***
Февраль – месяц неопределённости, страха и странного пограничного состояния. До теплоты весны уже рукой подать, но осточертевший холод морозит землю, а тяжёлые тучи лишают радости солнца. Хороми хотелось бы сейчас прищурить глаза, греясь под тёплым светом, заливающим мир. Но на небе сейчас скучное серое полотно, которое сливается в однородную массу с таким же серым городом. Мрачная погода и отсутствие солнца не станут преградой для желаний Хороми Исихары – она при любых условиях будет проводить обед вне стен колледжа. В тёплое время года студенты часто выбираются посидеть на траве, перекусить и провести свой законный перерыв на свежем воздухе, а зимой ныкаются по свободным аудиториям или толпятся в тесной столовке. Хороми же круглый год посещает свое излюбленное место – высокие парапеты на территории колледжа, которые располагались на территории своеобразного маленького сада, зелёной зоны, где учащиеся творческих направлений ловили вдохновение или просто отдыхали. У неё под рукой пачка сигарет, скетчбук для различных набросков и баночка консервированных апельсинов, что сегодня служила ей обедом. Совсем скудным, к слову. Пусть ей и очень нравился их вкус, но таким явно не насытишься, а силы слишком часто покидают Исихару в последнее время. Но что поделать, если на большее попросту не хватает. Вся её финансовая прибыль заканчивалась на преподавании в кружке рисования для учеников средней школы. Платили всего-навсего несколько тысяч иен, чего с трудом хватало на неделю. Мать, конечно, подбрасывала ей деньги временами, но Хороми совсем не хотелось их брать, зная какие у них проблемы с деньгами. Отчим же не делал никакого вклада в их семью, и девушке казалось, что скоро он будет отдельно покупать себе продукты – настолько его помощь семье отсутствовала. В таких случаях у Хороми оставался один вариант. Отец. Единственный человек из-за которого Хороми, что называется, не пошла по миру. Мужчина оплачивал ей учебу в колледже, да и целом, не против полностью её обеспечивать. Шису давно предлагал снять ей нормальную квартиру в безопасном районе и поближе к месту учебы. С дочерью у него довольно хорошие отношения, но Хороми, чувствуя свою от него зависимость, вечно отдалялась. А всему виной принципы. Те самые, которых она нахваталась у своей матери, намученной горьким опытом общения с мужчинами в молодости. Шису уже не помнит, из-за чего они начали ссориться – может из-за очередной бытовой мелочи, вроде незакрытой зубной пасты. Но скорее всего из-за того, что женщина, жертвуя личным комфортом, никогда не брала у него деньги. Мужчина не понимал: общий семейный бюджет – это ведь так удобно для их обоих. Так почему бы просто не тянуть все на себе, когда твоя зарплата раза в 3 меньше. После бед, свалившихся на их дочь, а после и на всю семью, Шису был готов простить жену, здоровье которой резко пошло на спад на нервной почве. Но глупая и упёртая бывшая до сих пор тянет на дно не только себя, но и их единственного ребёнка. Во-первых, проживая чуть ли не за чертой бедности. Во-вторых, втирая и навязывая ей свои идеалы. А может они просто просто часть её генного набора, который Хороми, к сожалению, унаследовала по материнской линии. Так или иначе, стойкие убеждения не брать деньги от мужчин, сейчас ей скорее мешали, ведь вместо того, чтобы сконцентрироваться на рисунке в своих руках, на никчёмном обеде или хотя бы на прослушивании спокойной музыки, она обеспокоенно вертела в руках покоцаный телефон, врученный ей Шионом по рабочей необходимости. На её прошлом не было даже нормальной камеры, а на этой модели, вот – даже вспышка есть. Ёбаный стыд и то, как Исихара устала его чувствовать. Все её существование пропитано виной за свою жизнь уже несколько лет. Может, она всё же не должна жить? Если нет, то почему сейчас так сильно себя ненавидит за один несчастный звонок. Ты – Хороми Исихара – невероятно жалкая и отвратительная, потому что звонишь своему отцу только когда тебе нужны деньги, как минимум. Хороми жмурит глаза. Нажимает на вызов и с колотящимся сердцем тянет руку к карандашу. Её конечности живут своей жизнью, пока она так отчаянно пытается отвлечься от приступа самобичевания. На коленях лежит скетчбук с раскрытыми чистыми листами, а Исихара их марает в непонятных хаотичных штрихах и резких обрывочных линиях, сделанных вслепую. Больше с профессиональной интуицией или же исключительно по желанию зациклившегося разума, помешанного на одной и той же картинке. Гудки прерываются на короткое шипение, а после соединяют со знакомым мужским голосом. Рука продолжает свободный полет, Исихара плотнее смыкает веки, пытаясь скрыть мир от аквамариновых глаз. – Ну наконец-то! Здравствуй, Хороми, – тёплый голос Шису Исихары отзывается через динамик телефона. – Привет, пап, – девушка искренне не понимает как ей продолжать разговор, чтобы она не выглядела в его глазах корыстной попрошайкой. – Как дела? – О, прекрасно, я как раз сегодня подписал контракт, про который говорил на прошлой неделе. Думаю после этого дела окончательно пойдут в гору. Хороми вновь почувствовала себя виновато – отец всегда звонит ей сам и рассказывает про свою жизнь, не забывая спрашивать про её. И каждый раз заканчивает разговор на печальных нотах, ведь получает от своего чада лишь однозначные ответы. Хороми профессионально избегала вопросов про всё личное – Шису думает, что совершенно её не знает. Так и есть, но не будет же она ему вещать о своих связях с самой наглухо отбитой бандой, терроризирующей Токио. Так ещё и снова вляпаться в... это. В Рана Хайтани, если кратко. Исихара уверена, что встреча с ним не к добру, как и затишье перед бурей, которое было где-то на продолжении трёх месяцев. Все подозрительно хорошо, а особенно в пиздецовой жизни Исихары. От непривычного спокойствия хочется волосы на голове рвать – Хороми точно знает, что чем дольше тебя никто не трогает, тем больше дерьма свалится потом. И лучше бы этой внезапной бурей не стал Ран Хайтани. Лучше бы. – Это правда здорово, я очень за тебя рада, – искренне говорит она, а мужчина это всё же чувствует, явно улыбаясь по свою сторону. – Не хочешь в пятницу отпраздновать это со мной в том ресторане, куда мы ходим обычно? Я хотел бы с тобой поговорить, мы давно не виделись. Конечно хотела бы, и поговорить, и встретиться, и поесть, блять, нормальной вкусной еды в приятном месте. Но питается она собственно выработанным стыдом, застревающем в горле. А ещё ей бы на метро на сегодня хватило, не то, что на пятницу. – Кстати, я перекинул денег на твой счёт, ещё вчера. – Папа... – обречённо вздохнула девушка, снова коря себя за наглую эксплуатацию своего отца в роли денежного мешка. И так безнравственно радуясь, что не пришлось так унизительно выпрашивать. – Хватит этого, Хороми. Я не хочу, чтобы ты довела себя, как твоя мать. Ты хоть нормально питаешься? Если бы её глаза были открыты, она бы красноречиво взглянула на свой сегодняшний "перекус", который вполне мог стать единственной пищей за день. Но она слишком занята своим мировосприятием под представлением одного только внутреннего искусства. – Конечно, тогда до скорого. Убегая от темы, девушка быстро сбросила вызов, совсем не желая обидеть отца, но испытывать эту ненависть к себе, подобно сотням удушливых верёвок, сжимающих тело – невыносимо. Яростные штрихи прекращаются, хрупкий стержень карандаша поломался под слишком сильным давлением. И, естественно, среди сотен линий вырисовывается он. И его смазанные черты лица, наслоенные друг на друга в слепых попытках сделать правильно и уловить эту тонкую грань. Жалко, эта смазанная быстрая картинка не передаёт того отвращения с которым он смотрел на нееё когда выгонял из машины. Зато косички хорошо вышли – так пропорционально и узнаваемо. Именно его. Хотя его волосы всегда получались на рисунках лучше всего.***
Покрытый мелкими моросящими каплями асфальт впитывал в себя стук каблуков Исихары. Хайтани искренне поражался, как у неё получается так бесшумно ступать по земле и оставаться такой безликой и неприметной. Она вышагивала за ним как незаметная тень, и иногда Рану казалось, что она просто растворилась посреди улицы. Но, настороженно поглядывая через плечо назад, обнаруживал, что Хороми, склонив голову, следовала за ним. Естественно она эти действия замечает, просто своей осведомлённости не выказывает. Какой бы зашуганной и обязанной группировке она не была, она оставалась девушкой. Чувствительной и сейчас слишком обиженной. Но не имея права на типичные капризы, она выражала своё недовольство в самой ненавистной для парня форме. Она его игнорировала. Игнорировала так, что, блять, не подкопаешься. Не хамит, не грубит, взгляда не избегает, на вопросы отвечает. И все равно игнорирует. Лучше бы истерику закатила, честное слово. Хайтани её обидки не трогали, но ему совсем не нравится, как она обыгрывает его и не даёт повода сорвать на ней весь негатив, скопившийся за время, как он свиделся с ней в первый раз. Но от Исихары одни проблемы – она как назойливая муха вилась вокруг его жизни, а Хайтани, как последний придурок, за этой мухой бегал. Иначе свой идиотизм он объяснить не мог: Исихара появляется на виду – Ран следует за ней. Говорит, что не имеет права с ней контактировать – Хайтани приказывает ей следовать с ним на задание, которое он придумает прямо сейчас. Просит, убедительно просит, замолчать – и ему просто необходимо нести какую-то ахинею. – Так вот почему ты не хочешь съезжать. Это все из-за твоего парня? – приятный на вид мужчина средних лет, с лёгкой проседью в каштановых волосах, удивлённо переводил взгляд с дочери на молодого человека, с которым она недвусмысленно стояла у стены минуту назад. С его ракурса было видно только как они стоят на близком расстоянии друг от друга, на что напрашивался понятный вывод. Вид парня сразу насторожил господина Исихара, но он не стал проявлять неприязни, стараясь уважать выбор своего ребёнка и не похоронить последнее общее, что было между ними. – Нет, пап, мы не встречаемся, это мой... – Хороми прошлась по Рану взглядом с головы до ног, думая, какой титул ему может придумать. – Мой... – Начальник. – Обладатель. Прозвучало синхронно. Отец с дочерью одинаково удивлённо вытаращили глаза, а Хайтани только криво ухмыльнулся, наслаждаясь такой реакцией. Исихара не на шутку испугалась, и он с удовольствием разглядывал в её виде путь принятия сказанной им глупости. Он готов поклясться, что её глаза на секунду заблестели безумием, и готов был простить ей лёгкие удары маленькими кулачками, до того забавно и приятно ему сейчас было. – Не обращай внимания, это у него шутки такие, – как можно мягче пыталась сказать девушка, чтобы не пугать отца и не получить за грубость от Хайтани. – В каком это смысле... обладатель? – наконец-то отмер от шока мужчина. Только новые оправдания созрели в голове, как блядский Ран сморозил свой самодовольный бред. Их заведомо проигрышная война авторитетами с отцом была изначально в пользу Хайтани. Ему достаточно одного ленивого взгляда и этой мерзкой недоухмылки, как вся уверенность рассыпалась на глазах. Да поставить перед ним хоть всю её семью, никто бы не выдержал такой ядовитой концентрации цинизма. – Такой, который может вызвать её в любую секунду. У вашей дочери сейчас дела. Со мной. Давай Исихара, прощайся с папочкой и беги за своим господином. Создавалось впечатление, что она сейчас провалится сквозь землю и зарыдает от вселенской беспомощности, отразившейся на лице. Зато у Рана отлегло. Всё-таки не эскортница. Через несколько минут такого мучительного молчания и разумных мыслей о том, что вообще-то он тут главный, а Исихара недостаточно хорошо ходит у него по струнке, Ран остановился на полпути. Решив успешно продолжить запугивания девушки, Хайтани остановился, ожидая, когда девушка повторит за ним и послушно поднимет голову, чтобы он мог любоваться, как на ней отражаются его выходки. Но она прошла мимо. Прошла нахуй мимо него, будто это не она всего лишь его жалкая чёрная тень с белой макушкой, а он – её. – Стоять, Исихара. Разве я давал приказ идти дальше? – пренебрежительно-недовольно кинул он. – Приказа останавливаться также не было, – парировала его же оружием Исихара, оглушив Рана, как ударом от телескопки по голове. – Пункт работы был назначен, я как раз туда и направляюсь. И пусть ему только послышался насмешливый тон в её голосе. – Отправляешься на задание, не имея о нём никаких сведений? – Могу разузнать о деталях прямо на месте. А отвлекать Вас, господин Хайтани, от внезапных важных дел я не смею. Только людное место, и, может быть, капля удовлетворения от её протеста, воздержали его от того, чтобы не прибить её прямо на месте. Они стояли на одной из оживлённых улиц квартала, что жил своей прекрасной разгульной жизнью по вечерам. И каждый квадратный метр принадлежал братьям Хайтани. Его территория, по которой он ходил как король, осматривающий свои владения, пока остальные люди – его пешки – стыдливо прятали глаза перед своим обладателем. А эта... Исихара, смеет ему дерзить и перечить. Отвратительная девчонка. Чем больше Хайтани на неё смотрел, тем больше жалел о её существовании. Да и она, в общем-то, тоже. – Ты здесь, чтобы доказать свою преданность и профессионализм. Пока я вижу только то, что ты глупая и бесполезная. Не знаю, как ты до этого успешно добывала информацию, но после увиденного, не сомневайся, тебя четвертует один из низкосортных зачистильщиков. Она и бровью не повела на его напыщенные речи. Делает вид, что напугать её может только внезапная встреча с папашей. А вся правда в том, что Исихара уже давно смирилась со своей участью и переживает за свою шкуру, как за что-то второстепенное. И давно поняла, что главным наказанием за долгий период относительно спокойной жизни будет он. Ран Хайтани подобен бумерангу – один раз вброшен в жизнь, значит непременно появится там снова. – У меня свои методы работы. Но я докажу, если это так необходимо прямо сейчас. Прозрачные глаза Рана злобно зыркнули из под полуприкрытых век. Она может строить из себя кого угодно, но Хайтани узнает, кому и зачем она покровительствует в банде. А ещё его смущал момент, что выбирая умереть ей от руки своего главного или от телескопки Хайтани, явно выбрала первого. Неужели в её глазах он больше не: "точно не хулиган и убийца", а монстр, который, в отличие от неназванного босса, никогда не простит оплошность. В другой бы ситуации он этому порадовался, но Ран Хайтани в 14 глухими отголосками кричал, что он еблан, который всё делает не так. – Для исполнения этого задания мне нужна помощь одного моего хорошего друга, – Хайтани вопросительно выгнул бровь. – Он живёт на соседней улице. – Если ты решила сбежать таким глупым способом, то... – Нет-нет, – решилась перебить его Исихара. – Он, конечно, будет против чужой компании, но ничего страшного, если Вы хотите проконтролировать нашу встречу. Снова прийдя в движение, Ран в который раз за день почувствовал себя обманутым. Исихара ловко изворачивалась от его угроз и приказов, все ещё оставаясь с целыми костями. И теперь гордо следовала впереди него, активно перебираясь через людей на невысоких каблуках. – Стоять, Исихара. Сколько можно тебе говорить, что ты не имеешь права идти впереди меня. Девушка показательно сравнялась с ним, и, прежде чем залить его с головы до ног пылкими извинениями, мотнула головой в сторону, обозначая, что сейчас им нужно повернуть налево. – Прошу прощения, Хайтани-сан. Только вот, Вы мне ничего на этот счёт не говорили, – голос действительно виноватый и покорный, только Ран все равно слышал насмешку. Возможно, это он смеялся над самим собой. – Как ты заебала меня, Исихара. Девушка не ответила, дальше следуя в нужном направлении, по уже менее освещённой улице, и нервно оттягивала края полуперчаток всё дальше на пальцы. Может, размышляла над его нелогичным поведением: сам заставляет идти и сам мечтает от неё избавиться. А, может, над своими противоречивыми чувствами, как смесь старого нового, образующего одно сплошное непонимание. – Можно спросить, Хайтани-сан? – Валяй. Смешная она, когда стесняется. Хайтани замечает боковым зрением, как напрягаются её плечи, а она натягивает перчатки всё сильнее. Наконец-то нервничать начинает. Шумно сглатывает, мысленно набираясь смелости. Рану уже поскорее хочется узнать, что она там выдумала, но он не торопит, отсрочивая время и для себя. Внутри появился лёгкий мандраж, как тогда, в средней школе. В свои 14 и 13 Исихары. Теперь уже они совсем не те дети, но что-то из их прошлого мелькало прямо сейчас. Её нервозные любопытные вопросы. Его томительное ожидание. – Вы так часто обращаетесь ко мне по фамилии, но, помнишь ли ты моё имя? Ха, помнит ли он? Помнит ли имя той, чьё имя постоянно выглядывал на школьных стендах, узнавая о её достижениях и проверяя расписание. Ради неё приходил, на своё никогда не смотрел. Её имя с опаской произносил в обсуждении с другими тупыми одноклассниками, которые были единственным мостом в их редком общении. И с этим чёртовым именем были связаны его первые пошлые фантазии, когда он занимался типичным подростковым самоудовлетворением. – Сама-то моё помнишь? – не задумываясь спизданул он. И в нём говорила совсем не обида, только интерес. Исключительно. Раньше я хотел, чтобы ты произнесла его. – Ран... Нежно и невесомо – слово почти затерялось в окружающем шуме. Хайтани захотелось вырубить окружающий мир, только бы расслышать во всю громкость. Это было даже не обращение. Она говорила это для себя, лишь произнести, только бы попробовать на вкус. На секунду он от этого задохнулся, чувствуя как лёгкие сжались в знакомом спазме. И это совсем не сигареты. – Пришли. Исихара остановилась у небольшого магазина, направляясь внутрь. – К нему нельзя без гостинцев, пойдёте со мной или... – Проваливай уже, ты и моё время тратишь. Только она скрылась за дверью магазина, как Ран злостно отшвырнул ногой рядом стоящую мусорку. Вынул из кармана плаща сигареты и огромными шагами мерил пространство возле дороги. Ебучая Исихара! Как у неё по щелчку пальцев получается довести его до такого состояния? Конечно, его не на шутку напряг момент, когда она произнесла его имя, а Хайтани на секунду распидорасило прямо как в подростковом возрасте. С остервенением втягивая в себя спасительный никотин, Хайтани пытался собраться с мыслями. Нет, Исихару определённо нужно устранить любыми способами. Он должен искоренить всё, что было от него прошлого. Слабого. Уязвимого. Относительно порядочного и до смешного гордого своими мелкими достижениями. Ещё не маргинала и убийцу. Сейчас он винил скорее себя. То, как всегда поддавался своим желаниям. Но намерение поиздеваться над ней и показать, что она просто грязь под ногами, обернулось этим. Он выше её, лучше. Он, в конце концов, опасный, но вместо того чтобы она его боялась, Ран Хайтани страшился себя самого и своих внезапных... порывов. Которые точно никогда не повторятся вновь. Забывшись в собственных переживаниях, Хайтани забрёл в узенький переулок, просвет между магазином и какой-то ближайшей забегаловкой, каких здесь на каждом шагу. Приложившись спиной к стене и подавляя желание разбить себе голову об каменную кладку, внутренняя чуйка подсказывала что-то неладное. Пробежавшись взглядом по пространству вокруг себя он не нашел ничего подозрительного. Переулки были, как грязные щели по городу – изнанка Токио, в которую не попадает ни солнечный свет, ни вечерние огни. В таких местах часто таилась опасность, а Ран такое хорошо чувствовал. И словно доказательство стало: он просто не туда смотрел. Где-то в черноте ночи раздалось утробное рычание – в нескольких метрах от него стоял, слившись с тьмой, большой чёрный пес. Скалил свою уродливую пасть, выставляя на обозрение острые клыки. Крошечным бельмом на нём выделялись пятна: на двух лапах и на кончике уха. Хайтани мгновенно подобрался, чувствуя как его охватил жар. Собак, особенно бродячих, он боялся ещё с момента, когда в детстве они чуть не разодрали Риндо, набросившись на него целой стаей. Это было его главным, скрытым от всех кроме Риндо, страхом. Сейчас ему казалось, чем чаще он дышал, тем агрессивнее рычала псина. Сделав шаг в сторону, чтобы покинуть переулок и съебаться от своего уродливого страха на четырёх лапах, а пёс приблизился ближе, уже изводясь на громкий лай. В темноте не видно, как глаза животного наливаются кровью, но Ран чувствовал, что через секунду он будет готов разорвать его на куски. И поэтому, больше не медля, Хайтани замахнулся телескопкой, которую приготовил ещё как только почуял неладное. – Не вздумай! Исихара налетела на него слишком внезапно и неожиданно. Видимо под действием бушующего в крови адреналина, Ран совсем не расслышал чужого приближения. Девичья рука в чёрной полуперчатке резко схватила его за запястье, останавливая от непоправимых для животного увечий. – Съеби, Исихара, эта тварь сейчас нас на куски разорвёт, – холодный голос Рана стал внезапно нервным и эмоциональным. Почувствовав на себе слишком долгую и крепкую хватку, Хайтани слишком резко дёрнул рукой, задевая оружием Исихару и нанося ей удар по животу. Девушка легонько пискнула, а псина разгавкалась сильнее, уже переходя в активное наступление и вцепившись зубами в штанину парня. Ран панически задёргал ногой, вновь замахиваясь дубинкой. Но Хороми вклинилась прежде, чем Ран успел ударить животное. – Йои, это я, я, всё хорошо, не трогай его, – подавленным от боли голосом трещала Исихара. Хайтани пришлось захлопнуть внутренний голос, который чуть не заставил его извиниться за причинённый Исихаре вред. Девушка схватилась за живот и склонилась над животным, нежно поглаживая за ухом с белым пятном. Не её ли он грозился прикончить пару минут назад? Тогда почему так остро чувствует вину, которая покинула его ещё давно вместе с совестью. – Так это твоя псина? – раздражённо спросил он. Собака жалобно скулила от строгого взгляда хозяйки и радостно виляла хвостом, ведь она, наконец-то, пришла и одаривает его своим вниманием. – Это Йои – мой друг и помощник. Мы к нему пришли, – и собака подняла на него голову, сталкиваясь с брезгливым лиловым взглядом. – Нельзя на него кидаться, Йои, он свой. – Серьезно? Получше имя не придумала? Хотя что уж говорить, если ты не можешь дрессировать этого бешеного выблядка. Купленная для пса собачья консерва была открыта Исихарой, и, кажется, собака совершенно позабыла, что ещё минуту назад хотела полакомиться ногой Хайтани. – Не говори так про него. Он просто защищался и хотел защитить меня. Собаки чувствуют страх, в следующий раз постарайтесь не паниковать, а Йои больше Вас не тронет. – Совсем не удивлён, что с собаками ты ладишь лучше, чем с людьми. Ты всё же ёбнутая, Исихара, знала это? А ты все же убийца, Ран Хайтани, но я никогда не скажу тебе, что меня это расстраивает. – Пусть так. С Йои намного лучше. Собачья преданность поражает – я всего однажды покормила его, когда он был щенком, а он последовал за мной до дома. И приходил к нему каждое утро, дожидаясь меня и провожая до метро, а потом уже я стала навещать его в этом переулке. Йои-чан признаёт только меня, его сердце признаёт только меня. И значит я буду оправдывать его доверие ко мне. Исихара тепло улыбнулась, глядя на животное и погружаясь в приятные воспоминания. Йои слишком резво отозвался на её голос, громко гавкнув, а Хайтани заметно вздрогнул, все ещё находясь под действием страха. – Ты никому не скажешь об этом, Исихара. – Конечно, – согласно кивнула она, словно это само собой разумеющееся. И даже если её забавлял страх Хайтани перед собаками, то она прятала его глубоко внутри, даже не дав промелькнуть этому в водной глади её глаз. – Только... у меня будет ответная просьба. И всё же она поразительно наглая. – Не говорите, что виделись со мной. Никому. – Только при условии, что ты выполняешь свою преданность успешно. – Я согласна. Девушка покинула переулок, а довольный и сытый пёс следовал за ней, виляя хвостом и как будто улыбаясь своей широкой пастью. Хайтани же держал дистанцию, находясь по другую сторону от Хороми. – И ещё, Хайтани-сан, – девушка улыбалась знакомой улыбкой, совсем той, прошлой. – Ты должен мне десерт за прерванный ужин. Ран даже остолбенел от услышанного, впрочем, криво ухмыляясь в ответ. Он никогда не признает, но ему нравилось, когда Исихара из зашуганной мыши на короткое мгновение превращалась в своевольную девушку. Казалось, что она чувствует себя свободно рядом с ним, что может доверять ему, как эта самая ебучая чёрная псина. И, может быть, под слоями тысячи противоречий, Ран Хайтани хотел бы этого. И все же, когда-нибудь она отхватит за свою наглость.