Парень с татуировкой молнии

      Дни начались довольно мутные, сливающиеся в одно большое бесконечное нечто. Время потеряло свой смысл, перестало ощущаться, существовать. Невозможно было отличить пятницу от вторника, а утро от вечера. Чувствовались только пустота в груди, туман в голове и игла тревоги, затупившимся остриём засевшая где-то под сердцем.       Все попытки Игоря выйти с Петей на связь так и оставались безуспешными. Он пытался понять куда двигаться и что делать дальше, но выходило пока с трудом. Иногда он слишком погружался в эти мысли, так что все окружающие начинали замечать его отстранённость. Он отмахивался, убеждая всех, что всё в порядке или оправдываясь обычным недосыпом. Спать Игорь стал, действительно, меньше. Каждую ночь перед сном его мозг выдавал ему тяжёлые размышления о случившемся и беспокойные предположения о том, что может произойти с Хазиным без него.       На себя ему на данный момент было плевать. Нет, обида, конечно, засела где-то глубоко внутри и иногда пыталась взять верх, но за Петю было страшнее. Убивала неизвестность. По-настоящему страшно было понимать, что дорогой и любимый человек ушёл не понятно куда в момент, когда особенно нуждался в помощи, когда оставаться одному было ну никак нельзя. В моменты особого отчаяния Игорю начинало казаться, что он готов принять всё что угодно, только если Петя просто скажет ему, что он жив, цел и имеет какую-то поддержку. Но телефон упорно выдавал вязкие глухие гудки. Спустя несчитанное количество звонков и сообщений, был отключен вовсе. Последняя надежда на хотя бы какой-нибудь ответ безнадёжно гасла. Вещи его каждый день оставались на прежних местах, значит, не приходил. Всё это очень сильно действовало на нервы, по большей части, невозможностью контролировать происходящее. Складывалось ощущение, будто между ними были сотни километров городов, будто снова пролегли две реки, как тогда, когда они ещё не были вместе. Только на этот раз их не связывали даже телефонные провода.       Держался Игорь до последнего. Как мог держался, отвлекаясь на всё, что только можно. Но к концу недели Петиного отсутствия, всё-таки напился. Кайфа в том, чтобы бухать, он не видел никогда и культа попоек особо не понимал, но сейчас он не видел другого способа загасить весь тот хаос, который творился у него внутри.       Если честно, не помогло. Наоборот, только вытянуло наружу всё то, что было спрятано, да ещё и плохо стало с непривычки. Так, что пришлось брать отгул на следующий день и оставить эту затею с алкоголем. Выживать нужно было так, без аддикций. Учиться, даже если кажется, что не получится.               Петя с трудом разлепил глаза. Он лежал на постеленном на пол матрасе и утыкался лицом в свёрнутую вместо подушки собственную толстовку. Остальная одежда на нём, уже неплохо. Он медленно поднялся и сел, окидывая тяжёлым взглядом комнату, в которой находился. Место было ему незнакомо. На двуспальной кровати в центре комнаты спали трое. Голова раскалывалась, дико хотелось пить, что было вчера Хазин помнил очень смутно.       Какая-то вечерин      ка, какой-то клуб, какая-то компания. Пили много и всё подряд. Потом одна из девчонок позвала всех к себе. На квартире они явно что-то употребляли. Дальше, как отрезало. С трудом, но он встал, нашёл в квартире ванную и простоял некоторое время, опустив голову под струю холодной воды из крана. Прохлада немного облегчила ощущения, но в целом было всё также паршиво. Желая найти хоть кого-то, Петя вышел в кухню.       Две девушки в домашней одежде сидели за обеденным столом и тихо разговаривали. Когда он вошёл в кухню, девушки коротко поприветствовали его и продолжили свой разговор. — Что вчера было? — хрипло спросил Петя, прижимаясь плечом к дверному косяку. — Ну так-то много чего. Но у тебя ничего интересного. Ты как сюда пришёл, пару колёс закинул и отрубился. В общем, скука смертная. — скептически, будто немного разочарованно, пояснила одна из хозяек.       Он облегчённо выдохнул и вернулся в комнату за толстовкой. После чего зашнуровал ботинки покрепче, надел пальто и вышел из неизвестной квартиры вон.       На улице было сыро. Ноги вязли в рыхлой снежной каше серо-коричневого цвета, пришлось приложить усилия, чтобы выбраться на асфальтированный участок тротуара. На душе было ещё более мерзко, чем на улице. Телефон в кармане разрывался от звонков и уведомлений о сообщениях. Пете даже не нужно было смотреть на экран, чтобы понять, кто пытается выйти с ним на связь. Сообщения сыпались одно за другим, но он не открыл ни одного. Текст на экране и так было видно. И от каждого последующего только больше щемило в груди. Понимая, что всё равно не ответит, Петя просто выключил звук телефона, чтобы больше не слышать отчаянных попыток Игоря до него достучаться.       И так уже несколько дней. Большую часть времени он проводил чёрти-где, а в снятую им на время однушку приходил только поспать или полежать, пялясь в потолок. Уйти из дома — шаг необдуманный и чреватый последствиями, половины из которых он пока даже не осознавал. Осознавать, в принципе, хоть что-то ему сейчас было тяжело. Хотелось только глушить боль и ненависть к самому себе. Знал, что сделал Игорю больно, что заставляет его переживать, но был уверен, что это лучшее решение из всех, что только можно было предпринять. Каждый день напиваясь или упарываясь, думал, что оградил Игоря от мучений, уверял себя, что без него будет легче. И скучал. Дико скучал, так что изнутри разрывало. Даже брался за телефон пару раз, в минутном порыве позвонить, сказать что-то, сделать. Но тут же одёргивал себя, не хотел слышать его голос, наверняка, до ужаса расстроенный или взволнованный. Этого тона он никогда не выносил. Либо раздражало, либо, как по живому резало. Да и что сказать, он не знал. Не было слов подходящих, ну или просто он не мог их найти. Так и выключил телефон вовсе, чтобы даже мысли не было попытаться на что-то ответить.       Но мысли об Игоре неизбежно настигали всегда. Накрыть могло в любой момент, будь он пьян, под кайфом или на страшных отходняках. В совершенно неожиданный момент мозг начинал прокручивать ситуацию по новой. Иногда даже становилось страшно, за Игоря или за себя, Петя понять не мог. Просто старался гнать тоску прочь и надеялся, что всё это вскоре закончится. Он медленно закурил, выдыхая табачный дым в полутёплый мокрый воздух начинающего тлеть февраля.              Тусовки, счёт которым уже сбился, сменяли одна другую. Он и сам не понимал, как нашёл в себе силы выйти сегодня из квартиры. Утром штормило жутко, накрывая последствиями принятой вчера дозы. Он до обеда просидел на полу в ванной, упираясь лбом в холодную керамику унитаза. Потом был холодный душ и чашка чёрного крепкого кофе.       Сейчас Петя напивался в очередном клубе, когда к нему за барную стойку подсел парень из подцепленной Петей компании. Он долго изучал Хазина глазами, будто пытаясь что-то в нём отыскать. Чужой пристальный взгляд начинал напрягать. — Неудачный день? — тот заговорил первым, не дав Хазину сразу перейти в открытую агрессию. — Тебе чё надо, дядь? — Петя окинул его презрительным взглядом и опрокинул очередную рюмку. — Да я тут подумал, не хочешь что-нибудь поинтереснее, чем бухло? — парень понизил голос, наклонившись чуть ближе. — Есть что предложить?       Парень кивнул в сторону, как бы приглашая последовать за собой. Не долго думая, Петя встал и пошёл с ним.       По винтовой лестнице они спустились вниз со второго этажа к туалетным комнатам. Оглядевшись вокруг, парень приглашающим жестом указал на одну из кабинок. Петя помедлил, но зашёл. Парень достал из барсетки небольшую жестяную коробочку. Под блестящей крышкой с вензелями лежали шприц и жгут. — Уверяю тебя, это покруче всего, что ты когда-либо пробовал. — парень заговорщически подмигнул, расплываясь в улыбке и протянул коробочку Пете.       Прохладный металл лёг на тёплую кожу ладони. Пульс гулким стуком отдавался в ушах. Он смотрел не отрываясь, будто гипнотизировал взглядом вручённый ему предмет. Даже дышать на мгновенье перестал. Шестерёнки в голове закрутились, как маленькие детальки калейдоскопа в картинку начали складываться. Сначала абстрактную и причудливую, потом медленно-медленно всё яснее выкладывалось. Тревога из глубины подниматься начала, ещё не осознавал, но уже чувствовал опасность на где-то на подкорке мозга. Пугало и звенело. Предупреждало морозом по коже. Прислушался. — Да ну нахер. — резко выдохнул Петя и вернул коробочку обратно владельцу.       Быстрым шагом он прошёл к гардеробу, а потом на улицу. Нервная дрожь пробежала вдоль позвоночника. Было страшно. Страшно понимать, в шаге от чего он был. До сих пор фантомно ощущал ладонью вес и форму красиво упакованной, практически гарантированной, медленной смерти. Грязной и абсолютно нечеловеческой. Эту точку невозврата Петя не мог себе позволить перешагнуть. Мысль о том, какая тьма за ней стоит, пульсировала в голове до сих пор. Очень хотелось домой, по-настоящему домой, туда, где ждут. Но своими собственными руками он этот путь отрезал. Возвращаться теперь можно было только в холодную неуютную квартиру. Но не домой.       Он стоял в тёмной кухне, прокручивая вечер в голове. Внутри закипало всё. Злился. На себя, на то как жизнь к нему несправедлива, на парня, который чуть не втюхал ему героин. На всё злился. Деревянная стойка с ножами с размаху полетела на потёртый линолеум.       

***

      Нина проснулась от настойчивого звонка в дверь. С трудом открыв глаза и жмурясь от включённого света, она вышла в коридор. За дверью, не убирая пальца с кнопки звонка, стоял Хазин, насквозь промокший от липкого снега, валящего крупными хлопьями за окном.       Едва переступив порог её квартиры, он сполз по стене на пол. Только сейчас Нина заметила, что он сильно пьян и очень напуган. Присела рядом, стараясь заглянуть парню в глаза, увидела его перепачканные в крови кисти рук. — Чья это кровь, Петь? — она спешно осматривала Петины ладони, перекручивая их в своих. Он молчал.       Не дожидаясь ответа, Нина стянула с него промокшее пальто и невольно выругалась. Из-под рукавов показались располосованные руки. Вопрос «чья это кровь» отпал сам собой. -Давай-ка поднимайся, в ванную иди. — она слегка потянула его за плечо, помогая встать.       Послушался. Сел на бортик ванной, на Нину не смотрел. Стыдно было, неловко, надеялся, что объясняться не придётся. — Если ты не дурак, то лучше обратись к врачу, ты пока ко мне вот так ехал, мог и заражение и неизвестно что ещё получить. — тараторила она, доставая из аптечки всё необходимое.       Мягким влажным полотенцем девушка убрала следы крови с его рук, чтобы легче было заниматься самими порезами. С трудом держалась, чтобы пальцы не дрогнули. Он тихонько шипел и всхлипывал при каждом прикосновении.       С правым запястьем Нина управилась быстрее — раны там были не настолько глубокие, а вот над левым пришлось постараться чуть дольше. В какой-то момент ей показалось, что нужно будет ехать зашивать. Присмотревшись внимательнее, поняла, что необходимости в этом нет. Полностью закончив с обработкой и перевязкой, она осторожно прижала парня к себе. Хазин уткнулся лбом ей в живот, под своими ладоням девушка чувствовала дрожащие плечи. — Я не хотел… Точнее думал, что хотел, а потом испугался и понял, что не хотел… — голос его несвязной речью дрожал и срывался. — Тише-тише, всё закончилось. — она несмело гладила его сквозь ткань футболки. Ей и самой хотелось расплакаться прямо на месте, но сейчас было нельзя. Нужно было побыть смелой ради него, хотя бы сделать вид. — Грому не звони. Не должен он ничего про меня знать. — глаза Петя прятал, не хотел всю историю наружу доставать, и без этого нелегко было. — У вас что-то случилось? — всегда она всё в лоб спрашивала, будто и так всё знает, будто хочет слышать заранее известный ей ответ. — Не вместе мы больше. Я сам ушёл. Остальное не важно.       Расспрашивать дальше не стала. Видела боль в глазах, понимала всё, в чужое не лезла. После Игоря, она последняя осталась, кому Петя мог довериться. Он благодарен был, что помогла, что не переступает дальше позволенного. Отношений давно уже не вышло, а подругой она была хорошей. Было в ней что-то простое человеческое. Петя даже удивлялся всегда, как оба этих светлых и чистых существа с ним, скотом таким, уживаются. Не мог научить себя полностью принимать такие вещи, как дружба и любовь, часто недостойным себя считал. А они вот оставались. Поразительно, но всё-таки приятно. Значит, осталось в нём ещё что-то такое, что людей рядом держит, не отпугивает напрочь. Значит, есть ещё и у него шанс, наверное.       Нина ему чай предложила с ромашкой. Не отказался. Пока Петя пил свой чай, она постелила ему диван в гостиной. Нашла что-то из своих домашних спортивок. Её «оверсайз» ему по размеру пришёлся. — Иди поспи, тебе отдохнуть надо. — она ласково, как-то даже по-сестрински, потрепала Хазина по плечу и забрала у него опустевшую кружку.       Засыпал он долго. События недели пролетали перед глазами бешеной цветной каруселью. Чем дольше он думал, тем больше хотелось вернуться назад, извиниться, попросить начать всё заново. Мысль об этом одновременно грела и пугала. Неприятное смешанное чувство. Цепляясь то за одно то за другое, Петя медленно провалился в сон. Снился ему дом. И Игорь.