я многое повидал за свою излишне долгую жизнь. слишком многое, чтобы описать, но большинство воспоминаний — лишь осколки, шрамы на теле и душе. казалось бы, у такого упыря, как я, души быть не может, но где-то внутри постоянно ныло. я не знал, от одиночества это или от слишком медленно тянущегося бренного существования. иногда хотелось выйти на главную площадь нашего города и громогласно объявить: «смотри, простой люд, перед тобой никто иной, как кровопийца, жуткий вампир!», и чтобы кинулись на меня священники и чтобы предали костру инквизиции.
за всю свою жизнь я успел нажить неплохое состояние и, при всех богатствах, жил один в огромном особняке. мне не нужны были ни прислуга, ни швейцары, ни повара. я всё делал сам и неделями мог глядеть в богато украшенный потолок, вырисовывая из линий чьи-то лица. мне так хотелось, чтобы в моей жизни появился кто-то, кто смог бы вернуть мне любовь к существованию, но мне не хотелось видеть, как они умрут. они непременно умрут, а я буду жить дальше.
как-то гуляя в парке и предаваясь раздумьям о бесконечном, я заметил одну худую, как спичка, бледную, словно снег, даму. она элегантно прикрывала рот тонкой рукой в перламутровой перчатке и лишь её хрупкая грудь вздымалась от лёгкого смеха. она невероятно заинтересовала меня, мне казалось, что такой красивой дамы я не видел ни разу в своей жизни, а уж дам я видел предостаточно. ненавязчиво вклинившись в разговор, я представился: герман, девушка же прикрыла зардевшие щёки веером и представилась в ответ: лиза. какое сильное и простое имя, но в то же время до звона хрусталя в ушах аристократичное.
мы с лизой много гуляли по тому самому парку, ненавязчиво обсуждали всё, что только могли, а я рассказывал ей о том, как было в прошлом. травил военные байки, говорил о том, что был лично знаком с самим да винчи, а она лишь смеялась, ссылаясь на моё богатое воображение. не знаю, хотел бы я, чтобы она узнала, кто я есть на самом деле… наверное, нет. узнай лиза, что я — чудовище, пьющее кровь жертв, тут же сбежала бы. поэтому я предпочёл молчать и поддакивал её словам об излишне богатом моём воображении и невероятно увлекательных снах.
через год мы с лизой сыграли свадьбу. я никогда не забуду её горящих глаз, её тонких рук на моей шее, наш первый танец как мужа и жены. тогда я закатил огромный пир и впервые за последние несколько веков мой дом наполнило такое количество людей. я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. я чувствовал себя живым. это неописуемое чувство, особенно для меня, давно забывшего, что значит чувствовать циркуляцию крови по венам и стук сердца. стук сердца лизы был моей любимой музыкой. бывало, сидим мы с ней в гостиной у камина, я положу голову ей на грудь и слушаю, чувствую, пропускаю через себя каждый удар внутреннего мотора. а она улыбается и накручивает пряди моих волос на пальцы.
после свадьбы встал вопрос о рождении наследника. фактически, я — мёртв, а потому и детей иметь не мог. лиза этого не знала и каждый раз убивалась, ударяясь в плач, ведь думала, что проблема в ней. я успокаивал её, говоря, что всё в порядке, что дети — не главное в нашей с ней жизни, но она очень хотела сына, что стал бы похожим на меня. тогда я впервые задумался о том, что порчу лизе жизнь своим в ней нахождением. с каждым днём слёз лизы становилось всё больше, как становилось больше и желания во мне ей всё рассказать, а потом предложить ей тоже стать бессмертной.
в один из таких вечеров я чуть было не решился, но слава богу, что всё же струсил. сделай я это — испортил бы всё, что имел, окончательно, хотя, казалось, куда хуже. но лиза всё ещё любила меня и видела проблему в невозможности зачать наследника только в себе. даже если я говорил ей, что виноват я, она ни за что не принимала мою позицию. я возил её по всяким ведуньям, она считала, что это поможет, но всё было безрезультатно. я сгорал от любви к лизе, от желания быть рядом и от того, что понимал, что отравляю её жизнь.
я долго думал обо всём. неделю не выходил из своей комнаты, совсем позабыв, что там, за дверью, преданно ждёт меня моя дорогая жена лиза, которую я так люблю. и когда я наконец вышел из комнаты, то знал точно: мне нужно исчезнуть. исчезнуть, словно меня никогда не было. она оправится и выйдет замуж снова, родит здоровых детей и будет счастлива, как и мечтала. а мне не впервой отпускать дорогих людей. я это переживу. у меня на это целая вечность, а у лизы — всего лет сорок. она оправится. обязательно.
той же ночью я оставил ей записку и тихо покинул поместье, бредя в неизвестном мне направлении. я просто шёл куда-то, не зная куда, и всё утирал не унимавшиеся слёзы. впервые за долгие годы я по-настоящему плакал от обиды и горя, но я понимал, что так будет лучше. лизе вправду будет лучше без меня. я отравляю её, её жизнь, её веру, её убеждения, её мечты, хотя во время свадьбы клятвенно обещал пройти все невзгоды и преграды. я сбежал, как трус, даже не попытавшись всё разъяснить, но так было нужно. я не знал, что станется с лизой, но, был уверен, она долго будет убиваться, много плакать. лиза всегда была по-детски эмоциональна и чувственна. её легко было обидеть и так же легко развеселить. моя прекрасная лиза. прости, что я всё испортил.
рыдает лиза, в руках записка: «не забывай моё стальное сердце. сердце, что никогда не билось».
***
— ну что, герман, какова ставка в этот раз? — одна из хихикающих звёзд за огромным игральным столом нахмурилась и посмотрела на меня.
— всё та же.
— двести миллиардов лет прошло, а ты до сих пор играешь на неё?
— да.
прошло столько времени, а я до сих пор не забыл лизу.
— если я выиграю, то вы воскресите мою лизу.
— стоит ли, герман? она умерла счастливой и до конца жизни проклинала тебя самыми греховными словами.
— я имею право выбрать приз. если я проиграю, то снова остаюсь здесь, с вами.
— отлично! — захлопала в ладоши другая звезда и перемешала карты.
прошло столько времени, а я до сих пор не забыл лизу. как и она до конца своих дней не забывала моё стальное сердце.
