***
Несколько дней спустя, в светлое рождество, в свете сияющих огней гирлянд и веточек омел, в отделении появилась Элиза Крайс — супруга пациента, которого вела Мандалина с одобрения заведующего отделением. Лафаре вздохнула, прижимая к себе историю болезни Александра Крайса, смотря на молодую девушку с тёмными волнистыми волосами, обрамляющими тонкое, бледное лицо, украшенное сверкающими глазами изумрудного оттенка. — Миссис Крайс, добрый вечер, могу я поговорить с вами? — спросила Лафаре, подходя к Крайс тихими шагами, — Я лечащий врач вашего супруга. — Конечно, что-то случилось? — на лице Элизы отразился испуг, искажая её черты, а в голосе звучала паника, — Он. — Нет, всё в порядке, он жив. Я просто хотела уточнить у вас кое-какие детали, давайте пройдём в ординаторскую, — тихо сказала Мандалина, направляясь в сторону ординаторской, — Не волнуйтесь, это всё останется между нами. Целительская тайна, сами понимаете. Прохладный воздух, царивший в ординаторской, приятно касался кожи. Мандалина прикрыла дверь, подбадривающе улыбаясь Элизе. Та, казалось, мало, что понимала, выглядела до ужаса напуганной. Складывалось ощущение, будто она только что избежала чего-то неимоверно страшного и кошмарного. Крайс боязливо оглядывалась на дверь, теребя пальцами ткань своего платья. Лафаре присела рядом с ней на диван, протягивая стакан с водой. — Успокойтесь, пожалуйста, здесь вы в полной безопасности, — ласковым тоном проговорила Манди, внимательно смотря на девушку перед собой, — вы кого-то встретили внизу, раз выглядите такой напуганной? — Крайс заметно напряглась, зубы её застучали о стенки стакана, а руки затряслись, — Дело в Геллерте Гриндевальде, верно? — Откуда вы…- голос девушки был осипшим от волнения, — Откуда вы знаете? — Расскажите мне, что именно произошло в тот вечер, когда на вашего мужа напали, из-за чего? — целитель коснулась руки девушки своей, сжимая её, — Я обещаю, я никому ничего не расскажу, но я должна знать, чтобы помочь ему. Он умирает, понимаете? Если моё предположение верно, то ему осталось немного. В зелёных глазах блеснули слёзы, а губы оказались поджаты в тонкую полоску. Сейчас Крайс напоминала призрака при жизни, настолько бледной она выглядела. Напуганной. Элиза смотрела на неё внимательно, сглатывая и явно обдумывая всё это. Рассказать правду или скрыть, убив собственного мужа, но спасая себя и своего ребёнка? — Да, я понимаю. Дело действительно в Гриндевальде. Несколько лет назад мой муж работал на него, будучи близким к этому волшебнику. Он имел доступ ко всем его бумагам, книгам, планам и прочему, — голос Элизы дрожал, срываясь на шёпот, — я говорила ему, чтобы он не брал у него ничего, я просила, но Алекс не послушал. Он украл книгу, я точно не припомню, как она называлась, но точно могу сказать, что она обладает некоей магической силой. В руках хранителя, она способна даровать бессмертие тому, кого хранитель полюбит. — Но ведь это же невозможно, противоестественно…. — Я не знаю, как и почему она работает, но в руках хранителя она открывает свои секреты, в руках остальных же это просто обычная книга, пустая книга. Да, там описаны проклятья, но лишь хранитель способен увидеть скрытое, — Элиза тряхнула головой, утирая слезинки, — я не знаю, кто этот человек, где он находится. Но точно знаю, что моего мужа отравили. Он, в последнее время, стал слишком нервным и дёрганным, всё твердил что-то о яде «Судный час». Но я не предавала этому особого значения, ведь его попросту не существует. Лафаре кивнула, старательно анализируя всё то, что ей сказала сейчас Элиза. Тогда всё действительно сходится: подстроенное убийство в наказание за воровство. Голубые глаза пробежались по лицу девушки, отмечая новые детали. Голос её звучал всё также мягко: — Вы беременны, верно? — Крайс дёрнулась, как от удара раскалённой плетью, глядя на неё испуганным взглядом кролика, настигнутого удавом, — Вам нужно покинуть страну. Сейчас же. Ваш муж в безопасности, пока находится здесь. Хотя перебираться в другие страны может быть опасно, учитывая планы Гриндевальда на ближайшее будущее. — Я прошу, спасите его, я сделаю всё, лишь бы он выжил, — дрожащим голосом просила Элиза. И Лафаре просто не могла отказать ей в этой просьбе, напрямую перекликающуюся с профессиональным долгом.***
— Мисс Лафаре… Мисс… Мандалина тряхнула головой, непринуждённо улыбаясь, смотря на одну из студенток. Габриэлла Грэйс сидела перед ней, облокотившись щекой о ладонь и с плохо скрываемым интересом внимая каждому её слову. Лафаре и сама толком не поняла, как именно разговор зашёл о прошлом самой Мандалины, но мисс Грэйс упорно настаивала на этом рассказе, а сейчас смотрела на неё так, будто ей только, что рассказали удивительную сказочную историю любви. Хотя, в каком-то смысле, так оно и было. В больничном крыле школы Хогвартс пахло медикаментами и травами, щекотливо играя запахами в носу. Совсем не так, как в Святом Мунго. Но именно здесь, как Лафаре казалось временами, она могла быть собой, нашла своё признание и наконец-то могла заниматься любимым делом. Времена своего стажёрства она вспоминала с теплотой, но безумно была благодарна Альбусу. Дамблдор поверил ей, когда все другие отвернулись. И она никогда не забудет этого долга перед ним. — Так что же было дальше с вами и с доктором Морисом? — заинтересованно спросила девушка, заставляя Мандалину улыбнуться, — Мне действительно очень интересно, мисс Лафаре! — Скажем так, всё сложилось куда более интересно, чем я могла тогда предположить, — делая глоток чая с мелиссой, вновь продолжила целительница, — Я получила диплом, и мы с Морисом даже хотели пожениться. И всё было бы хорошо, если бы Крайс не обвинила меня в убийстве её мужа. Александр Крайс умер спустя три месяца после окончания моей стажировки в августе тысяча девятьсот двадцать седьмого года в Больнице Святого Мунго от отравления напитком живой смерти. — Вас обвинили в том, чего вы не совершали…- прикусывая губу, протянула Габриэлла, обращаясь к собственным воспоминаниям. — Но как же тогда вы сейчас находитесь здесь, с дипломом и благодарственными письмами от попечительского совета школы? — ответом ей послужила улыбка, точно такая же, которая играла и на её собственных губах, когда Том пришёл к ней, сказав, что благодаря Дамблдору её восстановили в школе. — Вас спас профессор Дамблдор, да? — Да, Альбус знал меня, помнил по школьным годам. И когда я действительно была на грани, я обратилась к единственному человеку, которому могла рассказать о той тайне, которую поведала мне Элиза, — кивнула Лафаре. — Альбус оказал мне большую услугу, встав на мою сторону, защитив моё доброе имя и уговорив директора взять меня на место уходящего на пенсию целителя. Габриэлла кивнула, перебирая в памяти всё, что знала о Альбусе Дамблдоре, его прошлом, будущем и настоящем. У неё в голове не укладывалось, как добрая миссис Крайс, принявшая её за свою почившую дочь, столько сделавшая для неё, могла оказаться последователем Гриндевальда, подстроить убийство своего мужа и хранить книгу. Ту самую книгу, которую забрал Реддл не столь давно. В этой истории что-то не складывалось, но факты упорно твердили о том, что так оно и было. Хотя это могла быть уловка Альбуса, чтобы сама Габриэлла поверила в его доброту и непорочность и присоединилась к нему. Но даже если предположить, что это так, тогда почему ей всё больше кажется, что стоит взглянуть на книгу ещё раз, словно в ней кроется ответ на главный вопрос её жизни в этом времени? В голубых глазах школьного целителя царили самые настоящие океаны, они лучились той болью, которую несли эти воспоминания. И Грэйс стало её даже как-то и жалко, учитывая то, что сама она, не столь давно, была в похожей ситуации. Те жуткие ночи с собственным стражем снились в кошмарах — и именно это привело её сегодня в больничное крыло. Зелье сна без сновидений просто необходимо, если она не хочет окончательно сойти с ума к рождеству. И всё же Габи не понимала: Элиза Крайс, та самая женщина, которую она использовала, у которой жила, вдруг неожиданно оказалась не такой уж и простой добрячкой, какой хотела казаться. Совсем, как Кассандра Уайт. Всего лишь гипотеза, теория, в которой стоило разобраться. Они определённо связаны друг с друга каким-то образом, но ведь есть ещё и Терри. Этот француз, в последнее время, стал слишком дёрганным, и Габриэлла всерьёз стала задумываться о том, что с его психическим здоровьем что-то явно не так. Робинсон кидал на неё взгляды украдкой, но и этого хватало, чтобы понять — слизеринец явно что-то хочет от неё. Оставалось понять, что именно. Если так подумать, что Терри никогда с ней особо и не контактировал вне их язвительно — формальных отношений, но казался смутно знакомым в образе человека, напавшего на неё на балу. Конечно, Грэйс не могла утверждать, что это был именно он, но какое-то чутье, скорее где-то на внутреннем уровне, буквально кричало о том, что с ним стоит держать ухо в остро. Среди Реддловских прихвостней Терри выделялся — всегда слишком сдержанный, молчаливый, словно выжидающий в кустах охотник, выслеживающий свою жертву. Именно так его видела Габриэлла и не могла объяснить почему. Вальпургиевы Рыцари, как звал их Том, кидали на неё взгляды полные ненависти, презрения, жажды убийства. В такие моменты Грэйс хотелось передёрнуть плечами, спрятать, уйти, трусливо поджав хвост, но она не могла — гордость и принципы не давали этого сделать, являя очередную маску холодной сдержанности. И сам Лорд Волдеморт, насмешкой судьбы являющийся Томом Реддлом, обычным скромным студентом, сиротой, выросшим в магловском приюте, прекрасно это видел. В его мерцающих карих глазах играл огонёк непонятного ей веселья, отчего Габи попросту терялась в догадках о его причине. О том, что Реддл полукровка Габриэлла узнала по чистой случайности. В тот самый вечер, когда согласилась на место девушки Алекса Эйвери в спектакле перед его родителями. Профессор Зельеварения Гораций Слизнорт обмолвился о Томе мимолётом, но Грэйс и так всё поняла, вспоминая ту самую статью, прочитанную в августе в доме Элизы. «Том Реддл и его семья погибли от рук Морфина Мракса» — в её голубых глазах читался удивлённый испуг от осознания этого удивительного факта странного родства Лорда Волдеморта. Полукровный Лорд Волдеморт люто ненавидящий маглов, маглорожденным и прочих, кто хоть как-то связан с миром немагов — интересный поворот событий. Но даже если так, то назревает вполне простой и логичный вопрос — почему? Нет, конечно, она могла предположить, что всё дело в приюте, где он рос, но опять же… не хватало кусочка пазла, чтобы понять, в чём именно здесь было дело. У Тома был крестраж — те слова были блефом. Она блефовала, не уверенная в истинности этого суждения. Но реакция Реддла, его дальнейшие действия, взгляд и сбивчивое дыхание упрямо твердили, что она попала в точку. Точку невозврата. И Том действительно сделает всё, чтобы докопаться до этой правды, режущей кожу, опаляя её яркими искрами. По сути, Грэйс даже не знала, что это и как это действует. Но теперь слова Альбуса Поттера имели значение — он не лгал, когда пытался доказать это. Габриэлла упрямо пыталась вспомнить ту книгу, которую он упоминал в своём рассказе, пытаясь дословно воспроизвести в памяти слова пятнадцатилетнего сына Мальчика — Который — Выжил. Вспомнить может и не вспомнила, будто бы в памяти крутился провал, но книгу с упоминанием данного объекта её мыслей всё же нашла. Томик «Тайны Наитемнейшего Искусства» удачно скрывался за тетрадями и прочими учебниками, а сама Габи ждала ночи, чтобы погрузиться в чтении. Реддл был не единственным, кому хотелось найти ключи к этим загадкам. — Габи? Габриэлла вздрогнула, передёргивая плечами, хватая ртом воздух, напоминая рыбу на суше. Видимо она настолько глубоко ушла в свои мысли, что даже и потеряла нить их разговора. Мандалина поджала губы, смотря на неё с долькой тревоги, явно переживая за состояние ученицы. — М? Я в порядке, мадам, — виновато улыбнувшись и похлопав для убедительности ресницами, сказала Габриэлла, делая глоток чая, — Извините меня, я задумалась. А их дочь Элли? Что случилось с ней? Лафаре задумчиво посмотрела на девушку, сидящую перед ней, обводя её пристальным взглядом. Габи даже показалось, что она пытается прочитать её взглядом, как сканер в её времени, читающий штрих-коды. Мандалина вздохнула, улыбаясь и продолжая слабым от усталости голосом: — Элли Крайс училась здесь, в Хогвартсе. Но она умерла от драконьей оспы. И, между нами говоря, я сомневаюсь, что это была истинная причина её гибели, учитывая принадлежность её родителей к Гриндевальду. Вы с ней удивительно похожи внешне, Габриэлла. — Тогда всё понятно… — прошептала девушка, натыкаясь на удивлённый взгляд собеседницы, — Спасибо, мисс Лафаре. Я, пожалуй, пойду. Меня ждёт профессор Слизнорт. Если моя бессонница так и не пройдёт, думаю, я приду за очередной порцией вашего зелья. Мандалина кивнула, беря в руки перо и записывая что-то в своём журнале. Да и не так уж и важно это сейчас было. Габриэлла накинула на плечо сумку, поспешно покидая обитель школьного целителя. Коридоры школы напоминали шумный муравейник. Суетящиеся, спешащие ученики, проносящиеся перед глазами большими, размазанными цветными пятнами. Это шум действовал на нервы, отдаваясь головной болью. Мучительно раздражающей. Мысли, словно пули, летающие всюду. Теперь действительно всё становилось ясно, кроме одного — почему она похожа на Элли Крайс, если никогда в жизни её не видела и даже не знала о её существовании? Элиза Крайс. Её стояло держать на расстоянии. Реакция на расспросы о муже, дочери, о Гриндевальде — всё это часть искусной игры. И Габриэлла купилась на неё, как маленькая девочка, впервые увидевшая пони и уверовавшая, что это единорог. Грэйс истерично посмеялась, привлекая к себе совсем ненужное сейчас внимание. Пожалуй, это был ещё один человек из её списка, которого она старалась избегать вот уже какое-то время. Габи нервно передернула плечами и развернулась, дабы и в самом деле найти Слизнорта, но ей абсолютно беспардонно не дали этого сделать, окликнув и хватая за запястье.: — Габриэлла, стой. Габриэлла вздохнула, прикрывая глаза, мысленно проклиная этого человека. Придав лицу более — менее спокойное, взволнованное и растерянное выражение, она обернулась, смотря на юношу перед собой, слегка удивлённо. Перед ней стоял Алекс Эйвери, в его глазах играл странно лихорадочный блеск, а на лице отразилась лёгкая тень беспокойства — и снова Габриэлле захотелось истерично смеяться. — Алекс, прости, но я должна идти, меня ждёт Слизнорт, и я… — слова словно разрезали воздух, звеневший струной, утопая во взгляде слизеринца — напряжённо потерянном, — Что-то случилось? — Ты избегаешь меня, хотя я не причинил тебе вреда, так в чём же дело, Габи? — едва слышно спросил Эйвери, заправляя прядь волос за её ушко, касаясь кожи кончиками пальцев. Грэйс сглотнула, желая убежать куда-нибудь подальше, да побыстрее. — Я должен понимать, что именно случилось с моей будущей невестой, пусть и ненастоящей, дабы правильно всё отыграть в выходные. — И дело лишь в этом? — поджимая губы, морщась, как от сильной кислинки во рту, задала вопрос девушка, — В таком случае, знай: я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Я помогу тебе, как и обещала. Но до тех пор не делай даже и шага в мою сторону. Я знаю таких как ты: льстивых, изворотливых змей, жаждущих победы там, где она им видится. Стать одной из твоих подстилок я не горю желанием, — Алекс засмеялся, хрипло басистым шёпотом, опаляя дыханием ушко — Габи изогнула бровь, отшатываясь — сейчас, как никогда прежде он напомнил ей Тома. И снова она вспомнила о нём вопреки здравому смыслу, — Уходи, Алекс. Не делай то, о чём мы оба потом пожалеем. — Ну, это мы посмотрим, Грэйс, — шутливо кланяясь, сказал Эйвери, — Добрый вечер, Том. Сердце стучало гулко, отдаваясь в ушах барабанным стуком. Судя по всему, Алекс уходить никуда не собирался, а потому это предстояло сделать ей. Грэйс поджала губы, разворачиваясь на каблуках и стараясь как можно скорее скрыться из виду. Сталкиваться сейчас с Реддлом, облокотившимся о косяк стены напротив, ей совсем не хотелось. Но взгляд его глаз, с такой яркой искрой недоумения, отдался внутри какой-то новой ей эмоцией, приносящей тепло и удовлетворение. Может быть, это можно будет использовать в будущем.***
В эти выходные, приближающие последний месяц этого года, время, казалось, тянулось совсем медленно, мучая своей ленивой протяжностью. Холодало. Небо затянули снежные тучи, и лишь маленький, едва уловимый солнечный лучик пытался пробиться сквозь эту тёмную завесу — весьма похоже на жизнь, которой она, Габриэлла, жила со своего больше напоминающего рок путешествия в прошлое и знакомства с Реддлом. Паб «Три Метлы» напоминал полупустой пчелиный улей — народу было мало, но шумели они жутко. И, в принципе, Габриэлла Грэйс могла понять это. Однако где-то даже чисто инстинктивно оборачивалась на каждый шорох, надеясь не увидеть человека, которого ей совсем не хотелось видеть. Рядом с ней сидел Алекс Эйвери, нервно постукивая пальцами по стеклянной кружке сливочного пива, бегло оглядывая паб, ожидая прибытие своих родителей. Слизеринка передёрнула плечами, посильнее кутаясь в мантию, чувствуя эту искрящуюся, похожую на остриё копий, нервозность. Их маленькая игра, продуманная до беспринципной идеальности, к которой не мог бы докопаться даже самый искусный скептик — разоблачить их просто невозможно. В «чувства» поверил бы кто угодно, кроме одного человека — Тома Реддла, который, как надеялась Габи, сегодня в этом пабе не появиться. Габриэлле было страшно признаться самой себе в том, что она по нему скучала. Но точно также, хотела избежать встречи, разговора, взгляда — просто уйти из его жизни также незаметно, как и появилась. Но Грэйс понимала это невозможно, точно так же, как и попасть домой, не разгадав этой загадки, в которой она оказалась. Сегодня вообще всё казалось таким нереально странным, что она попросту перестала понимать что-либо. Скрип двери и ворвавшийся в помещение прохладный воздух заставил взглянуть на Алекса с немым вопросом, ответ на который и так уже был известен. Сколько раз они репетировали этот момент, продумывая множество различных сценариев. Родители Алекса Эйвери опустились перед ними с лёгкой полуулыбкой. От них веяло какой-то притворной дружелюбностью. Той самой приторной сладостью, которую любил использовать любой слизеринец в этой школе, играя роль. Семейство Эйвери отлично дополняло друг друга — все трое такие изысканные, чарующие своей обманчивой красотой. Миссис Эйвери, которую, как заранее ей сказал Алекс, зовут Элиза, выделялась своей бледностью и сиянием серебристых глаз. Возможно, дело было в том, что в них читалась доброта и нежность, так напоминая Габриэлле собственную мать. В груди неприятно кольнуло от этих воспоминаний — слишком нелепо и больно, но Габи действительно скучала по своей матери. Мистер Август Эйвери внешне напоминал Алекса, но в его волосах вполне можно было разглядеть проблеск наступающей седины. Они были семьёй. Вероятно, счастливой, хотя, конечно, Габриэлла не могла утверждать этого. Август неторопливо постукивал пальцами по столу, выжидающе смотря на сына. Элиза изучающе скользила глазами по Габриэлле, заставляя ту выпрямиться, словно по струнке, как если бы в позвоночник вставили кол, и смущённо улыбаться, играя роль милой, скромной девушки. Ту самую роль, которую она играла перед учителями. Ту роль, ставшую такой привычной за столько лет. — Мама, папа, — с лёгкой полуулыбкой сказал Алекс, — рад видеть вас. Надеюсь, вы хорошо добрались. Позвольте представить: это моя девушка — Габриэлла Грэйс, — Эйвери чуть сжал её руку своей, улыбаясь уголками губ, — Она у меня немного нервничает. — Ну что вы, Габриэлла, не стоит так нервничать, милая, — нежным, мелодичным голосом сказала Элиза, смотря на неё с приятным ощущением тепла во взгляде, — мы всего лишь хотим познакомиться с девушкой, о которой наш сын рассказывал так много хорошего. — Габриэлла улыбнулась уголками губ, чувствуя эту странную тяжесть внутри, словно то был голос совести, которой у неё никогда и не было. Будто всё это и в самом деле было правдой, — Ну что ж, Алекс сказал, что вы хотите стать колдомедиком, это правда? Должна предупредить, это очень сложная и незыблемая стезя, где нужно ставить благо остальных превыше всего. Ради общего блага. — Да, миссис Эйвери, это правда, — кивнув, ответила девушка. — Я знаю. Знаю как минимум двоих целителей, которые пожертвовали собственным счастьем ради спасения других людей, — но эти слова отдались в сердце какой-то резкой сильной болью, будто она слышала их однажды, и они имели намного более глубокий смысл для неё, нежели просто предложение. — Я всегда считала, что любовь и благо других людей взаимозависимые, друг друга дополняющие вещи, но сейчас понимаю, что это непосильная ноша для целителей, желающих посвятить всего себя этому непростому ремеслу. — Вероятно, Габриэлла, вы думали об этом слишком много, — резюмировал Эйвери — старший, переводя взгляд на Алекса, — Ну а ты, что скажешь ты о выборе своей избранницы? Этот вопрос напоминал издёвку, которой так любил награждать её Реддл в столь недавнем времени. Это было так неприятно, плохо и противно, что хотелось сбежать, провалиться сквозь землю или найти волшебный портал из сказок, но испариться, лишь бы не чувствовать этот пронизывающий насквозь взгляд, режущий искрами яркого пламени насмешки от её собственного выбора. Возможно, это даже весьма символично, ведь однажды в её будущем она уже чувствовала это, когда приняла решение жить, стать сильной в обители змей. Алекс улыбнулся, сжимая её руку — и этот жест говорил сам за себя то, что он не мог произнести вслух. И Габи была благодарна за эту лживую поддержку, которой неоткуда было взяться, которая не имела выхода и права на существования. Также как и она в этом времени. Эйвери смотрел на неё с долькой приторной наигранной нежности, также звучал и голос, который произносил следующий слова, отдающие чем-то неприятным в сердце, принадлежащим лишь одному человеку: — Я думаю, что Габи эта профессия подходит как нельзя лучше. Она такая лёгкая, грациозная, воздушная, способная понять и почувствовать то, что не могут другие — моя Габи сможет стать целителем, который будет нести свет, даже если когда-то её поглотит тьма, коей окружены все в данных обстоятельствах военного времени. Приятно. Тепло. Наигранно нежно и безбожно лживо — к горлу подступила тошнота от осознания того положения, в котором она была. Алекс ходил по грани, которую даже и не видел, он не чувствовал, как близко подобрался к тому, что она так старательно скрывала ото всех. Сердце кольнуло в груди, ускоряясь и напоминая о том, кого она так старательно избегала. Внутри словно полыхнул адский огонь, стоило лишь уловить шелест столь знакомых шагов — она, словно грешница, за которой пришёл ангел смерти. Том неспешно скользнул глазами по пабу, скидывая с головы капюшон, запорошённый снегом. Буквально на секунду, и Габриэлла искренне надеялась, что он не заметил её взгляд, но Грэйс позабыла о том, где, зачем и с кем она сидит, кидая взгляд на юношу украдкой. Реддл улыбнулся уголками своих губ, замечая в её взгляде тень того лёгкого смущения и страха, которые так хотел видеть. Но улыбка тут же сошла с его губ, и как волны накатила лёгкая злость, стоило лишь увидеть, с кем она проводила свой выходной. — Да, возможно ты прав, Алекс, — задумчиво протянул Эйвери — старший, — Габриэлла, что с вами, вы выглядите напуганной. Вам нехорошо? — Что? — Габи нахмурилась, помотав головой, — Простите, я, пожалуй, действительно вынуждена вас покинуть. Мне и в самом деле нехорошо. Рада была познакомиться с вами. — Как жаль, — коснувшись её руки, сказала Элиза, — жаль, что мы не смогли провести этот день вместе. Но я полагаю, мы сможем это исправить. Приезжайте с Алексом к нам в поместье, когда сдадите экзамены. Мы будем рады, правда, дорогой? Мистер Эйвери смотрел выжидающе, но кивнул, не сводя взгляда. Рука Алекса, его губы на тыльной стороне ладони и какие-то совсем ненужные слова — всё это не имело никакого смысла, меркло на фоне того взгляда знакомых тёмных глаз, что смотрели на неё с такой яростью, злостью и непониманием, словно она только что предала его. Габриэлла поджала губы, проходя мимо него к выходу на улицу. Всего лишь взгляд — в тёмных глазах полыхнул алый багрянец, а в воздухе витал сладкий будоражащий аромат, и этого хватило, чтобы перехватило те крохи дыхания и здравого смысла, чтобы понять — всего лишь шаг между прошлым и будущем казался самой настоящей пропастью, лежащей между ними. Но Габриэлла понимала: Том Реддл никогда не отдаст то, что принадлежало ему — он не отдаст её. Грэйс вдохнула прохладный воздух, подставляя лицо кружащимся в вихре снежинкам — этот вечер она запомнит навсегда, ведь Лорд Волдеморт не прощает ошибок и промахов.