеты, особо смелые преподносили кольца — в основном девушки, мужчины лишь тупили взор, не желая лезть на чужую территорию -. Некоторые преподносили цветы, произведения искусства или что-то, что некогда могло напоминать о её увлечении — кендо.Dress me up and watch me die
If it feels good, tastes good
It must be mine
Манджиро выглядел прекрасно. Тёмный костюм, подшитый под его подтянутую фигуру с золотой вышивкой, такую, какую когда-то умел делать Такаши. Дорогие часы, идеально начищенные до блеска ботинки. Харука могла сказать, что он красавец, его белоснежные волосы блестели в множестве огней залы, они прекрасно сочетались с её длинными чёрными кудрями. Сано стоял рядом с женой гордый. В темноте чёрных, обычно безжизненных глаз плескался огонь превосходства, неизвестно с какого именно праздника все их совместные выходы превратились в простое хвастовство Миссис Сано. Они были разными: Харука осознанно игралась с огнём, выбирая одежду не в тон мужу, понимая, что тот будет зол, возможно, даже в ярости навредит кому-то, но не ей. Харука Сано была драгоценна. И сейчас был её день. Огромный зал, в котором собрались все важнейшие фигуры преступного мира Японии со своими спутницами, не с многими из них именинница была знакома лично, даже не так, она едва ли знала хотя бы треть приглашённых. Огромный театр, в котором Харука была красивой танцовщицей, а Майки её дирижёром. Он задаёт ритм, он решает, когда ей расслабиться. Сано любил её, но ещё больше он любил пытаться доказать свою любовь. Слащавые, пустые слова, все, как один, желают счастья, здоровья, процветания и любви в браке, немногие из них верят, что любовь в этой паре существует, все в душе просят о потери того самого здоровья и счастья. Мужчины с интересом осматривают подтянутую фигуру в струящемся оранжевом платье, давно уже ушли мышцы, которые создавались годами спорта, кисти стали тонкими и слабыми, бёдра округлые, а шея казалась столь хрупкой, что простой удар мог сломить ту. Харука выглядела, как самое хрупкое сокровище в руках монстра.So close I can taste it
I see what's mine and take it
Finders keepers, losers weepers
Манджиро и Харука были одинаковы. Оба цеплялись друг за друга, если пересекались в этом зале: женщина делала вид, что безумно заинтересована в разговоре с очередной любовницей компаньона Сано — интересно, знает ли его жена об этой молодой студентке? -, пока мужчины общались за столами, обсуждали «бизнес». Им стоило лишь немного пройти мимо друг друга, вцепляясь пальцами в руки друг друга. Ладони Сано были мозолистыми, шершавыми и холодными. Руки Харуки нежные, со старыми шрамами, но такие тёплые, как долгожданное солнце в Феврале, что грело лишь едва, но после долгих вьюг, было самым долгожданным и казалось горячим. Они знали, что не любят друг друга. Майки, что похоронил всех близких ему людей, отчаянно нуждался в якоре старой жизни, в своём тихом уголке, где те же нежные руки, что и в детстве, растреплют волосы, а слегка сухие губы со вкусом домашнего, подгоревшего печенья, поцелуют в лоб, а если повезёт и отчаяние их двоих будет настолько сильным, то и в губы. Сано любил эти губы, то, как они весело растягивались в улыбке раньше, то как они тихо дрожали от беззвучных всхлипов по ту сторону кровати сейчас. Любил, обожал, желал, держался и нуждался в них. Харука любила его, возможно, когда-то, ведь она всё же согласилась выйти за него — свадьба была громкой, дорогой, от неё веяло атмосферой гангстеров и опасного шика. Любая бывшая одноклассница женщины мечтала о такой, а может, и до сих пор мечтает, разглядывая идеальную страничку Харуки в социальных сетях: поездки, дорогие подарки, счастливая жизнь богатой жены-домохозяйки. Не это Харука загадывала, задувая те сотни свечей на дорогущем торте. Ей хотелось вновь взять в руки меч, почувствовать его приятную тяжесть в ослабевших руках. Взмахнуть, со свистом рассечь воздух, атакуя манекен. Хотелось слышать скрип босых ног по додзё, танцуя по закатным лучам, что пробивались через щели. Хотелось чувствовать тёплый августовский воздух, влажный, от которого волосы на шее бы завивались в безумные кудри, что потом цепляются за одежду и застёжки. Хотелось выбежать из здания школы, встречаясь с друзьями. Чувствовать на языке вкус приторного ванильного мороженого, подкармливать уличных кошек и смотреть, как закатное солнце танцует на окнах небоскрёбов в центре. Хотелось, хотелось, хотелось… Хотелось дышать Полной грудью, как будто бы ты только что пробежал кросс в школе или нёсся после уроков домой. Как будто ты мчался от противоборствующей группировки через весь район. Дышать так, будто мог почувствовать аромат моря и машинного масла, так, будто рядом кто-то закурил, отчего лёгкие неприятно сжимались в приступе кашля. Дышать прерывисто от смущения, злости, печали, смеха и страха. Дышать, а не стыдливо вдыхать.Heroes always get remembered
But you know legends never die
Харука была героиней для Сано. Такая яркая, как их маленькое карманное солнышко. Солнце, что, как и настоящая звезда, живёт дольше, чем все, ради кого она когда-то решила светить. Эмма, ставшая так быстро холодной, Шиничиро, что погиб прямо на её тёплых руках. Такаши, Изана, Баджи, Чифуя… Хару ударила по перилам пентхауса, чувствуя, как ледяной металл неприятно жжёт кожу. Майки опять будет ворчать, что она не бережёт свои нежные руки, что тот так любил. Такемичи тоже любил её руки и то, как нежно и аккуратно его сестра обрабатывала раны, оставшиеся после десятки ударов. Её руки любил Ямамото-сенсей, они были сильными, уверенно держали синай в руке, делая ритмичные замахи. Хару не любила свои руки, они казались ей слабыми, как можно любить те руки, которыми даже близких людей удержать не удалось?Welcome to my world of fun
Liars settle into sockets
Манджиро накидывает плотный пиджак на плечи Харуки, стоя поодаль. Для отчаявшихся мужа и жены они на удивление часто держали дистанцию, когда стоило играть влюблённых голубков и тянулись друг другу, когда стоило сохранять спокойствие. Хару обернулась, наблюдая за тем, как огни очерчивают угловатое лицо гангстера. Они были разными: бледная и желтоватая кожа; прямые белые и вьющиеся чёрные; резкие, очерченные мышцы против уже мягких изгибов. Но глаза у супругов были одинаковыми: холодные чёрные, будто перед женщиной не человек, сама тьма, холодная и всеобъемлющая, но при этом пугающе обжигающая. Глаза Харуки, некогда приятные тёмно-синие, сейчас напоминали скорее грязную воду у берегов моря.— С днём рождения, моё солнце.
Харуке исполнилось 28 лет, но в душе ей навсегда 20. Она счастлива рядом с семьёй и друзьями, участвует в соревнованиях по Кендо и дышит, дышит, дышит.