10.01.2022
акт одержимости/отчаяния
11 января 2022 г. в 23:31
Это происходит само.
Пара бокалов какой-то дряни, которую мешает приглашенный на студенческую вечеринку "бармен", и Чун Юнь перестает контролировать свой язык. Руки тоже.
Чун Юнь широко проводит языком по оголенному плечу. Беннет на вкус – до горечи солёный пот, пепел и жженая кожа. Он вечно опаляет пальцы спичками, обжигает плечи, прислоняясь к духовому шкафу в пекарне, где подрабатывает по выходным, собирает на свою бедовую голову пепел, который стряхивают курящие на балконах верхних этажей...
Чун Юнь пытается слизать веснушки с его плечей, словно искристую карамель. Беннет в его руках беспомощно и смущенно вздыхает, елозится на коленях и прислоняется щекой к волосам.
Сквозь вибрацию басов на нижнем этаже слышится сладкий девичий стон, приглушенный парой дверей.
Чун Юнь кусает Беннета за плечо и тот давится вздохом, а на языке отчетливо проступает металлический привкус.
– Ничего страшного, заживёт, – шепчет Беннет прежде, чем Чун Юнь успеет извиниться. Он улыбается – искренне и неловко – и Чун Юнь целует его, с непозволительной жадностью пытаясь выпить хоть каплю света этой улыбки. Нельзя. Нельзя, но так хочется.
Губы у Беннета сухие и обкусанные, едва сладкие из-за лимонада, с которым мешали весь сегодняшний алкоголь, чтобы растянуть запасы на всю ночь. И горячие, такие горячие, что Чун Юню кажется, что он обжигается, но ему хочется ещё.
Забыться. Растаять в чужом тепле. Сгореть в нём заживо.
Беннет горячий. Губы, руки; Чун Юнь проводит ладонью по оголённой груди и она – тоже горячая. Каждое прикосновение как первое мгновение попытки попробовать коснуться пламени зажигалки – уже греет, но ещё не больно.
Пламени Чун Юнь не боится, хотя может и стоило.
– Как ты? – тихо интересуется Беннет, втискивая слова между собственными смущенными вздохами. Помнит, что алкоголь Чун Юнь переносит едва ли лучше него. Такой очаровательно заботливый, даже сейчас.
– Сожги в своём пламени все мои грехи, – просит Чун Юнь, утыкаясь носом в его шею, прижимаясь к груди, чувствуя чужой смех кожей.
– Какие у тебя могут быть грехи? – Беннет ласково треплет его по волосам, запускает пальцы в пряди, чуть царапает кожу. – Забудь. Забудь обо всём.
И целует его сам, толкается языком в рот. Чун Юню становится по-настоящему жарко.
– Есть только здесь и сейчас.
Они целуются, пока не начинает сводить скулы, и тогда Чун Юнь скользит по мокрым губам языком, а затем зацеловывает Беннету лицо, шею и плечи, опускается к груди, касается старых шрамов некогда кошмарно глубоких ран.
В некоторой степени они оба бесконечно невезучие, но Беннета жизнь словно намеренно не щадит.
Чун Юнь сжимает ладонями чужие бока и срывает с губ стон. Беннет вздрагивает, когда Юнь ведёт пальцами выше, гладит, выводя контур рёбер, задевает большими пальцами соски. Беннет льнёт к нему, выдыхает в волосы и обнимает за плечи.
– Сделай так, чтобы было хорошо.
Чун Юнь вновь приникает к губам и опускает ладонь ниже, ловит стон, сжимая член Беннета через ткань шорт.
Застёжка поддается быстро; Беннет приподнимается, чтобы стянуть шорты, и в эту короткую заминку Чун Юнь стаскивает свои штаны ниже. Беннет вновь устраивается на его коленях, ближе, и от соприкосновения возбужденной плоти они стонут в унисон.
Чун Юнь обхватывает оба члена ладонью, сжимает, и Беннет стонет ему в губы, а затем улыбается с тихим смешком.
И если пламя в груди сожжёт самого Чун Юня, а не его грехи, то, в принципе, он ни о чём не будет жалеть.
Чун Юнь двигает ладонью медленно, но ритмично, мягко оглаживает головки кончиками пальцев, размазывая проступившую смазку по стволам. Беннет целует его в висок, в щёку, в губы, и утягивает в неторопливый поцелуй, полный горечи и отчаяния, о которых они обещали сегодня забыть, но Юню нравится. Нравится, как выжигает невыплаканные слёзы, как яростный крик становится стоном удовольствия, как с каждым синхронным движением внутри рождается нечто светлое и новое, незапятнанное жизненными перипетиями.
За вспышкой оргазма мир вокруг меркнет, за стуком сердца глушится надоедливая музыка. Беннет опаляет тяжелым горячим дыханием шею и кромку волос, и Чун Юнь, улыбаясь, вновь тянется зацеловать веснушки на его плечах.