Тебя любить

      — Дебич, куда разогнался?!       — Не ссы, всё под контролем!       Чифую мчался по заснеженной дороге, волоча за собой санки с истерично хохочущим Казуторой. У того сердце выпрыгивало из груди, он стискивал металлическую спинку, молясь всем богам, чтобы его тупого бойфренда не занесло на очередном повороте, и пока им везло. Мацуно уже начинал задыхаться, но не останавливался, словно хотел перегнать ветер или остановить время, — чтобы существовали только они, тусклые фонари и задорно хрустящий снег.       — Стой! Тормози! Хватит! — Казутора зачерпнул ладонью щедрую горсть снега и швырнул в тёмную куртку. — Фую!       Услышав ласковое сокращение, Мацуно тут же остановился, тяжело дыша и глупо улыбаясь. Ханемия улыбался ему в ответ, стараясь унять бешено колотящееся сердце.       — Дурак, у меня вся жизнь перед глазами пронеслась, — буркнул Казутора, посылая в своего парня ещё один снежок; тот увернулся и гаденько захихикал.       — Я же сказал, что всё под контролем.       — Каждый раз, когда ты так говоришь...       — Сам заткнёшься или мне помочь? — Чифую уже лепил явно опасный для жизни ком, и Казутора послушно закрыл рот. На полминутки.       — Я знаю способ получше.       Мацуно усмехнулся, но не сдвинулся с места. Лишь запрокинул голову, уткнувшись взглядом в непроглядно-чёрное небо, с которого плавно сыпались снежинки. Тишина мягко окутывала с ног до головы, будто бы даже согревая. Чифую жадно ловил каждое мгновение спокойствия, довольно жмурился и улыбался чему-то своему.       — Помню, папа меня так же катал, — внезапно сказал он, не отрывая взгляда от бездны над ними. — Я был совсем мелкий, но почему-то отчётливо помню. Он ещё покруче разогнаться мог, и я визжал на всю улицу: так страшно и хорошо мне было. Потом мама ругала за мокрые шмотки, — Чифую снова усмехнулся, но уже с лёгкой тоской. — Как будто это могло остановить нас от штурма сугробов.       Казутора внимательно слушал, обхватив колени руками. На секунду он словно прикоснулся к детству — нормальному, беззаботному, которого у него никогда не было. Маленький Тора внутри него шмыгнул было носом, но Ханемия шикнул на него — чтоб не мешал делить светлые воспоминания с самым дорогим человеком. Мацуно уже давно молчал, но Казутора чувствовал бесконечное тепло, по воздуху разлившееся от слов Чифую, — это было доверие.       — Хочешь, теперь я тебя прокачу? — предложил Казутора, слезая с санок и разминая затёкшие конечности. Чифую с нежностью посмотрел на него.       — Хочу.       — А потом слепим снеговика.       — Да хоть два.       Ханемия притянул к себе Чифую и обнял, уткнувшись лицом в синий вязаный шарф. Тот невесомо коснулся губами холодной щеки и еле слышно — лишь для одного Казуторы — прошептал: «Я люблю тебя».