Самая Длинная ночь в Наружности

Волк сидел на матрасе, прислонившись затылком к стене и закрыв глаза. Он ждал, чтобы муравейник, в котором он обитал, наконец успокоился и заснул. Четыре самокрутки с уникальным составом лежали в кармашке рюкзака. Как объяснил ему Стервятник, в место, где он берёт чешую, не дойдёшь ногами и не доедешь на машине. Он считал, что эта какая-то заповедная часть Изнанки, или ещё одна Та сторона Той стороны. Нужна ночь новолуния, край Леса и волшебный дым, уносящий в места, где водятся драконы, а ещё нужна удача. Удача выше неба, потому что сам Стервятник всего лишь трижды попадал в это место и нагребал чешуи с запасом, не уверенный, что сможет повторить попытку ещё раз. Последний полуночник долго лил воду в туалете и, шаркая ногами, удалился к себе, и даже радио, не замолкающее никогда, уснуло, провалившись внутрь своих голосов из ниоткуда. Волк не стал выходить в коридор. А просто поднял раму окна (петли он смазал загодя, пользуясь старым мальчишеским способом — слюной) и тихо выскользнул в черноту безлунной ночи. Лес был где-то рядом, Волк ощущал его так, будто еловые лапы шевелились у него под кожей, вызывая бурю мурашек. Лес не навязывался, но стоило начать думать о нём, как запах грибных полян и росистых опушек обволакивал, а в ушах начинался концерт рогатых лягушек и перекличка свистунов. Он вышел на окраину, обойдя автомойку по кругу, дальше было только шоссе, ведущее в никуда и густая, безлунная, дышащая скрытой жизнью темнота. Волк присел на поросший розетками лишайника валун, скинул тощий рюкзачок на землю и вытащил птичьи самокрутки. Спички то ли отсырели, то ли робкий огонёк, задуваемый ветерком, не мог сразу поджечь плотно скрученную бумагу, пропитанную особым составом, но Волку пришлось помучиться, прежде чем он смог раскурить папироску. Сладкий дым оставлял привкус облепихи и то и дело хотелось облизнуться, снять с губ липкую плёнку. Волк сплюнул, курево ему не нравилось, приходилось преодолевать себя, проталкивая в лёгкие густой, насыщенный ароматами дым. Он никогда не любил продукцию из рук Птичьего Папы, хотя в Доме было много её фанатов, но сейчас это был единственный шанс. Затянуться глубоко не получалось, и Волк вдыхал дым внутрь по чуть-чуть, самокрутка тлела медленно, пепел седым пушком растворялся в воздухе. Это было как наслаиванье кадра на кадр, когда поставил кассету в допотопном видеомагнитофоне на паузу. Иная реальность наплывала медленно, дрожала и шла радужными волнами, как бензиновая плёнка на воде. Волк замер, поражённый сказочным зрелищем, а потом забытая сигарета обожгла ему пальцы, и он затряс рукой, ругаясь сквозь зубы, отвёл глаза, а когда посмотрел снова впереди была опять только знакомая чернота полей. Он не заплакал, нет. Просто сидел, крепко зажмурившись, сжав кулаки так, что ногти до крови впились в ладони. А мокрые дорожки на щеках — это дождь или роса. Значит, не сегодня, он попытается завтра, пока ещё небо не родило тонкий серп новой луны. Волк попытался встать, но камень, на котором он сидел, будто пророс в его джинсы, приклеился намертво и не желал отпускать.       — Сука! — прошипел Волк, в панике дёргаясь на валуне. Только сейчас пришла мысль, что вся эта затея с самокрутками могла быть изощрённой местью Стервятника, за то, что когда-то он его бросил, променял на Македонского. Не оставил ночевать, когда тот попросил, плавая в волнах вечного отчаяния и наркоманского трипа. А Стервятник никогда не забывал обид и обидчиков, бережно лелея их в своём угольном сердце. Камень поглощал его как зыбучий песок, наплывал на ноги, обхватывая холодными грубыми губами, втягивал внутрь. Волк завизжал, заорал во всю мощь лёгких, забился рыбой, лишённой воды, упёрся ладонями и провалился с головой. Солнце стояло в зените, но совершенно не грело. Свет отражался от белых камней и без того яркий, делался каким-то болезненным, нездоровым. Волк прищурился, глаза слезились. Он встал с колен, огляделся, прикрывая глаза рукой. Безжизненная каменная пустошь простиралось всюду, куда бы он ни посмотрел, и только позади него дрожали туманным маревом, синие отроги горной гряды. В двух шагах из земли торчал брат-близнец того коварного валуна, засосавшего его в себя. Волк обошёл камень-двойник, постучал по нему ногой, но тот был твёрдым и превращаться в пластилин не спешил. Самокрутки по-прежнему лежали в кармане толстовки, а вот рюкзак остался там, и наверняка его подберёт какой-нибудь бродяжка, только поживиться в нём кроме смены белья нечем. И что теперь делать, в какую сторону идти или надо сидеть на месте и ждать? Стервятник никаких пояснений не дал, не определённо сказава, что всё будет ясно на месте, а Волк почему-то не стал уточнять. Волк ещё раз обернулся кругом, что-то блестело в камнях в двух шагах впереди. Это была чешуйка, маленькая, но удивительно тяжёлая, похожая на золотую монетку, что долго-долго лежала в земле. Золотой дракон? Ещё одна заповедная редкость? Волк покрутился на месте, увеличивая круги поиска, нашёл ещё одну чешуйку, а потом и ещё одну. Реденькая золотая дорожка уходила в сторону гор. Решение Волк принял быстро, он вообще не любил сомневаться и долго думать. Курево он припрятал у камня-портала, выкопав небольшую ямку. Если всё получится, он без труда их найдёт, ну, а если нет, то и какая разница, что дальше? В звериную ипостась он перекинулся легко, одним махом, гораздо быстрее, чем это происходило в Лесу. Но он не стал размышлять над этим, а опустил нос к земле, вбирая запах — едва уловимый фантом — остывший металл и подпалённая кожа. Чуткий нос втягивал в себя воздух, фильтровал лишнее, отсекал ненужное. Солнце здесь не заходило никогда, бродило по кругу, то удлиняя тени, то делая их крошечными как спичечный коробок. Волк бежал уже четвёртые сутки по его внутреннему хронометру, а бесстрастное светило всё так же освещало этот каменный мир. Еды было мало, иногда ему удавалось поймать костлявую ящерицу или юркую пёструю змейку. Попытки охотиться за козами он оставил сразу же, когда увидел, как они скачут по отвесным скалам. Здесь на коз охотились другие, те, кто падал с неба, оставляя чёрные следы пожарищ на каменных стенах. Волк остановился и облизал пораненную подушечку лапы, кровь во рту вкусом напоминала воды тех немногочисленных озёр, что тут попадались, горькая и солёная. Он уселся в скальной тени и тяжело дышал, вывалив розовый язык наружу. По камням проплыла огромная тень. Огненная смерть, падающая с неба, приходилось быть осторожным. Цвет его шерсти ничем не отличался от козьих шуб. Волк лёг, посмотрел на безволосую полосу шрама на передней лапе и вздохнул. Драконов было много, не два и не три, среди них был и нужный ему. Его запах Волк учуял сразу же, как пересёк границу гор, поднявшись с равнины. Запах был слабый, чуть слышный, принесённый ветром издалека, он был похож на слабые вздохи скрипки или флейты. Волк положил голову на лапы и прикрыл глаза, ему нужно передохнуть. Он ужасно устал, оголодал и замёрз, а от противной воды в животе начинались болезненные спазмы, и волк останавливался и, открыв пасть, принимался кашлять и хрипеть, содрогаясь всем телом, жёлтая мерзкая слюна хлопьями падала на землю. Бока ввалились, и теперь сквозь клоки серой шерсти можно было пересчитать рёбра. Он уже плохо помнил, зачем лезет так высоко в горы, только то, что ему обязательно надо найти того, чей запах плотно угнездился в мозгу и не отпускал, ведя за собой, будто на поводке. Дракон лежал на каменистом плато, длинный, худой и красный. Волк остановился, пытаясь проморгаться, левый глаз слипся от гноя и приходилось чесать морду лапой, отрывая спёкшуюся корку. Вот он и пришёл, а зачем? Внутри звериного мозга всплывали странные картинки какого-то дома с высокими окнами, мост над чёрной рекой и этот самый дракон, только почему-то…человек? Волк встряхнул головой. Эти видения его тревожили и пугали. Пугали его как зверя, но где-то в глубине жил кто-то ещё, кто упорно цеплялся за них и заставлял волка идти и искать. А иногда этот внутренний кто-то кричал и бился, прорываясь наружу, но волк не пускал. Он ещё какое-то время постоял, вслушиваясь в звуки и запахи, но дракон лежал тихо, расправив одно крыло, а второе уложив вдоль шипастого гребня. Казалось, он и не дышал, но волк чувствовал волны тепла, расходящиеся в стороны от чешуйчатого тела. Он аккуратно шагнул, оберегая переднюю лапу, раненая подушечка воспалилась и нарывала, да и в спине, в самом хребте, временами возникала острая, как пила, боль. Эта боль тоже вызывала странные воспоминания и противные кусачие запахи, но зверю они не нравились, и он изгонял их. Дракон следил за ним, приоткрыв глаза. Глаза были карие с золотистыми огоньками, мелькавшими в глубине. Волк остановился с боку драконьей морды, чтобы смотреть хотя бы в один глаз, в оба не получалось. Он знал, что ему надо было найти этого красного, он его нашёл, но что дальше? Узкое лезвие змеиного зрачка внезапно расширилось, дракон выдохнул сноп оранжевых искр. Волк сделал шаг назад, наклонил голову, прижал уши и предупреждающе заворчал. Дракон вывернул голову, открывая шею, так делают волки и собаки, демонстрируя свою беззащитность и покорность. Волк чихнул, будто бы у него был шанс в схватке с одетым в броню ящером? Но предложение принял и подошёл ближе, свернулся клубком у длинной змеиной шеи, не касаясь, но достаточно близко, чтобы чувствовать живое тепло. Камни взвизгнули недовольные шевелением огромного тела, и волк опять зарычал, но усталость неумолимо опускала веки на истерзанные солнцем глаза, и он опять видел странные видения, плавая на границе сна и яви. Раздвоенный драконий язык жёсткой щёткой прошёлся по его спине, волк блаженно вздохнул и даже тоненько заскулил, когда ящер прочесал его ещё раз. Это с ним уже было, точно было. Запорошённое веснушками лицо, тонкие пальцы, подбирающие болезненные иглы с его спины, булка с вареньем и узкий диванчик, на котором так тесно вдвоём, но и так хорошо. Дракон расправил крыло, укрывая шатром и подгребая его поближе к своему боку, дышащему расслабляющим теплом. Волк вздохнул и улыбнулся, как улыбаются звери, обнажив клыки, у него было чувство, что он дома. Странное чувство, но он ему верил. Он только поспит немного и обязательно вспомнит, зачем ему этот дракон. Может быть, даже выпустит того, кто с каждым днём всё тише кричит и бьётся у него в мозгу где-то прямо за правым ухом. Может быть, тот, другой волк, знает? Он только немного поспит.