***
Когда они разъехались по домам, Микаса и не заметила, как делала все на автомате. Проверить цветы, приготовить обед, сделать упражнения и прочее. Только к вечеру она остановилась, стоя у зеркала в ванной, крепко сжимая зубную щетку. Аккерман, наконец, пришла в себя, осматривая свое до сих пор бледное лицо, на котором почти не осталось следов от солнца. Она вздрогнула, глядя на следы от пальцев на руках, на бедрах, никак не понимая, как могла довести до такого в пьяном состоянии. Ведь она знала себя. И знала, что откажется. Тогда как же так вышло? В животе противно закрутило, от чего она, почувствовав спазмы, нависла над унитазом. А затем снова и снова, до тех пор, пока ее телом не завладел тремор. Осев на холодную плитку, она расплакалась, вытирая лицо полотенцем. Ничего хорошего все это не означало. Смутное чувство тревоги подсказывало: он обманул. Было что-то еще, что Эрен скрыл. Что-то очень важное. Ведь в прошлый раз они пили не менее крепкий алкоголь, но память ей не отшибало. Еле как заставив себя подняться, Микаса умылась и все-таки почистила зубы, игнорируя дикие рвотные спазмы. На автомате дойдя до кровати и поставив будильник на семь утра, Аккерман сразу же уснула. Впервые за пять лет она не переживала о том, как выглядит. Не пыталась подобрать что-то красивое и не беспокоилась о том, что ее волосы грязные. Микаса чувствовала себя отвратительно. Снова. Все повторялось словно по кругу, и теперь оставалось только ждать, когда она больше не сможет выполнять свои обязанности. Эрен был нервным, от чего нагрузил ее работой на ближайшие два дня. Аккерман только и успевала закончить все и, придя домой, сразу засыпала. Она больше не бегала, не делала упражнения. Даже за цветами не следила, оставив их засыхать. Когда она разгребла большую часть работы, сразу же сдала общий анализ крови. Идя по мрачному Лондону, она словно была в прострации. Ничто не ощущалось реальным, словно ее насильно запихнули в игру. Она даже не заметила Кирштейна, стоящего на парковке у дома. Только когда он окликнул ее во второй раз, Мика нашла в себе силы остановиться и развернуться к нему. — Микаса, привет. — Он выпрямился, нервно одергивая кожаную куртку. — Ты что-то совсем исчезла. У тебя что-то случилось? — Нет, у меня просто было много работы. — Микаса поправила сумку, немного вымученно улыбаясь. Теперь ей стало стыдно за свой вид, из-за чего она покраснела, неловко заправляя прядь за ухо. — Выгляжу неважно. Скорее ужасно, наверное… — Нет, ты выглядишь как всегда идеально. — Жан улыбнулся, даже не давая себе времени на обдумывание ответа. Словно был прочно в этом уверен. — Слушай, видимо достаточно он тебя нагрузил. Может, хочешь отдохнуть? Мне нужно по делам в Саутленд-он-си. Если хочешь, поехали. Обещаю, что мы просто прогуляемся. Микаса задумалась. Почему бы ей просто не взять, и не уехать с ним? К черту работу, к черту Эрена с его недосказанностью. Нужно обязательно вырваться хоть куда-то. — Хорошо. — Она коротко улыбнулась. — Когда едешь? — Прямо сейчас. — У Аккерман сложилось впечатление, что он был удивлен ее ответу. — Возьми сменные вещи. Сейчас доедем, снимем номера. Я быстро решу свои дела, и утром прогуляемся. Там красивый пляж, но вряд ли получится искупаться. —Тогда сейчас соберусь. — Она вдруг почувствовала почти детское воодушевление. Собираясь, Аккерман взяла свой однотонный рюкзак. Закинула в него зубную щетку, пасту, сменную одежду и зарядку. Быстро оглядев себя в зеркало, Микаса подметила, что все же выглядит ужасно и закинула туда же свой шампунь, чтобы хоть как-то привести волосы в порядок. Спустившись, она, как и в прошлый раз, терпеливо ждала, пока он проверит шлем. И только после села за его спиной, крепко обхватывая талию и кладя голову на его спину. Их ждало полтора часа пути до города. Холодный ветер обдувал ее тело, из-за чего пришлось сильнее прижиматься к Жану. Долгая дорога почти усыпляла ее, но Микаса быстро приходила в себя, вспоминая, что ей нужно держаться. Когда они доехали, уже расплывался закат. Быстро сняв шлем, она заметила, что ей заложило уши. Но Аккерман проигнорировала это, снимая в сторис прекрасное алое небо, сразу же ставя геолокацию. Пересмотрев небольшой ролик, она заметила, что в кадр попал кусочек Темзы, перетекающей в Ла Манш. Они сняли два небольших соседних номера. Конечно, по качеству они уступали вилле на Ибице, но Аккерман была довольна и такому. По крайней мере, с ней точно ничего не случится, и не будет никакого алкоголя. Микасе отчего-то хотелось верить, что Кирштейн никогда ее не обидит. Даже не так. Она была почти уверена в этом. Он уехал сразу же, как только они заселились. За время его отсутствия Микаса успела принять душ, поужинать и посмотреть два фильма. Жан вернулся к десяти в достаточно подавленном состоянии. Видимо, он пришел к ней сразу из душа, натягивая на лицо улыбку. Аккерман решила, что настала ее очередь поднимать настроение. Рассказав ему кратко о сюжете фильма, она заметила, как его настроение медленно поднималось. — Знаешь, а давай сделаем фото? Мне надоело, что все теперь считают меня подстилкой своего начальства. Это дошло до абсурда! Большая часть его фанатов какие-то неадекватные. — Микаса взяла телефон в руки, хитро улыбаясь. В ней снова проснулся азарт. Аккерман знала: Эрен точно что-то скрывал. И это злило, так же, как и сам факт того, что он хотел ее, знал о том, что она не хотела бы заниматься таким в состоянии опьянения. — Если откажешься — пойму. Просто хочу сбавить обороты вокруг себя. Увидят, что я не с Эреном, и отстанут от меня наконец. — Почему нет? Я даже придумал кое-что. — Жан усмехнулся, поднимаясь. Напротив кровати было узкое зеркало, которым он и собирался воспользоваться. Он сел к нему спиной и посадил Аккерман к себе на колени, от чего она тут же покраснела. — Пользуйся, пока я в хорошем расположении духа. Только без лиц, так будет интереснее. Микаса тяжело вздохнула, обнимая его и скрещивая ноги за его спиной. Кирштейн был явно доволен собой. Упершись подбородком в его плечо, она закрыла телефоном большую часть лица и сделала несколько фото. Казалось бы, стоит принять прежнее положение, но Аккерман не могла. Она давно не ощущала таких комфортных объятий. Последний раз такое было, когда ее обнимал Армин. — Хочешь посидеть так? — Жан спросил совершенно серьезно, чуть отстраняясь. — С тобой просто приятно обниматься. — Микаса неловко улыбнулась. — Было бы неплохо, если честно, я давно не обнималась вот так, без какого-либо контекста. — Хорошо, тогда я побуду твоей персональной подушкой-обнимашкой. Вижу, что период у тебя в жизни не очень. — Он раскинул руки, ожидая, когда Микаса обнимет его. Аккерман нерешительно приблизилась, сразу прижимаясь щекой к его ключице. В этом жесте не чувствовалось пошлости или двойного дна. Лишь приятные объятия, от которых она только глубоко вдохнула приятный запах его одеколона и медленно выдохнула, постепенно засыпая. Проснувшись утром от тихого стука в дверь, она заметила, что, скорее всего, всю ночь была одна. Да и спалось, на удивление, настолько хорошо, что казалось чем-то нереальным. Быстро скинув шорты, Микаса надела джинсы, сразу же приводя волосы в более-менее божеский вид. — Заходи! — громко сказала она. Жан вошел, одетый в обычную водолазку и джинсы, с завтраком в руках. — Когда ты уснула вчера, я и не думал, что ты любишь так долго спать. Да и не хотел будить. — Он улыбнулся, ставя поднос с обедом. — Надеюсь, все в порядке? — Все в порядке. — Микаса улыбнулась, садясь в кресло и включая фоном небольшой телевизор. — Для такого маленького городка — неплохой отель. «Сегодня ночью — предположительно между восемью и девятью часами — был убит один из главных криминальных авторитетов Лондона — Джон Маккейн младший. Пока что полиция не дает никаких комментариев, но нашим журналистам удалось узнать, что убийца не оставил следов. Скорее всего, это был наемник». Жан хмыкнул. — Не удивительно, что полиция не шевелится. — Кирштейн отпил немного кофе. — Кто станет расследовать убийство такого, как он? Микаса молчала, внимательно вглядываясь в фото трупа того самого Джона и, в какой-то момент, осознала, что видела его тогда на балете. Он лишь переглянулся с Кенни, но так и не решился подойти. Аккерман перевела внимательный взгляд на Жана, от чего он едва заметно дрогнул. — Каждая душа требует отмщения, — сказала она тихо, безэмоционально. В эту секунду она стала буквально копией Леви, из-за чего ему стало жутко. — Даже если это криминальный авторитет. Микаса нахмурилась и дернула головой, сразу же улыбаясь. — Впрочем, полиция сама разберется, ведь так? — Она обмакнула ролл в соевом соусе, сразу же съедая его. — На пляж и домой? А еще я хочу воспользоваться своим желанием. — И что же ты загадаешь? — Кирштейн расслабился, откидываясь на спинку кресла. — Поехали со мной. — Улыбка слетела с ее лица, оставляя место легкому смущению. — В Шотландию. На две недели. Мой дядя поставил условие: я должна прибыть пятнадцатого числа в сопровождении друга мужского пола или же пары, обижать его мне не хочется. Все знакомые заняты, и ты моя последняя надежда! Соглашайся. Лошади, охота, огромный дом с бассейном и милый городок. А еще вкусная еда. Ну, из минусов — иногда некомфортно находиться в одном помещении с достаточным количеством богатых людей. Но мы с ними время проводить не будем. — Пятнадцатое ведь завтра. — Жан немного удивился, но, притворно задумавшись, кивнул. Он и не надеялся, что она позовет его сама. — Раз уж ты согласилась поехать со мной сегодня, то и я доверюсь. Микаса улыбнулась. Они ели в тишине, после чего спустились к пляжу и, сев на два средних размера камня, молча наслаждались шумом волн. — Я ведь могу с тобой поделиться, Жан? — вдруг тихо начала Микаса, внимательно всматриваясь в беспокойную водную гладь. — Как с близким другом? Мне, правда, кажется, что мы хорошо ладим, чтобы я могла так называть тебя. Ты внушаешь доверие. — Конечно. Все, что только угодно. Я выслушаю и не стану осуждать. — Жан сел ближе, замечая, как ее руки начали подрагивать. — Может ли… — Микаса запнулась. — Может ли считаться насилием, когда двое пьяных людей занимаются сексом, но один из них точно знает, что не стал бы в пьяном состоянии? — Чисто теоретически, насилием считается любой акт, совершенный после слова «нет». — Жан напрягся, чуть сжимая ее ладонь. — Тебя кто-то обидел? — В том-то и дело. — Микаса вздохнула, поворачиваясь к нему полубоком. — Я не помню. Ничего. Когда я напиваюсь — не могу держать себя в руках, мозги совсем не работают. Если компания будет незнакомая, люди могут неправильно воспринять мое поведение… Напивалась я несколько раз. Первый раз закончился на типичных обжиманиях ночью. Второй раз был в университете, когда я вынужденно заперлась у себя в комнате и перетерпела все. Но никогда не было такого, чтобы мне напрочь отбивало память. Жан молчал, внимательно слушая и мягко поглаживая ее ладонь пальцами. — Мы были на Ибице. Да, я признаю, что могла вести себя днем расслаблено или вызывающе. Мне двадцать три, не пятнадцать. И я замечала, что Эрена… Тянет ко мне. И было много фразочек с сексуальным контекстом. — Она поджала губы, чувствуя, как сильно ей не хотелось верить в те мысли, что лезли к ней в голову. — Какая-то девушка пригласила нас на вечеринку. Я выпила коктейль, и дальше все — как в тумане. Память отрывками возвращается. Я помню, что мы танцевали. Что я ушла обратно в бар, потом мы приехали в дом и целовались, но я точно сказала бы, что не хочу продолжать. Это мой принцип. И я бы не переступила через него. И все. Дальше лишь пропасть. Кирштейн притянул ее к себе в объятия, мягко гладя по голове. — Я знаю Эрена всю свою жизнь. Я всегда чувствовала что-то вроде влюбленности по отношению к нему. Я привыкла к своему положению. Быть одной, пока он с кем-то развлекается, просто потому, что так удобно. — Микаса сжала куртку Жана, сразу же поправляя ее, и глубоко вдохнула, успокаиваясь. — И он всегда пользовался этим. Я не могу верить тому, что у него якобы вспыхнули чувства, даже если бы мне очень хотелось. Я абсолютно запуталась в том, что действительно, а что — нет. Я делаю нелогичные, импульсивные поступки, за которые мне потом неловко. Но, с другой стороны, та версия меня лет десять назад бы гордилась, что я могу делать так. Но я нынешняя совсем потерялась. Мне кажется, что меня и вовсе не существует. В смысле, у меня нет личности. Я живу буквально тем, чтобы быть такой в чужих глазах. Быть красивой, деловой. Всегда в идеально выглаженном костюме с укладкой, как учила мать моего лучшего друга. Всегда с улыбкой, всегда отличница. И если ты сейчас спросишь у меня: «Микаса, дорогая, а чего хочешь ты?». Я буду молчать, а потом расплачусь, потому что единственное, чего я хочу — уехать в Шотландию и, наконец, успокоиться. Это единственное место, где я могла расслабиться. Гулять одна и радоваться жизни, не думая о том, что будет думать обо мне дядя, брат или банально дворецкий. Потому что там меня всегда окружали любовью, там, казалось, все счастливы, и проблем нет. Там всегда солнечно, и цветут цветы. Я никогда не чувствовала такой любви к себе вне того поместья. Ни от кого, понимаешь? Я хочу исчезнуть, оборвать все связи. Купить там маленькую ферму и выращивать коз, овец и коров. Хочу, чтобы единственной моей проблемой был ужасный нрав какой-нибудь овечки. И, может, многие подумают, что я полная дура, которая сильно драматизирует и утрирует свои проблемы. Пусть. Это то, как я переживаю то, что внутри меня. Понимаешь, как все сложно? Я никогда не чувствовала такого с ним. Столько лет быть лояльной по отношению к одному-единственному, а теперь, когда, казалось бы, вспыхнула взаимность, — отступать назад, потому что поняла, что не чувствую спокойствия! Но я ведь еще жуткая трусиха! Эти чувства столько лет разбивали мне сердце, что, кажется, я больше не чувствую прежнего трепета перед ним. Да и где гарантия, что, если я поведусь, это окончательно меня не разобьет? Я боюсь, что не смогу собрать себя обратно в этот раз, понимаешь? Я не хочу возвращаться к тому, из чего вышла. — Микаса, я рад, что ты смогла выговориться. — Он продолжал гладить ее по голове, обдумывая то, что должен был сказать далее. — Правда, я ужасно поддерживаю людей и боюсь сейчас что-то сказать не так. И не знаю, с чего начать. Думаю, стоит с чувств? Согласна? — Микаса отстранилась, кивая. — Давай проверим тогда. Я слышал об одном эксперименте. Не против? Назови десять вещей, которые тебе в нем нравятся. — Жан протянул ей ладони, чтобы она вложила свои. Когда Аккерман это сделала, он стал аккуратно растирать ее замерзшие пальцы. Она молчала. — Хорошо, назови десять черт близкого тебе человека. Кого выбрала? — Дядю. — Микаса улыбнулась. — Он сильный. Физически, морально. Это раз. Два: Он серьезный, ответственный. Всегда исполняет свои обещания, никогда не говорил мне ничего плохого, даже когда я вела себя ужасно, когда мне было десять. Всегда старался делать все для семьи. Считаю в отдельный пункт то, что он всегда привозит мне что-то из поездок, даже когда не прошу. Это ведь значит, что он помнит еще и обо мне. Рассуждает, что бы мне понравилось, и советуется со своей женой. Это семь. Восемь: он справедливый. Любит меня, а еще может спокойно указать мне, где я не права. — Хорошо. А теперь про Эрена, но только негативные качества. — Жан улыбнулся в ответ. — Кажется, твой дядя действительно отличный. — Он вечно курит при мне, подставляет, игнорирует. Слушает тогда, когда ему удобно это делать. Манипулирует, чтобы я решала его проблемы. Пользуется моей симпатией для того же. Уже шесть. А еще эти его швабры, вечно забывающие трусы у него в квартире, тоже посчитай, как минус. Я не могу понять, где его настоящие чувства и эмоции, а где то, что я должна видеть по его мнению. Я больше не могу ему доверять так, как раньше. Он лжет, а еще в минусы хочется записать, что он не замечает ничего, когда это касается меня. — А плюсы? Какие можешь назвать? — Ну… — Микаса задумалась, отворачиваясь к воде. — У него все еще есть совесть. Наверное. И он понимает, что иногда перебарщивает. Бывает смешным, серьезным. Может за себя постоять. — Какие-то сомнительные плюсы, Мик. — Жан нахмурился, тяжело вздыхая. — Я не психолог, но что-то не похоже, чтобы ты вообще была в него влюблена. Дядю своего ты любишь, это видно. Поэтому, думаю, могла бы бесконечно перечислять его хорошие черты характера, в какой-то степени идеализируя. Когда я влюблен, я не замечаю минусов объекта обожания. Но ты… Ты даже шести плюсов наскрести не смогла. Микаса, он спит с другими, зная о твоих чувствах. Это неправильно, нужно поговорить и оговорить то, что происходит. Я бы обсудил, как минимум. Если я знаю о чувствах моей подруги, к которой ничего не чувствую, я сажусь и обсуждаю с ней все. И объясняю, что не хочу терять дружбу. Тем самым я даю ей понять, что точно ничего не будет, она спокойно переживет эту влюбленность и пойдет дальше. Но, игнорируя эту часть тебя, он на подсознательном уровне держит тебя на коротком поводке. Как запасной вариант. Микаса внимательно вгляделась в его лицо, из-за чего Кирштейн, наконец, заметил, что ее глаза начинали обильно слезиться. — Я не хочу говорить сейчас всю правду в лицо, я знаю, что мои слова ранят, но ты должна это услышать и обдумать, придя к выводу, который ближе всего для тебя. Так ты придешь к тому, что сама думаешь обо всем. Да и это же из-за него ты заболела тогда? Я ведь учился с тобой. И тоже многое замечал, я ведь не слепой. Аккерман поджала губы, начиная хмуриться. Ей не хотелось отвечать на этот вопрос, ответа на который стыдилась. Она считала, что воспринимала все слишком близко к сердцу в прошлом и не решалась в принципе думать о том, что действительно привело к такому состоянию. — Пойми, что такими темпами он лишь будет мешать тебе жить. Да банально отношений не будет, пока он рядом. И я уверен, похожий пример был уже в твоей жизни. — Жан мягко приложил ладони к ее холодным щекам, сразу же стирая одинокую слезинку. — Обратись к психологу, попроси поддержки у семьи. У меня. У тебя замечательная подруга, ты нравишься Саше. Она вечно спрашивает, когда зайдешь в салон. Твой мир не должен закрываться только на нем. У тебя есть, у кого просить помощи, если тебе плохо. Ты не должна проходить через это в одиночестве. Ты не заслуживаешь всего того, что с тобой произошло за эти годы. Понимаешь? Игнорируя то, что копится внутри, ты делаешь только хуже. Ты буквально — маленькое солнышко, которое освящает все вокруг себя. Я не знаю никого, кто еще бы производил похожее впечатление. И ты не должна потухнуть из-за того, что происходит в твоей жизни. Я не понимаю его. Любой на его месте был бы до усрачки счастлив, что его любит такой прекрасный, верный человек. И это нормально — понимать, что чувства потухают, не получив должного ответа. Ты готовишься к тому, чтобы пойти дальше, и я всей душой надеюсь, что это будет безболезненно. Микаса застыла, понимая, что он прав. Что все это время она сама отстранялась от многих в пользу Эрена, который даже не ценил ее в полной мере. Который не может дать ей того, что действительно нужно, и все эти года она лишь идеализировала его. Аккерман крепко сжала Кирштейна в объятиях, стараясь держаться как можно спокойнее, но уже было поздно. Она плакала, словно младенец, наконец дав волю выйти всему накопившемуся за последнее время.Глава 21
4 марта 2022 г. в 12:47
Примечания:
𝖫𝖾𝗍 𝗂𝗍 𝖦𝗈 - 𝖳𝗁𝖾 𝖭𝖾𝗂𝗀𝗁𝖻𝗈𝗎𝗋𝗁𝗈𝗈𝖽 (𝗌𝗅𝗈𝗐𝖾𝖽)
— Ты как? — Изо всех сил Эрен старался звучать отстраненно, но волнение слишком заметно читалось в интонации. Прихватив первое попавшееся полотенце, Йегер прижал его к носу Микасы. — Лучше на бок. Не очень хорошо, когда запрокидываешь. Тошнить сильнее будет, и проглотишь все это. Давай, — он осторожно приобнял, направляя к дивану, — ложись. Я принесу лед.
— Никогда, никогда больше не буду пить, — обреченно выпалила Микаса. — Странно, что меня так ломает. По-крайней мере мне говорили, что мои таблетки быстро выводятся, и я, чисто теоретически, могу пить.
— Таблетки? — Эрен сглотнул, присаживаясь рядом. Как он мог вообще забыть о том, что Микаса принимала таблетки? Виски стали ледяными, и Йегер непроизвольно коснулся их пальцами. — Видимо, коктейли были слишком крепкие и… Не стоило мне тебя заставлять тащиться в бар, прости.
Метнувшись к мини-бару, он достал кубики льда и, поместив в полотенце, тут же поспешил приложить к переносице Аккерман, небрежно опустившись на пол перед диваном.
— Лежи, я подержу.
Чувство вины настырно жгло изнутри, поднималось горечью к горлу, норовя вырваться, но так и застыло в груди, отзываясь только учащенным сердцебиением. Нет. Какой-то бред, дурной сон, слишком походивший на реальность. Хотелось спросить, сколько еще из вчерашнего запомнила Микаса, но Эрен промолчал.
— Ага, от мигрени. Ну, ладно. Главное, что ничего плохого не случилось. Ты бы не стал меня обманывать… — Она прикрыла глаза, стараясь расслабиться. — Во второй раз.
Эрен только кивнул и сильнее стиснул зубы. Возможно, стоило признаться именно сейчас. Или… Нет. Не сейчас. Да и что он мог сказать Микасе, когда пообещал ей больше не создавать проблем?
— Знаешь, кое-что все-таки произошло. Я очень хотел тебя и… Мне очень стыдно, что так все обернулось. Я не хотел. — Йегер задумался, нахмурившись, но тут же отогнал эту идею. — Если бы правда знал, что тебе будет так плохо, то не дал бы напиться. Я говорю это не потому, что ты мой агент и без тебя я лишусь карьеры. — Он устало хмыкнул, попытавшись улыбнуться. Лед начинал таять, и Эрен поправил полотенце. — Полегче?
— В каком смысле «кое-что»?
Убрав лед, Эрен положил его на пол, задумчиво расправил полотенце, принимаясь ковырять пальцем тающие кусочки.
— Ну, мы… Это… Целовались. В клубе. И тот танец… — Эрен вобрал шумно воздух и провел ладонью по волосам. — И в моей кровати ты была, потому что мы оба этого хотели. Если хочешь, я расскажу подробно, потому что помню все, видимо, лучше. — Мысленно отвесив себе ладонью по лбу, Йегер непроизвольно увлажнил нижнюю губу. — Кажется, шутка немного вышла за рамки прикола. — Уже поднявшись, бросил себе под нос Эрен, шмыгнув носом.
«Гребаное всратое дежавю. Что б тебя, Йегер, лучше бы заткнулся и сморозил какую-нибудь пошлость!».
— Не нужно подробностей. — Микаса отвернулась, густо краснея. — Я, наверное, пойду к себе. Посплю. Заранее спокойной ночи.
— Спи, да. Конечно. Я соберу все вещи и… Да. Вздремну.
Эрен подался было вперед, но передумал касаться Микасы. Как только она ушла, кулак впечатался в стену, и Йегер сдавленно зашипел, едва ли не услышав хруст собственных костей. Он не понимал, что подвигло его на все это дерьмо, почему сейчас не отправился с Аккерман, а был вынужден прокручивать вновь и вновь прошедшую ночь. Наверное, было бы лучше и впрямь нажраться, забыться, стереть из памяти последние события. Но как все это забыть, когда все еще слишком отчетлив был вкус на губах, когда внутри странно щекотало, стоило взглянуть на Микасу? Глупости.
Холодная вода немного уняла боль, однако содранная кожа на костяшках теперь противно саднила. Нервно выхватив из пачки сигарету, Йегер тут же закурил. Только и никотин не приносил обычного удовлетворения. Бред. Окурок зашипел, прижатый к раковине, а Эрен, стиснув зубы, направил непонимание и скопившуюся агрессию на несчастный графин, разлетевшийся на части, встретившись со стеной.
— Да что б тебя! — выругался он, не понимая, на что же так злился.
Умывшись ледяной водой, он немного успокоился и вызвал службу уборки. Вещи были сложены достаточно быстро. В какой-то мере монотонные действия отвлекали от мыслей. Только вот заснуть почти так и не вышло.
На следующее утро потрепанный и недовольный Эрен молча помог Микасе дотащить чемодан до такси. Несколько брошенных фраз по пути, купленный кофе для Аккерман в буфете аэропорта. И только в самолете Эрен смог чуть вздремнуть, подставив заснувшей Микасе свое плечо. Лондон встретил привычной суровой рабочей будничностью, заставляя оставить солнечные пляжи где-то далеко в воспоминаниях.