Король и революционерка

Сэми убили. Это напоминало очередной кошмар, ибо мир рушился на глазах и было не понятно из чего исходит тот, кто это делает, а так же из чего исходить мне самой. Даже солнце в считанные минуты скрылось за горизонтом, словно уходя из этого мира, совместно с душою ангела отправляясь в Небытие. — Отойдите. Прочь! — во дворе показался Геральд. Он замер над телом ангела, нагнулся и развернул его. Руки Сэми раскинулись в разные стороны. — Убирайтесь. Здесь не на что смотреть, — скривился преподаватель, который видимо не знал, что самые часто обсуждаемые темы — секс и смерть. В подтверждение моим мыслям, все продолжили стоять. — ПРОЧЬ! — голос разнёсся эхом по пространству, пугая птиц осевших, в кронах редких деревьев. Ади не шелохнулся, сидя на коленях перед трупом любимого. Его голова, словно головка марионетки без руководства кукловода, безвольно склонилась вниз. — Ади? — тихо позвала его я, понимая, что его нужно чем-то отвлечь, не то он утонет в горе. — Я не чувствую его энергии… — ни к кому не обращаясь, скорее для себя, нежели для других произнёс демон. — Уберите Ади отсюда, — приказал преподаватель. Я нашла глазами Мими, переглянулась с нею, и после того, как она в ответ кивнула мне, мы взяли демона под мышки, пытаясь его приподнять. Сам Ади не собирался нам помогать, его состоянии словно клеем слило его с местом происшествия. Но вскоре нам всё же удалось поднять его на ноги и пусть он и отказывался идти еле волоча за собой ноги, довести его до нужной комнаты. Всю дорогу, пока мы тащили его на собственном горбу, Ади беспрестанно оглядывался. Он вздрагивал при каждом повороте головы в обратную сторону, будто ему всюду мерещилось безэмоциональное, неживое лицо своего возлюбленного. — Клади его сюда, — указала Мими на кровать, видимо принадлежащую демону. Мы повалили Ади на матрац и обессилено рухнули рядом. Некоторое время было совсем тихо. Из-за нервов вперемешку со страхом, моё тело начинало дрожать. Нога стоящая на полу заходила ходуном, по рукам прошлась дрожь, плечи то и дело передёргивало. Ади что-то начал говорить, но не я, не Мими так и не смогли разобрать его речь. — Что? — забеспокоилась Мими. Демон уткнувшись лицом в подушку продолжал о чём-то говорить, видимо обращаясь далеко не к нам. — Его убили! — вдруг ясно и чётко завопил он. На его глаза навернулись слёзы, но он их сдержал, прижав кулак ко рту и вцепившись в него зубами. Напряжение в его теле было настолько сильным, что всё его лицо покраснело пятнами, а из глаз брызнула влага предательских слёз. Она прекратилась так же быстро, как и началась. Он стукнул по стене, оставив в ней внушительную вмятину, от которой разошлись трещины. — Успокойся! — гневно выдала Мими, которая видимо испугалась, что после стен он начнёт нападать на нас. — Держи себя в руках! — Мими это делается иначе!.. Пусть продолжает колошматить стены, выплёскивая боль на них! Ади ткнул в меня пальцем и покачал головой: — Слушай почаще свою подругу, Мими. А то ведёшь себя, как стерва! — выплёскивая свой гнев уже на демонессу, завёлся парень. — Он был и моим другом тоже! — ответила гневом на гнев Мими. По её щекам потекли слёзы, но она тут же их нервно вытерла, пытаясь их скрыть от нас с Ади. — Он был не просто мне другом, — с этими словами демон снова ударил по стене, образуя новую вмятину, больше предыдущей. — Сэми был для меня роднее моего папаши! За этим последовали новые и новые удары, пока Ади не разбил костяшки пальцев в кровь и она не начала стекать по стенам, заполняя каждую трещину снизу. — Кто мог это сделать? — грустно вздохнула Мими. — Сначала Непризнанная, потом… Сэми. Я поджала губы. Не знаю… кто именно это сделал, но ночная демонюга нарвалась!.. Сэми пока вырисовывался единственным ангелом, которого нельзя было трогать. И нельзя его было трогать из-за мифа и слухов!.. Легче было их с Ади на пару изгнать на задворки иерархии, распустив очередные слухи, что, если Мальбонте — нет всё творящееся должно быть делом рук, как ангела, так и демона. А пара, которая могла сговориться на такое оказывается одна. Тогда б Сэми с его видениями и снами уже бы никто не верил. — Слишком много вариантов!.. Кто сказал, что эти два убийства совершил один и тот же бессмертный? Но заключённого непонятно где мы имеем. Моё подозрение на Фенцио, который не пойми, что делал в лабиринте недалеко от происшествия с Лорой, тоже замяли, — всё-таки не сдержалась я, хоть и понимала, что от такого расследования Ади может стать только хуже. И вести его надо не при нём, он слишком пристрастен к делу. — Зачем им это? — приподняла брови Мими. — Заткнитесь! Прекратите! — Ади пытался кричать, но его голос больше напоминал всхлип. Он бросил в нашу сторону подушку. — Выметайтесь! Я хочу побыть один. — Хорошо. Пошли, Мими. И, Ади, извини, что начала высказывать свои подозрения при тебе… — постаралась всё же извиниться я. — Выметайтесь! — в нас уже полетело одеяло. После этого я даже не задумывалась о том, что ему в таком состоянии нужно что-то кроме нашего ухода. Закрывая за собой дверь, я увидела, как Ади снова вжался лицом в подушку, а плечи его затряслись от нового потока слёз.

***

Этой ночью я не могла уснуть долго. Пытаясь успокаивать себя тем, что мы не на Земле, на ней мы с Мими могли одним расследованием при Ади, шедевральными попытками демонессы его успокоить, попасть под статью — доведение до суицида. По-моему, единственное, что мы сделали правильно — это ушли по первой просьбе. Мими уже спала, а я проводя обследование комнаты и найдя где-то у соседки в закромах бутылку Глифта, крепко к ней приложилась, надеясь, что после алкоголя меня, как обычно потянет спать. Я, прикончив всю бутылку, рухнула на постель, завернулась в одеяло, прикрыла подушкой второе ухо и пыталась расслабиться. С каждым новым отходом ко сну это было сделать всё сложнее. Перед глазами сцена за сценой мелькали события. Мой мир рухнул ещё тогда, когда я умерла, а вот стабильное положение окружающих меня стало подрываться окончательно уже с моим приходом. Будто меня убили лишь затем, чтоб это привело к ещё большим разрушениям. — Вита! Вита! — кто-то усиленно пытался привести меня в чувство. — Вот пьяной я тебя застать не ожидал… Винила за это собственного отца, а сама принимаешь Глифт, как снотворное!.. — Здесь есть закон о доведении до суицида? — заплетающимся языком спросила я ночного демона. — Нет, — отозвался он, а потом озабоченно спросил. — Ты про себя? Или ты кого-то до него довела? — Ну, не только я, ещё Мими и тот, кто убил Сэми. И суицида ещё не было, но что-то мне подсказывает — будет, — я отвечала с некой ленцой, уставив свой взгляд в потолок. — Ты не совсем понимаешь тех, кто рождён в этом мире. Такого закона нет именно потому, что любая смерть в их понимании подрывает равновесие. Они будут казнить за слабость того, кто именно на это пошёл, не разбираясь из-за чего он это сделал. Я сам считаю, что меня можно было убить и ненавижу того, кто этого не сделал. Убить было бы куда-как милосерднее, — в голос собеседника вновь проникли нотки грусти. — А что этот некто с тобой сделал, если при этом убийство выглядит милосерднее? — я забеспокоилась и всерьёз. Отсутствие закона — это ещё хрен с ним. Действительно после суицида невозможна исповедь, невозможно прощение и спасение. А жизнь по писаниям может отбирать только Бог, если ты взял всё в свои руки, значит, ты себя ставишь выше него. — Скажем так, посадил в тюрьму. Пока дам только такой ответ, — напустил под конец очередного туману ночной визитёр. — Тогда дай, другой ответ! Следующий под раздачу попадёт демон? — С чего ты взяла? — удивлением веяло за версту. — Ну, пока только демона не убивали… по остальным видам происхождения уже шарахали. Вот только после демона нужно уже шарахать, видимо по самому Мальбонте, чтоб никто не ушёл не обиженным! — на пьяную голову мои идеи выглядели ещё страньше. — Ты настолько кровожадна? — Нет, я утрирую все возможные логики действия. Повисло долгое молчание. — Это была попытка просчитать план? У тебя полностью это не получится, ты для этого слишком доверяешь событиям, реагируя уже на них, действуя из контекста обстановки, пользуясь им. А тот, кто его готовил рассчитал весь маршрут до цели. Стратегически у него под контролем всё, а ты сама тактик, и оценить пока в состоянии лишь её, а она изменяется на ходу. Я встала с кровати и начала мерить шагами комнату, кружа по ней, словно вместо относительно просторного помещения, меня заключили в маленькую клеть. Иногда я начинала шарить руками по воздуху, проверяя, а не натолкнусь ли я на собеседника случайно. У самой двери в коридор энергия демона стала чувствоваться отчётливее, в ней появился беспокойный интерес. Я протянула руки, чтобы упереться в дверь, но тут же отдёрнула их, потому как обожгла ладони. Кто-то не соврал, что действительно состоит из огня! Я зашипела, стала трясти руками, потом отошла подальше и уставилась на то место, в котором умудрилась обжечься. — Почему не остановил? — под конец предложения я аж икнула. — О пьяных идиоток грех руки пачкать, вы на амёбном уровне! — было такое чувство, что собеседнику хочется плеваться. — Злонамеренно со мною что-то сделать у тебя всё равно не получилось бы. А так… потом станешь осторожнее, когда протрезвеешь. — Ты хоть когда-то способен отпустить контроль над ситуацией? Или это для тебя базис безопасности? — А для тебя нет? — спросил он так будто ответ был для него очевиден. Словно контроль нужен был всегда, всем, во всём и по умолчанию. — Постоянно? Не-е-е, так не интересно! В мире не остаётся ничего непознанного… мир-то прекрасен своим хаосом! Он контролирует тебя, а ты его. Равные отношения, — я пустилась в какие-то пьяные бредни. — Ну, ты ещё загни, что он безопасен, — не согласился со мной ночной визитёр. — Он свободен в отношении своих проявлений любви к тебе! Как и ты волен, что-нибудь с ним сделать в ответ! Конечно, он безопасен, — кажется, я начала противоречить из принципа, при том тон моего голоса был таким будто даже проявления жестокости это очередное извращённое проявление любви, к кому-то, видимо, к себе. — Если, я правильно понял, твой мир безопасен всегда, чтобы в нём не творилось… как ты только его назначила безопасным для себя? Хотя ладно, ты и меня безопасным считаешь! А я уже признавался, что может дойти до того, что я лично тебя убью, — он будто посчитал, что я это забыла. — Ну, это же не значит, что я никогда не смогу ответить тем же! Может дойти, может не дойти, что бубнить-то… Хочешь, убивай прямо сейчас, мне и так, кажется, что я одна большая дьявольская неприятность для всех! А на счёт мира… не назначила б уже сдохла б! — под конец я зашлась пьяным хохотом. — Сейчас, к сожалению, не могу… сейчас ты ещё нужна, даже в таком состоянии! — собеседник снова помолчал, и кажется, имел в виду то, что в противном случае и не пытался бы из него хоть как-то вытащить. — Потом, только желательно, но это уже от тебя самой зависит. Выберешь исход с враждой — обеспечу. Мне почему-то захотелось активных действий, подтверждающих, что хуже я могу. Я сорвала со стенки гитару, уронив при этом ежедневник и путая аккорды, приступила к горловому пению: —

 Мглa иллюзий палa, Грозный взят в кольцо Воины Аллаха, тысячи бойцов Спешно отступая c битвы зa Шатой Прорывались c боем горною грядой Ha пути Хаттаба встал псковский десант Словно костью в горлe кровожадных банд Помощь нa подходe, перережьте путь Наш капкан захлопнут, им нe ускользнуть Воины Джихада предвкусив успex, Снежными тропами прорывались вверх Усыпая склоны трупами бойцов, Грозныx ваххабитов скошенныx свинцом Мрак окутал горы, ждет вo тьмe чечен Гдe шестая ротa нe сдается в плен Долг исполнив c честью, свой оставив след Только 6 гвардейцев встретили pассвет! Этo псковский отряд, девяносто ребят Te, ктo нe отступя, взял огонь нa себя Этo иx первый бой, чтo навязан судьбой Обречённых одниx, этo память o ниx Этo псковский отряд, девяносто ребят Te, ктo нe отступя, взял огонь нa себя Этo гордость отцов, этo память бойцов Ктo коснулся небес c высоты 776*

Я не знаю куда меня понесло, но видимо в доказательство того, что мир безопасен всегда! — Вот! А вражда будет честной, с принятием? Ты творишь хуйню, я творю хуйню? А то в таких отношениях порой понимания больше, чем при любовных… — я проговорила это так, будто мне очень понравилось то, что я сказала. — Я кажется, понял, что ты под волей подразумеваешь. Где бы ты не была, чтобы в округе не творилось, ты будешь вести себя так, как хочешь, особенно пьяная, — пришёл к заключению ночной демон. — Мне надо подумать… — О чём? — опять вдарив по аккордам, спросила я. — Как сделать так, чтобы мы хотели одного и того же! — Можно просто сказать, чего ты хочешь! — Нет. Ты ещё к этому не готова! — По-моему, единственное к чему я не готова это — узнать, что либо я — Мальбонте, либо я — Шепфа! — мне стало страшно от этих предположений. — Вита, а вот к этому был бы не готов уже Я! Нет, ты не являешься ни тем, ни другим! Успокойся! Мир дуалистичен, в нём никто не может быть абсолютом. Как тебе это вообще в голову пришло? Может, тебя опять обжечь, вдруг протрезвеешь? — предложил он, начиная тянуться ко мне своей энергией. — Самым страшным было бы узнать, что весь театр абсурда, который я застала творится из-за меня! А тут всего два варианта, кто я! — я перехватила гитару за гриф по удобнее, думая о том, что ещё спеть, чтобы успокоиться. — Так та песня тебя успокаивала… — Всегда знала, что понять меня правильно невозможно, даже демон, который роется в моей голове, меня не понимает! Ну да…

Остыли трупы и кругом кровища, А я кровищи не боюсь. Миной кораблю пробило днище, Миной кораблю пробило днище, Кони плавают, а я смеюсь, смеюсь! И уносят меня, и уносят меня, пророча ужасный конец, Четыре коня, эх, четыре коня — Смерть, Голод, Война и Пиздец. Явился ангел с золотой трубою, И началась ваще труба. Мы, конечно же, помрем с тобою, мы, конечно же, помрем с тобою, вот такая вот нелепая судьба.**

— Не думаю, что прямо-таки невозможно. — Ты просто так говоришь, может, даже так считаешь, — я грустно замотала головой, хотя когда я пела про апокалипсис мне было весело от одного мотивчика. Максимум в моей жизни меня принимали такой, какой я была, некоторые даже любили, но правильно понять из чего я исходила при действиях не мог никто. В особенности родители… мать, вообще, к определённому периоду, отпустила меня в вольное плаванье, осознав, что лучше я перегорю к чему-то сама. — Меня тоже никто не понимает с полуслова, как бы мне хотелось… — признал ночной визитёр. — Так, что приказы отдавать легче? Собеседник закашлялся: — И это тоже. — А ещё тебе почему-то плохо и ты сам не способен до конца понять почему именно, — подсказала я. — Из чего следует, что помощь в этой ситуации, мало кто сможет обеспечить. Так? — Не совсем. Но… — он замолчал, не зная, что сказать, — Вы же ещё не встречались! — Это я по тебе поняла. С кем я не встречалась? — но ответом мне послужило молчание. — Не важно, пока это не важно, — отмахнулся ночной визитёр. — В библиотеке, я так понимаю, ты ещё не была? — Нет. Не дошла, перегрузили впечатлениями, довели до пика эмоций… — отозвалась я, порой жалея о том, что их нельзя временами отключать. — То, что здесь ты можешь однажды встретиться с матерью, тебя не особо заботит, верно? — сказано это было так, что стало ясно ответ не требуется, для собеседника очевидно, что я всего лишь использую образ той, о ком не помню практически ничего. — А если… я скажу, что здесь ещё и твой отец и в библиотеке ты можешь его найти. Я тут же поняла, кого именно он имел в виду. Если с друзьями я благодаря уговору могла общаться, совмещая это общение и задания, мать в Краснодаре только видеть, чтобы не пугать её, то отцу, Натану, можно было попробовать, несмотря на тело доказать, что я — это я. — Ты можешь сделать так, чтоб я проснулась в определённое время? Мне туда надо успеть до занятий! — Не получится, то время, о котором ты подумала, ты уже проспала. Но могу окончить видение прямо сейчас. Часа два будет.

***

Маль отжимался, время от времени поглядывая назад на Шепфамалума, который казалось бы со своего трона никогда не слезал. Он уже сожалел о том, что вообще додумался явиться к пьяной Виктории, срывавшейся в бездну безумия. Единственное, что прошло замечательно, он всё же определил почему энергии у его ангела нет. Её и не было, своей энергии не было, появлялась лишь чужая, пока только та, что не могла закрепиться. Она на постоянной основе находилась в пустоте, в которую тащила, что ни попадя, разбирая это на винтики и оставляя там только то, что позволяло ей существовать дальше. Энергию она получала от мира, который потому и был назначен ею безопасным, раз делал такие подарки. А он сам, как и мир являлся сильнейшим источником энергии, вот она и посчитала безопасным его. — Самое радикальное решение проблемы — признать, что проблемы нет и не видеть её в упор. Мир жесток, но безопасен! Правильно то, что естественно. Мне, что её после встречи с Бонтом успокаивать? Мне? Я ж, в её глазах, звание демона оправдал тем, что я против Шепфа. Она ж его не опознает, как ангела, он просто так говорит, может, так считает. Он уже идёт против его воли, желая свободы, не просто желая — делая попытки её получить. Костяшки пальцев болели, отжимался Маль на кулаках, стараясь игнорировать любой дискомфорт. В его случае, просто не спортивно, да и не у кого просить помощи. Он это усвоил с детства. Либо помогут сами, без дополнительных слов, либо при их наличии начнут издеваться, и будут в праве, но исключительно на мнение, на отношение, действия других он пресекать на корню научен. Но, как пресекать действия той, что даже не свободна, а вольна всегда? И отобрать эту волю возможно только вместе с жизнью. Он-то выискал её самый сильный страх, но для его задействования нужно было самостоятельно играть не по правилам. Лишать её естества, а значит и возможности развития. А на такое пошёл лишь Шепфа и то один раз. — Прекрати вопить! К тебе она уже привыкла, привыкнет и к Бонту. Сами не поймём, как она это сделает. Лучше Зеркало ему передай, оно и её заинтересует, потому что испугает. Кстати, пока не забыл… заставь кого-нибудь ударить по нему раз пять. Оно настроено на реверс. — А оно не разобьётся на слишком мелкие осколки? — моментально успокоился Маль, ибо речь уже зашла об активных действиях, а в этом он был уверен всегда. — Кристаллы разбить сложно. Да и жаль при этом только их.