***
Звон в ушах стоит такой, что кажется, будто по голове врезали чем-то тяжёлым. Она давно позабыла, какого это: испытывать эту ужасную давящую боль, импульсами рассылаемую от затылка куда-то в район переносицы. И прекрасно помнит, что за этой болью следует. В их жилом доме – наверное самой ничтожной и бедной многоэтажке во всем Токио – лифт не работает вот уже несколько лет, и на седьмой этаж она еле ковыляла на ватных ногах. Дома такого плана называют мотельными за свою планировку. На каждом этаже в ряд расположились квартиры прямо на общей большой балконной площадке. Маленькие двери и такие же маленькие окошки рядом. Хороми Исихара жила в квартирке под 25 номером. За неприглядной обшарпанной дверью скрывалась такая же скромная обитель. Жутко маленькая и тесная, не знавшая ремонта с момента приобретения. Хороми вползает в неё на своих двоих, надеясь не встретить встревоженную мать в смежной комнате, которая служила гостиной, кухней, столовой, и, если необходимо, иногда бывает и спальней. Но матери нет – только несколько грязных тарелок стояло в раковине, а это означало, что после их с отчимом ужина, у неё не нашлось сил даже на уборку, и женщина сразу пошла спать. Хороми схватила практически пустую банку с витаминами, которая стояла на небольшом комоде в углу комнаты. Потрясла в руках, гремя твёрдыми капсулами, и на вес определила, что в этот раз мать все же не забыла принять лекарства. Значит и будить её не надо будет. Избавилась от грязных ботинок и верхней одежды, по пути отрыв в сумке маленький ключ от своей комнаты. Комната – больше похожая на подсобку – была её личным миром с другими правилами, и совершенно никто, кроме одно наглого человека, которому она обязана жизнью, не имел права даже туда заглядывать. А ещё предпосылкой стали рассказы Шиона про извращённых отчимов, которые крадут нижнее бельё своих падчериц, и черт знает что с этим творят. Сатоши – её отчим, больше похож на амёбу, у которого в свои 45 уже импотенция, но Хороми все равно его близко к себе не подпускает. Так, здоровается с ним из вежливости, когда они случайно пересекаются в зале или возле ванной. Видятся они на удивление редко, учитывая скромную площадь квартиры, но для обоих это исключительно в радость. У Хороми перед глазами темнеет. Она в шаге от спасительной тишины своей комнаты, и защёлка замка звучит в ушах божественной симфонией. Стекает по стенке возле своей старой деревянной кровати, которую давно думает заменить на футон, и сильно зажимает глаза, надеясь прогнать резкую боль из головы и ощущение страха под сердцем. Гипертония не беспокоила её года два так точно. После того случая, её приступы беспокоили слишком часто из-за постоянного стресса. Много времени ушло на то, чтобы научиться справляться со своей судьбой и пережитым кошмаром. Вернуть состояние повышенного систолического давления, до мелькающих перед глазами пятен, может только сильное потрясение или выкуренная пачка сигарет. Кто же знал, что этим потрясением станет он. Ран Хайтани изменился. Не только внешне, меняя свой облик на что-то утонченно-странное, но и внутренне. Только попав за огорожённую плотной шторой зону, Исихара признала его. Признали её руки, что небрежными линиями вырисовывали черты его лица на бумаге, и автоматически вбивая их в сознание. Хайтани ожидаемо прогнил, сменил мягкий взгляд на ленивый, иногда такой наигранно сочувствующий, что чувствуешь себя жалко от его очевидной насмешки. Когда Ран Хайтани попал в колонию для несовершеннолетних вместе с 13-летним братом, об этом трубили на каждом углу. В школе все шумно обсуждали, по новостям неоднократно рассказывали про юношескую жестокость, этот случай печатался в каждой токийской газете. И даже посещая местный магазин, Хороми слышала живое обсуждение инцидента, произошедшего в соседнем квартале. Девочка нигде не могла скрыться от этой информации, что так сильно её на тот момент подорвала. И столько месяцев потратила, чтобы мысленно не возвращаться к образу этого человека. Превозмогая отвратительное чувство, Хороми доползла к ящикам письменного стола, открывая нижний из них и перерывая папки со старыми рисунками. Где-то среди них лежал один ненавистно забытый, похороненный под слоями пыли – Ран Хайтани в свои 14. Исихара обречённо вздохнула, когда перерыла всё отделение, но нужного рисунка там не было. Не может же быть, что это не тот ящик. Тогда её пронзило резким пониманием. Она ведь стремительно убегала от Рана Хайтани, всячески избавлялась от него в своей голове. И видимо хорошо получилось, потому что она напрочь забыла о том, что собственными руками запрятала клочок пожелтевшей бумаги под прикрытие двойного дна её нижнего ящика. Отросшие ногти без проблем отковыряли деревянную доску, и на виду представилось несколько позабытых вещей. Первые чёрные полуперчатки из плотной ткани, которые ей подарил Шион. Это оказалось отличным способом скрыть то неприглядное уродство, что шипящими кровавыми полосами обплетало её левую руку. Там же коробка из-под цветных монпансье, в которой она прятала свои первые сигареты. Ну и конечно вырванный альбомный лист, предусмотрительно лежащий рисунком вниз. Словно оберегающий от пронзительного лилового взгляда, что там поджидает. Он словно совсем другой, совсем мальчишка, что скрывал светлые брови за тёмными волосами. Теперь он уже не стесняется своей врождённой особенности, а наоборот акцентирует на ней внимание. Заплетает чёрно-белые косы, открывая миру аристократичные черты лица. Его внешность всегда казалась Исихаре до того уникальной, что лик этого человека так или иначе отображался в её картинах. А особенно, в этом все ещё кривоватом наброске, который она так старательно выводила из памяти, стоило Рану Хайтани скрыться от неё в стенах темницы для обречённых подростков. Боль слегка притупилась, последний раз прострелив голову резкой вспышкой, от которой мир на секунду погряз во мраке, и даже лицо юного Хайтани там не мелькало. За ней последовало давление в переносице и, наконец, алая жидкость тонкой струйкой вытекла из носа. Хороми откинула голову назад, слегка ударяясь о приоткрытый ящик письменного стола, и утробно засмеялась. Тихо и как-то зловеще-игриво, представляя своим исполнением верхнюю степень обречённости. Чёрная полуперчатка пропиталась кровью. Прав был Ран – запах у неё действительно отвратителен, а особенно, когда служит о нём живым напоминанием. Исихара едва ли отошла от приступа, как ей до скрежета в сердце захотелось разрыдаться. Он ведь смотрел на неё так... как смотрят на труп размазанного по дороге животного. С брезгливостью, отвращением и некой долей жалости. Но в ситуации с Раном Хайтани, совсем не судьба девушки тронула жалостью его сердце. Он сожалел лишь о том, что знаком с таким ничтожеством. Жгучая обида, перемешанная с концентрацией солёного отчаяния, непрошено появилась на глаз. Словно два аквамариновых омута прорвало наружу, и это настоящая морская вода стекала последствиями душевного шторма по её щекам. Хороми давно не плакала, просто разучилась, думая, что имитации эмоций ей вполне достаточно. Можно выдать все, что угодно, что захочешь при любой ситуации. Какая разница что, если защитные инстинкты не позволят почувствовать большего. И где же они сейчас? Почему позволяют боли прорваться наружу? Стук в окно она расслышала не сразу. Исихара настолько забылась в крохотном мирке собственных эмоций, что совершенно позабыла про своего частого ночного гостя, который будет ждать от неё полного отчёта. Спешно откинув старый рисунок в сторону и вытерев рукавом потасканного коричневого свитера слезы, Исихара отодвинула в сторону створку окна, что выходило прямо на общую площадку. Там её уже несколько минут поджидал Мадараме, скорчивший недовольное лицо от долгого ожидания. Хороми впустила его в комнату вместе с лёгким морозцем юного февраля. Парень, как и всегда, не задумывался о порядке в чужой комнате и нетерпеливо пролез в окно, опускаясь на чистый пол прямо в грязных ботинках. Чёрные глаза Шиона рассматривали обстановку. Ему всегда казалось, что её крохотный уголок – напоминающий больше какой-то чулан, куда сваливали всякий ненужный хлам – всё больше обрастал вещами. У Исихары, как у всякой творческой личности, свой взгляд на порядок. По её мнению, все эти кучи бумаг, красок и инструментов для рисования должны лежать именно так: косо-криво, но на своих местах. И несмотря на общее отсутствие свободного пространства, Шиону эта каморка нравилась. У Исихары всегда горел тёплый желтоватый свет, и иногда она врубала маленький ночник на столе, который горел всеми цветами радуги. Это было, пожалуй, очень уютным, но Мадараме над такими понятиями не задумывался. – Че за погром ты тут устроила? – Шион уселся на рабочий стол, игнорируя наличие там вещей, и его задница была в нескольких сантиметрах от рисунка с Раном Хайтани. Исихаре стало бы от этого смешно, если бы не возможность Шионом обнаружить творение в любой момент. – В колледже на эстампе задали гравюру сделать. Я штихели искала, – без заминки ответила девушка, зная, что такое количество непонятных слов его отпугнёт. Шион скривился и понимающе кивнул головой. Мол, ладно, мне на самом деле абсолютно похуй, что за хуйня происходит в твоей жизни. Достал сигареты из внутреннего кармана куртки и небрежно кинул в Исихару, а только потом достал уже начатую пачку для себя. Новая пачка её любимых ментоловых сигарет лежала в руках. Хороми удивлённо посмотрела на гордого Шиона: он сидел с довольным видом, выражающим его превосходство. Будто он не дешманские сигареты ей принес, а преподнёс дорогущий подарок. – За что? Появление Шиона она каждый раз ждала лишь по одной причине: парень давал прекрасную возможность покурить после тяжёлого дня. Денег на курево у Исихары не было, поэтому она изредка стреляла сигареты у радушных незнакомцев или пользовалась щедростью Мадараме, которая ограничивалась одной сигаретой в день. – Не знаю, чем заслужила, – Мадараме сделал неприятный намек. – Но остальные верхушки тебя хвалили. В самом деле Шион был очень ей доволен, хоть и не показывал этого. Он был до ужаса хвастлив и самонадеян – конечно ему польстило, когда похвалили именно его подчинённую. Которая не прислуживает всей банде, а работает только по его приказу. Хороми никогда не была обязана делать что-то для одной из самых опасных группировок, она обязана жизнью одному только ему. А Шион этой властью упивался, пользуясь девушкой, как только ему вздумается. Такой исключительный подарок, как пачка сигарет был совсем не в его духе. Эта эгоистичная сволочь вообще не думает о других, поэтому и в качестве руководителя Мадараме откровенно хуёвый. Только и умеет, что распространяться о своих достижениях и силе, когда на деле сразу поляжет от более внушительного гопника, чем обычный дворовой хлюпик. Но когда Шион делился с ней сигаретами, провожал до дома поздними вечерами, чтобы в этом глухом районе с его игрушкой ничего не случилось, это лишь подтверждало один факт. Мадараме успел к ней привязаться. Изначально Исихара была для него не больше, чем обычная девчонка, которую он спас, только чтобы использовать потом. Совсем не удивительно, что за два года частых взаимодействий, человечная часть Шиона успела прикипеть к ней лучшими чувствами. А его основная – откровенно хуёвая часть – самоутверждалась за счёт её существования, и парень получал постоянное удовлетворение от нахождения с ней. И всё же каким бы он ни был хвастливым, Мадараме оставался жутким ревнивым собственником. Постоянно запрещал ей излишне контактировать с другими участниками банд. Исихара всегда должна быть очень тихой и неприметной, как и любая другая шпионка не привлекать к себе внимания, особенно в сексуальном плане. Из сегодняшней идиллии выбивался один момент, который заставлял собственническое сердце Шиона сжиматься до размера чёртовых молекул. – Не скажешь, почему очкастый тобой так интересовался? – Шион гневно зыркал на неё тёмными глазами, заставляя испытывать нечто среднее между стыдом и страхом. Если он что-то и умел делать хорошо, то это нагонять пафоса и нагнетать атмосферу. Он никогда не называл имён тех, с кем Исихара сталкивалась по долгу своей работы, обычно заменяя их имена на придуманные им прозвища. Сейчас же Исихара безошибочно поняла, о ком он говорил. Лицо младшего Хайтани знакомо ей ещё с газетных снимков 2002 года. Но Хороми своей осведомленности не выказала – лишь пожала плечами и незаинтересованно отвела взгляд на стопку испорченных старых рисунков. – Я вела себя, как подобает правилам. Не знаю, чем может быть вызван его интерес. На языке крутится желание спросить, чем он интересовался, но у мнительного Шиона могут подозрения по поводу её непричастности к братьям Хайтани. Зато разговорить его недалёкую натуру совсем просто, парень сам мог всё растрепать по собственной глупости. – Младший утырок не знает, что ты на меня ебашишь. Распустил свой поганый язык, думал выкупить тебя, Исихара, для своих целей. Совсем мне не нравится его интерес. Пока продолжай скрывать, что со мной связана, я расскажу это сам, когда настанет время. Шион мерзко оскалился, и Хороми могла представить, о чём были его мысли. Наверняка ожидал пока способности Исихары оценит каждый, а потом, вот незадача, девчонка принадлежит одному только Мадараме. Он сделал несколько последних сильных тяг, вытягивая остатки из несчастной сигареты и затушил её о гипсовую голову какого-то старого мужика. Исихара его с разных ракурсов вырисовывала, а Шиона она всегда бесила, хоть и идеально подходила основной атмосфере. – Как скажешь, – не противилась девушка, зная, что покорность ему нравится, и он отстаёт от неё так намного быстрее. – Спасибо за сигареты. Взаимной вежливостью ей не ответили. Мадараме схватил её за левую руку, испачканную в крови и, сделав логический вывод, посмотрел на её нос, подмечая возле ноздрей подсохшую кровяную корку. – Чё это у тебя, опять кровища из носа хуярит? Раньше у неё часто это бывало. После того, как Шион её спас, практически постоянно. Девушка неоднократно ему объясняла, что, когда она сильно волнуется, у неё подскакивает давление и идёт кровь из носа. Тогда для Мадараме всё было вполне объяснимо: обычная слабачка – эмоции свои контролировать не умеет, так ещё и со здоровьем не лады. Но за два года Исихара сильно изменилась, и увидеть её в таком состоянии было настоящим удивлением. – Да, – и продолжила объяснения под пытливым взглядом. – Я немного устала в последнее время, наверное из-за недосыпа. Девушка равнодушно пожала плечами, надеясь, что Шион ничего не заподозрит и даже не подумает над иной причиной. Ему совершенно нельзя знать про то, что Исихара знакома с Раном Хайтани. Узнай он эту информацию, то прибьёт... только её наверное – на Рана у него сил не хватит. Собственнический Шион никогда не позволял ей контактировать с парнями. Единственный парень, с которым она встречалась всего пару месяцев, отправился в больницу, избитый людьми из банды, где состоял Мадараме. А к самой девушке относился просто ужасно, позволяя себе разного рода унижения над ней. Мадараме прищурился. Оценил её обескровленные щёки и впалые скулы – действительно что-то с ней не то. Должно быть он слишком сильно загонял её в последнюю неделю, так, что она еле успевала совмещать его приказы с учебой в колледже искусств. – Ладно, ты сейчас мне не нужна. Считай, у тебя выходные эту неделю. Приведи себя в порядок, выглядишь будто вот-вот подохнешь. Шион заржал и похлопал тяжёлой грязной ладонью по её макушке. Девушка уже давно привыкла к его редкому и очень своеобразному проявлению заботы, поэтому лишних вопросов не задавала. Только один насущный. – А в пятницу... мне приходить? Парень уже покидал комнату тем же путем, но прилетевший в спину вопрос заставил его остановиться. Блять, вечно он об этом забывает. И как только Исихара остаётся такой ответственной и все помнит. – Нет, не буду забирать её в этот раз. За его спиной осталась захламленная обитель, которую ему покидать не хотелось. А в ней и Исихара, которую оставлять тоже было неприятно. Смотрела ему в спину погрустневшим взглядом и без того печальных морских глаз, но совсем не его уходом она вызвана. Печаль за маленькую одинокую душу резко охватила её сердце. – Бывай, Исихара, – стоял Шион уже по ту сторону окна, намереваясь задвинуть его обратно. – И не вздумай идти с теми ублюдками, которых сегодня видела. Не нравятся мне их намерения.***
Ран Хайтани уже больше часа сидел на диване в дорогой гостиной, бесстрастно глядя на город, огни которого отражались в его стеклянных зрачках. Грел в руках стакан с элитным алкоголем, что так и остался практически нетронутым. Сейчас в его жизни было всё, о чём он мог только пожелать: высокая репутация, стабильный финансовый доход от деятельности преступной группировки, шикарная квартира в одном из главных небоскрёбов Роппонги. Когда-то он так пылко мечтал об этом, желая утереть нос своему снобу отцу, который пророчил им с братом только пулю во лбу, как следствие к их рвению в криминальный мир. Теперь старик гниёт в гробу на кладбище, а они с Риндо практически на вершине своего успеха. И Ран уверен, что так будет всегда, ведь братьям Хайтани не нужны посредники, чтобы заправлять родным кварталом. Более того, старший уверен, что это всего лишь вопрос времени, когда они смогут подмять под себя весь мир. Но почему-то Рану сейчас так мучительно хуёво. Пустота внутри разрасталась всё сильнее преобразовываясь в огромную дыру, разрывала гниющее нутро, что уже так долго просит исцеления. Он хорошо умел затыкать его краткосрочными ненадёжными методами. Преклонялся гедонизму, периодически забываясь в сексе, алкоголе и насилии. Только вот надолго это не помогало, а пиздец внутри разрастался всё сильнее. Старший Хайтани сейчас с удовольствием бы пригубил крепкого напитка, что так дурманяще облегчал все мысли в голове. Забылся бы в пустой тишине просторной квартиры, но была одна значительная деталь, нарушающая покой привередливого Рана. Непристойные звуки разрывали пространство апартаментов, и, Ран уверен, что стоны пассии Риндо слышно даже на нижних этажах их высотки. До того они были звонкими и полными удовольствия, что у Рана голова трещала. А ещё сосуды в мозгу лопались от злости. Ведь они были такими...настоящими – партнёрши Риндо всегда получали удовольствие от нахождения рядом с ним. Некоторые по-настоящему влюблялись в него, ведь когда плохой парень ведёт себя мило и обходительно только по отношению к тебе, кто на такое не клюнет. В отличие от Рана, Риндо никогда не брезговал целовать девушек, дарить нежные прикосновения и уделять особое внимание прелюдиям, а девушки дарили ему в ответ всех себя, без стеснений показывая, как им хорошо под его сильным телом. И не только ему – старший Хайтани регулярно становился свидетелем чужой интимной жизни. Если раньше ему достаточно было просто закрыться в своей комнате и врубить какую-то музыку, чтобы она хоть немного перекрывала чужие вопли, то последние несколько дней он, как последний мазохист, вслушивался в каждую микроинтонацию, и отмечал как сильно это разниться с теми стонами, что граничили с болевыми выкриками. Каждая девушка испытывала рядом с ним только это: боль. И это стало личным проклятьем Рана Хайтани, которое передал ему покойный отец. Стакан с нагретым напитком едва ли не треснул в его руке. Имя брата протяжным хриплым стоном тянулось прямо до выдержки Рана, мгновенно его разламывая. К черту все это. Самое время снова забыться. Не желая больше растягивать пытку, он отправился в ближайший нормальный ресторан, надеясь, что хороший ужин и какая-нибудь очаровательная девушка рядом с ним смогут что-то исправить.Хотя бы на этот вечер. Рядом с ним – красивая шатенка попивает игристое вино и посылает нежные игривые взгляды. Присланная одним из тех заведений, где они так часто "снимают стресс". Там знают его вкусы от и до, поэтому милых наивных дурочек, которые только стараются такими быть, больше не присылают. А после встречи с Исихарой теперь и блондинок. Он едва ли не выдрал клок волос одной девушке, когда внезапно стал видеть в ее лице, обрамлённом белыми прядями, чёртову Хороми Исихару. Рану противно вспоминать о ней, противно думать, что когда-то ему искренне нравилось такое. Не то чтобы он думал о ней часто. Совсем нет. Просто воспоминания о ней настигали в самый неудобный момент. Лучше бы её существование продолжало быть для него только забытым воспоминанием. Заказанная девушка мило о чём-то трещала, пытаясь завести непринуждённую беседу. Если будет молчать – ей достанется, будет много болтать – отхватит. Поэтому она пыталась соблюдать баланс, делая паузы между вопросами и какими-то ненужными наблюдениями о том, как прекрасен этот не самый дорогой ресторан. Она такая искусственная – только лишь красивая дорогая игрушка, которую можно использовать на одну ночь. С внешностью и влиянием Рана, он мог бы с лёгкостью заполучить какую угодно из бордельных девушек. Но это ему не нужно, ведь от них он не получит настоящих взаимных чувств. И сам он больше никогда не полюбит. Девушка напротив него невероятно привлекательна, но она совершенно не то, что нужно до устали сытому таким Рану. Прикрывает глаза, не желая видеть чуждой ему красоты, но в лиловой радужке на секунду пролетает отблеск. И это сияние он больше ни с чем не спутает. В этот момент кто-то из посетителей решил покинуть заведение, освобождая свой столик и открывая вид на другой. Конечно же, блять, за ним сидела Исихара. После долгого щепетильного изучения её образа, Ран смог признать её за секунды. Сидела за неприметным угловым столиком, беседуя о чём-то с мужчиной средних лет. Слилась с толпой, оставаясь неприметной фигурой среди обстановки заведения. Выглядит абсолютно непринуждённо, наверное и не замечает присутствие Рана здесь. Хотя, по его расчетам, она должна была почувствовать на себе такое пристальное внимание. Спутница Рана заметила, что он вовсю разглядывает незнакомку, и наверняка внутри неё сейчас стрекочет обида, ведь она не способна исполнить своё истинное предназначение и удовлетворить мужчину. Но Хайтани совершенно похуй на её надутые щеки и обиженный взгляд. Он продолжает глядеть на девушку за столом в другом конце ресторана. Хороми покинула свое место, кивая собеседнику и, спросив что-то у официанта, прошла в коридор, ведущий к туалетным комнатам. Сегодня она аккуратно уложила волосы и надела чёрное невзрачное платье. Слишком обычное и дешевое даже для заведений такого уровня. То ли дело эскортница рядом с ним, одетая в синий атлас. Выглядит шикарно и дорого, но Хайтани почему-то продолжает пялиться на Исихару и её ноги не скрытые платьем. Пиздец. Ран выжидает. Ран начинает раздражаться. Он молча оставляет девушку в одиночестве, бестактно направляясь вслед за Исихарой. В руках сжимает родную телескопку, которую всегда держит при себе. И её же удача, если Хайтани сейчас её не прибьет. Мозолить ему глаза на регулярной основе – непозволительное хамство. Исихара стояла у двери, ведущей в женский туалет, так и не направившись туда. Её грустный взгляд скрыт под макияжем, необычным даже при отсутствии в нем ярких цветов. Стоит, вежливо улыбаясь своей знакомой улыбкой на красных губах и невыносимо его раздражает. – Искал меня, Хайтани-сан? Хороми ожидала Рана у входа несколько минут, знала, что он пойдет следом. И конечно же Исихара его заметила, иначе бы просто не выжила при шпионаже. Физической силой она не отличалась, и уйти от толпы преступников большая проблема. Только если ты не маленькая незаметная девчонка. Невысокий каблук позволял достать Исихаре до уровня его подбородка. Она всегда была низкой, и, помнится, Ран в школе обозвал её шкетом, а она так наигранно на это обиделась, вызывая у парня восторг. Тогда Хороми вызывала в нём много чувств, которые не должны были в нем пробудиться. Она была его скелетом в шкафу, о котором не ведал даже брат – человек, которому Ран доверял всё. Она была уязвимым местом, которого никогда не должно было быть, если ты хочешь выжить в суровом мире криминальной Японии. И пусть заросшей глубинной мыслью, но факт, что может стать им вновь – существовал. В нем разливалась непонятная радость, когда он понял, что новому Рану Хайтани- новая Хороми Исихара совершенно не интересна. Не нравятся ему короткие белые волосы – на ощупь они, наверное, отвратительно жёсткие. Не нравятся острые от худобы черты лица, уже далеко не такие милые и мягкие, как это было раньше. И даже губы её не нравятся, пусть её редкая прежняя улыбка на них периодически проскальзывала. Не нравится. Её попытки выглядеть более статусно, в соответствии с таким местом, не скрывали того, что она все ещё такая же дешёвка. Она такой и была, словно мусор, который нужно выкинуть из жизни. И Ран абсолютно уверен, что новая начинка Исихары ему тоже совершенно не по вкусу. А ведь она точно изменилась – перед ним уже совсем не та харизматичная девчонка. Нынешняя Исихара – зашуганная, отстраненная и противно кроткая. Поток несвязанной речи и активная жестикуляция уже не были её отличительной чертой. Теперь же она тщательно подбирала слова и только учтиво кивала; когда ей кидали приказы или сыпали оскорблениями, принимала любую желчь со спокойным лицом. Даже не пытается дать отпор. Жалкая. Исихара до отвращения жалкая. Ран нехотя смотрел на неё, как на грязь из под ногтей, с презрением выплёвывая каждое слово. – Не берёшь денег за прислуживание группировке, потому что и в эскорте нормально? Исихара даже не подняла на него взгляда, и оправдываться не торопилась. Молча вжалась в холодную стенку коридора, и периодически посматривала, не идёт ли кто в сторону уборных. – Могла бы прикупить что-то получше, как только твой "спутник", – Хайтани намеренно сделал акцент на этом слове, чтобы показать их разницу в положении, – не брезгует сидеть с тобой за одним столом. Или это один из мерзких стариков, за которых достойные шлюхи не берутся? Девушка непроизвольно сжала руки в кулаки, натягивая на запястьях тёмную ткань, и Ран подметил, что снова надела на себя этот странный атрибут. Чёрные полуперчатки облегали её предплечье до самого локтя. Исихара злилась, но это была до того сдержанная эмоция, что, если бы не этот выдающийся жест, Хайтани этого бы не заметил. – Не думаю, что моя жизнь вне "прислуживания группировки" стоит обсуждения. Хороми полностью упустила момент, когда холод металла припечатал её руку к холодной стене. Ран Хайтани с особой грацией разложил свое фирменное оружие в долю секунды, чтобы слегка её припугнуть. Это даже не удар – так, считай, просто погладил оружием по руке. Девушка только удивлённо моргнула опущенными ресницами, не награждая его больше ничем интересным. – Конечно, нам похуй, с кем ты там трахаешься в свободное время. Оружие двинулось выше, медленно очерчивая ряд рёбер, обтянутый тёмной, такой непрочной и дешёвой тканью. Ран с упоением рассматривал, как открытые участки кожи покрываются мурашками после соприкосновения с холодным предметом. Как сдержанно она дернулась, когда прошёлся телескопкой по острым ключицам. И как судорожно выдохнула, когда дубинка остановилась на шее, чуть затрудняя приток кислорода. С такой позиции очень удобно чувствовать, как сбивается её дыхание под натиском страха. – Только вот, Исихара, какая гарантия, что ты не продаёшься нашим врагам прямо сейчас? Взгляд девушки метнулся в сторону, и Ран понял, что её шпионское нутро что-то уловило. Прежде чем она успела открыть рот и оправдываться, Хайтани снова её перебил. – Отправляешься со мной. Немедленно. Парень отпустил Исихару, давая свободу движениям и немедленно отвернулся, подмахивая дубинкой как жест: "следуй за мной". Но упрямая Хороми осталась стоять на месте. – Мне нужно предупредить, что я ухожу, – тихо бросила она и получила недовольный взгляд через плечо. – Если я сказал, что идёшь за мной, значит ты идёшь за мной, ясно? У Исихары внутри назревает протест, она вот-вот выдаст ему какое-то сдержанное пререкание, но лицо её неожиданно искажается в испуге. Ровно с тем моментом, как на пути Рана возникает мужчина. – Хороми, что здесь происходит?