Пока цветет азалия

      Смерть Рейсса была признана естественной. Конечно, у некоторых вопросы возникали, но не то, чтобы так активно, как нужно было. Похороны были назначены на третий день после смерти, и приглашены туда были все, с кем он когда-либо работал. Ощущение складывалось, что шли туда не для почтения памяти, а для того, чтобы убедиться в том, что он действительно умер.       — Не дергайся же ты, не видишь, что я тонирую? — Недовольно пробурчала Микаса, внимательно перекрывая синяки на лице Йегера так, как говорилось в видеоуроке. — А я тебе предлагала нанять гримера. Она бы не больно сделала.       — Светить такой рожей при чужом человеке? Может, мне приятнее вот так. Просто будь аккуратнее, тогда и… ай! — Он поморщился и тяжело вздохнул, словно испытал невероятную боль, а после сжал ладонь Аккерман. — Правда. Тебе доверия уж больше.       — Не раздражай меня, я слишком занята сейчас, чтобы думать, кто чужой, а кто нет. — Она выдернула руку, продолжая перекрывать желтые пятна специальными средствами. — На это только время уходит, мы так все пропустим. Ой, не дергайся! Я почти все закончила.       Дождавшись последних штрихов, Эрен выпрямился, придирчиво рассматривая себя в зеркало, хмурясь.       — Словно для фильма про апокалипсис. Ладно. А поцеловать за терпение? — Он ухмыльнулся, убирая зеркало.       — У тебя его не было, но ладно. — Чмокнув его в губы, Аккерман положила все на стол и подошла к шкафу, где уже висело платье для похорон. — Главное очки не забудь.       — Конечно, возьму и не забуду. — Влезая в выбранный заранее костюм, который, к слову, Эрен и не хотел надевать, но пришлось согласиться под взглядом Микасы, он недовольно застегнул пуговицы. Очки сразу же разместились на его носу, как и маска. Немного подумав, он прихватил с собой кепку и бумажник. — Ну? Я готов. Успела накраситься хоть?       — Убери эту ужасную кепку, Эрен. Ты не с друзьями пиво выпивать во дворе выходишь. Пора бы уже привыкнуть к тому, что нужно выглядеть дорого. — Микаса выдернула кепку, бросая ее на кровать. — И пальто возьми то, что купила Карла. Я пока оденусь и сразу спущусь.       — Женщины. — Он закатил глаза, доставая из шкафа пальто. Перекинув его через руку, он достал пачку сигарет. Закуривая на стоянке перед машиной, он всматривался в боковое зеркало, недовольно цокая языком. — Как черт, вот действительно. Гребаный Аккерман. Лишь бы проектов никаких сейчас не нарисовалось, никто же не возьмет.       Сжимая губами сигарету, он выпускал дым, что-то размазывая пальцем на скуле, поправляя макияж.       Она вышла спустя десять минут, поправляя элегантную шляпку. Фотографы, подъехавшие совсем недавно, активно защелкали фотоаппаратами, запечатляя то, как она садилась в его машину.       — Ей-богу, ведут себя так, будто бы едем на похороны какой-то важной особы. — Нервно поправив ворот пальто, Микаса села удобнее. — Поехали уже, мне надоело ждать. Хочу, чтобы все это побыстрее закончилось.       — Да едем мы, едем. Я и сам не в восторге от всего этого. Разве радует, что больше не придется переться на эти съемки в его отвратном фильме. Точно бы повесился от такой «славы», и все. Наверное, плакали бы по этому поводу… — Он усмехнулся, плавно выезжая на дорогу, чтобы почти сразу добавить газа, оставляя журналистов ни с чем.       — Да я бы засудила его раньше, чем этот фильм вышел бы в прокат. — Она достала блеск с розовым отливом и стала внимательно наносить его на губы, хмурясь. — Сам посуди. Ему бы денег не хватило тягаться со мной и продолжать съемки, а я тебя тем временем уже пристроила бы в тот проект. И он остался с носом. Ладно, умер он вовремя. Не нужно выносить себе мозги.       — Вот за это я тебя и люблю. Ты всегда рядом. А сейчас я буду стараться уделять тебе ничуть не меньше внимания, как и положено. — Притянув Микасу к себе, он чмокнул ее в висок, спустив со своего лица маску. — Я бы вообще нормально так отметил его смерть. Столько нервов выжрал — пиздец.       — Алкоголя у тебя в доме достаточно. — Усмехнулась Микаса. — С последней вечеринки осталось, ведь так? Вот сам и выпьешь. Мне хватило того, что я выпила в прошлый раз. Я лучше что-нибудь итальянское поем.       — Вот что ты сразу думаешь, что я имею в виду алкоголь? — Он нахмурился, покачав головой. — Может, я хотел предложить заехать в ресторан, купить там на вынос, а после посидеть где-нибудь на набережной или в парке… А ты вот так. Обидно, между прочим. Теперь точно придется выжрать бутылку. С горя. Девушка не верит, что я изменился.       — И что, чтобы ты перестал пить и упарываться, мне надо было тебя затащить в отношения? — серьезно спросила Микаса, нервно постукивая по телефону. — Ресторан, так ресторан. Сразу бы так и сказал.       — Но ведь это того стоит, не так ли? — Эрен продолжил маневрировать между рядами, удачно вписываясь в свободные «окна». — Просто ты на меня хорошо влияешь. Расслабься. Обойдусь сегодня чисто символически бокалом вина. Один бокал. Вкусное и дорогое вино. Итальянское. Из старинного погреба. Ты должна хотя бы попробовать. Ты заслужила. Видишь, я умею быть внимательным, заботливым и хорошим.       — Какая-то странная у тебя забота. Может, у меня алкогольный целибат? — Аккерман засмеялась. — Ладно, так уж и быть. Один бокал.       — Ну вот! Зато ты смеешься. — Он включил музыку, поправил очки, улыбаясь. Проехав молча большую часть пути, Эрен периодически наблюдал, как ветер трепал волосы Микасы, и было в этом что-то непривычное. Вроде как всегда он видел ее рядом, всегда держал при себе, а сейчас… Он нахмурился, но только на короткое время. — Нам ведь нужно выглядеть сейчас достойно, только сейчас понял. Первый раз выходим в общество не просто как актер и агент. А вместе. Не волнительно такое? Мне вот немного.       — Не особо. — Микаса пожала плечами. — Наверное, осознание до меня еще не дошло.       Когда они припарковались у кладбища, небо затянуло тучами, а затем прозвучал гром. Ветер чуть не снес ее шляпку, из-за чего пришлось ее придержать. Люди уже медленно стягивались в сторону места, где будет похоронено его тело.       — Только дождя еще не хватало. Хорошо, что на прощание мы не пошли. — Она сжала его ладонь, хмурясь. — На этом же кладбище похоронили отца.       — Вот и пальто пригодится, раз зонтика нет. Ну, или позаимствуем у кого-нибудь. — Эрен осмотрелся, крепко держа руку Микасы. Лучше на таких сборищах далеко не отпускать ее от себя. — Расскажешь мне про отца. Потом, наверное. Столько рож вокруг, видеть их неприятно.       — Говорить не о ком, — тут же отчеканила она. — Он виноват в том, что у меня никого не осталось кроме дяди. Я не хочу лишний раз вспоминать о нем. Пойдем лучше, посмотрим на этот цирк.       Не выпуская ее руку, Эрен направился к расставленным стульям, на которых разместились близкие покойного, его родственники. Но на их лицах не было привычной скорби. Разве что некоторые заливались слезами, хоть и выглядело это ужасно наиграно. Среди них была и дочь Рода, махнувшая рукой Эрену, вытирая платком потекшую тушь.       — Ощущение, что нахожусь на съемках какого-то его фильма. Та же отвратная игра актеров, в которую совершенно не верится. С другой стороны — не удивительно, что никто не сожалеет о его смерти. — Йегер даже не задержал взгляд на Хистории, полностью проигнорировав ее жест, только плотнее прижал к себе Микасу, становясь под деревом. Вдруг и впрямь пойдет дождь?       — Глупый фарс. — Она скрестила руки на груди, наблюдая за всей церемонией. Когда люди уже начали расходиться, она вдруг заметила знакомую фигуру дяди вдалеке. Несмотря на идущий мелкий дождь, Микаса тут же быстрым шагом направилась в его сторону, стараясь обходить так и норовящих столкнуться с ней людей.       — Микаса, Мики, — пытался успевать за ней Эрен, окликнув. — Блять. Вот ведь… Мики, пожалуйста, ты можешь помедленнее, я ведь… Вот черт!       Зацепившись за стол с закусками, Йегер опрокинул тарелку, которая со звоном приборов упала на землю, привлекая внимание. Эрен потирал бедро, морщась, краем глаза следя за Аккерман. Допустить прямого контакта Микасы с ее семьей сейчас вообще было нельзя. Особенно с Леви, которого удалось заметить в последний момент. Если к одному Кенни еще можно было бы подойти, но только не так. Только не в случае, когда он был с этим придурком.       — Мика, прошу, помоги, пожалуйста.       Остановившись, Микаса потеряла их из виду и немного растерянно осмотрелась. Но, заметив странные взгляды людей, она повернулась к Йегеру, хмуро оглядывая его ногу.       — Что, серьезно настолько сильно ударился? Зачем тогда вообще побежал за мной? — Она подала ему руку, последний раз поворачиваясь в сторону отдаленной дороги. — Поехали отсюда.       — Прилично, — протянул он, все так же морщась, держась одной рукой за больное место, а второй сжимая пальцы Микасы. — Таким вот неуклюжим иногда бываю. Заволновался, что среди них всех один… Да и… Сам не знаю, что нашло. Испугался, что потерял тебя из вида, а потом этот стол еще появился. Поведешь машину?       — Да, конечно. — Она забрала у него из рук ключи, вздыхая. — Никогда не замечала за тобой социальной тревоги.       Они направились в сторону выхода прогулочным шагом, и все это время Аккерман смотрела на блондинистую макушку Хистории, которая то и делала, что поворачивалась в ее сторону. Лишь на несколько секунд, а затем отворачивалась обратно, словно борясь с желанием подойти и поговорить.       — А с напарницей ты так и не подружился, да? — вдруг спросила Микаса, улыбаясь.       — Да ты сама видела, как она играет. — Эрен недовольно цокнул, будто она спросила что-то ужасно очевидное. — Кошмар. Столько раз мне приходилось переснимать с ней одни и те же сцены, что уже тошнить от нее начало. Бездарность, которую пропихивал папочка. Теперь Род мертв, дарить ей роли больше некому. Клеится теперь ко всем. Да ты посмотри только на нее — глаза огромные, как у рыбы. Вечно эта милая улыбка, а на деле — глупая и бесхребетная. Никогда бы с такой даже дружить не смог. Ты вот другая.       Чуть прихрамывая, Эрен подошел к машине и оперся о капот одной рукой, второй же притянул к себе Микасу, что их лица оказались совсем близко.       — Здесь не место для поцелуев или флирта… — Она уперлась руками в его грудь, отстраняясь. Открыв для него дверь, она обошла машину, чтобы сесть на водительское место. — Садись в машину.       — Ладно-ладно. Ты права. — Устроившись на сиденье, Йегер пристегнулся и откинул голову, закрывая глаза. — Давай тогда за едой и домой. Как ты хочешь провести этот вечер? Выбирай, я не врал, говоря, что ты заслужила.       — Давай лучше доставку, не хочется лишний раз в пробке торчать. — Микаса плавно вывела машину в общий ряд, расслабляясь. — Как объездную закрыли на ремонт, так в центре сумасшествие началось. И мне в этом не особо хочется участвовать.       — На дорогах вообще дурдом. Но когда своя машина, то всяко спокойнее. Ты, кстати, бери ключи, если нужно будет. Пока я весь такой красивый торчу дома. — Стянув с себя маску, он достал влажные салфетки из сумки Микасы, прекрасно зная, что они у нее уж точно всегда с собой. Наспех смазав часть тональника, Эрен бросил эту затею. — Вот понимаю, если грим для съемок, но каждый день в этом — ужасно.       Выкинув салфетку в отсек в двери, Йегер начал оформлять заказ из уже проверенного ресторана, чтобы не пришлось ждать долго доставку.       — Мне легче на такси. — Она поджала губы, сжимая руль чуть сильнее. — Слушай, тебе не показалось странным то, как Хистория на нас смотрела?       — Да ищет, к кому бы присосаться, чтобы не потерять место в кино. — Эрен отмахнулся, садясь удобнее. — На площадке каждый перерыв: Эрен, а как сыграть здесь? А что мне сделать в этой сцене? Эрен, Эрен, Эрен! Фу. Достала. Рад, что теперь больше не увижу ее вечно несчастную физиономию с попыткой в дружелюбие. Слушай, а я думал, тебе нравится ездить на моей машине. Или хочешь себе другую? Мы можем купить, я даже оплачу.       — Я могу и сама себе купить машину. — Как-то самодовольно улыбнулась она. — Если бы она мне, конечно же, была нужна. Долго находиться за рулем я все равно не смогу, мне слишком тревожно.       — Если не брать во внимание то, что ты иногда пропускаешь некоторые детали на дороге, то все не так уж и плохо. — Он пожал плечами, начиная читать новости. — Впрочем, как хочешь. Я лишь хотел сказать, что обещал тебе машину, неплохо было бы организовать это. Да. Совсем забыл со всей этой головной болью, что прикупил тебе несколько подарков. Сумка, туфли, духи какие-то… Должны понравиться.       — Как приедем — покажешь. Я вообще думала, что ты будешь хвастаться татуировкой. Но ты все молчишь, и молчишь. Тебе не понравилась? — Аккерман сменила тему, стараясь не отвлекаться от дороги. — Больше не говори мне, что я что-то упускаю, пока веду машину. Это только сильнее заставляет нервничать.       — Сам не знаю. Вроде как нравится. Ладно. Нравится. Думаю, стоит засветить ее в инсте, заодно и сделаем красивый снимок. — Эрен сжал плечо Микасы и приблизился к ней. — Я просто привык уже говорить тебе правду. Обо всем. И мне это, кажется, даже нравится. Не нервничай, мы уже почти приехали.       — А у кого ты делал это тату? — тут же спросила она, переставая улыбаться. — Стиль кажется похожим, просто.       — Да так — посоветовали коллеги, настроение такое было, да и находился как раз недалеко от тебя. Ну и… Решился. — Он почесал затылок, кашлянув, но тут же закатил глаза. — Да ладно тебе. Просто так вышло, что твой этот сосед еще и татуировки бьет. Знал бы тогда, что все не просто так, не пошел бы. Еще денег отвалил… Тоже мне. Подумать только. Еще и студия под носом. Как это все было удобно. Но давай не будем об этом сегодня. Не хочу, чтобы что-то расстроило тебя.       — Значит, ты говорил с ним? Про меня он тебе ничего не говорил? — Микаса продолжила расспрашивать его. — Я, все же, не верю в его причастность. Это не укладывается у меня в голове.       — Я видел у него Леви. — Эрен вздохнул, напрягаясь и начиная сжимать и разжимать ладони, подчеркивая, что все, что было связано с Аккерманом, причиняет ему дискомфорт. — И они говорили, как давно знакомые люди. Даже нет. Леви командовал им. Я не идиот, я знаю, как выглядят подчиненный и начальник. Понимаю, что ты не хочешь мне верить. Я понимаю это, Микаса. Извини, что ты узнала это от меня. Извини, что все оказалось так.       Выражение лица Йегера изменилось, и он, посмурнев, отвернулся, наблюдая за тем, как пролетал мимо город.       — Не нужно. Мне от твоего «извини» ни горячо, ни холодно. — Она хмыкнула. — И что, ты прямо присутствовал в момент, когда Леви им командовал? Или просто увидел, как тот на чем-то настоял? Потому, что я знаю своего брата. Он со всеми такой.       — А он говорил тебе, что знает твою семью уже давно? Сомневаюсь. Микаса, это трудно принять, но я понимаю, что такое, когда долгое время видишь человека в одном свете, а после он оказывается совсем другим. Когда вылезает все дерьмо, которое он скрывал. И в это не хочется верить, ты отказываешься, убеждаешь себя, что такое не могло произойти, что он не такой… А потом встречаешься с фактами. Лицом к лицу. И остаешься один на один со всем этим. Я был в такой ситуации. И это херово. Рядом тогда никого не оказалось, я всех оттолкнул, другие просто ушли сами… Но я просто хочу сказать, что тебя я точно не брошу. Я буду рядом в любой момент. Слышишь? Я не уйду от тебя, не брошу и не предам. Никогда больше. Мне незачем обманывать тебя.       Эрен накрыл пальцы Микасы своей рукой и чуть сжал их.       — Я устала. — Она отстранила руку, кладя ее обратно на руль, тут же начиная злиться. — И не нужно говорить мне, что рядом с тобой никого не было. Я была всегда здесь, рядом. Что ты несешь?! Ты сам отказывался от меня, моего общества и помощи, хватит уже пытаться привить мне чувство вины из-за того, что случилось между тобой и отцом. Я тебя вытащила тогда из той жопы, в которую ты себя загнал. Ты даже спасибо не соизволил мне сказать.       Глубоко вдохнув, а затем выдохнув, она стала ехать дальше уже спокойнее.       — За рулем нельзя злиться, Микаса. Вдох, выдох.       — Я благодарен, Мики, благодарен. И пытаюсь сейчас всеми силами, как умею, показать тебе то, насколько ты важна мне. Просто помоги мне делать это правильно. Я не робот, я могу ошибаться, но я хочу, чтобы сейчас у нас все было правильно. Когда ты ушла тогда… Я не просил у тебя прощения за то дерьмовое поведение. Гордость, взвинченность, страх… Это все не оправдывает факта, насколько я виноват. Но, согласись, останься ты тогда со мной, все было бы иначе. Я миллион раз прокручивал это в голове. И каждый раз приходил к выводу, что в моей жизни все рухнуло, когда ты ушла. Не говорю, что ты виновата в этом, не думай так, не нужно. Но это факт. Ты нужна мне, а я нужен тебе. И сейчас мы должны научиться быть вместе. Уже иначе. Уверен, что мы сможем, у нас все обязательно получится, красивая моя, Микаса. Давай просто назло всему будем радоваться тому, что сейчас у нас новая жизнь, новая полоса. Ну? Улыбнись же.       Эрен снял с Микасы шляпку и чуть растрепал ее волосы, сразу поправляя их, коснулся щеки.       — Как я могу радоваться, когда этот выбор чуть ли не лишает меня семьи? — тихо спросила она, припарковываясь у дома. — Как? Тогда я ушла потому, что ты меня оттолкнул, обидел. Мне нужно было унизить себя еще больше, и терпеть твои выходки? И я молчу о том, что… Ладно, это уже не важно. Факт в том, что ты не даешь мне услышать свою семью. Буквально отрываешь меня от них. Я не смогу сейчас взять и отказаться от всех ради этих отношений. То, какая у нас была в семье атмосфера в Шотландии — это была моя мечта. И сейчас ты вывалил все это на меня, буквально разрушая все. Представь, если бы тогда я тебе рассказала, что твоя мать с Кенни. Это бы разрушило твой мир, а я не хотела, чтобы она оставалась с Гришей. И мой дядя был бы хорошей парой. Так я думала, и так и оказалось. Но для тебя — это было бы концом света.       — Я пытаюсь сделать все, что сделал бы любой на моем месте — защитить то, что дороже всего на свете. Не я следил за тобой, не я подслушивал всю твою жизнь, это был не я. Так уж вышло, что я лишь стал тем, кто вскрыл все это и вытащил наружу. Но я не виноват, что так все произошло, и отдал бы все, лишь бы не мне пришлось озвучивать все это. Ты ведь сама обрабатывала раны, сама видела, что случилось, Микаса. Ты умная, очень. И, да, ты была права насчет мамы и Кенни. Так почему не думаешь, что сейчас просто моя очередь вытянуть твою жизнь? Скажи, неужели ты не видишь, что я из кожи вон лезу, чтобы исправиться, угодить тебе, готов сделать все, чтобы тебе было хорошо? Даже рискнул стать тем, кого ты возненавидишь, ведь я знаю, как тебе важна твоя семья. Но я должен был сказать тебе все это, Мики. Прошу, попробуй не ориентироваться ни на кого, позволь мне сделать так, чтобы ты полюбила себя. Я хочу искупить все, что было раньше, хочу вернуть тебе все добро, которое ты делала для меня. Можешь винить меня, если тебе будет так проще. Но разве этого ты хочешь? — Он отстранился, прихватил салфетку и неторопливо, морщась, вышел из машины. Понурый, совершенно расстроенный, он взглянул на Аккерман, готовый услышать ее. — Пойдем домой, пожалуйста.       — Если бы ты дал услышать их, этого разговора бы не было. — Она с силой захлопнула дверь. — Просто так никто бы не стал бить, это уж точно. Сам говоришь, что я умная, ведь так? Вот завтра мне, например, нужно съездить в клинику за анализами.       Микаса внимательно проследила за его реакцией.       — Я, все же, сдала их после Ибицы. Мне было очень плохо, как физически, так и психологически. И завтра мне скажут причину.       — Почему не сказала мне, что тебе было настолько плохо? Я бы дал тебе выходной. Скажи, зачем ты лепишь из меня такого монстра? Что я сейчас не так сделал? Настолько не доверяешь мне, что даже не могла поделиться таким… Не особо приятно, Аккерман. И я не сказал, что запрещаю тебе говорить с твоей семьей, но тебе нужно время, чтобы никто не воспользовался твоим состоянием. Что плохого в этом моем желании? Или считаешь, что я запру тебя в своей квартире, ограничу общение со всеми? Хорошего же ты обо мне мнения. — Он фыркнул, покачав головой, понуро направляясь к выходу с парковки.       — Давай, продолжай переворачивать все, что я говорю, с ног на голову. Тебя никогда, извиняюсь за выражение, не ебало, что со мной. Один раз пришел в больницу, пожалел. На этом все. Никаких: Микаса, дорогая, почему ты попала в больницу? Почему довела свой организм до такого? Что мне сделать, что мне перестать говорить? Почему ты ходишь раз в три дня к врачу? Что это за врач? — Она шла за ним, начиная закипать. — Нет, ты продолжал вести себя, как свинья, ровно с того момента, как твои родители развелись. Ни одного удобного момента не пропустил, чтобы сказать, что мне идет, а что нет. Знаешь, что мне всегда хотелось сказать? Пошел нахрен. Не я виновата в том, что ты так любил уебка отца, и не я заставила ее подать на развод. Но почему-то огребала больше всех просто за то, что всегда была не в то время, не в том месте. Что такое? Не нравится слышать от меня такое? Мне тоже не нравилось видеть, как ты трахаешься со всеми подряд, иногда я задумывалась, не поймаешь ли ты по итогу какую-нибудь болезнь от этих полудохлых моделей-героинщиц.       Пихнув ему свою сумку и шляпку, она зашла в комплекс, вызывая лифт.       — Все? — Эрен прижал ее к стене, сжимая в руке ее вещи, а вторую прижал к ее щеке. — Это все, что ты хотела сказать? Хочешь выплеснуть все, что наболело, давай. Думаешь, я сам не знаю, каким ублюдком был? Думаешь, я не проснулся хотя бы сегодня с мыслью, что недостоин видеть тебя рядом с собой?! Все прекрасно понимаю. Как и понимаю, что по гроб жизни буду считать… Твою мать, Микаса! Ну сколько я еще должен извиняться? Можешь хоть каждый день выговариваться, если тебе от этого будет легче, только… Черт.       Его взгляд, прикованный все это время к ее глазам, переместился к губам, а после Йегер не сдержался, вжимая Микасу сильнее к стене, целуя настолько напористо, что невозможно было отстраниться.       Вздрогнув, она попыталась отстранить его от себя, но ничего особо не вышло. Пришлось подождать, пока он не отойдет сам, и, стыдливо глянув на смущенного консьержа, юркнуть в лифт.       — Ты мог хотя бы внутри лифта это сделать? — Она достала салфетку, поправляя в зеркале размазавшийся мейк. — Ты и слова в ответ мне вставить не дал. Не очень красиво вышло, знаешь ли.       Выйдя на нужном этаже, она зашла в квартиру, сразу скидывая с себя туфли.       — Если ты думаешь, что поцелуем меня можно заткнуть — ты ошибаешься. Ты нихрена не знаешь, ты лишь думаешь, что вот, все осознал, теперь можно и прощение заслужить. — Она подошла к нему, хлопая себя по бокам. — Какое прощение? За что? Ты хоть сам знаешь, за что просишь? Сейчас ответишь: за то, что я свинья, и бла-бла-бла. Все. Ты ничего не осознал из того, как это на меня влияло. Все это гребанное время ты наслаждался своим положением. А что? Есть девочка на побегушках, еще и влюбленная, она сделает все, что я попрошу лишь бы получить хоть каплю внимания. А взамен я буду давить уже триста раз разбитое сердце и делать все, что заблагорассудится. А потом, когда яйца прижмет тот факт, что есть шанс разрушения удобного стиля жизни — приползу на коленках и скажу, как же жаль. Я все осознал. Не оправдывай все тем, что тебе там кто-то наплел, — закричала она, чувствуя, как глаза медленно начинали слезиться. — Это глупо. Глупая, блять, причина. Я любила тебя сквозь неодобрение самых близких для меня людей, а ты не удосужился тогда даже побороться за свои чувства! Ты чертов трус, понял?! Ты — пиявка, которая привыкла, что все делается для него. Я стала отстраняться от тебя, стала уделять внимание себе, у меня мог появиться кто-то другой, а ты даже здесь перевел внимание на себя, добив меня этой информацией! Хоть бы тебе в прошлом хоть раз хватило смелости собрать свои яйца в кулак и поговорить со мной, но нет. Ты будешь тянуть до последнего. А потом будешь страдать, потому что я такая плохая. Называй меня как хочешь, хоть обиженкой, хоть шлюхой — мне насрать. Понял? Мне плевать. Святое благородство, как бы я жила, не зная, что моя семья вот такая, ведь для этого сейчас самое время! Моя психика совсем не разрушается снова! Давай, выдай мне еще какой-нибудь секрет, который добьет меня. Вперед, мне нужна одна гребанная причина чтобы зайти в ванную и раскроить себе руки до такой степени, что ни один гений медицины никогда не зашьет их.       — Знаешь что, Аккерман. — Эрен отбросил на лавку ее вещи, поджимая губы. Его дыхание было частым, а по напрягшимся мышцам и побелевшим щекам можно было запросто оценить степень его взвинченности. — Кто тебе мешал высказать все это мне раньше? Кто мешал тебе побороться за любовь еще в то гребаное Рождество? Я блять любил тебя тогда, люблю. Любил и огребал от отца за это. Давай теперь сравнивать, кому пиздатее жилось все это время! Давай? — Он расположил руку возле ее головы, всматриваясь в ее лицо, прожигая взглядом, нависая над ней. — Я не стану обзывать тебя, ты все равно права. Но все, по твоим словам, что бы я ни делал, все плохо. Все херово. Извиняюсь — плохо. Нет — тоже плохо. Но запомни. Я не трус. Я не такой, как мой отец, поняла? И если ты тогда не решилась бороться, то не перекладывай это дерьмо на меня. Я хочу быть с тобой, потому что хочу, а не ищи сотни причин обвинить меня во лжи. Или ты так хочешь отомстить мне? Хочешь поступить еще хуже, разбив сердце уже мне? Прекрасно, Аккерман. Кончай свои концерты. Обо всем ты мне сядешь и расскажешь. Обо всем. Усекла? Про каждую блять болячку, про каждое свое расстройство. Про все. Даже если я это уже знаю, ты расскажешь мне про все. И мы закроем эту тему. И сейчас. Мы идем в кухню за вином. И ты прекращаешь угрожать мне, что сделаешь что-то с собой. Это не смешно. Ни разу. Мне хватило уже держать окровавленное тело на руках, видеть, как умирает человек. Давишь на мои триггеры? Великолепно, спасибо. Идем. На кухню.       Под конец его голос стал совсем неузнаваемым, а рука хоть и не сжимала сильно, но держала ее подбородок, чтобы они могли сохранять зрительный контакт.