***
Сознание вернулось как-то скачком, внезапно. Гарри открыл глаза, оглядываясь. Он находился в спальне своего факультета. Беспалочковый Темпус послушно высветил дату. Первый курс, ноябрь. Мальчик, а Гарри снова стал мальчиком, вскочил, быстро переодеваясь, ведь Гермиона… Ей же плохо! Может быть, он ей нужен прямо сейчас? Не думая ни о чем, мальчик выбежал в гостиную. В еще темной по причине раннего времени гостиной в кресле сидела, вся сжавшись, и тихо плакала девочка. Самая родная на свете девочка, которую он узнал даже не по непослушной прическе или голосу, а как-то иначе — всем сердцем. — Гермиона! — воскликнул Гарри, и девочка подняла свои невообразимые глаза цвета лесного меда. Секунда узнавания, и… — Гарри! — влетела в его объятья девочка, уже считавшая все произошедшее сном. — Ты тоже вернулась? — задал он не самый умный вопрос. — Да, мой хороший, — прошептала она ему, сжимая в своих камнедробильных объятьях. На ресницах девочки застыли слезы, и Гарри вдруг захотелось поцеловать ее, стереть эти слезы своими губами. Не в силах противиться порыву, он потянулся к ней.Часть 1
12 февраля 2022 г. в 22:36
Примечания:
начато было давно, но как-то не шло. А вот сегодня вдруг...
Погруженный в мысли о крестном, Гарри не заметил, как наступило утро. Жить не хотелось, в груди который день подряд разгорался пожар. Предыдущие дни тоже приносили эту боль, но она проходила сама собой, поэтому юноша просто решил подождать. Видимо, измученный организм решил, что с него хватит, но Гарри об этом еще не знал. Перед глазами пролетали безрадостные годы у Дурслей, первый курс, второй, третий… Дикая надежда на настоящую семью и… Гарри винил себя во всем, что произошло. В ранении Гермионы, в смерти Сириуса… Когда юноша решил, что его здесь ничего не держит, то понял, что это не так.
Его держала девочка, точнее, девушка уже. Та, которая заставляла учиться, которая была рядом каждую минуту, которая старалась поддержать, несмотря ни на что. В этот момент забылись все обиды, все случаи, когда она слушала не сердце, а Дамблдора, важным было только то, что только ради нее и стоило жить.
Сова постучалась в окно, принеся весточку от друзей, и Гарри слабо улыбнулся. Сегодня боль как-то слишком долго не утихала, юноша даже потер левую сторону груди перед тем, как взять у совы пергамент, на котором проступали выведенные рукой Гермионы буквы, складывающиеся в слова. Юноша чувствовал подступающую боль, привычно игнорируя ее, ведь Гермиона важнее…
Начав читать, Гарри улыбнулся, но в следующий момент улыбка застыла на его губах. Мир исчез, провалился в глубокую черную яму, боль вспыхнула с новой силой, и юноша понял. Ему больше незачем жить, в этом мире не осталось больше никого, за кого можно было уцепиться, чтобы жить. «Прощай», — прошептали губы, и Гарри решил напоследок порадовать Дурслей.
С огромным трудом спустившись вниз, преодолевая головокружение и старательно держа глаза открытыми, юноша вошел в гостиную.
— Что тебе надо, мальчишка? — грозно поинтересовалась тетя.
— Сегодня… я… избавлю… вас… от… своего… присутствия… — проговорил юноша, чувствуя, что слова получаются как-то очень тяжело, их приходится проталкивать почти силой.
— Что ты мелешь, урод! — воскликнул дядя, не замечавший мертвенную бледность и седые пряди в волосах уже не мальчика, чувствовавшего, как день сменяется ночью.
— Я… вас… прощаю… — почти шепотом сказал Гарри, и мир померк. Еще некоторое время в груди горела боль, но потом ушла и она, он оказался на призрачном вокзале.
— Вернон! Он не дышит? — с некоторыми нотками паники воскликнула тетя мальчика.
— Притворяется, гаденыш, что ему сделается! — пнул тело дядя, но тело даже не отреагировало.
— Может, парамедиков вызвать? — тихо спросила Петунья, будто не веря себе.
— Ничего, не сдохнет! — сплюнул Вернон.
Пока они спорили и обменивались мнениями, уходили драгоценные секунды, могущие спасти юношу, которому совсем незачем было жить. Секунда утекала за секундой, и стало поздно. Просто в один миг стало слишком поздно, все-таки вызванные парамедики могли только констатировать смерть. Полиция, вызванная парамедиками, получила возможность задать свои вопросы, о странной ненависти к юноше задумались специалисты, но уже было слишком поздно.
Гермиона Джин Грейнджер, веселившаяся внешне, а внутренне пытавшаяся преодолеть розовый туман в своей голове, внезапно почувствовала загрудинную боль. Дочь врачей отлично разбиралась в этом вопросе и понимала, что происходит. Но вот лекарств у нее с собой не было.
— Миссис Уизли, мне срочно надо домой, — произнесла девочка, чувствуя, как мертвеют губы. — Или в больницу.
— Зачем тебе в больницу? — с подозрением спросила Молли Уизли. — На вот, зелье выпей.
Гермиона послушно, не имея сил объяснять, выпила зелье, но боль только усилилась, и она прошептала:
— У меня сердце болит, мне надо…
— Поболит — перестанет, — равнодушно заявила Молли, знавшая об этом последствии Амортенции, но не считавшая его чем-то серьезным.
Понимая, что пришел ее последний час, девушка попыталась еще что-то сказать, но боль вспыхнула, гася за собой весь мир, и только что-то внутри нее плакало: «Гарри! Гарри!»
Гарри стоял на платформе призрачного вокзала, глядя вдаль. Думая о прошедшей жизни, он не мог понять, почему не признался, не открыл своих чувств Гермионе еще на третьем курсе. Ведь он уже тогда понимал, что не может без нее… На четвертом курсе он так и не пригласил девушку на бал, хотя она ждала, он видел это, тогда почему? Почему отступился на пятом, почему не защитил?
«Гермиона устала ждать, пока я пошевелюсь, наверное, — думал Гарри. — И я потерял все, сам смысл жизни. Что же… Поделом мне. Прощай, Гермиона…»
Падение грязнокровки оказалось сюрпризом для Молли, подбежавшей к Гермионе, но было поздно: девушка уже не дышала, сердце ее стояло без движения. На призрачном вокзале появилась еще одна фигура. Гермиона увидела Гарри и бросилась к нему, но юноша стоял без движения, глядя куда-то вдаль, она бежала и все никак не могла добежать.
— Гарри! Гарри! — крикнула девушка.
— Уходи, — прошептал он. — Ты же любишь Рона…
— Это неправда! Неправда! — заплакала Гермиона. — Я не понимаю, что со мной было… Какой-то розовый туман…
— Империо?! — удивленно воскликнул юноша, эти симптомы он знал. Звездочка надежды зажглась в его истерзанной душе. Нерешительно подойдя к плачущей девушке, чьи слезы больно ранили, он наконец обнял ее.
— Не знаю… Но это было так страшно… — прошептала она сквозь слезы. — Гарри, а где мы?
— Вы у меня в гостях, дети. — Гарри, обернувшись, увидел высокую женщину в черном.
— Простите, — проговорила Гермиона. — А кто вы?
— Ну кем я могу быть? — улыбнулась женщина. — Я Смерть. Вы оба умерли, Гарри от острой сердечной недостаточности, а ты… твоя душа отказалась быть в мире, где нет его.
— Это правда? — пораженно посмотрел в глаза Гермионе Гарри.
— Я люблю тебя, — как завороженная, прошептала девушка.
— Я люблю тебя, — глядя в ее глаза, ответил шепотом Гарри.
— Что же мне с вами делать… — задумалась Смерть. — Знаете что? Я верну вас туда, где все началось. Накануне Гермиона встретила тролля, а Гарри ее спас.
— Но Рон же… — начал говорить Гарри.
— Нет, Гарри, — улыбнулась женщина. — Рон воспользовался заемной силой, предатели крови это умеют.
— То есть он вампир? — ошарашено посмотрела на Смерть Гермиона.
— Не совсем, но аналогия верна, — грустно сказала Смерть. — Вот ваш поезд, идите и постарайтесь хоть на этот раз быть счастливыми.
— Скажите, — тихо спросил Гарри, — а зачем вам это?
— Скучно мне, — ответила женщина. — Да еще и вы померли не вовремя, Судьба была очень недовольна.
Пока они говорили, к платформе подошел паровоз Хогвартс-Экспресса, тянувший за собой ровно один вагон. Взяв Гермиону за руку, Гарри шагнул к вагону, увлекая все еще всхлипывающую девушку за собой. Они прошли в знакомое купе, усаживаясь рядом. Посидев немного, глядя в окно, Гермиона вдруг попросила:
— Поцелуй меня… На прощанье…